CC BY
65
рынки 92% мирового экспорта героина и опийного мака. Доходы от наркоторговли превышают 3 млрд. долл.
России следует пристально отслеживать политическую обстановку в Афганистане, имея в виду, что на данном этапе возможностей реально влиять на нее в ту или иную сторону у нее пока нет. Это отнюдь не означает, что в будущем у нее не появится рычагов влияния, тем более что некоторые нынешние афганские политики уже обозначили свою «пророссийскую ориентацию» (в значительной степени вынужденную). В ближайшее время мы станем свидетелями обострения политической борьбы между различными группировками, партиями и отдельными «сильными личностями» в правительстве. России следует действовать предельно осторожно, руководствуясь принципом «не навреди». В 2009 г. в Афганистане предстоят президентские выборы, и их итог пока предсказать достаточно трудно.
Наши страны при любом политическом раскладе как в Афганистане, так и в России друг от друга все равно никуда не денутся. Россия явочным порядком участвует в афганских делах, начиная как минимум с 1830-х годов (при любых правительствах как в Афганистане, так и в России), даже если это участие временами выражалось просто в виде «фактора». Афганистан для России - не «банановая республика» и никогда таковой не являлся, а геополитические реалии XIX в. делают игнорирование Россией и Афганистаном друг друга просто невозможным.
«Форум», М., 2009 г., ЬХП-ЬХШ, с. 83-98.
М. Халиль,
востоковед
ПРОБЛЕМЫ ИДЕНТИЧНОСТИ В СОВРЕМЕННОМ ЕГИПЕТСКОМ ОБЩЕСТВЕ
Глобализационные процессы в современном мире вызвали к жизни ответную реакцию в виде процессов локализационных или регионализационных. Египетское общество, остававшееся консервативным на протяжении многих веков, в наши дни испытывает на себе все «прелести» глокализации, особенно в сфере национально-культурной идентификации. Сегодня вопрос о национально-культурной идентификации становится одним из важнейших, приобретая поистине глобальный характер. Им все больше интересу-
ются СМИ; его исследованию посвящено множество научных и публицистических трудов. Активность проявляют представители различных наук, в числе которых культурология, этнопсихология, политология и др. Особый аспект проблемы идентичности изучает современная социология, выдвигая на первый план анализ социокультурной динамики. При этом используются как классические, так и неклассические методы исследования. Можно с уверенностью утверждать, что в рамках теоретической социологии сегодня формируется новейшее направление - «социология идентичности».
Не будет большим преувеличением утверждать, что египетское общество, остававшееся консервативным на протяжении многих веков, в наши дни испытывает на себе все «прелести» глокали-зации. Сегодня египтяне, как и многие другие представители «традиционных» обществ, являются свидетелями того, как, с одной стороны, расшатываются вековые устои и ослабляется приверженность обычаям, а с другой - усиливается интерес всех слоев общества к местным традициям и нормам, возрастают их роль и значение в процессах социальной регуляции. В свете сказанного не удивительно, что поиск ответа на вопрос об идентичности является одним из приоритетных направлений современной египетской мысли. В этом отношении Египет схож с остальными странами мира, где внимание к вопросу об идентификации усиливается пропорционально влиянию «глокализационных» процессов.
В числе наиболее заметных и влиятельных работ, описывающих египетскую идентичность, может быть названа книга известного египетского публициста и мыслителя М. Ханны «Семь столпов египетской идентичности», в которой дан подробный анализ идентификаций, проявляющихся в сознании современных египтян. В числе семи позиций, определяющих египетскую идентичность, автор выделяет четыре «исторических» и три «географических». Заметим, что некоторые из приводимых М. Ханной идентификаций латентны, другие проявляют себя совершенно отчетливо. Однако специфика египетской идентичности, по его мнению, состоит в «симфонии, образуемой всеми "семью столпами" взятыми вместе». Ханна визуализирует четыре исторических идентификации в качестве «археологических слоев», которые в ходе исторического процесса накладывались один на другой, постепенно формируя, таким образом, уникальный египетский характер.
1. Первым столпом египетской идентификации автор называет фараонский слой, или чувство принадлежности к фараонской
культуре Древнего Египта, присущее каждому египтянину и наполняющее его гордостью.
2. Bторой столп связан с греко-римским периодом египетской истории. Согласно Ханне, греческое и последовавшее за ним римское завоевание Египта (начиная с 322 г. до н.э.) привели к цивилизационному взаимообмену. Греки и римляне получили от египтян знания астрономии, архитектуры, строительства и других дисциплин. Египет же открыл для себя греческую философию через трех великих мыслителей - Сократа, Платона и Аристотеля.
Следующие «столпы идентичности» относятся к двум религиям, исповедуемым в Египте. Причем, если два первых исторических слоя относятся к культурам, более не существующим (так называемые «мертвые цивилизации»), то два последующих -коптский и исламский - меют место как неотъемлемая часть жизни египтян и по сей день.
3. Известно, что период коптского (египетского) христианства (монофизитского толка) берет начало со времен распространения в Египте христианства апостолом Марком в I в. н.э. Правда, исследователи полагают началом коптского периода возникновение в 284 г. так называемого «коптского календаря мучеников». Именно с этого момента ведется отсчет времени существования «коптской культуры» как самостоятельного культурного типа.
4. Четвертый столп - исламский - без преувеличения можно считать сегодня важнейшим для Египта. Интересно, что ислам, распространявшийся здесь с конца VII в., стал религией большинства не сразу, а в период между XIII и XV вв. Однако М. Ханна отмечает, что уникальность Египта состоит в том, что он имел связи с исламом с самого возникновения новой религии. Ссылаясь на историков, автор приводит свидетельства, что сам Пророк Мухаммед направлял письма правителю Египта. Положение о том, что приход мусульман был воспринят египтянами не как завоевание, а скорее как освобождение от византийского господства, исследователь выводит из детального анализа исторических материалов: «В 742 году копты Египта приветствовали Амра Ибн Аль-Аса (мусульманский военачальник, один из сподвижников Пророка Мухаммеда), а Египет вступил в новую эру сосуществования тех, кто остался в лоне православного христианства, и тех, кто обратился в ислам». Наряду с позитивным настроем местного населения, «мирной и естественной исламизации» страны способствовало изначально доброе расположение как самого Амра Ибн Аль-Аса, так и
его армии к египтянам. Подтверждение этого факта находим у разных авторов. Так, профессор Бейрутского университета Анис Аль-Абьяд в статье «Открытие Египта Амром Ибн Аль-Асом, православные греки и копты» пишет: «А того, кто сохранял свою веру, обязывали платить небольшую джизью (подушный налог на немусульман), при этом он (Амр Ибн Аль-Ас) приказал не заставлять платить тех, кто не в состоянии. Еще более важно то, что во время своего правления Аль-Ас избавил их от преследований, следуя своему обещанию, данному коптам, когда предпочел предоставить им свободу вероисповедания».
Ханна подчеркивает, что наличие сегодня братских чувств между людьми, принадлежащими «к одной стране, но к разным конфессиям», берет начало в первых этапах взаимодействия мусульман и коптов Египта в далеком прошлом. Он также обращает внимание на то, что социально-экономические отношения на протяжении четырнадцати веков сосуществования ислама и христианства на египетской земле были исключительно цивилизованными. И это - несмотря на все сложности, которые они переживали (и которые с успехом преодолели). По образному выражению М. Ханны, обе религии гармонично уживались на протяжении многих веков и «стояли» так же прочно, как пирамиды в Гизе, выдержав испытания временем. Три следующих столпа египетской идентичности Ханна связывает с влиянием трех основных географических регионов, внесших свой цивилизационный вклад в становление египетского самосознания.
5. Первый среди них и пятый по счету столп - арабский. Наряду с исламским, он один из важнейших идентификационных факторов, влияющих на базовое мировоззрение и социальное устройство современного Египта. Вместе с тем автор указывает, что контакты египтян с арабами имели место задолго до зарождения ислама. Более того, чувство принадлежности египтян к арабам пронизывает сегодня все египетское общество в полном соответствии с волей самих египтян и без какого-либо давления со стороны. Арабизация Египта, длившаяся несколько веков, привела к тому, что Египет стал не просто арабской страной (что отражено в самом нынешнем названии страны - Арабская Республика Египет), но одной из ведущих стран арабского мира, лидером своего региона. М. Ханна говорит даже, что Египет для арабского мира - то же, что и центральная несущая балка у палатки: если балка сломается или исчезнет, то сама палатка превратится в бесформенный кусок тка-
ни, не более того... Принадлежность Египта к арабской умме (мусульманской общине) обусловлена экономическими, политическими и цивилизационными интересами. Юридически она закреплена в Конституции страны: «Египетский народ является частью арабской нации и способствует достижению ее всеобъемлющего единства».
6. «Шестым столпом автор называет принадлежность Египта к региону Средиземного моря, чьи народы влияли на формирование египетского характера на протяжении многих веков. В отличие от полагающих, будто в Египте имеет место социальный конфликт между теми, кто связывает Египет со средиземноморской цивилизацией, и теми, кто относит Египет к арабскому миру, Ханна убежден: обе идентичности гармонично переплетены в египетском национальном характере. Описывая специфику средиземноморской идентификации у египтян, Ханна подчеркивает схожесть обычаев и психики у жителей прибрежных египетских городов (таких как Александрия и Порт-Саид) и европейских приморских городов (Пирея, Афин, Ларнаки, Генуи и др.). Однако он делает оговорку: принадлежность к средиземноморской культуре в минимальной степени проявляется у жителей континентального Египта и в максимальной степени свойственна египетским интеллектуалам, многие из которых полагают, что поддержание средиземноморской составляющей египетской идентичности будет способствовать продвижению демократической идеи в современном Египте. Ханна называет этот столп идентичности латентным, который, тем не менее, может сыграть заметную роль в новом столетии.
7. Последний - седьмой столп египетской идентичности -африканский. Он, полагает Ханна, также имеет большой потенциал. Тем более, что большинство стран Черной Африки, образовавшихся в основном после Второй мировой войны, сегодня испытывают благодарность Египту за значительную военную, политическую и финансовую помощь, оказанную во времена Г.А. Насера. При нынешнем колоссальном росте египетского населения Африка может стать регионом, где будет, например, востребована египетская рабочая сила. С другой стороны, Африка обладает огромными ресурсами в области сельского хозяйства, природных ископаемых, леса и т.д. Очевидно также, что африканцы в гораздо большей степени готовы принимать у себя египтян, чем народы западного мира.
В заключение Ханна справедливо отмечает, что главными на сегодняшний день являются религиозные идентификации египтян - исламская и коптская. При этом не следует забывать, что египтяне - люди разные, и преобладание той или иной идентичности в сознании каждого жителя Египта зависит сегодня от массы факторов, в том числе и его личного выбора.
Итак, можно сделать следующие выводы:
- во-первых, египтянам, пусть и в разной степени, свойственен целый набор идентификаций;
- во-вторых, идентификации современных египтян носят традиционный (исторический или географический), а не новопри-обретенный характер;
- в-третьих, являясь обществом консервативным, жители Египта прежде не сталкивались с «модернизированным» идентификационным проектом, состоящим в требовании самостоятельно -свободно и независимо - выбирать собственную идентичность (что, как мы знаем, характерно для современных обществ западного мира). Более того, вопрос об идентификации как о результате личностного выбора индивида занимает в Египте умы лишь незначительной части вестернизированной интеллигенции, в то время как «классические» идентификации устойчиво воспроизводятся и транслируются через главный институт египетского общества -семью.
Развернутое обсуждение позиций М. Ханны необходимо дополнить некоторыми социологическими и политологическими выкладками, позволяющими придать стереоскопический характер осмыслению его идей в контексте «социологии идентичности». Анализ изменений самоидентификации египтян на протяжении последних ста лет показывает, что за этот период идентичность трижды претерпевала серьезные изменения. Так, до 1930-х годов египтяне идентифицировали себя исключительно как египтян и никоим образом не отождествляли себя с арабами, отличая, а нередко и противопоставляя себя им. Это подтверждает и профессор Оксфордского университета, историк Х.С. Дейтон, писавший в 1946 г.: «Египтяне - не арабы, и им самим, так же, как и арабам, этот факт известен... Египтянин еще первые 30 лет XX века не осознавал какой-либо связи с Арабским Востоком». С приходом после революции 1952 г. к власти Гамаля Абдель Насера (1918-1970) начинает формироваться, развиваться и утверждаться идея общеарабского единства и национализма. Как справедливо отмечает Е.М. Прима-
ков, феномен арабского революционного национализма был целым этапом арабской истории. В какой-то мере позиция «насеризма» была аналогична идеям пантюркизма, обретшим радикальный характер в Турции с приходом к власти генерала Мустафы Кемаля. Он сформулировал (в противовес потерпевшей крах идеологии Оттоманской империи) лозунг «Как прекрасно быть турком! (тюрком). Лозунг «Мы все - арабы», провозглашенный в Египте в то время, стал главным, обозначая, таким образом, идеологию единства и принадлежности всех стран региона к одному народу, которая, в свою очередь, была призвана стать противовесом идеологии сионизма на Ближнем Востоке.
Поскольку идеология панарабизма была инициирована Египтом и им же первым воспринята, то благодаря идеологическим установкам и подъему общественного самосознания на волне постреволюционных настроений в довольно короткие сроки основным элементом египетской самоидентификации стало отождествление египтян с арабами. Хотя, вероятно, с антропологической и этнологической точек зрения это и не вполне корректно. Необходимо отметить, что с самого начала идеология арабского национализма вступила в Египте в резкое противоречие с политическим исламом, однозначно отводя религии сферу духовную, а политике - светскую. Описывая события тех лет, Е.М. Примаков вспоминает, что новые силы в арабских странах вступили в борьбу не на жизнь, а на смерть с исламскими организациями и группами, так как последние претендовали на то, чтобы заполнить вакуум, образовавшийся, по их мнению, после ухода с политической сцены колониальных или полуколониальных режимов. Таким образом, Насер сознательно отвергал использование ислама в качестве инструмента управления, оставаясь безжалостным противником «Братьев-мусульман» -массовой радикальной исламской организации. После смерти Насера, который по праву считался общеарабским лидером, идея арабской солидарности сходит на нет. Наступает период жестокого разочарования в идеалах арабского национализма, который так и не привел арабский мир к единству, процветанию и освобождению Палестины - одной из опорных задач панарабизма. С приходом к власти в 1970 г. Анвара Садата пустующую идеологическую нишу стремительно начинает занимать еще недавно изгнанный из политической, экономической и общественной жизни Египта исламизм, предлагая в качестве основной новую идентификацию - принадлежность к исламской вере.
Из вышесказанного представляется возможным сделать вывод, что на протяжении XX в. ключевая идентификация египтян менялась трижды: с собственно египетской - в начале века на арабскую - в середине века и на исламскую - в конце века. На сегодняшний день можно выделить три основные идентификации египтян, восприятие которых разнится от человека к человеку.
Первую обозначим как национальную, или территориальную, относящуюся к осознанию себя потомком фараонского Египта. Без сомнения, большинство египтян признают собственную принадлежность к некогда великой древнеегипетской цивилизации; однако «фараонская» идентификация не является в их сознании приоритетной: в значительной степени потому, что цивилизация Древнего Египта осознается как мертвая, не имеющая влияния на современное египетское общество. Отдельные попытки «пробудить» эту идентификацию предпринимаются и сейчас. Так, несколько лет назад была создана партия «Родина Египет», главная задача которой сводилась к замене арабской идентичности на египетскую. Один из основателей партии Мохсен Лотфи определил философию партии следующим образом: «Мы - египтяне, а не арабы. Арабы наши друзья и соседи, и у нас общая судьба, [...] но мы не арабы». Идеологи партии «Родина Египет» выступают с призывом изъять из названия Арабская Республика Египет слово «арабская», а также высказывают и вовсе фантастические пожелания - например, реанимировать иероглифический и коптский языки. Характерно, что большинство склонных идентифицировать себя с «фараонской» культурой являются коптами, которые подобным образом дистанцируются от арабов (и, соответственно, мусульман). В подтверждение сказанного можно привести слова египетского журналиста коптского происхождения Камаля Габрия-ля, который пишет об отрицательном ответе на вопрос о единстве арабской уммы, подчеркивая, что египтяне - народ, существовавший за три тысячи лет до того, как история узнала об арабах. Но подавляющее большинство жителей Египта идентифицирует себя как египтян, подразумевая под этим принадлежность к современной египетской культуре, которая является ключевой в арабском мире. В этом смысле совершенно справедливы слова депутата Народного собрания Египта, антрополога С. Грейс: «Мы все думаем о себе в первую очередь как о египтянах [...] И, конечно, не все мы арабы, но все - египтяне».
Вторым типом идентификации современных египтян является идентификация субнациональная - арабская (в культурологическом смысле). Сугубо субнациональная арабская идентификация является наследницей секулярного арабского национализма, инициированного Г.А. Насером. Среди приверженцев этой идентификации - многие современные идеологи, политики, ученые Египта, принадлежащие к поколению, формировавшемуся во времена Насера и его панарабского проекта. Более того, среди тех, кто настаивает на своей арабской идентичности, значительное число интеллектуалов коптского происхождения. В этой связи следует добавить, что изначально принципы арабского национализма явились результатом интеллектуального труда христиан Леванта. Отдельные попытки сделать ценности панарабизма и секуляризма вновь актуальными имеют место и сегодня. В качестве примера можно привести популярное интернет-сообщество «Египет - светское государство». Третья идентификация является конфессио-налъно-субнациалъной: в ней сливаются, становясь синонимичными, понятия «араб» и «мусульманин». На сегодняшний день эта идентификация превращается в доминирующую в сознании современных египтян-мусульман. При этом многие египетские ученые определяют два этих фактора - арабизм и исламизм - как центральные в самосознании большинства жителей Египта. Так, известный мыслитель, исламовед Мухаммед Имара определяет египетскую цивилизацию следующим образом: «наша арабская исламская цивилизация», и утверждает, что религиозность является одной из особенностей идентификации арабской исламской уммы, исходя из того, что «арабское завоевание не исказило и не уничтожило (уже существовавшее) интеллектуальное и цивилизационное наследие, но оживило его, арабизировало, окрасило исламом и вплело его в ткань уже новой цивилизации)».
Арабо-исламская идентичность египтян подкрепляется и на уровне государственной идеологии. Так, в одном из выступлений спикер Национального собрания Египта Ахмед Фатхи Сурур заявил, что Египет никогда не откажется от своей арабской и исламской идентичности. Более того, принадлежность Египта и к арабской умме, и к исламскому миру зафиксирована в Конституции страны: «Египетский народ является частью арабской нации и стремится реализовать ее единство», «Ислам - государственная религия. Арабский - официальный язык, а основным источником законодательства является исламское право (шариат)». Среди егип-
тян, осознающих себя согласно этой конфессионально-субнациональной идентификации, один из двух факторов - либо «араб», либо «мусульманин» - оказывается превалирующим. Можно утверждать, что «реальная религиозность» человека будет непосредственно влиять на доминирование конфессиональной составляющей.
В отдельных случаях - среди, например, некоторых представителей исламского духовенства или просто очень религиозных мусульман - может наблюдаться исключительно исламская идентификация (которая, тем не менее, будет иметь, пусть и крайне слабую, привязку к арабизму). Поэтому не представляется возможным выделить конфессиональную идентификацию египтян в самостоятельную группу. В связи с повышением роли религиозного фактора, а также имеющей место межрелигиозной напряженности, в традиционном религиозном египетском обществе сегодня можно говорить и о коптской идентичности. С ростом значения конфессионального фактора в идентификациях египтян, а значит мусульманского большинства страны (по разным оценкам, мусульмане составляют 82,5-94% населения Египта), начинает возрастать и самосознание коптов (6-10% населения Египта). При этом, если копты старшего поколения, воспитанные на идеях арабского секу-ляризма, осознают себя и египтянами, и арабами, и коптами, то молодежь склонна противопоставлять себя мусульманам через противопоставление арабам, утверждая, таким образом, как им кажется, собственную христианскую коптскую идентичность как единственную. И хотя в 1950-е годы в Египте существовало движение под названием «Коптская нация», члены которой определяли себя как людей «коптской национальности», структура эта не оказала существенного влияния на христиан и вскоре распалась. Сегодня же попытки реанимировать эту идею снова имеют место.
Итак, на сегодняшний день в современном египетском обществе господствуют три основные идентификации: национальная (египетская или фараонская), субнациональная (арабская), конфессионально-субнациональная (арабо-мусульманская). Но можно говорить и о возрастающей конфессиональной идентификации коптов.
Наиболее серьезную опасность для единства египетского общества сегодня представляет конфликт идентификаций, развивающийся по двум направлениям. Первое направление - межконфессиональное, т.е. конфликт между египтянами, идентифици-
рующими себя коптами, с одной стороны, и египтянами, причисляющими себя к арабо-исламской группе, - с другой. Второе направление предполагает конфликт между религиозной и се-кулярной идентификацией, будь то мусульмане или копты-христиане. В современном интеллектуальном пространстве Египта уже долгое время продолжается ожесточенная полемика между приверженцами исламизации всех сфер жизни страны и сторонниками секуляризации египетского общества. Естественно, с ростом религиозной идентичности, с появлением вновь лозунгов «Ислам -вот решение» и «Вернемся к исламу» (озвучиваемых радикальным движением «Братья-мусульмане») вопрос о роли религии в Египте становится одним из важнейших. При этом оппоненты в обозримом будущем вряд ли смогут выработать компромисс, так как позиции их непримиримы. Приверженцы исламизации исходят из того, что в отличие от христианства, разграничивающего горнее и дольное («Кесарю кесарево, а Богу Богово»), ислам объединяет божественное и мирское, веру и закон. Более того, ислам не отвергает, а наоборот, способствует взаимодействию религии и государственного управления.
В то же время египетские секуляристы уверены, что только отделение церкви от государства, которое лежит в русле значительной египетской либеральной традиции, а также секуляризация всех сторон жизни египетского общества приведут к долгожданному выходу из застоя, будут способствовать развитию и прогрессу. Египетские секуляристы подвергают резкой критике концепцию исламизации египетского общества, обвиняя исламистских идеологов в ретроградности, опасном консерватизме, интеллектуальном регрессе и, соответственно, попытках воспрепятствовать развитию своей страны, которая вследствие предлагаемой ими исламизации останется на периферии мировых процессов.
Важно отметить, что основной стратегией исламистов стала подмена понятий: под секуляризмом стали понимать атеизм -идеологию «греховную», с точки зрения религиозного сознания любого египтянина вне зависимости от конфессиональной принадлежности. То есть попытки секуляристов ограничить влияние религии на общество сугубо духовной сферой были восприняты как стремление упразднить религию вовсе. В результате секуляризм многими сегодня ошибочно понимается как «джахилия» (невежество) и неверие.
Другим важным аргументом в критике исламистами секуля-ристов явился тот факт, что секулярная идея есть идея западная, порожденная западным обществом и им же реализованная. При учете антизападной риторики, на которой строят свои концепции большинство известных исламских идеологов, вполне естественным окажется неприятие ими светских идей. Многие западные идеи, идеологии и институты видятся исламистам как угроза исламскому праву, ценностям и культуре. И главная опасность среди них - секуляризм. Египтяне же, являющиеся приверженцами секу-лярной идеи, обвиняются в отступничестве от ислама, называются предателями веры, агентами Запада и прислужниками империализма. Самым громким и трагическим результатом споров о необходимости секуляризировать Египет стало убийство членами организации «Исламский джихад» в 1992 г. известного египетского писателя, профессора университета, апологета секуляризма и сурового критика исламистских организаций и идей Фарага Фоды. Умеренные мусульманские деятели (хотя и не столь резко) тоже отрицают необходимость секуляризации страны, отмечая ее западное происхождение. Но есть и иная аргументация. Мухаммед Имара убежден: «Мы отвергаем секуляризм не потому, что он импортирован с Запада. Нам требуется всего лишь изучить обстоятельства в свете нашей исламской религии и ее природы, чтобы обнаружить, окажется ли секуляризм для нас прогрессом в той же мере, в какой он стал им для Европы, или он окажется неподходящим и вредным». Главный аргумент Имары в том, что исламское государство является одновременно и светским, и исламским, не являясь при этом ни теократическим, ни секулярным. Хотя влияние идеи исла-мизации в Египте несколько уменьшается, а правящий режим основывается на секулярных установках, не вполне очевидно, каким может оказаться итог этого спора. Ясно одно: поляризация мнений о роли религии в современном египетском обществе не способствует единству нации, стимулируя конфликтные настроения среди египтян.
Итак, очевидно, что конфликт идентификаций в Египте сегодня развивается по двум направлениям: межконфессиональному (коптская идентификация У8. арабо-мусульманская идентификация) и по направлению религиозность-секуляризм. Конфликт религиозно ориентированных идеологов и секуляристов в Египте хорошо вписывается в модель столкновения фундаменталистов с космополитами, предложенную Э. Гидденсом. Это столкновение, согласно
английскому социологу, обусловлено самим феноменом фундаментализма, который автор называет «традициями в осаде», или «традициями, которые отстаиваются традиционным способом - ссылками на ритуальную истину - в условиях глобализирующегося мира, требующего разумных обоснований». Гидденс убежден, что фундаментализм, произрастая на почве любых традиций (совсем не обязательно религиозных), по сути, является отказом от диалога.
При этом роль фундаментализма не однозначна. Порожденный глобализацией, фундаментализм является «одновременно реакцией на нее и методом ее эксплуатации». Он ставит перед глобализацией (а по сути перед космополитами) главный вопрос: способны ли мы жить в мире, где нет ничего святого? Ученый дает однозначный отрицательный ответ, подчеркивая, что космополиты (к которым он относит и себя) «должны ясно дать понять, что терпимость и диалог как таковые могут основываться на ценностях, разделяемых всеми». Для египетского контекста это означает, что способность предотвратить тотальную религиезацию общества, а также возможность сохранить здоровый баланс между религиозным и светским в Египте будут зависеть от умения секуляристов ясно и четко сформулировать приверженность ценностям, которые близки не только западному миру, но в первую очередь - египетскому народу с его ярко выраженным традиционным, консервативным и теоцентричным сознанием.
В заключение хочется отметить, что изучение идентификаций современных египтян имеет не только теоретическую, но и практическую значимость. Очевидно, что представление о сегодняшней идентичности жителей Египта будет способствовать выработке более эффективных решений в области российской политики в отношении этой ключевой арабской страны; установлению более тесных деловых связей между представителями российского и египетского бизнеса; поможет миллионам российских туристов, отправляющихся в Египет, лучше понимать местную действительность, что, в свою очередь, приведет к росту взаимопонимания между двумя странами.
«Религиоведение », Благовещенск-Москва, 2009 г., № 2, с. 114-124.
