CC BY
39
УДК 172.15(47) ББК 60.028.131
ПРОБЛЕМА ПАТРИОТИЗМА В РУССКОЙ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ НАЧАЛА ХХ ВЕКА1
ИИ. ЕВЛАМПИЕВ, О.А. ЧЕРЕМИСИНА
Санкт-Петербургский государственный университет, Менделеевская линия, д. 5, г. Санкт-Петербург, 199034, Российская Федерация E-mail: yevlampiev@mail.ru Санкт-Петербургский государственный экономический университет, ул. Садовая, д. 21, г. Санкт-Петербург, 191023, Российская Федерация E-mail: o_cherem@mail.ru
Анализируется концепция истинного патриотизма, возникшая в дискуссиях представителей русской общественно-политической мысли начала ХХ в. Показано, что резкое противопоставление понятий истинного и ложного патриотизма напрямую связано с философским осмыслением оснований общественного бытия и отношений отдельной личности и общества. Анализ представлений о патриотизме представителей русского либерализма (А. Градовского, П. Струве, Е. Трубецкого, И. Ильина) позволяет зафиксировать отличие русской версии либерализма от западной: в русской мысли акцент сделан не на внешней, формальной свободе личности (свободе выбора), как в западном либерализме, а на внутренней, духовной свободе, выражающейся в культурном творчестве, что ведет русских мыслителей к пониманию первичности духовно-культурной целостности общества по отношению к отдельной личности: внутренняя свобода может стать реальной только на основе глубокого усвоения личностью духовной культуры нации. Определяется сущность русского патриотизма, состоящая в том, что истинный патриотизм является одним из аспектов реализации духовной свободы личности -свободы, реализуемой через творческие акты, направленные на развитие национальной культуры, условием чего является укрепление государственного единства нации и признание высшей целью каждой личности и государства в целом именно развития культуры, что и составляет сущность истинного патриотизма. В заключение утверждается, что отрицание ценности патриотизма в западном либерализме является следствием имеющего национальный характер отрицания первичного духовно-культурного единства.
Ключевые слова: истинный патриотизм, духовная цельность общества, национальная культура, внутренняя свобода, русский либерализм.
THE PROBLEM OF PATRIOTISM IN THE RUSSIAN SOCIO-POLITICAL THOUGHT OF THE EARLY XX CENTURY
I. EVLAMPIEV, O. CHEREMISINA
St. Petersburg State University, 5, Mendeleyevskaya Liniya, St. Petersburg, 199034, Russian Federation E-mail: yevlampiev@mail.ru St. Petersburg State University of Economics, 21, Sadovaya Street, St. Petersburg, 191023, Russian Federation E-mail: o_cherem@mail.ru
1 Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 17-18-01168, Санкт-Петербургский государственный университет).
The article analyzes the concept of true patriotism that arose in the discussions of representatives of the Russian social and political thought in the early 20th century. It is shown that the sharp opposition of the concepts of true and false patriotism was directly connected to the philosophical comprehension of the foundations of social being and relations between individual and society. By analyzing the views on patriotism expressed by the representatives of the Russian Liberalism (A. Gradovsky, P. Struve, E. Trubetskoy, I. Ilyin) we can establish the difference between the Russian version of liberalism and the Western one: unlike Western Liberalism that puts an emphasis on the external freedom of the individual, the Russian thought focuses on inner, spiritual freedom expressed in cultural creativity. This position leads the Russian thinkers to understanding the primacy of the spiritual and cultural integrity of society over the individual: the inner freedom can be real only if it is based on deep assimilation of the nation's spiritual culture by the individual. It is shown that true patriotism appears to be one of the aspects in which an individual realizes spiritual freedom through creative acts aimed at the development of the national culture that depends on strengthening of the national unity and the recognition of cultural development as the highest value for each person and state as a whole, which is the essence of true patriotism. In conclusion it is stated that denial of the value of patriotism in Western Liberalism results from the nationally accepted denial of the primary spiritual and cultural unity of society.
Key words: true patriotism, spiritual integrity of society, national culture, internal freedom, Russian Liberalism.
Начало Первой мировой войны привело к невероятному усилению патриотических настроений в России, что дало толчок к теоретическому обсуждению понятия патриотизма, его форм и значения для развития нации. Революционные события 1917 г. и Гражданская война сделали проблему патриотизма еще более острой и вывели на первый план противостояние его истинных и ложных форм.
Точкой отсчета для обозначения существующего различия стала известная речь В.Ф. Эрна «От Канта к Круппу», произнесенная 6 октября 1914 г. В этой речи Эрн выводил немецкий милитаризм из главной линии духовного развития немецкой нации, идущей от Экхарта и Лютера к Канту и его последователям. «Я убежден, - пишет Эрн, - во-первых, что бурное восстание германизма предрешено Аналитикой Кана; я убежден, во-вторых, что орудия Круппа полны глубочайшей философичностью; я убежден, в-третьих, что внутренняя транскрипция германского духа в философии Канта закономерно и фатально сходится с внешней транскрипцией того же самого германского духа в орудиях Круппа» [1, с. 308-309].
Получалось, что немецкая нация в самой своей духовной сущности несет идею господства над другими нациями, а поэтому война с ней должна быть направлена на ее уничтожение. При этом, понимая, что немецкая культура и немецкая философия оказали и продолжают оказывать колоссальное влияние на русскую культуру, Эрн требовал полного «искоренения» этих влияний. По его мнению, всей русской нации нужно молиться за то, «чтобы катарсис европейской трагедии был пережит нами во всей глубине и чтобы мы навсегда преодолели не только периферию зверских проявлений германской культуры, но и стали бы свободны от самых глубинных ее принципов, теперь разоблачающихся для тех, кто имеет очи видеть и уши слышать» [1, с. 318].
Правда, в более поздних своих работах, отвечая на критику, Эрн смягчил свою позицию и стал утверждать, что в немецком духе есть разные направления - не только отрицательные, но и положительные. Тем не менее такая позиция, превращавшая патриотизм в абсолютную ненависть к другим нациям, оказалась очень популярной в ту эпоху.
Особенно решительно против этой тенденции возражал Е.Н. Трубецкой в ряде своих работ 1914-1915 гг. Он настойчиво подчеркивал различие между ложным и истинным патриотизмом, причем фиксировал это различие в двух моментах.
Прежде всего, истинный патриотизм, в отличие от ложного, направлен не на противопоставление своей нации другим нациям, а на объединение наций при учете своеобразия и интересов каждой. Трубецкой утверждал, что такой патриотизм является свойством русского народа, хотя, конечно, проявляется не всегда: «Россия никогда не вдохновляется служением голому национальному интересу. Особенность русского патриотизма заключается в том, что он никогда не воодушевляется идеей родины как таковой, служением русскому как таковому. Чтобы отдаться чувству любви к родине, нам нужно знать, чему она служит, какое дело она делает. И нам нужно верить в святость этого дела, нам нужно сознавать его правоту. Нам нужна цель, которая бы поднимала наше народное дело над национальным эгоизмом» [2, с. 352].
В Первой мировой войне исходной наднациональной целью, которая вдохновляла русскую нацию, стала защита всех славянских народов и стремление к единству с ними; смысл великой войны для России стал ясен, пишет Трубецкой, в тот момент, когда «могущественная Австрия напала на маленькую, беззащитную Сербию: тогда впервые возгорелась в нас ярким пламенем наша воля победить»2 Однако ход войны, ее превращение в мировую, ее размах и жестокость привели к постановке более глобальной цели, по отношению к которой Россия стала по-настоящему единой и волевой; эта цель - укрощение мирового варварства, внезапно проявившегося в цивилизованных народах, и преодоление всех форм угнетения малых наций. И в этой цели Россия обрела свое всечеловеческое предназначение: «России нужно чувствовать, что она служит не себе только, а всему человечеству, всему миру. Только тогда она несокрушимо верит в себя и в самом деле хочет победить»3.
В этом смысле Трубецкой констатирует окончательную устарелость традиционных славянофильских концепций национального предназначения России: не за свободу славян теперь борется Россия, точнее - не только за их свободу, но «за освобождение всех народов вообще, всех, кто уже поглощен, и всех, кому угрожает поглощение и угнетение, без различия племени и
2 См.: Трубецкой Е.Н. Война и мировая задача России // Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. С. 372 [3].
3 Там же. С. 372.
вероисповедания. <...> Мы сражаемся за права национальностей вообще, за самый национальный принцип в политике в полном его объеме»4.
Ясно, что с такой целью должны согласиться все, кто не одержим идеей господства над другими, поэтому она должна быть признана в качестве высшей цели подлинно цивилизованными странами, участвующими в войне. Прямое выдвижение этой цели на первый план в международной политике, считал Трубецкой в начале войны, должно стать основой объединения всех здоровых сил против агрессивной Германии, которая не скрывает, что она придерживается противоположной цели - стремится к покорению всех европейских наций. Если Россия сумеет доказать, что именно указанная цель вдохновляет ее на борьбу, она сможет стать центром новой цивилизованной Европы. «В этом совпадении национального интереса с идеалом справедливого, христианского отношения к другим национальностям заключается великое счастье России. Ее важнейшая международная задача есть вместе с тем возвышенная нравственная и религиозная задача, ибо это - задача христианского разрешения национального вопроса», - пишет Е.Н. Трубецкой5.
Характерно, что в своем требовании объединения всей цивилизованной Европы против Германии, выступающей в новой войне на стороне «варварства», Трубецкой не предполагал полного уничтожения Германии в политическом или тем более культурном смысле. Кажется, что здесь он прямо выступал против точки зрения Эрна: «Каков бы ни был исход настоящей войны, великая германская нация, насчитывающая более семидесяти миллионов, может быть только побеждена, но не уничтожена» [3, с. 375].
Определяя таким образом высшую цель России в войне, Трубецкой одновременно понимал, что он описывает не столько реальное положение дел, сколько идеальную, желательную ситуацию, которая имеет за собой мощные основания в российской действительности и в российском национальном сознании, но которой противостоят другие, негативные силы и тенденции.
Когда страна ставит перед собой всемирные задачи и становится «вершительницей судеб мира», возникает соблазн «мирового первенства», стремления не просто возглавлять движение народов к свободе и самоопределению, но господствовать над ними, хотя бы в каких-то частных аспектах жизни. Для того чтобы избежать такой участи, необходимо помнить о втором важнейшем признаке истинного патриотизма - о его духовном содержании, в противоположность ложному патриотизму, который всегда основан на материальных ценностях.
Именно первичность духовных ценностей помогает увидеть возможность единства наций, восполняющего их своеобразие и разнообразие; наоборот, материальные интересы в большей степени разделяют и отдельных людей, и нации. Основа духовного единства европейских наций - это христианская
4 См.: Трубецкой Е.Н. Война и мировая задача России // Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. С. 374.
5 Там же. С. 375.
природа их культур, поэтому возрождение и упрочение христианских ценностей Трубецкой рассматривал как универсальный путь к правильному взаимоотношению наций: «Есть два крайних предела, между которыми колеблются взаимные отношения народов - то совершенное естественное их отчуждение, которое олицетворяется библейским образом разделения языков, то совершенное духовное их объединение, которое в Новом Завете олицетворяется видением огненных языков - Пятидесятницей. <...> Широкое объединение национальностей во всех областях духовной жизни при сохранении особенностей каждой из них - осуществление единства всемирной культуры в многообразии национальных выражений - вот тот идеал, к которому мы должны стремиться» [3, с. 378, 380]. В этой идее можно увидеть последовательное развитие известной идеи Ф. Достоевского о «всечеловеческой» природе русского народа, о том, что именно ему предназначено стать тем центром, вокруг которого произойдет слияние всех христианских народов в органическое духовное единство.
Тот факт, что глубокое духовное содержание, присущее культуре, неизбежно выводит ее из ограниченных национальных рамок и превращает в образец общечеловеческой культуры, ярко демонстрируют великие культурные памятники; они несут в себе парадоксальную и в то же время совершенно органичную диалектику общечеловеческого и национального, и чем более великим является памятник культуры, тем более органичным является соединение в нем этих полюсов. «Возьмем ли мы какой-нибудь памятник готической архитектуры или церковь Иоанна Предтечи в Ярославле, "Илиаду" Гомера или "Фауста" Гете, - пишет Трубецкой, - мы неизменно увидим, что в основе этих произведений лежит какой-либо общечеловеческий мотив, сообщающий им их мировое, всеобщее значение; и только своеобразный способ разработки этого мотива, то своеобразное сочетание неуловимых тонов, в котором он воплощается, носит на себе ярко национальную окраску. В конце концов народности суть разветвления единого общечеловеческого ствола. Этим объясняется тот поразительный факт, что углубленное, одухотворенное восприятие народного духа повышает чувство общечеловеческой солидарности» [4, с. 394-395].
Война возникла именно из-за того, что ХХ век привнес в европейскую цивилизацию абсолютное преобладание материальных ценностей над духовными; поэтому выход из войны и установление прочного мира будет возможным, когда в отношениях между людьми и народами возобладают духовные ценности. Выразительным примером мгновенного преображения самых враждебных отношений в результате осознания единства духовных, христианских ценностей стало событие из хроники войны, которое описывает Трубецкой. Во время Рождества на западном фронте по внезапному порыву англичане и немцы вышли из траншей и стали обниматься и петь вместе рождественские гимны: «Это откровение любви и всечеловеческого единства на поле сражения, где царит раздор и ненависть, представляется чем-то
непонятным, невозможным. И, однако, невозможное свершилось, и в этом обнаружилась та логика духовной жизни, которая выше и глубже логики рассудка» [4, с. 395].
Очень похожую точку зрения на правильное взаимоотношение наций, искаженное войной, высказывали и другие русские мыслители той эпохи, например, И.А. Ильин. Помимо идеи духовного единства и духовной солидарности наций, Ильин подчеркивал еще один важный момент, который становится ясным во время войны, - это осознание духовной целостности самой нации, понимание того, что нация - это не совокупность независимых личностей, связанных внешними интересами, а именно духовная целостность, первичная по отношению к личностям, определяющая высший смысл бытия личностей и их конкретные жизненные цели.
В обычной жизни, в силу господства материальных интересов, это духовное единство нации забывается и в жизни людей преобладают разделенность, конфликты и противоречия; но война, ставя под сомнение само существование родины как духовного целого, заставляет увидеть это целое и понять его абсолютное значение для каждого гражданина. «Наши души разъединены именно потому, - пишет Ильин, - что каждая занята своей заботой, своей судьбой, своимустроением <...>. И вот война вторглась неожиданно в нашу жизнь и заставила нас гореть не о себе и работать не для себя. Она создала возможность взаимного понимания и доверия, она вызвала нас на щедрость и пробудила в нас даже доброту. Война насильственно вдвинула в наши души один общий предмет; она противопоставила нашему мелкому повседневному "здесь" - некое великое "там" и потрясла нас этим "там" до корня. <...> Каждая душа услышала зов и от каждой протянулась куда-то нить, напряглась и задрожала и связала душу с другими в одном, сразу, далеком и близком "там". Все нити встретились в этом общем пункте и скрепили народ в единство» [5, с. 8-9].
В написанной несколькими годами позднее книге «О сущности правосознания» (1919 г.) Ильин полностью свел правильно понятый патриотизм к осознанию духовной целостности и духовного своеобразия родины, ее культуры и к творческой жизни в указанной духовной целостности: «.обретение родины есть актдуховного самоопределения, указывающий человеку его собственную творческую почву и обусловливающий поэтому духовную плодотворность его жизни. <...> Родина обретается именно живым и непосредственным духовным опытом; человек, лишенный его, будет лишен и патриотизма. Душа, бесплодная в познании истины, мертвая в творчестве добра, бессильная в созерцании красоты, религиозно пустынная и политически индифферентная, - не имеет духовного опыта, и все, что есть дух, и все, что от духа, - останется для нее всегда пустым словом, беспредметным звуком. Такая душа не найдет и родины, но в лучшем случае будет довольствоваться пожизненно ее суррогатами, и патриотизм ее останется субъективным пристрастием» [6, с. 245-247].
Раскрытие духовного измерения общественной и государственной жизни - это важнейшая тема для русских мыслителей второй половины XIX - начала ХХ в. Большинство из наиболее известных философов, занимавшихся общественно-политической тематикой (Вл. Соловьев, Б. Чичерин, А. Градовский, П. Струве, П. Новгородцев, Н. Бердяев, С. Франк, И. Ильин и др.), должны быть причислены к либерально-демократическому направлению общественной мысли, однако в России это направление несло в себе совершенно иные идеи, чем те, которые были характерными для его западного варианта6. Западная либеральная мысль - и в ту эпоху, и в наши дни - главным принципом полагает самостоятельность и свободу отдельного индивида, считая целое, составленное из индивидов (общество, национальная культура), гораздо менее существенным. Русские теоретики либерализма, точно так же, как и западные, признавали свободу личности важнейшей ценностью, однако одновременно они понимали, что личность существует только в духовном целом общества и нации, поэтому ее свобода может стать действенной и творческой только в рамках богатого и благополучно развивающегося целого, культуры. Это ведет к тому, что духовную культуру нации и государство как форму организации культуры необходимо рассматривать в качестве не менее важного принципа, чем принцип свободы личности.
В этом заключается главное отличие концепции русского либерализма: в западном либерализме государство служит праву и поэтому вторично по отношению к нему (это и означает вторичность, несущественность внутренней свободы по отношению к внешней), в русском либерализме, напротив, право вторично по отношению к государству. Это не означает несущественность права, государство должно укреплять право и следить за его безусловным исполнением в обществе. Однако эта последняя функция не может быть первостепенной для государства, оно, прежде всего, должно обеспечивать беспрепятственное и плодотворное раскрытие внутренней свободы личности, и это обеспечивается через развитие национальной культуры как универсальной среды для реализации свободы.
Это положение ведет к тому, что устройство государства нужно признать существенно зависимым от национально-культурных особенностей и истории общественного целого. Вместо традиционного либерального универсализма в понимании политической системы (у всех народов она якобы должна быть абсолютно одинаковой!) русские либералы защищали идею национального государства, т. е. идею принципиального разнообразия форм политического устройства, даже при условии их общей ориентации на принцип свободы. Очень ясно об этом писал, например, А.Д. Градовский, посвятивший этой теме специальный цикл статей, опубликованных в 1873 г. в виде отдельной книги. Парадоксальным образом Градовский сближает классический либерализм
6 См.: Евлампиев И. И. Актуальные уроки русского либерализма. Статья первая: Критика западной традиции // Вопросы философии. 2015. № 6. С. 90-99 [7].
(поздние разновидности которого он называет «политическим рационализмом») с его главным врагом - с религиозным консерватизмом, который выводит государство из божественного повеления. В обоих случаях, замечает Градовский, принципы политического устройства совершенно не учитывают особенности конкретной земной жизни людей - и в материальном, и особенно в духовном ее содержании. «Узко рассудочное направление политической философии сводит все явления нравственной и политической жизни к одному основанию, к одной причине бытия - к понятию воли, проявившей себя в известных учреждениях. Вся разница между "школами" заключается только в вопросе о том, какую волю должно принять за основу явлений - волю божественную или волю человеческую, действующую по началам человеческого разума. <...> .рациональная школа есть законное чадо богословской схоластики Средних веков, а последняя, в существе своем, была будущим рационализмом», - пишет А.Д. Градовский [8, с. 75]. Если в средневековой схоластике человек представал малозначительным существом, полностью скованным волей Бога, то он остался таким и в идеологии Просвещения, только здесь его воля скована другой могущественной инстанцией - законами природы. Либеральная идеология оказалась слепой к проявившейся в эпоху Возрождения внутренней бесконечности человека, которую заново открыли только романтизм и немецкая философия XIX в., но точно так же они умудрились не заметить главной политической новации, изменившей общественную жизнь Европы - национального государства как формы духовного бытия народа.
Градовский решительно утверждает, что и современное государство не может быть никаким иным, как только национальным, поскольку оно не должно возвращаться к средневековой модели - к формальной системе учреждений, извне ограничивающих и направляющих волю людей, а должно органически «вырастать» из духовно-материальной жизни народа - для того, чтобы управлять этой жизнью и делать ее более богатой и плодотворной. И это вовсе не означает, что невозможно движение к единству человечества. Как последовательный либерал, Градовский безусловно видит эту перспективу. Но он представляет указанное единство как равноправное взаимодействие национальных государств и стоящих за ними культур, а не как всеобщую унификацию культурной жизни народов и «растворение» их в «общечеловеческой» цивилизации. Как пишет Градовский, «общечеловеческим в цивилизации может быть названа совокупность общих, преимущественно внешних условий жизни народа и отдельного человека. <...> .величайшим заблуждением было бы думать, что изучением и усвоением общечеловеческого в цивилизации исчерпывается задача культурного народа. Напротив, эта работа только приготовительная. За ней начинается настоящая культурная жизнь народа; внешние условия культуры не создают ее содержания» [8, с. 226].
Все сказанное объясняет причины, по которым понятие патриотизма очень по-разному оценивалось и оценивается в традициях русского и западного
либерализма. Западный либерализм рассматривает патриотизм только как принцип разделения и вражды наций, и это связано с тем, что, выдвигая на первый план внешнюю, формальную свободу личности и государства и материальные ценности, и цели для их развития, он не видит подлинного основания бытия личности и государства в духовно-культурном единстве нации. Русский либерализм, напротив, признает национальную духовную культуру незыблемой основой жизни отдельной личности и функционирования государства, поэтому и раскрытие подлинной духовной свободы личности он представляет только в форме служения этой духовной культуре, т. е. в форме духовного патриотизма, который оказывается важным элементом правильно устроенной либеральной политической системы. Именно действенность духовного патриотизма дает содержательное наполнение всем формальным элементам политической модели, поскольку через него все эти элементы подчиняются высшей цели - плодотворному развитию национальной
7
культуры .
Градовский категорически отвергает традиционное либеральное определение государства как «ночного сторожа», главной (если не единственной) целью которого является охрана прав личности и обеспечение должного уровня свободы. Государство - не формально-правовое, а содержательное образование, и его задачи прямо связаны со всей конкретной полнотой жизни народа. В этом контексте он одобрительно цитирует рассуждения Лассаля о государстве: «...цель государства - положительно развивать и постепенно совершенствовать человека; другими словами: осуществлять назначение человека, т. е. культуру, к которой человеческий род способен» [8, с. 54]. И далее дает свое аналогичное определение: «Основание государства, его значение - не только в системе юридических гарантий, доставляемых им каждой отдельной личности, но в общности и взаимности развивающихся в нем интересов и через него получающих свое осуществление» [8, с. 54].
Из более поздних представителей либеральной традиции такое понимание государства наиболее прямо развивал П.Б. Струве в статье «Великая Россия. Из размышлений о проблеме русского могущества» (1908 г.). Струве прямо связывал понятие могущества государства с понятием культуры: «Враждебный государству дух сказывается в непонимании того, что государство есть "организм", который во имя культуры подчиняет народную жизнь началу дисциплины, основному условию государственной мощи. Дух государственной дисциплины был чужд русской революции. Как носители власти до сих пор смешивают у нас себя с государством, так большинство тех, кто боролся и борется с ними, смешивали и смешивают государство с
7 См.: Евлампиев И. И. Актуальные уроки русского либерализма. Статья вторая: Государство как форма организации национальной культуры // Вопросы философии. 2016. № 9. С. 44-53 [9].
носителями власти» [10, с. 54]. Подлинный патриотизм, утверждает Струве, заключается в том, чтобы за «носителями государства» видеть то, что составляет подлинную духовную сущность государств, - многовековую культуру, объединяющую нас всех.
Позднее (в 1916-1917 гг.) Струве активно поддерживал точку зрения Дмитрия Муретова, который в своих статьях о национализме утверждал, что отношение личности и нации невозможно выразить в рациональных категориях, что их нужно описывать понятием «национального эроса», что они подобны отношениям любви сына к матери. «В любви к государству выражается не политический материализм, иначе макиавеллизм, а, наоборот, бескорыстное, преодолевающее заботу о личном благополучии, религиозное отношение к сменяющему друг друга на земном поприще бесчисленному ряду человеческих поколений, почтение к предкам, которых мы никогда не видели, и любовь к потомкам, которых мы никогда не увидим. <...> Идея государства поэтому имеет такое же религиозное значение, как и известным образом понимаемая идея человечества» [11, с. 405-406].
На статьи Д. Муретова критически откликнулся Е.Н. Трубецкой, который высказывал опасение, что теория «национального эроса» приведет к полному подчинению личности государству. Защищая точку зрения Муретова, Струве указывал, что главная опасность для России не в чрезмерном провозглашении идеи государства и служения государству, а наоборот, в недостаточном понимании духовной роли государства как гаранта национальной культуры. Для него было очевидным возобладание в общественном настроении материальных, частных, эгоистических настроений, которые, вытесняя чувство причастности к духовному целому родины, искажали и уничтожали истинный патриотизм и вели Россию к катастрофе. Написанные в начале 1917 г. слова Струве выглядят как пророчество, к сожалению сбывшееся уже в самом скором времени: «.в поле, доступном моим наблюдениям, я не только не вижу абсолютного духовного подчинения человека государству и государственности, а скорее наблюдаю психологию обратную, - слишком внешнее отношение человека к своему государству, более чем недостаточное одухотворение личности государственной необходимостью, слишком пассивное ее отношение к великим историческим задачам момента. <...> .как реакцию тому огромному напряжению государственности, которое принесла война, я предвижу эпоху не духовного порабощения личности государством, а скорее, наоборот, - духовного бунта личности против государства, эпоху возрождения и углубления всяческого, религиозного и безрелигиозного, анархизма» [11, с. 407].
Это пророчество очень скоро сбылось, и Е. Трубецкой в более поздней работе был вынужден признать правоту Струве. Как мы видели выше, он сам противопоставлял истинный и ложный патриотизм с точки зрения ориентации личности в отношении к обществу и государству либо на духовные ценности, гарантирующие единство народа, либо на материальные, которые неизбежно приводят к разделению, атомизации народа и преобладанию противоречий и
конфликтов над солидарностью. Когда ценность родины целиком сводится к материальному благополучию, которое обязана обеспечить гражданам их страна, граждане с легкостью отворачиваются от нее в эпоху трудностей, сопряженных с утратой прежнего уровня жизни. Если материальное благополучие исчезает, патриотизм, имеющий в виду только материальные ценности, с легкостью превращается в равнодушие или даже ненависть к родине. Именно господством ложного, «материалистического» патриотизма в России и во всем мире Трубецкой объяснял революционные события 1917 г. и последующие события в России и в других странах Европы. «В критическую минуту люди променяли Родину на классовую выгоду. Обещание земного рая за счет имущих классов - вот искушение, которому народы подвергались и раньше, но которому оказались не в силах противостоять народы современные - все те народы, у которых революция совершается, и все те, у которых она еще совершится. Утрата духовных ценностей, экономизм, для которого рай чувственный, материалистический есть высшее, безусловное, -вот та всемирная болезнь, которая подточила национальное чувство и у нас, и в Германии, и в Болгарии. Кто знает, остались ли еще на свете народы, совершенно недоступные этой заразе?» [12, 401].
Все эти размышления великих русских мыслителей особенно актуальны в наши дни, когда Россия вновь находится в остром идейном и политическом противостоянии к западным странам, воплотившим в своей общественной реальности идеалы классического, «формального» либерализма. Абсолютный приоритет отдельной личности и ее прав привел к тому, что на современном Западе даже просто указание на принадлежность личности к национальной культуре часто рассматривается как «репрессивный» фактор, как попытка ограничения «свободы» личности. В результате в либеральной идеологии понятие национальной (духовной) культуры исчезло в качестве сколько-нибудь позитивного. Либеральным достоинством личности является способность легко менять место жительства, не будучи привязанным ни к какой культурной среде. Естественно, что такая способность развивается только в том случае, если в процессе формирования личности сознательно подавляются ее связи с духовной культурой; это наглядно проявляется во всех западных странах, последовательно искореняющих национальную культуру (особенно литературу) из школьных и иных воспитательных программ.
При таком отношении к культуре, к тому основанию, на котором формируется здоровая и развитая личность, свобода - главная ценность либеральной идеологии - получает чрезвычайно однобокое понимание и выражение. Свобода человека включает два измерения: внешнюю, материальную свободу выбора между наличными в окружающей среде возможностями поведения и внутреннюю, духовную свободу, наиболее полно выражающуюся в актах творчества. Современный либерализм, являющийся прямым наследником классического либерализма Дж. Локка и просветителей, признает только первую форму свободы, выражающуюся в независимости
личности от каких-либо внешних ограничений. Если родоначальники классического либерализма теоретически отрицали внутреннюю свободу человека, исходя из своих примитивных (наивно-материалистических и эмпиристских) философских представлений, то современное западное общество на практике реализовало такую систему воспитания, обрывающую связи личности с глубинами духовной культуры, которая не позволяет развиться внутренней свободе. У человека остается только внешняя свобода -свобода материального выбора, которой легко управлять, поскольку она всецело зависит от тех возможностей, которые предоставляет человеку общественная система. Совершенно неслучайно, что той конкретной общественной системой, в которой была полностью реализована либеральная идеология, оказалось «общество потребления». Ведь суть последнего и заключается в том, что человеку постоянно предъявляются все более и более сложные системы материальных целей, среди которых он должен «свободно» выбирать, не замечая, что тем самым осуществляется подавление его подлинной, внутренней свободы, исходя из которой он мог бы реализовать самое главное свое сущностное качество - творчество.
В таких условиях понятие патриотизма становится таким же запрещенным понятием, как и понятие национальной культуры. Человек должен выбирать «место жительства» в соответствии с возможным уровнем заработной платы и материальных потребностей, никаких иных факторов в пользу поддержки того или иного правительства у него быть не должно. Ясно, что такая позиция ведет к постепенной деградации «отсталых» стран в рамках «либеральной цивилизации» (что уже и происходит на «окраинах» либеральной Европы), но в перспективе это приведет к деградации всей этой цивилизации, поскольку сопровождается настоящей антропологической катастрофой, превращением человека в «одномерное», поверхностное существо, все меньше способное отвечать требованиям достаточно развитой (хотя и лишенной духовной глубины) системы жизни.
Являясь неотъемлемой частью многовековой европейской цивилизации, Россия сумела выстоять против наступления той либеральной философии «нового варварства», которую навязали западному миру США и о пагубности которой столетие назад писали не только русские, но и проницательные западные мыслители8. Это, конечно же, не означает, что наше развитие происходит на нелиберальном пути, как утверждают западные идеологи. Напротив, Россия призвана реализовать подлинныйлиберализм, который выдвигает в качестве абсолютной ценности подлинную свободу человека - его
8 Среди западных «пророков», точно описавших происходящий ныне кризис, нужно отметить Г. Кайзерлинга. В своей известной книге «Америка. Заря нового мира» (1930 г.) он предсказывал будущую «примитивизацию» человечества, наступление новых «темных веков» в результате распространения на весь мир идеалов Америки, укорененных в XVIII в., в Просвещении, и не затронутых тем духовным развитием, которое Европа проделала в XIX в. (см.: Кайзерлинг Г. Америка. Заря нового мира. СПб.: СПб философское общество, 2002. С. 127-135 [13]).
внутреннюю, духовную, творческую свободу. Соответственно, главным требованием в отношении политической системы должна быть ее нацеленность на сохранение и развитие национальной культуры и формирование свободных и творческих личностей в рамках этой культуры, а вовсе не соблюдение тех или иных формальных принципов, принятых в западной либеральной системе.
В этом смысле для нас актуально возрождение «зрячего» (термин И.А. Ильина), духовногопатриотизма, нацеленного на защиту и укрепление российской государственности ради сохранения и развития многовековой национальной культуры. Русские мыслители начала ХХ в. дали очень ясную основу для правильного понимания сути этого патриотизма, который должен прежде всего обеспечить самое важное условие нашего нормального существования - единение нации и, как следствие, позитивное развитие общества и государства на основе ценностей культуры и творческой свободы личности.
Список литературы
1. Эрн В.Ф. От Канта к Крупу // Эрн В.Ф. Соч. М.: Правда, 1991. С. 308-318.
2. Трубецкой Е.Н. Смысл войны // Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. М.: Республика, 1994. С. 352-354.
3. Трубецкой Е.Н. Война и мировая задача России // Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. М.: Республика, 1994. С. 370-380.
4. Трубецкой Е.Н. Отечественная война и ее духовный смысл // Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. М.: Республика, 1994. С. 381-396.
5. Ильин И.А. Духовный смысл войны // Ильин И.А. Собр. соч. В 10 т. М.: Русская книга, 1993-1999. Т. 9-10. С. 7-38.
6. Ильин И.А. О сущности правосознания // Ильин И.А. Собр. соч. В 10 т. Т. 4. М.: Русская книга, 1993-1999. С. 149-414.
7. Евлампиев И.И. Актуальные уроки русского либерализма. Статья первая: Критика западной традиции // Вопросы философии. 2015. № 6. С. 90-99.
8. Градовский А.Д. Национальный вопрос в истории и в литературе. М.: Государственная публичная историческая библиотека России, 2009. С. 19-139.
9. Евлампиев И.И. Актуальные уроки русского либерализма. Статья вторая: Государство как форма организации национальной культуры // Вопросы философии. 2016. № 9. С. 44-53.
10. Струве П.Б. Великая Россия. Из размышлений о проблеме русского могущества // Струве П.Б. Patriótica: Политика, культура, религия, социализм. М., 1997. С. 50-63.
11. Струве П.Б. Национальный эрос и идея государства. Ответ кн. Е.Н. Трубецкому // Струве П.Б. Patriótica: Политика, культура, религия, социализм. М., 1997. С. 403-407.
12. Трубецкой Е.Н. Великая революция и кризис патриотизма // Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. М.: Республика, 1994. С. 397-415.
13. Кайзерлинг Г. Америка. Заря нового мира. СПб.: Санкт-Петерб. философское общество, 2002. 530 с.
References
1. Ern, V.F. Ot Kanta k Krupu [From Kant to Krupp], in Ern, V.F. Sochineniya [Works]. Moscow: Pravda, 1991, рр. 308-318.
2. Trubetskoy, E.N. Smysl voyny [The Meaning of War], in Trubetskoy, E.N. Smysl zhizni[The Meaning of Life]. Moscow: Respublika, 1994, рр. 352-354.
3. Trubetskoy, E.N. Voyna i mirovaya zadacha Rossii [The War and the World Challenge of Russia], in Trubetskoy, E.N. Smysl zhizni [The Meaning of Life]. Moscow: Respublika, 1994, pp. 370-380.
4. Trubetskoy, E.N. Otechestvennaya voyna i ee dukhovnyy smysl [Patriotic War and its Spiritual Meaning], in Trubetskoy, E.N. Smysl zhizni [The Meaning of Life]. Moscow: Respublika, 1994, pp. 381-396.
5. Ilyin, I.A. Dukhovny smysl voyny [The Spiritual Meaning of War], in Ilyin, I.A. Sobranie sochineniy v 10 t., t. 9-10[Collected Works in 10 vol., vol. 9-10]. Moscow: Russkaya kniga, 19931999, pp. 7-38.
6. Ilyin, I.A. O sushchnosti pravosoznaniya [On the Essence of Legal Consciousness], Il'in, I.A. Sobranie sochineniy v 10 t., t. ^[Collected Works in 10 vol., vol. 4]. M.: Russkaya kniga, 1993-1999, pp. 149-414.
7. Evlampiev, I.I. Aktual'nye uroki russkogo liberalizma. Stat'ya pervaya: Kritika zapadnoy traditsii [Urgent Lessons of Russian Liberalism. Article One: Criticism of the Western Tradition], in Voprosy filosofii, 2015, no. 6, pp. 90-99.
8. Gradovsky, A.D. Natsional'nyy vopros v istorii i v literature [National Question in History and Literature]. Moscow: Gosudarstvennaya publichnaya istoricheskaya biblioteka Rossii, 2009, pp. 19-139.
9. Evlampiev, I.I. Aktual'nye uroki russkogo liberalizma. Stat'ya vtoraya: Gosudarstvo kak forma organizatsii natsional'noy kul'tury [UrgentLessons of Russian Liberalism. Article Two: State as a form of organization of national culture], in Voprosy filosofii, 2016, no. 9, pp. 44-53.
10. Struve, P.B. Velikaya Rossiya. Iz razmyshleniy o probleme russkogo mogushchestva [Great Russia. From reflections on the problem of Russian power], in Struve, P.B. Patriotica: Politika, kul'tura, religiya, sotsializm [Patriotica: Politics, Culture, Religion, Socialism]. Moscow: Respublika, 1997, pp. 50-63.
11. Struve, P.B. Natsional'nyy eros i ideya gosudarstva. Otvet kn. E.N. Trubetskomu [National Eros and the Idea of the State. Answer to Prince E.N. Trubetskoy], in Struve, P.B. Patriotica: Politika, kul'tura, religiya, sotsializm [Patriotica: Politics, Culture, Religion, Socialism]. Moscow: Respublika, 1997, pp. 403-407.
12. Trubetskoy, E.N. Velikaya revolyutsiya i krizis patriotizma [The Great Revolution and the Crisis of Patriotism], in Trubetskoy, E.N. Smysl zhizni[The Meaning of Life]. Moscow: Respublika, 1994, pp. 397-415.
13. Kayzerling, G. Amerika. Zarya novogomira [America.Dawn of the New World].Saint-Petersburg: Sankt-Peterburgskoe filosofskoe obshchestvo, 2002. 530 p.
