CC BY
8
УДК 821.352.3
ББК 83.3 (2=Ады)
Х 16
Хакуашева М.А.
Доктор филологических наук, профессор, ведущий научный сотрудник сектора кабардино-черкесской литературы Института гуманитарных исследований Кабардино-Балкарского научного центра РАН, e-mail: dinaarma@mail.ru
Проблемы нравственного антагонизма в прозе Ю. Шидова (на примере рассказа «Ужин на двоих»)
(Рецензирована)
Аннотация:
Одной из важных задач стала необходимость обозначить наиболее важные особенности феномена адыгской русскоязычной литературы на примере анализа рассказа «Ужин на двоих» современного черкесского писателя Ю. Шидова. Подобное исследование является особенно актуальным в настоящее время, так как русскоязычная литература народов Северного Кавказа — одно из наиболее динамично развивающихся и наименее разработанных направлений. Адыгская литература постсоветского периода отмечена не только совмещением нескольких видов литературных жанров, но разных сфер искусств. В частности, получает развитие сочетание литературы и игрового кино как весьма близких друг другу способов художественного выражения. Так формируются синтетические формы искусства и литературы. Появившийся термин «литературная кинематографичность» применяется для отражения «зримости» художественного произведения или вербального обозначения в нем литературных приемов. Тенденция к неофилогизму, которая наблюдается в адыгской литературе во второй половины ХХ — начале XXI века особенно подвержена этой особенности. Возможно, она объясняется общим свойством неомифологического искусства, которое выражалось в стремление к художественному синтезу разнообразных и разнонаправленных традиций. Все эти устремления своеобразно воплотились в начале ХХ века в кинематографе. Отражены особенности авторского идиостиля, жанровая специфика Ю. Шидова. Два важнейших аспекта в творчестве писателя - индивидуальное и социально-политическое - оказываются в нерасторжимом единстве. Автор использует образы-символы, которые усиливают общую тональность, обостряют драматизм повествования. Доминирующей тематической проблематикой автора является нравственный кризис, который во многом обусловлен переходным историческим периодом 90-х годов. Полученные результаты явятся необходимым этапов для дальнейших исследований творчества современных русскоязычных адыгских писателей.
Ключевые слова:
Идиостиль, социальное неравенство, нравственный кризис, эпистема, образы-символы, нестяжательство, юродивый, святой.
Khakuasheva M.A.
Doctor of Philology, Leading Researcher of Department of the Kabardino-Circassian Literature at Institute of Humane Researches of the Kabardino-Balkarian Scientific Center of the Russian Academy of Sciences, e-mail: dinaarma@mail.ru
Problems of moral antagonism in Yu. Shidov's prose (as shown by the story «Dinner for Two»)
Abstract:
One of the important tasks of the author of this article was the need to identify the most important features of the phenomenon of the Adyghe Russian-language literature using an example of the analysis of the story «Dinner for Two» by the contemporary Circassian writer Yu. Shidov. Such a study seems especially relevant at the moment, as the Russian-language literature of the peoples of the North Caucasus is one of the most dynamically developing and least developed areas. The Adyghe literature of the post-Soviet period is marked not only by combining several types of literary genres, but also by different spheres of arts. In particular, the combination of literature and game cinema gains development as ways of art expression close to each other. Thus, synthetic forms of art and literature are formed. The newly-emerged term "literary cinematography" is used to reflect the «visibility» of a work of art or the verbal designation of literary devices in it. The tendency towards neomythologism, which is observed in the Adyghe literature in the second half of the 20th and the beginning of the 21st century, is especially subject to this feature. Perhaps, it is explained by the general property of neo-mythological art, which was expressed in the desire for artistic synthesis of diverse and multidirectional traditions. All these aspirations were originally embodied in the beginning of the twentieth century in the cinema. The article reflects the features of the author's idiostyle, the genre specificity of Shidov. The two most important aspects in the writer's work - individual and sociopolitical - are in indissoluble unity. The author uses image-symbols, which strengthen the general tonality, exacerbate the dramatic nature of the narrative. The author's main thematic problematic is the moral crisis, which is largely due to the transitional historical period of the 1990s. The results obtained will be necessary steps for further studies of the creativity of contemporary Russian-speaking Adyghe writers.
Keywords:
Idiostyle, social inequality, moral crisis, episteme, images-symbols, non-covetousness, holy fool, holy man.
Адыгская литература постсоветского периода отмечена не только совмещением нескольких видов литературных жанров, но разных сфер искусств. В частности, получает развитие сочетание литературы и игрового кино как весьма близких друг другу способов художественного выражения, - в первом случае имманентным средством является слово-образ, в кинематографии - визуальный образ. Так получают развитие синтетические формы искусства и литературы. В этом смысле театральное искусство и кинематограф являются показательными, представляя собой синтез музыки, живописи, литературы. Появившийся термин «литературная кинематографичность» применяется
для отражения «зримости» художественного произведения или вербального обозначения в нем литературных приемов.
Тенденция к неофилогизму, которая наблюдается в адыгской литературе во второй половине ХХ — начале XXI веков, особенно подвержена этой особенности. Возможно, она объясняется «общим свойством неомифологического искусства», которое выражалось в «стремление к художественному синтезу разнообразных и разнонаправленных традиций. Все эти устремления своеобразно воплотились в начале ХХ века в кинематографе» [1: 178-179].
Подобное синтетическое начало художественного дискурса характерно для творчества современных кабардинских
русскоязычных авторов, таких как А. Ма-коев («Натюрморт с чайкой», «Потешный круг»), А. Балкаров («Реквием по нарисованной жизни»).
Творчество черкесского русскоязычного писателя Юрия Шидова оказывается в русле обозначенной общей тенденции. Его произведения вошли в сборники прозы писателей Кавказа «Война длиною в жизнь» (2007 г.), «Цепи снеговых гор» (2009 г.), выпущенные в Москве Всероссийским Фондом социально-экономических и интеллектуальных программ (ФСЭИП).
Два важнейших аспекта в творчестве Ю. Шидова - индивидуальное и социально-политическое - оказываются в нерасторжимом единстве. Кроме киноповести «Давай улетим на облаке» другим воплощением этой тематики становится все творчество Ю. Шидова, в том числе рассказ «Ужин на двоих».
Главный герой Аким Ильич, бездомный, увидел импозантного, крайне расстроенного господина лет сорока, который не пожелал назваться. Аким пожалел его, пригласил к себе, гость принимает приглашение и между ними завязывается беседа. Содержание блатной песенки, которую процитировал гость, проясняет его ситуацию: он совершенно одинок и никому не нужен, вероятно, в результате регулярных сомнительных финансовых махинаций, которые обеспечили ему, тем не менее, баснословное богатство. Денег у меня, папаша, немеренно..., - признается он Акиму [2: 713]. Со своей стороны, старик на предложение объяснить причину беды, которая его так низко опустила отвечает просто: А никакой беды не было... Я по собственной воле выбрал себе этот уютный уголок.
Ситуация Акима оказывается весьма типичной для постсоветского периода: ...после смерти супруги между детьми начался раздор из-за жилплощади. А я, как человек мирный, обеспеченный стандартным пенсионным пособием, поки-
нул их [2: 713]. Одна эта фраза открывает глубину драмы Акима Ильича: потерю супруги, алчность детей, для которых, по всей вероятности, он отдал все, что имел.
Аким Ильич предлагает гостю разделить скромный ужин: содержимое консервной банки, разогретой на примусе, разведенный спирт, настоянный на гранатовой кожуре; гость украдкой вытирает горлышко и угощается. Диалог между ними выглядит достаточно странно: бедняк сочувствует богачу и обездоленный нищий Аким успокаивает гостя:
Вы успокойтесь, - говорил он, - в этой жизни всегда найдется выход. Попробуйте-ка братец, вывернуться наизнанку и заглянуть в свою душу изнутри. И тогда вы поймете, что все, чем жили прежде, - это прах и тлен. А самое главное — быть независимым от мирской суеты, недолговечных благ и мелоч-ныхудовольствий [2: 15].
Таким образом, герой рассказа — не слабоумный чудак, а человек, преодолевший обычную шкалу житейских «ценностей», увидевший в материальной зависимости не только иллюзию, но и корень зла. Неслучайно он наивно советует гостю принять единственную возможную на его взгляд позицию отказа от угнетающего материального начала, ограничив зависимость от него лишь жизненно необходимым.
За этой позицией стоит российская история нестяжателей — монашеского движения в русской православной церкви конца XV— первой половины XVI веков, появление которого связано со спором о монастырском землевладении, против которого они выступали. Эта идеологема не только повлияла на формирование целого направления в русском православии, но во многом определило дух русской интеллигенции, основанный на идее нестяжательства. Образ юродивого, блаженного в исконной русской культуре ассоциируется со страстями Христа, поэтому столь популярны литературные образы в классической русской литературе, (а так-
же в советской как ее непосредственной преемнице), такие как князь Мышкин из романа Ф. Достоевского «Идиот», Платон Каратаев из романа Л. Толстого «Война и мир», Юшка из одноименного рассказа А. Платонова и др., за которыми угадывается прототип Спасителя. Образ Акима - манифестация преемственности традиций русской литературы в творчестве черкесского писателя Ю. Шидова.
За нищетой Акима Ильича — выстраданная глубокая философская система, превратившаяся в твердую мировоззренческую установку, которую, разумеется, не способен понять случайный гость. Аким держится очень просто, но с большим чувством собственного достоинства: Я живу в своем колодце, как король в своем замке, и каждый колодец в этом городе — мое пристанище. И везде мне уютно, тепло и свободно. Я счастлив и горд этим...
- Ты что, счастлив своей собачьей жизнью?
- А разве не вы этой ночью завидовали собакам?.. Это же вы скулили, как бездомная псина над моим люком, пока я не соизволил вам подняться ко мне.
- Как это подняться? - Пришелец задрал голову и глянул на чугунную крышку колодца, слегка надвинутую на круглый вход над головой. - В эту преисподнюю я спустился, а не поднялся [2: 716].
Удивительной кажется совершенно спокойная реакция Акима Ильича на свое тяжелое положение; глубокое смирение в сочетании с внутренним величием, качества, которые его роднят с лучшими героями классической русской литературы, высокий гуманизм которых ставит их на грань юродивых и святых одновременно.
Между хозяином и гостем нарастает конфликт, который вряд ли можно было избежать, ведь они выразители противоположных мировоззренческих установок. Гость не понимает лексику Акима, который употребляет ее в иной нравственной парадигме. Так, слово «подняться» он
воспринимает буквально, тогда как старик имел ввиду понятие духовное.
Автор не уточняет подробностей убийства, совершенного гостем, а лишь констатирует, что старика наутро нашли убитым. Гость же в это время шел уверенной быстрой походкой. На ходу он достал сигарету с золотистым фильтром, прикурил и, пахнув дымом, тихо пробормотал: «Поезда катят дальше, а колодцы остаются» [2: 718]. Таков неутешительный финал рассказа, в котором гость выступает символическим образом дикого капитализма с повадками хладнокровного убийцы. Оказываются поверженными, «убитыми» прежние непреходящие ценности: доброта, духовность, сочувствие, бескорыстие, то есть все, что входит в понятие гуманизма, воплощаемого образом Акима Ильича.
Остается лишь догадываться, что явилось причиной жестокого убийства: далеко зашедший конфликт или нежелание оставлять свидетеля какой-нибудь лишней информации, которую гость поведал старику спьяну. Не исключено убийство из садизма. В любом случае, финал трагичен и не оставляет никаких иллюзий относительно каких бы то ни было возможных компромиссов между классом «новых» нуворишей и нищими - огромной массой стремительно беднеющего населения. Антагонизм, по мысли автора, не только и не столько в имущественном неравенстве, сколько в когнитивном антагонизме нравственных понятий, который разделяет полярные классы и не оставляет никаких возможностей понять друг друга.
Художественный стиль рассказа визуально отчетлив и сенситивен. Так, например, автор описывает передвижения главного героя: ...Ступая по арматурным скобам, поднимается к люку и осторожно сдвигает его в сторону. Высунувшись из колодца по плечи, он вглядывается в тьму, туда, откуда доносятся странные звуки [2: 711].
Автор использует образы-символы,
которые усиливают общую тональность, обостряют драматизм повествования: березка, сваленная недавней бурей, очки с треснувшим окуляром и нитяной тесемкой вместо дужки, оставшиеся лежать возле тела — свидетельства хрупкости, незащищенности гуманистического начала, не способного противостоять сокрушительному напору финансового капитала, грубой животной силе, воплощенной в его носителях.
Социальные-экономические, политические процессы 90-х, отраженные в творчестве Ю. Шидова, предвосхитили начало распада общественно-экономической формации и соответствующей эпистемы с последующим зарождением и формированием анархических капиталистических отношений и «свободного» рынка. Негативные тенденции северокавказских регионов в канун «перестройки», отраженные в художественном пространстве черкесского писателя, актуализируют исторический аспект общего кризиса Юга России.
Своеобразие авторского стиля - в сочетании лирического и философского начал. О подобном единстве упоминает К.Г. Шаззо в монографии «Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах»: «Это единство противоречивых начал: чувства и разума, спокойной элегичности и напряженного ритма, констатация фактов и скрупулезного их исследования. Успех ее зависит от характера, духовных и интеллектуальных ресурсов личности» [3: 213].
Другой особенностью творчества черкесского прозаика является ориентированность на социальном и личном, в отличие от большинства современных адыгских писателей, художественный интерес которых акцентирован на внутреннем мире героев, что позволяет применить к ним определение «экзистенциальная проза». «Если Къеркегор отвергал любые попытки объединить внешнее и внутреннее и считал, что каждый человек отгорожен
от других людей непереходный стеной, то диалектика Гегеля, отвергнутая датским философом, напротив, утверждала, что внутреннее и внешнее как в объективной действительности, так и в человеке, образуют диалектическое единство. Это единство существует как нерушимая структура, и заключенное в нем противоречие при транспозиции в сферу романа порождает нарративное действие» [4: 393].
Общая особенность идиостиля Ю. Шидова - «зримость» прозы - нашла воплощение в еще одном важном аспекте его творческой деятельности - драматургии. В 2009 году вышла книга «Остров надежды» (по его одноименной пьесе), в которую вошли драматургические произведения автора, такие как «В чужой рубашке», «Остров надежды», «Лицедеи с Бродвея», «Первомайский тупик», «У истоков империи», «И наступит светлый день».
В 2010 г. Ю. Шидовым была написана пьеса (в соавт. с М. Шаковым) «Звезды венского неба» о Герое Советского Союза Умаре Хабекове, погибшем при освобождении Австрии от фашизма.
По пьесам Шидова «Разве мы чужие?», «Перевал», «И наступит светлый день» поставлены спектакли. Пьеса «И наступит светлый день» вошла в альманах пьес драматургов Северного Кавказа, изданный в 2009 г. в Париже на французском языке.
Пьеса «У истоков Империи» (2007) посвящена историческим связям народов Кавказа с Россией, в настоящее время она включена в репертуар Республиканского черкесского драмтеатра. Ю. Шидо-вым подготовлен к изданию роман «Спасибо, что ты есть», сборник поэзии и прозы «Окно с видом на жизнь», новые драматургические произведения.
Творчество Ю. Шидова, оставаясь неповторимым оригинальным феноменом, тем не менее, реализуется в русле общих тенденций русскоязычной адыгской литературы, которые отмечает О. Абакарова: «Авторами перерабатыва-
ются классические темы, используют- ные» произведения и авторы, использу-
ся традиционные сюжеты, существует ются элементы древнейших видов лите-
явная и скрытая цитация, аллюзии, за- ратурного искусства, актуализируются
имствования, пародируются «извест- мифы» [5: 136].
Примечания:
1. Хакуашева М.А. Современный литературный миф: генезис и тенденции // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. Майкоп, 2016. Вып. 3. С. 176-182.
2. Шидов Ю.Х. Ужин на двоих // Война длиною в жизнь: сб. рассказов северокавказских писателей. М., 2007. 764 с.
3. Шаззо К.Г. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. Тбилиси, 1978. 237 с.
4. Прието А. Нарративное произведение: из книги «Морфология романа» // Семиотика. Антология. М., 2001. 702 с.
5. Абакарова О.М. Современная русскоязычная проза Кабардино-Балкарии: поэтика стилей и жанров: дис. ... канд. филол. наук. Нальчик, 2005. 154 с.
References:
1. Khakuasheva M.A. Modern literary myth: genesis and trends // Bulletin of the Adyghe State University. Ser. Philology and the Arts. Maikop, 2016. Iss. 3. P. 176-182.
2. Shidov Yu.Kh. Dinner for two // War of the lifetime: coll. of stories of the North Caucasian writers. M., 2007. 764 pp.
3. Shazzo K.G. Art conflict and the evolution of genres in Adyghe literatures. Tbilisi, 1978. 237 pp.
4. Prieto A. A narrative work: abstract from the book «Morphology of the novel» // Semiotics. Anthology. M., 2001. 702 pp.
5. Abakarova O.M. Modern Russian-language prose of Kabardino-Balkaria: poetics of styles and genres: Diss. for the Cand. of Philol. degree. Nalchik, 2005. 154 pp.
