CC BY
102
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (66) 2008
шенствование подготовки квалифицированных рабочих. — М., 1975; 1952; Миттов, Н.К. Пути осуществления всеобщего обязательного семилетнего обучения в РСФСР (1930 — 1941): Дис... канд. пед. наук. — М., 1955; Новик, Е.К. Партийное руководство формированием кадров народного образования 1917 — 1941гг. Дис. д-ра ист. наук. — М., 1988; Панкратова, А.Д. КПСС и Советское правительство в борьбе за подготовку и реализацию всеобщего обучения в период 1917 — 1932 гг.: Дис. канд. ист. наук. — М., 1955; Чекунов, И.В. Деятельность Народного Комиссариата просвещения РСФСР по организации и совершенствованию руководства школьным образованием: Дис. канд. пед. наук. — М., 1971.
2 ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 69. Д. 2106. Л. 28.
3Там же. Л. 81.
4Там же. Л. 83.
5 Там же. Л. 26.
6 Там же. Д. 2222. Л. 9.
7 Там же. Д. 2116. Л. 1.
8 Бубнов, А.С. Статьи и речи о народном образовании / Сост. проф. Г.С. Прозоров. — М., 1959, С. 63.
9 ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 69 Д. 2126. Л. 65.
10 Там же. Д. 2329. Л. 82, 83.
11 Там же. Д. 2225. Л. 57.
12Там же. Л. 17.
13 Беляев, А.И. Вопросы народного образования в курсе истории КПСС. - М., 1985, С. 57.
14 Глазунов, Н.И. Подготовка рабочей смены. — Киев, 1987, С. 39.
15 Там же. С. 92.
16 ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 69. Д. 2329. Л. 6.
17 Бубнов, А.С. Статьи и речи о народном образовании / Сост. проф. Г.С. Прозоров. — М., 1959, С. 15.
18Хлевнюк, О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. — М., 1996, С. 68.
19 ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 69. Д. 2224. Л. 15.
20 Там же. Д. 2224. Л. 17.
21 Там же. Д. 2323. Л. 58.
НОВИЧКОВ Алексей Валерьевич, аспирант кафедры политической истории факультета государственного управления.
Статья поступила в редакцию 08.02.08 г.
© А. В. Новичков
УДК 930(571.1/5) Д. В. ПЛЮЙКО
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
ПРОБЛЕМА «БЕЛОГО» ТЕРРОРА НА ТЕРРИТОРИИ СИБИРИ В ТРУДАХ ПЕРВЫХ СОВЕТСКИХ ИСТОРИКОВ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
В данной статье раскрывается процесс становления и развития научных взглядов советских историков 1920-х годов на проблему «белого» террора в Сибири. Автор анализирует методологию и конкретные результаты исследований первых советских историков. Сегодня труды этих историков не только подвергаются переоценке, но и используются современными учеными.
История Гражданской войны в Сибири представляет собой сложное сочетание проблем и сюжетов, среди которых все более значимыми оказываются вопросы изучения террора и политических репрессий. В 1990-х — первой половине 2000-х гг. появился целый ряд работ историков-сибириведов, свидетельствующих об усилившемся интересе исследователей к довольно болезненной для общественного сознания теме «красного» и «белого» террора. Сложившаяся историографическая ситуация несомненно является отражением общероссийских тенденций, направленных на тотальное переосмысление истории Гражданской войны. Однако, несмотря на значительное продвижение, достигнутое уже к началу 2000-х гг., возможности расширения проблематики, а равно и новой, более адекватной интерпретации важнейших аспектов данной темы нельзя считать исчерпанными.
По мнению одного из видных исследователей историографии Гражданской войны в России В. И. Голдина, «потребность продолжения комплексного
изучения темы террора в годы Гражданской войны остается весьма актуальной»1. Подходы к решению этой задачи могут быть различными, но одним из наиболее перспективных по-прежнему является переоценка исследовательского опыта первых историков Гражданской войны в Сибири, своего рода диалог современных историков со своими предшественниками.
Общим ориентиром для первого поколения советских исследователей Гражданской войны служили взгляды В. И. Ленина, полагавшего, что «рождение нового строя невозможно без революционного насилия», а сама война «немыслима ни без разрушений тягчайшего вида, ни без террора»2. Позиция В. И. Ленина в вопросе о применении террора совпадала с мнением других вождей Советского государства. Например, Л. Д. Троцкий также рассматривал террор как неотъемлемый атрибут социальной революции. Он писал: «Кто отказывается от мер подавления и устрашения по отношению к ожесточенной и во-
оруженной контрреволюции, тот должен отказаться от политического господства рабочего класса, от его вооруженной диктатуры»3.
В трудах советских историков 1920-х гг. указанные взгляды нашли прямое отражение. Однако террор «белых» изображался как насилие, устрашение и принуждение рабочих и крестьян, тогда как репрессивные действия большевиков представлялись в качестве «справедливого» «красного террора». Необходимо обратить внимание на то, что подобные заявления лидеров большевистской партии, открыто пропагандировавших террор, существенно отличались от заявлений вождей «белых» армий, которые не только не стремились теоретически обосновать акты насилия и террора, но иногда осуждали это насилие, пытаясь по-своему объяснить его природу. Так, генерал А. И. Деникин, признавая факт внеправовых действий армии, выражал сожаление по поводу того, что «военная добыча стала для некоторых снизу — одним из двигателей, для других сверху — одним из демагогических способов привести в движение иногда инертную, колеблющуюся массу»4.
К числу ключевых проблем истории Гражданской войны на востоке России, изучавшихся советскими историками 1920-х гг., принадлежали классовая борьба рабочих и крестьян с контрреволюционными правительствами Сибири, роль большевиков в этой борьбе, природа антибольшевистских правительств Сибири. Обращаясь к исследованию этих сюжетов, советские историки параллельно освещали различные аспекты «белого» террора и политических репрессий противников советской власти.
Одной из важнейших проблем истории Гражданской войны в Сибири являлся вопрос о природе правительств «демократической контрреволюции» и адмирала Колчака. Так, в работах А. А. Ансона и М. М. Константинова были наглядно отражены ключевые представления о природе правительств «демократической контрреволюции» и адмирала Колчака5. По мнению А. А. Ансона, правительства «демократической контрреволюции», состоявшие из эсеров и меньшевиков всегда шли на поводу у крупных промышленников и в конечном итоге превратились в «резкие реакционные, не прикрывающиеся демократической тогой»6. Данная политика соглашательства эсеров, как считал А. А. Ансон, находила свое выражение в запрещении создавать профсоюзы и проводить демонстрации. Протесты рабочих против такой политики подавлялись армией и карательными отрядами атаманов. По мнению М. М. Константинова, сущность правительства Колчака проявлялась во «введении денационализации промышленных предприятий, сведению деятельности профсоюзов на нет, мобилизации в войска, реквизиции скота и прочего крестьянского имущества»7. Эти мероприятия вызывали возмущение и протест у рабочих и крестьян. В свою очередь «попытки протестов вызывали поголовное физическое уничтожение не только участников восстаний, но и всего населения»8.
Понятие «колчаковщина», по мнению М. М. Константинова, характеризовалось откровенным «белым» террором и политическими репрессиями, когда обычным делом была «система заложничества, по которой арестованные большевики и заподозренные в сочувствии им обрекались расстрелу или виселице»9. Для большей убедительности своих слов историк использовал фотографии расстрелянных рабочих в Новониколаевске.
Политика колчаковщины стала предметом исследования Г. В. Круссера10. Он подчеркивал, что террор
«демократической контрреволюции» отличался от карательной политики Колчака по масштабам проведения и отношению к нему официальной власти. Если правительства «демократической контрреволюции» прибегали к террору как к временной мере борьбы с оппозицией, то правительство Колчака применяло террор постоянно, подвергая ему большее количество рабочих и крестьян.
Оценка рабочей политики «белых» в Сибири была дана в статье Я. Кальнина «Труд при белых»11. Автор провел различие между рабочей политикой Временного сибирского правительства и правительства Колчака. По его мнению, труд рабочих при Колчаке был ознаменован гораздо большим количеством конфликтов и незаконных арестов, чем при власти правительств «демократической контрреволюции». Я. Кальнин отмечал, что в период с 1 января по 1 ноября 1919 г. инспекциями труда Западной и Восточной Сибири было зарегистрировано свыше 1130 конфликтов между рабочими и администрацией предприятий, число участников этих конфликтов превышало 82 600 человек12.
Статья С. А. Козловой, написанная на материалах Омского архивного бюро была посвящена проблеме взаимоотношений профсоюзов с министерством труда колчаковского правительства и правительств «демократической контрреволюции»13. Тот факт, что инспекторы труда, которые должны были следить за соблюдением прав рабочих, постоянно подвергались гонениям со стороны администрации предприятий, по мысли С. А. Козловой, должен был служить неоспоримым доказательством антирабочей политики правительств «демократической контрреволюции».
По мнению историков 1920-х гг., так называемая антинародная сущность антибольшевистских правительств Сибири находила свое выражение и в террористических действиях, проявленных по отношению к сторонникам советской власти. Классической работой, воплотившей в своем содержании этот тезис, стала статья В. Д. Вегмана под названием «В Сибири ужас и смерть». На основании мемуаров больше-виков-подпольщиков и документов министерства внутренних дел правительства Колчака автор воспроизвел картину бедственного положения военнопленных красноармейцев в Омском лагере14.
Особый трагизм бытия заключенных концлагеря заключался в том, что «арестованные, которые были скучены в неотапливаемых антисанитарных казематах, истощены от систематического недоедания, постепенно чахли и угасали»15. Недоедание, по мнению В. Д. Вегмана, послужило причиной возникновения эпидемии тифа. Называя количество умерших от тифа узников, историк приводит данные чехословацкого уполномоченного по делам военнопленных в Западной Сибири. Чиновник в скупых выражениях изложил неимоверно тяжелые условия, в которых находились заключенные. По его информации в Омском концлагере «содержится 2300 человек. Из них заболело около 1000 человек. Ежедневно помирает 3 — 4 человека»16. Как указывал В. Д. Вегман, в ноябре-декабре 1919 г. незадолго до окончательного падения власти Колчака, все заключенные концлагерей Омска и Новониколаевска были «зверски изувечены и убиты»17. В подтверждение историк приводит «Акт освидетельствования трупов жертв колчаковского террора», где отмечалось, что убитые подверглись различного рода пыткам и истязаниям.
Тема террора против сторонников советской власти была затронута также в работах Б. З. Шумяцкого и А. А. Ширямова18. Авторы отмечали, что самые
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (66) 2008 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (66) 2008
большие по своим масштабам репрессии Колчак и его окружение обрушили на пленных красноармейцев и большевиков именно осенью 1919 г., когда обнаружилось полное поражение белых в Сибири.
Другой не менее важной проблемой изучения истории Гражданской войны была классовая борьба рабочих и крестьян с контрреволюционными правительствами Сибири. Занимаясь исследованием этой темы, советские историки показывали, что террор и репрессии были предопределены не только классовой сущностью антибольшевистских правительств, но и служили реакцией на социальный протест народных масс. Например, в сборнике «Горняки Сибири» были обрисованы различные факты протеста рабочих против власти Колчака и правительств «демократической контрреволюции»19. Вместе с тем авторы отмечали, что власть всех без исключения антибольшевистских правительств Сибири ожесточенно боролись с рабочим движением, которое разрасталось уже в июне-июле 1918 г., когда произошли массовые забастовки судженских шахтеров и Кольчу-гинское восстание рабочих. По мнению авторов сборника, антирабочая политика «белых» правительств заключалась в том, что они сначала издавали демократические по своей сути постановления, но потом грубо их нарушали. В качестве примера приводится нарушение положения «О мерах к восстановлению нормального хода работ промышленных предприятий и поднятию их производительности» от 31 июля 1918 г. Нарушение авторы усматривают в насильственном изгнании профсоюзов Кузбасса и
Омска из занимаемых помещений. Изгнание проис-
20
ходило с помощью карательных отрядов20.
Большее внимание историки уделяли изучению партизанского движения. Историки стремились подчеркнуть, что сибирские крестьяне не сразу убедились в антинародной и эксплуататорской сущности антибольшевистских правительств. Только реализация карательных мер этими правительствами способствовала тому, что крестьяне принимали сторону большевиков. Так, по мнению Я. Жигалина, основной причиной побудившей крестьян вести борьбу с властью Колчака были «пуля, шомпол и нагайка», которые «вывели крестьянина из его пассивного состояния»21. Подобной точки зрения придерживался и историк П. С. Парфенов, который считал, что основной накал борьбы антибольшевистских правительств с партизанами пришелся на период власти Колчака,
когда «белые» начали массово преследовать крестьян
22
за поддержку партизан22.
В книге К. В. Дубровского «В царстве нагайки и виселицы» главное внимание сосредоточивается на описании зверств, как правительств «демократической контрреволюции», так и адмирала Колчака23. Исследование строится на материалах советской периодической печати и собственных воспоминаниях. По мнению К. В. Дубровского, самые известные проявления «белого» террора имели место в июне 1918 г., в ходе падения власти Советов. По его мнению, свержение советской власти сопровождалось массовыми террористическими действиями по отношению к сторонникам советской власти со стороны военнослужащих чехословацкого корпуса и отрядов казаков. Подчеркивалось, что политику явного преследования большевиков поддерживали партии меньшевиков, эсеров и кадетов. Говоря о Славгородском восстании крестьян против власти Временного сибирского правительства, историк обращает наше внимание на большое количество погибших крестьян в ходе подавления восстания. Как считал К. В. Дубров-
ский, особая жестокость по отношению к восставшим крестьянам была проявлена карательным отрядом атамана Анненкова. В ходе исследования для историка важна не точная цифра пострадавших крестьян от действий отряда Анненкова, а факт санкционирования этих действий со стороны Временного сибирского правительства. Необходимо отметить, что исследователями этой темы в подавляющем большинстве были непосредственные участники и руководители партизанских отрядов.
Как известно, тема репрессивной политики и террора «белых» освещалась и бывшими государственными деятелями антибольшевистских правительств. Советские историки вступали с ними в заочную полемику, не соглашаясь с отдельными положениями их концепций. Например, в рецензии В. Д. Вегмана на книгу Г. К. Гинса «Сибирь, союзники и Колчак» были отмечены особенности колчаковской внутренней политики, которые заключались в широком применении террористических методов, нацеленных на запугивание населения и подчинения его властям. В. Д. Вег-ман обращает внимание на замалчивание Г. К. Гинсом карательных действий атаманов и военных частей, которые подавляли восстания рабочих и боролись с сибирскими партизанами. По мнению В. Д. Вегмана, эти обстоятельства нельзя «отмечать мимоходом», так как они отражают сущность борьбы населения Сибири с режимом Колчака24. В свою очередь известный историк-эмигрант С. П. Мельгунов, не соглашался с мнением советских историков относительно причастности адмирала Колчака к организации карательных операций, которые проводили армия и отряды атаманов. С. П. Мельгунов считал что, лично от Колчака не поступало прямых распоряжений о наведении порядка любым путем, применяя масштабные карательные меры, такие как сжигание деревень и взятие в заложники. Точку зрения С. П. Мельгунова, подтвердили современные исследования И. Ф. Плотникова и П. Н. Зырянова25. Например, И. Ф. Плотников подчеркивает, что генерал Розанов, который сжег два крупных села в Енисейской губернии, просто «подставил» Колчака, т.к. непосредственного приказа от адмирала не поступало26.
Характеризуя в целом комплекс исследований 1920-х — середины 1930-х годов о «белом» терроре и политических репрессиях в Сибири, необходимо выделить следующие характерные для этого этапа особенности.
Как считали советские историки 1920-х гг., антибольшевистские правительства на востоке России в своем развитии двигались от демократических устремлений и лозунгов к военной диктатуре. Военная диктатура, или так называемая «реакционно-монархическая» диктатура, как обычно ее именовали советские историки, характеризовалась применением террористических методов борьбы, прежде всего против рабочих и крестьян. Согласно положениям большинства работ советских историков 1920-х гг. целью террора «белых» в отношении крестьян было их запугивание для подавления выступлений партизан, проведения мобилизации и достижения полной собираемости налогов. Эта цель выполнялись с помощью армии и карательных отрядов атаманов, которые применяли массовые расстрелы, взятие в заложники, сжигание целых деревень. Осуществляя целенаправленные акции подавления рабочих выступлений, органы власти «белых» правительств Сибири, по мнению советских историков, рассчитывали полностью подчинить своей политике все население.
Проблемы «красного» и «белого» террора составляют целостный феномен Гражданской войны, но советские историки 1920-х гг. не исследовали его в полном объеме. Они как непосредственные участники, происходивших событий рассматривали, как правило, террористические акции «белых», причем эти акции подавались очень эмоционально. Чтобы усилить эмоциональное и психологическое воздействие на читателей, в статьях приводились фотографии расстрелянных и замученных рабочих, крестьян, красноармейцев. Но эти материалы служили лишь подтверждением теоретических выкладок, основанных на классовом подходе. Что касается социальнопсихологических аспектов террора эпохи Гражданской войны, то они изначально не вписывались в принятые на вооружение схемы. Лишь в последние полтора десятилетия эти аспекты получили развитие
’-’27
в отечественной исторической литературе27.
С середины 1930-х гг. резко падает интенсивность исследований по истории «белого» террора. По нашему мнению, это объясняется тем, что сталинская власть, как и политические противники большевиков в 1918—1919 гг., сама начинает активно применять карательные меры и террор по отношению к населению своей страны. В этой связи становится неуместным и опасным интерес историков к трагедии людей, пострадавших от террора в годы Гражданской войны.
Примечания
1 Голдин В.И. Россия в Гражданской войне. Очерки новейшей историографии (вторая половина1980-х — 90-е гг.). Архангельск, 2000.- С. 171.
2 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 40. -С. 116-117.
3 Троцкий Л.Д. Терроризм и коммунизм. М., 1920.- С. 3.
4 Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т.4. М., 1991.- С. 93.
5 Ансон А.А. Временное сибирское правительство // Сибирская советская энциклопедия. Т. 1. Новосибирск, 1929. - С. 563565; Его же. Директория // Сибирская Советская Энциклопедия. Т. 1. Новосибирск., 1929. - С. 826-828; Его же. Белогвардейские организации // Сибирская советская энциклопедия. Т. 1. Новосибирск., 1929.- С. 271-272; Константинов М.М. Колчаковщина // Сибирская советская энциклопедия. Т. 2. Новосибирск., 1929. -С. 837-838.
6 Ансон А.А. Временное сибирское правительство // Сибирская советская энциклопедия. Т. 1. Новосибирск, 1929. - С. 564.
7 Константинов М.М. Колчаковщина // Сибирская советская энциклопедия. Т. 2. Новосибирск, 1929. С. 837.
8 Константинов М.М. Там же. - С. 838.
9 Константинов М.М. Там же. - С. 838.
10Круссер Г.В. Колчаковщина. Новосибирск, 1931.
11 Кальнин Я. Труд при белых // Сибирские огни. 1929. № 3.
12 Кальнин Я. Там же. - С. 136.
13 Козлова С.А. Труд и охрана труда при Колчаке // Из прошлого Сибири. Омск, 1927.
14Вегман В.Д. В Сибири ужас и смерть // Сибирские ог-ни.1935. № 1.
15 Там же. - С. 51.
16 Там же. - С. 51.
17 Там же. - С. 52.
18 Шумяцкий Б.З. В большевистском подполье при Колчаке // Сибирские огни.1933. № 7-8; Ширямов А.А. Конец колчаковщины // Борьба классов. 1935. № 1-2; Его же. Борьба с колчаковщиной // Последние дни колчаковщины. М.-Л., 1926.
19 Горняки Сибири. Революция и Гражданская война. Профсоюзное строительство в 1917-1927 гг. Сборник статей и воспоминаний. Новосибирск, 1927.
20 Там же. - С. 25.
21 Жигалин Я. Партизанское движение в Западной Сибири // Пролетарская революция. № 11. 1930. - С. 98.
22 Парфенов П.С. Гражданская война в Сибири. 1918—1920 гг.
М., 1925.
23 Дубровский К.В. В царстве нагайки и виселицы. Сибирская контрреволюция 1918 — 1919 годов. М.—Л., 1929.
24 Вегман В.Д. Рецензия на книгу Г.К. Гинса «Сибирь, союзники и Колчак» // Сибирские огни. 1922. № 5.
25 Плотников И.Ф. Александр Васильевич Колчак. М., 2003. -С. 141; Зырянов П.Н. Адмирал Колчак: Верховный правитель России. М., 2006.
26 Плотников И.Ф. Александр Васильевич Колчак. М., 2003. -С. 141.
27 Булдаков В.П. Красная смута: природа и последствия революционного насилия. М., 1997; Михайлов И.В. Штрихи к психологии белого террора // Революция и человек: социально-психологический аспект. М., 1996; Степанов А.И. Психогенетические и этнокультурные последствия массового террора // Революция и человек: социально-психологический аспект. М., 1996.
ПЛЮЙКО Дмитрий Владимирович, аспирант кафедры современной отечественной истории и историографии.
Статья поступила в редакцию 28.02.08 г.
©Д. В. Плюйко
Книжная полка
Смоленский, Н. И. Теория и методология истории [Текст]: учеб. пособие для вузов по специальности 030401 «История» направления подгот. 030400 «История» / Н. И. Смоленский. — М.: Академия, 2007. — 270, [1] с. — (Высшее профессиональное образование). — Библиогр. в середине кн. — ISBN 5-7695-2957-1.
В учебном пособии анализируются теоретические проблемы истории как науки: истории как целого, исторической необходимости, динамики исторического развития, детерминизма в истории, принципа историзма и др. Рассматриваются методы исторического исследования.
Для студентов вузов, обучающихся по специальности «История», аспирантов исторических факультетов университетов, а также для всех, кто интересуется проблемами истории.
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (66) 2008 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
