CC BY
53
региональных образований, в частности казачества на Северном Кавказе. И как следствие, характеризовать и прогнозировать состояние окружающей среды жизни человека, социальных групп населения и общества в целом, ее составных институтов, включая и культуру как составную часть любой цивилизации.
В наше время, когда в процессе глобализации высветились этнические проблемы, приоритет учета традиционных ментальных признаков, присущих местному сообществу, проживающему на какой-либо территории, никем не оспаривается. В свете этнической традиции преломляются все, так называемые привычки общества, современный образ жизни.
В Ставропольском крае по-прежнему сильно влияние казачества, его традиционной культуры. Так, повсеместно возрождаются праздники и обрядовые мероприятия казачьей тематики. Все эти мероприятия призваны бережно сохранить казачьи традиции, воспитать преемственность поколений, позволить людям в шатком метании будней почувствовать свои корни, свою привязанность к тому, что обычно именуют родиной. Нельзя не отметить роль казаков в патрулировании своих родных улиц и территорий, несении воинской службы, в том числе в специализированных отрядах, подготовку подрастающего поколения и многое другое. Тревожное положение сформировалось с земельными угодьями, принадлежащими казакам. Эта проблема требует пристального внимания со стороны как местных, так и федеральных властей.
В целом нужно отметить высокую степень традиционализма, отмечаемого на территориях, развивавшихся в казачьей культурной среде.
Список использованных источников
1. Веденин Ю.А. Информационные основы изучения и формирования культурного ландшафта как объекта наследия // Известия РАН. Сер. геогр. М., 2003. № 3. С. 7 — 13.
2. Генис В.Л. Расказачивание в Советской России // Вопросы истории. 1994. №1. С.42 — 55.
3. Короленко П.П. Территория кубанских казаков // Кубанский сборник. Т. 10. / Под ред. С.В. Руденко, Екатеринодар. 1903. С.225 — 243.
4. Лосев Е. Незаживающая рана // Молодая гвардия. 1989. № 10. С.230 — 233.
5. Назаров Г. О трагедии расказачивания // Молодая гвардия. 1989. № 10. С.219 — 230.
6. Поселенные итоги переписи 1926г. по Северо-Кавказскому краю. Ростов-н-Д., 1929. 551с.
7. Прозрителев Г.Н. Первые русские поселения на Северном Кавказе и в нынешней Ставропольской губернии. Ставрополь, 1912. 310с.
Проблема эпистемологии исторической науки во франции в конце XX — начале XXI века.
Ульянов С.А.
аспирант исторического факультета КФУ, Казань
Сегодня востребовано научное знание, отражающее сложность социальной реальности. Потребность в нем вызвана необходимостью снизить неопределенность в принятии решения, которое осуществляется в сетевых интеракциях. Как показывает практика (невозможность понять, прогнозировать и находить выходы из социально-культурных и экономических кризисов) и ряд научных исследований [1—10 и др.], структура современного института науки, построенного на принципах классических естественных наук, современные теории и получаемые на этой основе результаты не способны в полной мере удовлетворить социальный запрос.
Неэффективность классического научного исследования, таким образом, ставит проблему поиска новых принципов социально-исторического анализа. С этой целью в данной работе представлен анализ концепций, характерных для французского обществоведения, выводящих научное исследование за рамки традиционных дисциплинарных подходов. Мы рассматриваем те идеи, которые позволяют говорить об общем пространстве исследования, основанном на одних принципах. При этом мы не ставим целью в рамках данной статьи представить новую научно-исследовательскую программу, но проводим анализ ряда принципиальных положений, которые, по нашему мнению, должны лечь в ее основу.
Как представляется сегодня, все процессы, существующие в обществе, пересекаются и находятся в постоянной взаимосвязи (в первую очередь, представляет интерес обсуждение этой темы в специальном выпуске журнала: Revue économique) [10]. Сложность социальных процессов можно адекватно понять только на основе общей социальной научно-исследовательской программы, объединяющей предметы исследования различных социально-гуманитарных наук. Такая программа позволит учитывать сложное взаимодействие всех социальных систем (различных социальных институтов, экономики, политики и т.д.), поскольку такой системный подход научного анализа схватывает естественное, а потому сложное развитие социальных отношений. Более того, изначально познание осуществлялось комплексно и разделение произошло искусственно в XIX веке для упрощения исследования [1 с.187-226]. В результате с одной стороны, человек был отделен от общества, а с другой, общество в рамках исследования было внутренне разделено на замкнутые процессы групповых взаимоотношений, экономики, политики и культуры.
Но обратная тенденция, направленная на синтез социальных процессов в рамках одной научно-исследовательской системы, возникла едва ли не с началом выделения социальных и гуманитарных дисциплин из обществознания. Еще с конца XIX века предполагалось, что на основе позитивизма, а в 1950-е годы — методологии Ф. Броделя и Э. Лабрусса историческая наука сможет создать целостное социальное знание на принципах естественных наук. После разочарования
Всероссийский журнал научных публикаций, ноябрь 2010
в возможностях истории начался подъем новых социальных дисциплин, таких, как социология и экономика, которые начали конкурировать с историей. Однако их также постигла неудача, поскольку их методология предполагала, что полученные в одной точке данные репрезентативны для всей системы, которая, как считалось, замкнута и практически неизменна.
Теперь стало очевидно, что проблема заключается не в научности естественных наук, не в «литературности» наук гуманитарных и не в недостаточной строгости наук социальных, поскольку принципы научности остаются одинаковыми (главный из них — верификация полученных данных) [11]. Проблема заключается в невозможности воспроизведения условий опыта, поскольку социальный процесс — это изменения сложной, саморегулирующейся системы.
Итак, современная эпистемология обществоз-нания предполагает отход от упрощенных схем социально-исторической эволюции, свойственных функционалистским программам (стремящимся обнаружить универсальные объективные социальные законы). Основой социально-исторического анализа становится признание того, что, во-первых, активными участниками социальных процессов считаются люди, совершающие самостоятельные действия, согласующие в социальном пространстве свои решения и формирующие, возобновляющие, или отвергающие определенные правила, регулирующие взаимоотношения. Во-вторых, социальный процесс основан на социальных интеракциях, которые являются способом саморегуляции и координации действий во множественных социальных сетях. В-третьих, основой таких взаимоотношений становится этика как представление об общем благе, координирующее социальное действие [12]. Социальные субъекты взаимодействуют исходя из определенной базы представлений о благе, которое варьируется от общества к обществу и от субъекта к субъекту, в зависимости от социальной компетенции. Практические формы такого этического опыта были названы их французскими разработчиками «ситэ» [4].
Таким образом, социальный субъект обладает свободой действия в интеракциях. Но эта свобода относительна, поскольку ограничивается эволюционирующими системами ценностей, среди которых наиболее важным являются этические универсалии — ситэ (помимо этого, имеются еще моральные нормы, правила, законы, инструкции и т.д., но они отражают формальное решение спорной ситуации и функционируют, основываясь на неизменном представлении о благе, отражая лишь формализованные способы действия в социальном пространстве). Они актуализируются в зависимости от ситуации и социального пространства, в котором в данный момент находится социальный субъект, то есть в зависимости от того, подпадает ли данное действие под это ситэ или нет [4, 6, 7, 8 и др.]. Этические универсалии-ситэ эволюционируют в процессе социально-исторического развития, пропадают неактуальные и появляются новые. Появление новой этической универсалии — «ситэ проекта», показано, например, в работе Л. Больтански и Е. Чапелло, в которой проводится анализ изменений экономических взаимоотношений за последние 30 лет [13].
Этические универсалии имеют некоторые привязки как в историческом плане, плане структуры общества, географического расположения, так и в плане персональной компетенции. При этом на различных
уровнях социальной действительности (семейные отношения, дружеские отношения, деловые отношения, государственные отношения) эти универсалии могут иметь различную скорость изменения, а человек в течение одного дня может использовать в зависимости от контекста ту или иную выгодную ему или наиболее адекватную ситуации этическую универсалию, легальную для данного социального пространства [7].
Активный социально-исторический субъект, следовательно, предстает в сетевых интеракциях как главное лицо, создающее реальность через свои действия, но это не предполагает отказ от макроисследований в пользу микроисследований, поскольку необходимо взаимодополнение уровней исследования. Так, микроисследования, развивающиеся на протяжение последних 30 лет, показали важность индивидуального сознания, даже в замкнутом мире позднего средневековья (особенно показателен в этом отношении персонаж К. Гинсбурга — мельник Менок-кио, в работе «Сыр и черви»). Однако микроанализ, популярный не только в истории, но и в социологии и экономике, не способен выйти на уровень универсального знания в силу невозможности проследить формирование социально-культурных представлений, регулирующих сетевые интеракции, в рамках феноме-нолого-герменевтического подхода, или социальные макроструктуры, характерные для анализа классической науки. Макроанализ же формирует относительно универсальные структуры, но требует постоянного подтверждения их действительности на уровне реальной практики, приближения к реальности, что предполагает проведение микроанализа в различных точках сетей и возвращение этих данных на уровень макроанализа. Таким образом, эти уровни анализа герменевтически дополняют друг друга.
Следовательно, любая социальная научно-исследовательская программа должна включать два уровня анализа. До тех пор, пока универсальный опыт, полученный в макроиследовании определенного общества, будет подтверждаться на уровне микроисследований, он будет репрезентативным данному обществу и адекватным существующим реалиям, его можно будет использовать для решения современных задач. Но при накоплении противоречий универсальный опыт необходимо корректировать либо полностью перестраивать.
Придя к пониманию взаимосвязанности двух уровней анализа, мы осознаём необходимость определить основные факторы, соединяющие эти два уровня. Как было показано, выбор формируется в открытой социальной борьбе (в испытании общественными интересами) между различными взглядами на имеющиеся альтернативы действия в каждой конкретной ситуации, но если ситуация является обыденной, имеющей оптимальное решение, признанное в качестве устойчивой, обязательной на данный момент нормы, то вероятность борьбы снижается и решение формализуется. Следовательно, необходимо выявить модели таких устойчивых социальных ситуаций (институты), которые имеют уже сложившиеся оптимальные решения (формальные), отделив их от всех прочих, в которых решение приходит через конкуренцию проектов создаваемой действительности и будущего. Следовательно, в рамках исторической дисциплины мы получаем другую картину анализа, поскольку на первый план выходит пространство действия [14 р. 102, 15].
Таким образом, системный социальный научный анализ должен соединить различные уровни социальной действительности (культурные, экономические, политические) через координирующий когнитивный механизм взаимоотношений социально-исторических субъектов. Анализ системных изменений корректируется микроанализом, то есть конкретной реализацией координирующих этических и других нормативных институциональных универсалий в интеракциях. Это позволяет корректировать ошибки в осознании системных сетевых изменений и отслеживать появление новых координирующих когнитивных и материальных объектов. Такая системная нелинейная динамика имеет все основания стать определяющей в развитии социальных наук.
Список использованных источников
1. Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века / Пер. с англ. — М.: Логос, 2004.
2. Wallerstein I. World-Systems Analysis // Social Theory Today/ Ed. by A.Giddens & J.H.Turner. — Cambridge: Polity Press, 1987. — P.309 — 324.
3. Boltanski L. L'Amour et la Justice comme competences. Trois essais de sociologie de l'action. — Paris: Métaillé, 1990.
4. Boltanski L., Thévenot L. De la justification: les economies de la grandeur. — Paris : Gallimard, 1991.
5. Thévenot L. Les enjeux d'une pluralité de formats d'information // Du partage au marché. Regards croisés sur la circulation des saviors / sous la dir. Delamotte E. — Lille: Edition du Septentrion, 2004. — P. 333 -347.
6. Thévenot L. Emotions et évaluations dans les coordinations publiques // La couleur des pensées. Emotions, sentiments, intentions / Éds. P. Paperman, R. Ogien. — Paris: Éd. de l'EHESS, coll. Raisons Pratiques. — № 6, 1995. — P. 145 — 174.
7. Thévenot L. Pragmatic regimes governing the engagement with the world // The Practice Turn in Contemporary Theory / Dir. by Knorr-Cetina K., Schatzki T., Savigny Eike V. — London: Routledge, 2001. — P. 56 — 73.
8. Sen A.K. Éthique et économie. — Paris: PUF, 1993.
9. Радаев В.В. Социология рынков: к формированию нового направления. М.: ГУ-ВШЭ, 2003.
10. Revue economique. — 2002. — №2.
11. Рикёр П. Время и рассказ. Т. 1. Интрига и исторический рассказ / Пер. с франц. / Поль Рикер. — М.; СПб.: Университетская книга, 1998.
12. Ульянов С.А. Французская историческая мысль в конце ХХ века: поиск путей создания общей картины исторического прошлого // Учен. зап. Казан. ун-та. Сер. Гуманит. науки. — 2010. — Т. 152, кн. 3, ч.1. — С. 216 — 221.
13. Boltanski L.,Chiapello E. Le nouvel esprit du capitalisme. — Paris: Gallimard, 1999.
14. Corcuff P. Les Nouvelles sociologies. — Paris: Armand Colin, 2007.
15. Nachi M. Justice et compromis: l ments de sociologie morale et politique. — Paris: Editions de l'ULG, 2006.
Источниковедческое изучение публикации «Президиум ЦК КПСС 1954-1964. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. Постановления»
Каулин К.В.
аспирант кафедры источниковедения исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, г Москва
О том, что РСДРП(б)-РКП(б)-ВКП(б)-КПСС на протяжении всей своей истории уделяла большое внимание изданию своих документов, известно достаточно много. Либо издавались и переиздавались материалы съездов и Пленумов ЦК партии, кроме того, также печатались сборники и многотомные публикации документов руководящих партийных органов. Если в период 1917-1991 гг. к этому обязывало ее положение правящей политической партии в государстве, то в более позднее время об этом, разумеется, не приходится говорить. Что же касается периода до начала 1990-х годов, то в это время исследователи практически не имели доступа к документам Политбюро (Президиума) ЦК КПСС, которое, согласно Уставу партии, избиралось Центральным Комитетом для ведения политической работы. Кроме того, с каждым годом сосредотачивая в своих руках все больше и больше властных функций и полномочий, Политбюро фактически превратилось в реальный высший орган власти в СССР. Если оценивать его значение исходя из этого, то возникает вопрос: верно было бы говорить на этом основании о том, что Политбюро ЦК КПСС являлось высшим органом власти в государстве? Не очень. В 1931 г. Л.М. Каганович отмечал: «Политбюро является органом оперативного руководства всеми отраслями социалистического строительства». Фактическое положение этого партийного органа в партии и в государстве точно охарактеризовал И.В. Сталин на тринадцатом съезде РКП(б) в 1924г.: «Партия есть руководящая сила в нашем государстве. Глупо было бы говорить на этом основании, как говорят некоторые товарищи, что Политбюро есть высший орган в нашем государстве...Политбюро есть высший орган не государства, а партии, партия же есть высшая руководящая сила в государстве. ЦК и Политбюро суть органы партии. Я не хочу отождествлять государственные учреждения с партийными. Я хочу только сказать, что во всех основных вопросах нашей внутренней и внешней политики руководящая роль принадлежит нашей партии».
Долгое время исследователи не имели доступа к документам Политбюро (Президиума) ЦК. В предисловии к публикации документов «Президиум ЦК КПСС...» составители сообщают, что, в процессе подготовки к изданию черновых протокольных записей и стенографических записей заседаний Президиума ЦК КПСС, в АП РФ и РГАНИ был выявлен и рассекречен большой комплекс постановлений Президиума ЦК КПСС и материалов к ним. Протоколы заседаний находятся в РГАНИ в фонде 3 «Президиум ЦК КПСС», в описях № 10, 14. В публикацию включены также документы из описей (№ 8 и 12), называющихся «Подлинники постановлений и материалы, протокольные записи к некоторым заседаниям
