Научная статья на тему 'Проблема частеречной принадлежности лексемы 'сам' в контексте диахронического подхода'

Проблема частеречной принадлежности лексемы 'сам' в контексте диахронического подхода Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
405
312
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЛЕКСЕМА / ЧАСТИ РЕЧИ / МЕСТОИМЕНИЕ / СИНКРЕТИЗМ

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Черемных Ксения Георгиевна

Настоящая статья посвящена изучению проблемы частеречной принадлежности лексемы 'сам', данный вопрос рассматривается с исторических позиций, в контексте проблемы происхождения самой лексемы. В статье рассматриваются основные точки зрения по данной проблеме, анализируются основные этапы функционально-семантической истории лексемы и формулируются положения о частеречной принадлежности лексемы на основе рассмотренных данных.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Проблема частеречной принадлежности лексемы 'сам' в контексте диахронического подхода»

Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 32 (213).

Филология. Искусствоведение. Вып. 48. С. 157-160.

К. Г. Черемных

ПРОБЛЕМА ЧАСТЕРЕЧНОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ ЛЕКСЕМЫ ‘САМ' В КОНТЕКСТЕ ДИАХРОНИЧЕСКОГО ПОДХОДА

Настоящая статья посвящена изучению проблемы частеречной принадлежности лексемы ‘сам’, данный вопрос рассматривается с исторических позиций, в контексте проблемы происхождения самой лексемы. В статье рассматриваются основные точки зрения по данной проблеме, анализируются основные этапы функционально-семантической истории лексемы и формулируются положения о частеречной принадлежности лексемы на основе рассмотренных данных.

Ключевые слова: лексема, части речи, местоимение, синкретизм.

Актуальность данной работы обусловливается прежде всего наличием ряда противоречий, связанных с определением частеречной принадлежности лексемы, вытекающих из различий в подходе к интерпретации функционально-семантических свойств, релевантных при решении вопроса о частеречной принадлежности. На наш взгляд, снять эти противоречия возможно лишь через обращение к истории происхождения самой лексемы ‘сам’.

На данный момент существует несколько точек зрения по вопросу о частеречной принадлежности лексемы ‘сам’. В толковых словарях [6. С. 15; 8. С. 685], а также в работах некоторых исследователей [4. С. 320; 11. С. 168;

12. С. 176] слово ‘сам’ признаётся исключительно местоимением. Однако существует на сегодняшний день ряд исследований, вступающих в полемику с данной точкой зрения. Например, А. Б. Шапиро [10. С. 19] называет ‘сам’ частицей, при этом некоторые исследователи относят ‘сам’ к частицам дискурсивным [3. С. 28]. И. Г. Голанов отмечает, что в ряде случаев (напр., ‘Ученик решил эту задачу сам’) ‘сам’ приближается к наречию [2. С. 138].

Но особого внимания заслуживает точка зрения болгарского исследователя Г. Тагам-лицкой. Г. Тагамлицкая о лексеме ‘сам’ пишет следующее: «.. .основные значения этого слова - также значения не местоимённые, а либо обстоятельственные, либо служебные. В значении обстоятельственном (при сказуемом) “сам” становится самостоятельным членом предложения. Как слово служебное “сам” членом предложения не является» [7. С. 440]. Г. Тагамлицкая говорит о таких свойствах лексемы ‘сам’, как многозначность и полифункциональность, уточняя при этом,

что в том или ином значении лексема ‘сам’ употребляется, если структура предложения имеет свойства, позволяющие употреблять лексему в том или ином значении. На употребление лексемы в том или ином значении очень важное влияние оказывает и семантика сказуемого. Однако зависимость содержания лексемы от структурного и смыслового контекста далеко не абсолютная, что подтверждается следующим наблюдением исследователя: изъятие из предложения лексемы ‘сам’ и замена ее существительным, называющим деятеля, приводит к утрате оттенков значений, которые привносит именно лексема ‘сам’, а, кроме того, иногда изъятие оказывается невозможным [7]. Всё это говорит о том, что возникновение того или иного оттенка значения не вызвано контекстом, напротив, компоненты, ответственные за возникновение этих оттенков, изначально представляют собой элементы структуры значения лексемы, организованные определённым образом. Очень многое для понимания принципа этой организации может дать положение, высказанное Л. Д. Чесноковой. Л. Д. Чеснокова о лексеме ‘сам’ пишет: «В том случае, если слово “сам” не субстантивируется, оно сохраняет значение местоимения, наречия и частицы. “Местоимение “сам”, которое может выступать в позиции обстоятельства, оторвалось от подлежащего и примкнуло к сказуемому. Однако отрыв от подлежащего не полный: местоимение “сам” продолжает согласовываться с подлежащим по формам рода и числа” [Сидоренко 1990]. Поэтому при анализе этого слова следует отмечать его синкретич-ность» [9. С. 141].

Здесь необходимо сделать следующие обобщения. Во-первых, многозначность

лексемы «неуловима» (лексема имеет обстоятельственное, местоимённое значение, а также значения, свойственные служебным словам), следствием этого является возникновение такого свойства лексемы, как полифункциональность. Во-вторых, данная лексема может употребляться сразу в нескольких значениях и реализовывать несколько функций. Это свойство может быть признано функционально-семантическим синкретизмом.

Объяснить наличие подобных свойств у лексемы ‘сам’ невозможно, опираясь на явления, происходящие в синхронии. В связи с этим необходимо обратиться к процессам, связанным с историей формирования и эволюции рассматриваемой основы.

Прежде всего стоит начать с рассмотрения её архетипа. Процесс изменения её формы можно представить в виде цепочки видоизменяющихся основ:

* вет------► *вёт-----у *зэт-----►*зот-

[1] —у *зот------► *ват- [13]. Именно так

изменялся исходный архетип. При этом три первые стадии изменений принадлежат индоевропейской эпохе и представляют собой ступени аблаута, то есть форм одной основы с чередующимися гласными. Следующие две - общеславянской, удлинение исходного краткого О имеет экспрессивный характер1. Гласный А в основе развился из долгого О во времена становления славянского вокализма. Объяснение индоевропейских изменений в основе более трудоёмко. Продлённая ступень возникла первоначально в форме номинатива числительного *вет-; на основе метонимического переноса у данной формы развилось значение «половина»; форма стала многозначной. От *вёт- в значении «половина» развилась ступень редукции (*зэт-), которая трансформировалась в ступень с гласным тембра - О [5. С. 133]. Ступень редукции развилась вследствие перемещения ударения с корневого гласного. Опираясь на многочисленные данные санскрита, а также на данные готского, старославянского, латинского языков, мы пришли к следующей интерпретации семантической стороны каждого из индоевропейских этапов. Основа *вет- представляла изначально местоимённый формант, восходящий к полнозначному слову, обозначающему понятие ‘пара’. Значение этого форманта представляло собой синкрет, в состав которого входило три семантические группы:

1) группа сем количества, 2) сем качества, 3) сем локализованное™ (предела). От этого форманта развился семантический вариант sem- в результате метонимического переноса. Аргументируем данное положение.

Известно, что числительное *sem- ‘один’ имело в номинативе форму *sem [5. С. 127], продлённая ступень сохранилась в номинативе числительного ‘один’, имеющего в косвенных падежах форму основы *sem-. Здесь следует отметить, что О. Семереньи, вслед за Р. Леуманном, пишет о том, что на основе подобного рода форм номинатива были созданы соответствующие формы с долгим гласным [5. С. 127], при этом данные некоторых индоевропейских языков свидетельствуют о том, что существовал префикс со значением ‘половина’, восходящий к продлённой ступени данной основы, например, лат. semi— ‘половина’. Таким образом, вполне возможно предположить, что *sem ‘один’ > sem(i) ‘половина’.

Получается, что на определённом этапе существовало многозначное слово *sem-, которое имело и значение ‘один’, и значение ‘половина’. Половина же - это равная часть целого, подобное соотношение значений наводит на мысль о возможном метонимическом переносе. Для носителя языка было важно. чтобы производное не теряло связь с производящим, напротив, оно фонетически выравнивалось по форме одного из его основных падежей. А продлённая ступень в номинативе могла к тому же развиваться параллельно с началом формирования метонимического переноса. Важно было, с одной стороны, как бы выделить форму номинатива из ряда других, чтобы создать материальную базу для образования нового слова с прозрачными деривационными связями, с другой - решить эту задачу максимально экономно, по-видимому, наиболее экономным средством было удлинение гласного.

Кроме того, стремление сохранить за тождественной фонетической оболочкой разные значения свидетельствует о том, что половина целого, выраженного в номинативе формой *sem, мыслилась как часть, неотделимая от этого целого. При этом известно также, что производные от нулевой ступени данной основы, сохранившиеся в разных индоевропейских языках, имеют значения ‘тождественный, равный’, что может свидетельствовать о том, что данная ступень образовалась

от *эёт- в значении ‘половина’. Помимо этого, производные от нулевой ступени имеют также значение ‘один’.

Всё вместе это позволяет сделать предположение о том, что *эёт было древним обозначением пары. Часть тесно связана с целым, при этом часть эта - одна из двух частей, которые равны между собой. Пара же - это два однородных предмета, вместе употребляемые и составляющие целое.

Значение этого форманта также представляло собой синкрет, однако сема качества определяла уже не свойства пары, целого, а свойства части по отношению к этому целому. Таким образом, формант эёт- стал обладать не синкретическим значением, а полисемичным. Одно из значений представляло собой уже почти отдельное значение ‘половина’. В дальнейшем это значение совсем отделилось, и старый синкрет оказался аналогом уже существующего синкрета в значении форманта *эет- . *эет- и * эёш- стали аналогами друг друга. Язык, исходя из принципа экономии, собрал все аналогичные значения либо в обозначающем *эет- , либо в обозначающем эёш-. Эти форманты являлись семантическими вариантами, от которых развилась ступень редукции. Для эволюции всех вариантов форманта *эет- были характерны две тенденции: тенденция к перегруппировке семантических элементов и разрушению синкретизма и тенденция, связанная с логикой развития этих вариантов в соответствии со свойствами местоимённых формантов в целом. Из этих формантов-вариантов вычленялись наречия, служебные слова, местоимения и т. д. Перегруппированные семантические элементы, исходя из данного материала, распределялись по этим новым единицам, семантика которых до сих пор хранит черты древнего синкретизма.

Такими же свойствами обладал и формант *эот-, давший начало как рассматриваемой лексеме, так и предлогу ‘с’, а также префиксам с- (во всех значениях) и су-. На этой базе образовалось местоимение (в пользу того, что лексема, непосредственно предшествующая лексеме ‘сам’, имела местоимённое значение, говорит тот факт, что, во-первых, слово восходит к форманту, способному дать как служебные слова, так и префиксы, а это характерно для местоимённых формантов; во-вторых, у лексемы, очевидно, развилось значение, близкое к полнозначным словам,

в противном случае она не смогла бы иметь собственное ударение и вычленилась из форманта в виде служебных элементов: предлога или же какой-либо морфемы. Таким образом, из форманта *вот- вычленилось местоимение *8от-о-в, которое в дальнейшем преобразовалось в *зот-о-8, а далее в *зат-о-8. впоследствии из-за действия закона открытого слога оно стало выглядеть как *ватъ (сам). Семантика этого местоимения, по-видимому, могла сохранить синкретизм, в том числе и лексико-грамматический, что и наблюдается в производных от архетипа *вет- в других индоевропейских языках (вти1 в латинском, вата в готском), о чём и было сказано выше.

Всё это позволяет предположить, что функционально-семантический синкретизм современной лексемы «сам» не что иное, как рудимент индоевропейской эпохи, переживший период существования общеславянского языка и период его распада. И, поскольку непосредственным предком рассматриваемой лексемы является местоимение, способное сохранять древнюю организацию компонентов своего значения, и современная лексема может быть признана местоимением, значение которого представляет собой архаическое образование, синкрет, основным свойством значения которого является способность разных компонентов в контексте одного предложения активизироваться одновременно. Отсюда и полифункциональность, и «неуловимость» значения.

Подводя итоги, необходимо прежде всего сказать следующее. Во-первых, свойства, как семантические, так и структурные, которыми обладает лексема ‘сам’, не позволяют её отнести с абсолютной определённостью к местоимениям, поскольку она обнаруживает черты как местоимения, так и наречия, а также частиц и других служебных слов. Во-вторых, лексема полифункциональна и синкретична по значению. В-третьих, наличие данных свойств у лексемы невозможно объяснить, опираясь исключительно на материал синхронии, объяснить это явление можно, лишь сопоставив данные истории и современных наблюдений за «поведением» лексемы. Это сопоставление позволяет снять указанные в начале статьи противоречия на основе принятия положения, согласно которому ‘сам’ - это архаическое местоимение, как бы «законсервировавшее» в себе индоевропейские семантические процессы, связанные с обра-

зованием, развитием и распадом древних ме-стоимённых формантов, синкретично сочетающих в себе «зачатки» местоимений, наречий и служебных слов. Формант, к которому восходит лексема ‘сам’, по всей видимости, не смог до конца утратить свой синкретизм даже после вычленения из него ряда служебных элементов, который и унаследовало развившееся из форманта *вот- местоимение.

Примечание

1 О. Н. Трубачёв, комментируя статью «сам» в словаре М. Фасмера, пишет следующее: «Долгота гласного носит в славянском слове, согласно Махеку (21Б, I, 1956, стр. 35), характер экспрессивного удлинения первоначального *збто8» [12].

Список литературы

1. Гамкрелидзе, Т. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы / Т. В. Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванов. Тбилиси : Изд-во Тбилис. ун-та, 1984. Т. 1-2. 1328 с.

2. Голанов, И. Г. Морфология современного русского языка. М. : Высш. шк., 1965. 432 с.

3. Кибрик, А. Е. «Сам» как оператор коррекции ожиданий адресата / А. Е. Кибрик, Е. А. Богданова // Вопр. языкознания. 1995. № 3. С. 28-47.

4. Потебня, А. А. Из записок по русской грамматике : в 4 т. М. : Изд-во АН СССР, 1941. Т. 4. 320 с.

5. Семереньи, О. Введение в сравнительное языкознание. М. : УРСС, 2002. 408 с.

6. Словарь русского языка : в 4 т. / АН СССР, Ин-т рус. яз. ; под ред. А. П. Евге-ньевой. 2-е изд., испр. и доп. М. : Рус. яз., 1981-1984. Т. 3. 752 с.

7. Тагамлицкая, Г. О грамматической природе слов «сам» и «самый» // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1969. № 5. С. 437-444.

8. Толковый словарь русского языка / под ред. С. И. Ожегова. М. : Совет. энцикл., 1968. 795 с.

9. Чеснокова, Л. Д. Местоимение // Современный русский язык / под ред. Е. И. Ди-бровой. М. : Academia, 2001. Т. 2. 624 с.

10. Шапиро, А. Б. Об употреблении местоимений «сам» и «самый» в русском языке (лексико-синтаксические заметки) // Тр. Инта рус. яз. АН СССР. 1950. Т. 2. 303 с.

11. Шахматов, А. А. Очерк современного русского литературного языка. М. : Учпедгиз, 1941. 285 с.

12. Шведова, Н. Ю. Местоимение и смысл. М. : Азбуковник, 1999. 176 с.

13. Фасмер, М. Этимологический словарь русского языка. М. : Прогресс, 1986. Т. 3. 827 с.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.