CC BY
83
Section 11. Philology
Список литературы:
1. Жуков В. П. Словарь русских пословиц и поговорок. - М.: Рус.яз., 2000. 784 с.
2. Куклина И. Н. Явление фразеологизации и дефразеологизации в языке современной прессы: дисс. ... канд. филол. наук. М., 2006. 252 с.
3. Современный русский язык. В 3ч. Ч. 1. Введение. Лексика. Фразеология. Фонетика. Графика и орфография/Н. М. Шанский, В. В. Иванов. - М.: Просвещение, 1987. 191 с.
4. Стилистический энциклопедический словарь русского языка/под. ред. М. Н. Кожиной. -М. Флинта: Наука, 2006. 696 с.
5. Третьякова И. Ю. Окказиональная фразеология (структурно-семантический и коммуникативно-прагматический аспекты): автореф. дисс. ... докт. филол. наук. Ярославль, 2011. 51 с.
6. Языкознание. Большой энциклопедический словарь/Гл. ред. В. Н. Ярцева. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. 685 с.
7. Ьй;р:/^Н81о£.пе1/(дата обращения 22.11.2014)
8. Ъй;р://81аШ8^8/(дата обращения 22.11.2014)
9. http://vk-statys.ru (дата обращения 22.11.2014)
10. http://www.statusy.info/(дата обращения 22.11.2014)
11. http://youstatus.ru (дата обращения 22.11.2014)
12. http://mnogostatusov.ru/(дата обращения 22.11.2014)
13. Написано при поддержке гранта РГНФ 14-34-01011
Kamilova Saodat Ergashevna Uzbekistan State National University PhD, assistant professor of World Literature E-mail: baxrom@rambler.ru
The conception of an individual in modern Russian and Uzbek short stories
Abstract: This article analyzes aesthetic conception of an individual in modern Russian and Uzbek short stories. On one hand this analysis is conducted in «everyday life as being» system i. e. understanding the world as Chaos. On the other hand, it is made as aspiration for understanding deeper finks between a humans soul and his surroundings as it is given in short stories by V. Pelevin, L. Petrushevskaua, R. Rahmat, N. Eshonkul.
Key words: conception, an individual, an individual, paralogics, mythology, genre specifics.
Камилова Саодат Эргашевна, Национальный университет Узбекистана, к. ф.н., доцент кафедры мировой литературы E-mail: baxrom@rambler.ru
Проблема личности в современном рассказе (на материале русских и узбекских рассказов)
Аннотация: В данной статье анализируется проблема личности в современных русском и узбекском рассказах. Анализ проводится в различных системах, т. е. восприятие мира как Хаоса, с одной стороны, и стремление к постижению гипогенных связей между душой человека и окружающим ее миром, с другой, на примере рассказов В. Пелевина, Л. Петрушевской, Р. Рахмата, Н. Эшонкула и др.
Ключевые слова: концепция, личность, симулякр, паралогия, мифология, жанровая специфика.
Современная концепция личности охватывает весь бытий ХХ века, от духовного раскола и безысходности
бесчисленный арсенал впечатлений от трагических со- представлений о жизни как о всеохватывающем Хаосе,
196
The conception of an individual in modern Russian and Uzbek short stories
где в сущности реальной действительности уже нет, а на ее месте сплав симулякров. Отличительным же признаком системы взглядов на личность конца ХХ — начала ХХ[ вв. является рецепция в системе «быт как бытие», т. е. восприятие мира как Хаоса, с одной стороны, и стремление к постижению гипогенных связей между душой человека и окружающим ее миром, с другой. Все же виды жизнедеятельности — исторические, бытовые, социальные, психологические — предстают как онтологические грани Хаоса. И облик Хаоса в современной литературе изображается посредством определенного комплекса форм отображения: цитатное мышление, гипертрофированная интертекстуальность, многостильность, коллаж, пастиш, разные виды нонселекции, ризоматичность и т. д. [1,-365-383] Данные формы воссоздания предстают как синтез качеств модернизма и реализма, и эти художественные стратегии обретают новое эстетическое качество. Например, мифологизм, модернизированный и конструированный, служит своего рода инструментом для углубления психологизма, позволяющего не только постичь закономерности и причинную связь определенных уровней сознания человека, но и обнаружить неисследованные иррациональные глубины души. Мифологические архетипы, актуализированные в современных рассказах, позволили ликвидировать эпическую дистанцию между мифами и прозой повседневного существования. Это позволило диалогически связать современного героя и его мир с мифологической Вечностью (Н. Лейдерман). При помощи мифов рассказчикам удается запечатлеть константы существования, позволяющие героям преодолевать ужас одиночества и находить смысл в жизни. Художники слова изображают хаотическое состояние мира как данность, пытаясь наметить ту точку опоры, с помощью которой хаос внутри человека самоорганизуется и позволит выстоять в сложном мире. И с этой целью писатели активно экспериментируют с архетипами, дабы увидеть общее в частном и вечное в сиюминутном. Помимо этого, современная концепция личности разрабатывается в паралогиях «повседневное — вечное», «симулякр — реальность», «память — забвение», «личное — безличное», «фрагментарность — целостность», «человек — Бог». Рассмотрим, к примеру, паралогию «память — забвение» — это возрождение модернистского культа Памяти как стержневого инструмента преодоления духовного распада, борьбы со смертью души. Ярким примером может послужить рассказ Т. Толстой «Йорик» [2]. Ключевые слова рассказа связаны со временем, с памятью, отбирающей
и сохраняющей события прошлого: «подоконник моего детства», «сердце молодеет», «чудесные черепки времени», «бездны времени». Тут и трепетное отношение героя-повествователя к сохранившим свидетельствам прошлого: «Тонкая талия — пышные волосы — трудная любовь — долгая жизнь — дети, которых волочат за руку по морям и континентам, — вот и войнам конец, делу венец, союзники шлют нам добротную свиную тушенку; мы съели ее и сплюнули в освободившуюся тару косточки, зубы и усы». В рассказе «Лепешка» узбекского писателя Мухаммада Али короткие, лаконичные и отрывистые фразы создают в первую очередь ощущение авторской взволнованности, рожденной и организованной стихией воинствующей памяти. «Рассказовая» форма повествования позволяет автору талантливо реализовать тему Памяти, сопряженную с идеей национального самосознания и итоговости пройденного узбекским народом пути. Особенностью рассказа «Лепешка» является то, что он, будучи посвященным войне, по своему действию развивается во времени. Для рассказчика подобное обращение со временем требует большого мастерства, главным образом, композиционного, но зато при удачном и талантливом исполнении эта особенность, по видимому, и придает так называемому «малому жанру» неожиданную монументальность и широту эпического дыхания. Весьма талантливо эта композиционная особенность, связанная со стремлением ввести в тесные рамки рассказа понятие «большого Времени» реализована в рассказе Мухаммада Али «Лепешка». Другой аспект паралогии «память — забвение» — некое ироническое противоречие — новый виток в истории обусловлен забвением прошлого, и это в свою очередь становится, своего рода неким условием преемственности или попыткой переоценить прошлое и оставить лишь действительно значимое для человека, времени, жизни. Таковы практически все рассказы начала 90-х годов ушедшего столетия как в русской, так и в узбекской литературах (Например, русские рассказы В. Сорокина, В. Пелевина, Л. Миллер и др.; узбекские рассказы А. Якубова, Н. Эшонкула, А. Юлдашева и др.), навеянные резким неприятием социалистической действительности, построенные на диалоге между далеким прошлым и недавним (социалистическим прошлым). И здесь также наблюдаются жанровые интенции (рассказ — воспоминание «Роман с английским» Л. Миллера, «Онтология детства» В. Пелевина, «Йорик» Т. Толстой; «Мороженое» А. Якубова, «Пугало» И. Султана).
197
Section 11. Philology
Паралогия «фрагментарность — целостность» наиболее отчетливо выражена в таких разновидностях рассказа как рассказ — записка, рассказ — впечатление, рассказ — этюд, рассказ — эскиз и т. д. Особый прием мышления и представления о мире как о вечном наборе мгновений, измельченных и выуженных из времени доведен в современном рассказе до такой степени диалога, что становится неким способом преодоления одиночества. Фрагментарность восприятия как форма неполноты самоосуществления оказывается в сознании индивида чуть ли не единственным способом подтверждения личностного бытия и жизненного опыта отдельно взятого человека, неповторимого и исключительного в своих мироощущениях и мыслях. Интересен в этом отношении цикл рассказов-этюдов Я. Гольцмана «Чудится, светит, мерцает» [3]. Каждый этюд писателя — фиксация мгновения жизни. Природа, человек, животные — все подчинено, казалось бы, лишь чувственному восприятию, впрочем, кое-где сквозь призму зрительных ощущений пробивается философская мысль о вечности и бренности бытия: «... Уже за полночь, когда березовый жар в печи потемнел, подернулся пеплом, хрупкий слой которого округлял очертания углей, я, погружаясь в дремоту, припомнил сияющий наст, густые тени на снегу, мышонка. Подумалось: “Вот и мы, стиснутые обстоятельствами, гонимые судьбой, бежим, бежим, бежим по своей глубокой колее. Бежим, покуда не скроемся во тьму"» [3]. Форма самопознания, попытка объединить, связать в единое целое дробность личных впечатлений, причем, не ища их гармонические, объединяющие основы — отличительная особенность рассказов-этюдов Гольцмана, которая разнит его творчество с лирической прозой 60-80-х годов ХХ века. В его минипрозе есть и жанровая сценка, и портрет, и пейзаж, однако в отличие от традиционной портретной и пейзажной живописи, которая стремилась «выразить собой», писатель стремится «выразить себя», позволяя тем самым соединить лирическое начало с эпической повествовательной тканью.
Паралогия «фрагментарность — целостность» проявляется в мини рассказах: рассказе-анекдоте, рассказе — случае, рассказе — наблюдении, рассказе — скетче. Ярким свидетельством тому служит малая проза С. Довлатова. В книгах «Заповедник», «Наши», «Чемодан» циклы рассказов создают разнокалиберный коллаж чувств, впечатлений, ассоциаций с притчевым подтекстом. Мозаика сумбурно-абсурдных рассказовых сюжетов образует
собирательный образ героя нашего времени. Абсурд у С. Довлатова выступает как основа порядка в судьбе человека, в отношениях между людьми. А герои, обычные, вроде ничем не примечательные люди, оказываются яркими и неповторимыми именно благодаря их безалаберности, непутевости, нелепости. То же самое наблюдается и в творчестве узбекского писателя А. Юлдашева. К примеру, из абсурдно — анекдотического рассказа «Проблемы есть?» угадывается тип современного человека, для которого искренняя, бескорыстная улыбка выступает неким диссонансом в расчетливой и меркантильной современной жизни.
Наиболее востребован в современном рассказе паралогический компромисс «повседневное — вечное» (быт и бытие). Если в 70-80-е годы в литературе быт запечатлен как экзистенциальный процесс, то данная паралогия в современной малой прозе представлена как апофеоз личной жизни — извечный поединок «маленького человека» с житейским хаосом. Так, в рассказе узбекского писателя У Хамдама «Река души моей» герой-повествователь, внезапно вырвавшись из замкнутой, запрограммированной жизненной круговерти, навлекает на свою голову тысячу бед. На него со всех сторон нападают извечные блюстители порядка размеренной жизни — Долг, Ответственность, Обязанность, Запрет, Закон и т. д., не давая герою вспомнить свое истинное «Я». В рассказе запечатлен легко узнаваемый тип современника с «американской мечтой», с набором обязанностей успешного человека с ежедневным списком дел, с четкой программой будущего, со страстью к комфорту и железной штольцовской психологией. И только во сне герой осознает, что живет в мнимом мире, чувствует дикий позыв к свободе. Свобода у Хамдама понимается как освобождение от придуманных, самими же людьми, условностей и стремление ощутить вечный, реальный мир. На конфликте между безликостью, однообразностью массового сознания и самобытностью, индивидуальностью человеческой личности построен рассказ «Прощай, красота.» А. Юлдашева. Хрупкая и нежная Айсулу при столкновении с реальным миром, реальными людьми ломается, превратившись за год в пошлую некрасивую старуху. И открытость авторской позиции понимается здесь как призыв к диалогу, размышлению: «Неужели, неужели страшная повседневность, заботы о куске хлеба за год превратили эту некогда божественно красивую изящную женщину в старуху? Где обаяние, робость, стыдливость невестки Айсулу? Где огонь, который я видел в ее глазах. Сегодня, ради двух
198
Apprentissage des langues autour des médiations artistiques (art-thérapie de coloriage)
ведер воды, она готова была на все и, получив эту воду, чувствовала себя счастливой, кто, кто повинен в такой перемене... Неужели, неужели, теперь такой и будет жизнь человека...» [4].
Таким образом, рассказчики создают будничное лицо Хаоса, противоречие бытия у одних доведено до борьбы во сне (У Хамдам), у других — до истерики (Л. Петрушевская), у третьих — до ежедневной пытки (А. Юлдашев). Посредством паралогии «быт — бытие» смысл повседневного существования человека с его ежедневными, сиюминутными хлопотами осмысливается как фрагмент Вселенной, как отрезок вечности.
Таким образом, не претендуя на анализ всех возможных паралогий в современной литературе, можно сделать вывод, что в современных рассказах паралогические компромиссы выполняют функции стержневых скрепов жанра, которые они или создают (разновидности жанра), или обновляют (новеллистический пуант). Паралогии выступают воплощением
всеобщей условности жизни и извечных поисков человеческой души. Показывая духовные искания человека внутри Хаоса, паралогии становятся некими инструментами самоопределения и самоориентации личности. Самые разнообразные по творческому почерку писатели, используя паралогические компромиссы вырабатывают сходную творческую стратегию — «они избирают в качестве «точки отсчета» «волю к смыслу» самой личности, ее субъективное представление о своей духовной сущности и своем предназначении. Не находя объективных, внеположных смыслов, они стараются выстроить свой Космос из тех кирпичиков хаоса, которые их окружают: наполняя симулякры интимно-личным ценностным содержанием, соединяя дробные фрагменты бытия нервными нитями своей собственной судьбы, одухотворяя своей любовью и переводя в сакральный план кровно близкое и дорогое, преодолевая ужас одиночества заботливым союзом с другой столь же одинокой судьбой» [5].
Список литературы:
1. Русская литература ХХ века: Закономерности исторического развития. Коллективная монография — Екатеринбург: УРО РАН, 2005. С. 365-383.
2. Толстая Т. «Йорик». Сборник рассказов.-М.: Эскмо, 2004.
3. Гольцман Я. “Чудится, светит, мерцает»//Новый мир, 1995. № 12
4. Река души моей. Сб.узб.рассказов. Перев. Камиловой С. Э. - Т.: Изд-во «Адиб», 2012. С. 172.
5. Лейдерман Н. Л. Теория жанра. - Урал. гос. пед. ун-т.- Екатеринбург, 2010. С. 211.
Koneva (Haan) Marina Gennadievna, Université du Havre, IUT, ATER en anglais, département Information et Communication
E-mail: marina.haan@laposte.net
Apprentissage des langues autour des médiations artistiques (art-thérapie de coloriage)
Résumé: L’article est consacré aux problématiques liées à l’acquisition des compétences lexicales à partir des textes littéraires et des œuvres de coloriage de l’art-thérapie. En s’appuyant sur l’analyse psycholinguistique du fonctionnement des émotions dans la production des images mentales des mots, on propose une méthode pédagogique, basée sur la synergie des émotions, sensations et cognition. La méthode peut être utilisée dans le cadre institutionnel (collège, lycée, université), ainsi que pour le développement individuel des personnes qui sont attirées par les langues étrangères et veulent les apprendre de façon originale et ludique.
Mots-clés: médiation artistique, images, émotions, cognition, apprentissage des langues.
Cet article est inspiré par le Cadre européen commun de référence pour les langues qui encourage la recherche active de réponses aux nombreuses questions qui se posent dans le domaine de la didactique des langues, et en particulier:
— Comment s’effectue l’apprentissage de la langue?
— Que faire pour aider les gens à mieux apprendre une langue?
Aussi, des efforts s’imposent pour «élaborer des méthodes et des matériels appropriés, qui permettraient d’assurer
199
