CC BY
134
С. В. Караваева
ПРОБЛЕМЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ФИЛОСОФИИ ПЛАТОНА В КОНТЕКСТЕ ТЕРМИНОЛОГИИ АРИСТОТЕЛЯ
Первый, кто дает нам свою интерпретацию учения Платона, критикуя и одновременно включая ее в контекст собственной философской системы, — Аристотель. Все последующие в истории философии обращения к учению Платону, его интерпретации неизбежно имеют в виду критику его Аристотелем. Но насколько значима эта критика для нашего понимания Платона? Так, например, для Гадамера: «Философия Платона, если ее хотят интерпретировать философски, с необходимостью должна интерпретироваться, преломляясь через Аристотеля»1. И речь здесь идет не о том, что Аристотель правильно или неправильно понял Платона; собственно, значимость интерпретации в том и состоит, что текст может быть интерпретирован в различных, а порой даже противоположных смыслах. Поэтому, несмотря на всю критику Аристотелем Платона, учение самого Аристотеля мы можем истолковать и как последовательно платоническое, и как критику Платона. А дело в том, говорит Гадамер, что «Аристотель спроецировал Платона на уровень понятийной экспликации. И предметом его критики является тот Платон, который изображается в этой проекции»2. Конечно, Платон, замечает Гадамер, «это нечто большее, чем способен сконструировать из него Аристотель и понятийный анализ»3. С Аристотелем принципиально меняется подход к языку философии: в речи не должно быть двусмысленностей, она должна быть логичной, построенной на силлогизмах, быть доказательной. Как опять-таки говорит Гадамер: Аристотель «берет в качестве терминологически зафиксированного то, что у Платона вовсе не обязательно подразумевается терминологически»4.
Диалоги Платона лишь нацелены на выявление значения какого-либо слова, с тем чтобы дать ему определение, и которые, как мы знаем, ничем не заканчиваются — мы с интересом следим за многозначностью определяемых понятий: что
1 Гадамер Х.-Г. Диалектическая этика Платона. СПб., 2000. С. 29
2 Там же. С. 28.
3 Там же. С. 29.
4 Там же. С. 33.
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2013. Том 14. Выпуск 3
97
такое прекрасное, добродетель, мужество. В конце концов, в «Теэтете» им рассматривается фундаментальный вопрос философии — что такое знание, поскольку «философия, собственно, и есть приобретение знания» (288d)5, но и здесь мы вынуждены констатировать, что у нас нет определения знания, как нет и определения прекрасного «самого по себе». И собственно, определения чего-либо «самого по себе» и не может быть у Платона, ведь определение хочет определить так, чтобы перестать быть словами, и указать на то, что оно определяет. Но это определяющее не может выйти за пределы слов, которыми оно определяется. Собственно, то, что мы хотим определить как «само по себе» у Платона есть идея. А то, что мы выводим, определяем, — это лишь мнение (докса), идея же — это то, что мы схватываем как целое, узнаем в этом данном, понимаем. Схватить в данном случае значит умозреть этот эйдос. Для Платона невозможно довести ясность языка до такой степени, чтобы получить в конце определенное, единственное значение. По-своему Платон решает эту проблему, т. к. философская речь требует своего à.ôyoç oùaiaç — и это его апелляция к математике, именно математика может быть языком чистых созерцаний, уводящим нас от двусмысленностей, многозначности. Но здесь есть одно но: математика сама конструирует свой предмет, поэтому и прекрасный космос «Тимея» носит лишь правдоподобный характер. Собственно, вопрос языка философии — это вопрос формы философской мысли и соответствующей ей речи, того, как мы можем выразить эту «происходящую внутри души беззвучную беседу ее с самой собой» (257b)6. В своих диалогах Платон скорее спорит, ведет дискуссию. Речь, которую «душа ведет сама с собой», в диалогах разворачивается вовне, вовлекая в этот разговор предшественников и современников: в «Филебе» Платона включаются пифагорейцы, в «Теэтете» он сталкивает Протагора и Парменида, в «Горгии» он требует, чтобы Горгий сказал ему: что же это такое за искусство — красноречие, в «Софисте» он обращается опять-таки к Пармениду и к учениям противоположным ему, пытается определить кто же такие софисты. Он критикует (крткг| — в одном из значений — значит искусство (téxvr|) разбирать, различать), но его критика отличается от критики Аристотеля тем, что он вовлекает предшественников и современников в диалог, а не включает их в собственную философскую систему. Для Аристотеля рассмотрение Платона и, вообще, предшественников есть рассмотрение их в контексте заданного им дела философии — поиска начал и причин сущего, где этот поиск есть метод его исследования (це0-о5ос как путь вслед за чем-то). Он говорит: «Сама суть дела указала им путь и заставила их искать дальше»(984а19)7. Такое понимание философии Стагиритом, нацеленное на поиск начал причин сущего, по сути, имеет своими главными вопросами — что значит знать и как возможно знание. И может ли оно быть однозначно выражено в языке в виде своих основных определений (понятий) — таких как бытие, истина, мышление. Для Аристотеля Гераклит, считающий, что «одно и то же может быть существующим и несуществующим» (1005b20)8, без сомнения ошибался. Истинное и ложное для Стагирита, собственно, не в вещах, и тем более не в словах, ведь слово всего лишь знак и его значение может быть
5 Платон. Теэтет // Платон. Сочинения. Т. 2. М., 1970.
6 Платон. Софист.
7 Аристотель. Метафизика // Аристотель. Сочинения. Т. 1. М., 1976.
8 Там же.
твердо установлено, истинное и ложное в своем основном значении9 содержатся только в суждении10. Для Аристотеля важно различить каждое понятие, найти все его значения, поэтому любое его изложение чего-либо начинается с того, что «должно определить, в скольких именно значениях мы будем говорить» об этом обсуждаемом понятии. И «не важно, — говорит Аристотель, — <...> если кто скажет, что слово имеет больше одного значения, лишь бы их было определенное число; в таком случае для каждого значения можно было бы подобрать особое имя. <...> Если же слово имеет бесчисленное множество значений, — продолжает Аристотель, — то совершенно очевидно, что речь была бы невозможна» (1006b)11. Собственно, для Аристотеля философия на пути познания (определения) своих основных понятий должна довести язык до такой степени ясности, освобождаясь от всех двусмысленностей, многозначности, чтобы в итоге получить определенное, единственное их значение.
В связи с этим возникает вопрос: если, как говорит Гадамер, «понятие становится подлинным языком философствования», и мы подходим, таким образом, к текстам Платона, не привносим ли мы иной смысл в сказанное Платоном?
Понимание Аристотелем дела философии как поиска начал и причин сущего, начиная с Античности, имеет непрекращающуюся философскую традицию. Тот факт, что Аристотель рассматривал своих предшественников как тех, «кто предвосхитил одну или несколько его «причин»12, становится в последующей философской традиции чем-то не подлежащим сомнению: можно прочитать в любой философской энциклопедии, что первые философы говорили именно о началах: Фалес о воде, Анаксимен о воздухе, Гераклит об огне. Но как замечает Лебедев: «Все доксографические сообщения типа “такой-то принимал за арх^ то-то” через Теофраста восходят в конечном счете к Альфе Метафизики Аристотеля, где эта формулировка задана проблематикой трактата»13. Именно благодаря Аристотелю начало становится философским термином, принципом, с помощью которого последующая философия подходит к интерпретации предшествующей. Но встает вопрос: о началах и причинах ли шла речь у первых философов? Так, например, в «Софисте», когда речь заходит о предшественниках, мы не встречаем в греческом тексте слова арх^14:
«Фере, ónóooi 0ep|ióv ка! yuxpov ^ ttve 5úo totoútw та návT’ eívaí фате, tí поте ара t’ ¿л’ á^oív ф0е"ууеа0е, А.е'уоуге^ ацфш ка! ¿kOi^oy еЬац tí tó еЬа1 toüto únoXá^w^ev ú^üv; лóтероv трпш пара та 5то ¿кегуа, ка! трíа tó nav áAAa 5то eTi ка0’ йца^ Ti0&|iev;
9 Нужно заметить, что понятие истинного у Аристотеля можно встретить и в отношении вещи, и в отношении представлений, но этим ситуациям свойственно не одно и то же, хотя в отношении к одному и тому же, т. е. они называются истинными не в одинаковом, но в аналогичном смысле. См. подробно: Франц Брентано. О многозначности сущего по Аристотелю. СПб.: ВРФШ, 2012.
10 «Ложное и истинное не находятся в вещах, <...> а имеются в рассуждающей мысли» (1027Б25) (Аристотель. Метафизика).
11 Аристотель. Метафизика.
12 Кессиди. От мифа к логосу: Становление греческой философии. СПб., 2003. С. 123.
13 Лебедев А. В. АРХН и ТО ПЕР1ЕХОЫ у досократиков // Античная балканистика, 3: Языковые данные и этнокультурный контекст Средиземноморья. Предварительные материалы. М., 1978. С. 33.
14 См. подробно: Караваева С. В. «Филеб» Платона в контексте поиска начал и причин Аристотеля: Сборник по итогам международной конференции «Платон и платонизм в европейской культуре» (находится в печати).
oü "yáp пои toív ye 5uoív KaXoüvtec Gátepov ov ацфотера ó^oíwc eívat Xé^ete^ a^eSov ^ap av á^otépwc ev, áXA’ oü 5úo eítr|v» (243de)15.
И здесь переводчик, а перевод всегда есть скрытая интерпретация, сталкивается с определенной трудностью: как возможно перевести без уточняющего понятия начала то, что говорили первые философы, ведь очевидно же, что их речь была именно о началах. Ананьин в переводе данного фрагмента решает эту проблему заключением начала в так называемые квадратные скобки: «Ну-ка, вы все, кто только утверждает, что теплое и холодное или другое что-нибудь двойственное есть все, — что произносите вы о двух [началах бытия], когда говорите, будто существуют они оба вместе и каждое из них в отдельности? Как нам понимать это ваше бытие? Должны ли мы, по-вашему, допустить нечто третье кроме тех двух и считать все тройственным, а вовсе не двойственным? Ведь если вы назовете одно из двух [начал] бытием, то не сможете сказать, что оба они одинаково существуют, так как в том и другом случае было бы единое [начало], а не двойственное»(243е)16. В западной традиции, например, Фаулер так же не может обойтись в своем переводе данного фрагмента без уточняющего principle17, хотя Тэйлор или Дюрлингер18 переводят данный фрагмент без уточняющего понятия начала. Но, опять-таки, тот же Тейлор в своей работе «Plato: The Man and His Work», обсуждая обращение Платона к пифагорейской тематике в «Филебе» и говоря о пределе, беспредельном, их смешении, не может обойтись без аристотелевской терминологии, и говорит о них, используя термин категория19.
И все-таки, если для учений фисиологов применение термина ápx^ является скорее обобщающим и не несет в себе проблемы, ведь начало у них есть то, из чего как первого все возникает и во что все исчезает, и нет никакой логической необходимости доказывать его первенство, так как нет принципиально иного, по отношению к которому оно было бы первое, то другое дело — Платон20. Применяя в своей интерпретации его учения этот аристотелевский принцип apx^, мы сталкиваемся с апорией: как возможно помыслить начало независимым от того, началом чего оно является, т. е. как идеи (то, что есть само по себе) могут выступать началами чувственного мира? Предельно ясно данная апория раскрывается Платоном в «Пармениде», где мы сталкиваемся с невозможностью помыслить единое в качестве начала для всего существующего. С Аристотелем наша интерпретация учения Платона приобретает совсем другой характер: мы начинаем говорить не о причастности идей и вещей, а соотносить их с началом. И здесь мы, в отличие от первых философов, сталкиваемся с трудностью понимания (использования) понятия начала. Хорошо видна эта трудность на примере неоплато-
15 Plat. Soph. // Platonis Opera. Tomus I / recognoverunt brevique adnotatione critica instruxerunt E. A. Duke et al. Oxonii, 1995.
16 Платон. Софист.
17 «What are we to understand by this «being» (or «are») of yours? Is this a third principle besides those two others, and shall we suppose that the universe is three, and not two any longer, according to your doctrine?» (243е). Plat. Soph. // Plato in Twelve Volumes. Vol. 12. Trans. by Harold N. Fowler. Cambridge, MA: Harvard University Press; London: William Heinemann Ltd., 1921.
18 Plato. The Sophist & The Statesman, Translation and Introduction by A. E. Taylor. London, 1971. P. 138); Plato. Sophist. Vol. IV. Translation with an Introductory Commentary by J. Duerlinger. New York, 2009. P. 105).
19 Taylor A. E. Plato: The Man and His Work.//Methuen & Co. Ltd: London, 1926. Р. 408.
20 См. подробно: Караваева С. В. «Филеб» Платона в контексте поиска начал и причин Аристотеля.
ников, когда единое Платона начинает ими осмысляться в контексте аристотелевского начала, которое в строгом смысле, в платоновском, началом быть названо не может, и не называется им, и тем самым остается для неоплатоников неразрешимой проблемой, показывая в принципиальных моментах несводимость друг к другу философского языка Платона и Аристотеля.
Да, интерпретация, без сомнения, связана с тем, как мы понимаем язык философии. Но как говорит Бибихин: «Язык философии не должен значить, что мы нашли в философии — помимо философии — еще и ее язык»21. Собственно, вопрос языка философии — это вопрос формы философской мысли и соответствующей ей речи. То направление, которое ей задает Аристотель, когда, как говорит Гадамер, «понятие становится подлинным языком философствования», опосредует наше прочтение Платона, давая возможность иного смысла, более того — иной логики установления смысла.
ЛИТЕРАТУРА
1. Plato in Twelve Volumes. Vol. 12. Trans. by Harold N. Fowler. Cambridge, MA: Harvard University Press; London: William Heinemann Ltd., 1921.
2. Plato. Sophist. Vol. IV. Translation with an Introductory Commentary by J. Duerlinger. New York, 2009.
3. Plato. The Sophist & The Statesman, Translation and Introduction by A. E. Taylor. London,
1971.
4. Platonis Opera. Tomus I / recognoverunt brevique adnotatione critica instruxerunt E. A. Duke et al. Oxonii, 1995.
5. Taylor A. E. Plato: The Man and His Work // Methuen & Co. Ltd. London, 1926. Р. 408.
6. Аристотель. Сочинения. Т. 1. М., 1976.
7. Бибихин В. В. Язык философии // Лекция 1. МГУ (12 сентября 1989 г.) http://www. bibikhin.ru/audio/
8. Гадамер Х.-Г. Диалектическая этика Платона. СПб., 2000.
9. Караваева С. В. «Филеб» Платона в контексте поиска начал и причин Аристотеля / Сборник по итогам международной конференции «Платон и платонизм в европейской культуре» (в печати).
10. Кессиди Ф. От мифа к логосу: Становление греческой философии. СПб., 2003.
11. Лебедев А. В. APXH и ТО ffiPIEXON у досократиков // Античная балканистика, 3: Языковые данные и этнокультурный контекст Средиземноморья. Предварительные материалы. М., 1978.
12. Платон. Сочинения. Т. 2. М., 1970.
13. Брентано Ф. О многозначности сущего по Аристотелю. СПб., 2012.
21 Бибихин В. В. Язык философии // Лекция 1. МГУ (12 сентября 1989 г.) http://www.bibikhin. ru/audio/
