CC BY
89
УДК 81’42
ББК 81.0
Л 22
Ланге Н.В. Приёмы языковой игры в эпистолярном дискурсе А.С. Пушкина
(Рецензирована)
Аннотация:
В статье анализируются приёмы языковой игры на материале писем к жене и друзьям А.С.Пушкина. Анализ лексики включает историко-лингвистический, функционально-стилистический и эмотивно-оценочный аспекты. Языковая игра в эпистолярном дискурсе А.С.Пушкина способствовали дальнейшему развитию и совершенствованию сложившейся нормированной разговорной разновидности.
Ключевые слова:
Пушкин, языковая игра, эпистолярный дискурс, модус высказывания, эмотивная оценка.
Lange N.V. Methods of language game in epistolary discourse of A.S.Pushkin
Abstract:
In the paper, an analysis is made of language game using a material of A.S.Pushkin’s letters to the wife and to the friends. The analysis of lexicon includes historical-linguistic, functional - stylistic and emotive-estimated aspects. The language game in epistolary discourse of A.S.Pushkin promoted the further development and perfection of the usual normalized colloquial version.
Key words:
Pushkin, language game, epistolary discourse, modus of statement, emotive estimation.
На сегодняшний день существует много работ по языковой игре в современной разговорной речи. Однако изучение языковой игры в разговорной речи прошлого до сих пор остаётся малоизученной проблемой.
Наиболее близким к разговорной речи письменным источником, как известно, исследователями признаётся частная переписка. В свете новейших лингвистических исследований эпистолярий рассматривается в качестве дискурса. Он непосредственно связан с прагматической ситуацией и представляет собой «сложное коммуникативное явление, включающее кроме текста, ещё и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста» [1: 18]. Поэтому при анализе эпистолярных текстов мы оперируем дискурсивными категориями: адресант, адресат, модус высказывания и т.д. Оценка понимается нами как одна из семантических категорий модуса высказывания [2: 92-93]. Мы присоединяемся к исследователям, которые при изучении категории «оценочности» на уровне единиц лексико-семантического уровня языка полагают, что связи между эмотивными и оценочными элементами коннотации неразрывны между собой [3: 6]. Эмотивную оценку также принято связывать с экспрессивностью - выразительностью мироотражения, образностью представления знаний и чувств человека.
Первая треть XIX в. - особое время для языковой игры, когда сложившиеся нормы разговорной разновидности русского литературного языка оттачивались и совершенствовались в речи образованных людей. Словесная эстетика, намеренная игра со словом характерна и для писем А.С.Пушкина к жене и друзьям. В этом отношении
эпистолярный дискурс А.С. Пушкина - непревзойдённый образец, своеобразный эталон разговорной разновидности литературного языка первой трети XIX в.
Все приёмы, характерные для современной разговорной речи, присутствуют в письмах А.С.Пушкина. В этом отношении он, по справедливости названный основоположником современного этапа развития русского литературного языка, является также одним из основоположников приёмов языковой игры. Поэт «играет» с языком на всех уровнях: тут и фонетические деформации слов, и намеренное преобразование морфологической формы слова, и словообразовательная игра, и разные трансформации на синтаксическом уровне. Более того, к языковой игре в письмах поэта можно отнести приём рифмовки слов, нетрадиционность в использовании этикетных форм и форм обращений, использование приёма цитации, создание каламбуров. В настоящей статье рассмотрим наиболее интересные приёмы языковой игры на уровне лексики.
1. Важнейшей особенностью эпистолярного дискурса А.С.Пушкина и вообще
«разговорно-интеллигентского языка» начала XIX в. является намеренное использование сниженных языковых элементов. В современной русской разговорной речи это приём речевой маски и стилевого контраста [4: 180-187]. Культивирование подобного
употребления сыграло огромную роль в разрушении старых традиций и продолжении демократизации русского литературного языка.
Так, в ласково-шутливом письме П.А.Плетнёву поэт употребляет слово прощалыга «пройдоха, плут» [5: т.3, 867], называя так своих московских друзей, которым собирается сделать подарок: «Пришли мне, мой милый, экз<емпляров> 20 Бориса, для московских прощалыг...» (№563 - здесь и далее нумерация писем даётся по Полному собранию сочинений А.С.Пушкина в 17 т. - М.: Воскресенье, 1997). И тут, как и во многих других случаях, проявляется характерная черта лексики писем поэта - замена пейоративной оценочности стилистически сниженных слов на мелиоративную, с шутливой, а иногда и с шутливо-фамильярной эмотивно-экспрессивной окраской.
Слово прощалыга существовало ещё в XVIII в. - Г.П.Князькова отмечает его бытование в просторечии XVIII в. [6: 76]. Первую лексикографическую фиксацию слова находим в «Словаре церковнославянского и русского языка» 1847 года [7: т.3, 571] с пометой «простонародное» и значением «хитрый, плутоватый человек, пройдоха». В «Словаре современного русского литературного языка» в 17 томах [8: т.9, 1563] слово, в современном фонетическом варианте прощелыга, имеет помету «просторечное».
Отметим случаи, когда в контексте письма значение просторечного слова расширяется, у слова появляется некоторая двуплановость: «...Крылов преоригинальная туша...» (№223, П.А.Вяземскому). Словарь языка Пушкина даёт такое значение слову туша: «об огромном, тучном человеке» [5: т.4, 604]. С одной стороны, И.А.Крылов действительно был полным человеком, с другой, А.С.Пушкин, вероятно, имеет в виду значение творчества И.А.Крылова. С этой точки зрения И.А.Крылов - величина. Не случайно поэт назвал его в статье «О предисловии г-на Лемонте...» представителем духа русского народа [10: т.11, 232.]. Первую лексикографическую фиксацию слова в рассматриваемом значении находим в Словаре Владимира Даля («Экая туша валит» о человеке. Огромный, тучный) [11: т.4, 457]. В ССРЛЯ-17 [8: т.15, 1175] туша «о большом, тучном человеке» имеет помету «простореч.», в «Словаре русского языка» [9: т.4, 430]-«разг.пренебр.». Вторая помета напрямую указывает на то, что в современном русском языке слово оценивается как пейоративное. Однако благодаря новым семам в значении слова, туша в эпистолярном дискурсе А.С.Пушкина употребляется шутливо и оценивается как мелиоративное, при этом выражается эмоция восхищения.
2. «Пушкинский язык избегает всего того, что непонятно и неизвестно в общем литературно-бытовом обиходе той эпохи. Он не стремится к экзотике областных выражений», - писал В.В.Виноградов [12: 32]. Но изредка в качестве средства языковой игры поэт использует диалектную лексику - приём, также относящийся в современном русском языке к приёмам речевой маски и стилевого контраста. Яркое, образное
областное слово призвано подчеркнуть «иллюзию общения» и непринуждённость дружеской и интимной атмосферы, вызвать улыбку читающего письмо. Так, в письме жене поэт употребляет слово маймист: «Ем я печёный картофель, как маймист...» (№1093). Слово маймист с пометой «птрб.» и значением «прозвище чухон» находим в Словаре Даля [11: т.2, 295]. В «Словаре русских народных говоров» [13: вып.17, 307] оно дано в значении «прозвище финна» и зафиксировано в архангельских говорах прошлого (1878 г). Однако Словарь языка Пушкина предлагает другую версию происхождения и значения слова: от maamies - селянин [5: т.2, 532].
3. Окказиональные образования - один из ярчайших приёмов языковой игры [4:189204]. В письме жене поэт использует слово подуруша: «Вижу отселе твою недоверчивую улыбку, ты думаешь, что я подуруша, и что меня опять оплетут - увидим» (№1000). Среди возможных мотивирующих основ образования подуруша - основа диалектного слова подурь. Его фиксирует Словарь Даля со значением «дурь, шаль; упрямство» (пск.) [11: т.3, 218-219]. В этом же словаре зафиксирована и лексема подурчивый «взбалмочный; своенравный» (пен). Существование слов подурь и подурчивый в псковских, пензенских и тверских говорах XIX в. (1855 г.) отмечает и СРНГ [13; вып.28, 214]. В смоленских же говорах, но более позднего периода фиксируется под 1981 г. слово подурушка «дурочка» [там же]. У А.С. Пушкина мотивирующее слово связано с окказиональным только по форме. Образование подуруша имеет значение: «недалёкий, излишне доверчивый человек, которого легко оплести, одурачить» [5: т.3, 452]. Можно выделить единственную общую смысловую сему окказионализма подуруша и диалектного подурушка -«доверчивый человек», поэтому считаем всё же значение слова, употреблённого в письме А.С. Пушкина, окказиональным. Лексические окказионализмы имеют яркую эмотивную оценку. Рассмотренный окказионализм создаёт нежный, интимный и шутливо-ласковый тон разговора с женой. На оценочно-эмотивный компонент значения влияет суффикс -уш, образования с которым и в современном русском языке обычно имеют оттенок ласкательности [14: 87].
Окказионализмы часто являются ключевыми словами для выражения отношения поэта к высказываемому и к личности адресата. В письмах жене окказионализмы чаще всего имеют мелиративную оценку, сопровождаются эмоциями любви, нежности и ласково-шутливой экспрессией. Но бывают случаи использования окказионализмов с отрицательной оценкой в письмах Н. Н. Пушкиной. Так, окказионализм камер-пажиха имеет негативную оценку, сопровождается эмоциями неодобрения, пренебрежения и ироничной экспрессией: «Ты могла и должна была сделать ей <княгине Голицыной> визит, потому что она штатс-дама, а ты камер-пажиха...» (№ 925). В 1833 г. поэт получил чин камер-юнкера; чин, который давали очень молодым людям, оскорбил поэта -ему ведь было за 30. Эмотивно-экспрессивный оттенок окказионализма создаётся при помощи суффикса -их. В современном русском литературном языке слова, созданные с его помощью, обозначают среди прочих «жену лица, названного мотивирующим словом». Продуктивность этого типа обнаруживается в разговорной речи [14: 122]. Многие из слов с суффиксом -их негативны с точки зрения оценки и сопровождаются эмоцией пренебрежения (ср.: купчиха, полковничиха и др.).
В письмах близким людям А.С. Пушкин проявил себя и как непревзойдённый мастер создания экспрессивных, образных семантических окказионализмов. Некоторые из них закрепились в узусе. Так, Н.А.Пронь отмечает, что именно семантическая структура пушкинского употребления слова залягать вошла затем в систему языка в виде утвердившегося значения «задевать кого-либо, обижать, оскорблять» [15: 29]: «Ужели залягает меня ослёнок Никитенко?» (№1102, П.А. Плетнёву). К цензору А.В. Никитенко А.С. Пушкину приходилось обращаться для разрешения второго издания «Повестей Белкина». В цитируемом письме А.С. Пушкин интересуется судьбой своего прошения с требованием нормализовать прохождение произведений, пропущенных Николаем I через обычную цензуру. Эмоция пренебрежения и ироничная экспрессивность слова «залягать»
усиливается наименованием ослёнок, имеющим значение «о тупом и упрямом человеке (обычно молодом)» [8: т.8, 1114].
Итак, мы рассмотрели некоторые приёмы игры с языком в эпистолярном дискурсе А.С.Пушкина. Примечательно, что в большинстве случаев подобные приёмы используются и в современной разговорной речи. В основном языковая игра выполняет в письмах поэта стилистическую функцию: акцентирование внимания на высказываемом, создание экспрессии. Создание определённой экспрессии связано с адресатом письма: нежный и ласковый тон свойственен письмам поэта к жене, шутливый и ироничный в письмах близким друзьям. Иногда окказиональные слова и значения, созданные поэтом, входят в состав русского литературного языка в качестве экспрессивных образных разговорных наименований. Таким образом, языковая игра в письмах А.С.Пушкина становится внутренне значительной идеей разрушения установившихся стилистических канонов, способствовавшей дальнейшему развитию и совершенствованию сложившейся нормированной разговорной разновидности.
Примечания:
1. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М., 1989. 264 с.
2. Шмелёва Т.В. Смысловая организация предложения и проблема модальности // Актуальные проблемы русского синтаксиса. М., 1984.
3. Трипольская Т.А. Эмотивно-оценочная лексика в антропоцентрическом аспекте: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. СПб., 1999. 39 с.
4. Земская Е.А., Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. Русская разговорная речь: Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. М., 1983. 238 с.
5. Словарь языка А.С. Пушкина. М., 1956-1961. Т. 1-4.
6. Князькова Г.П. Русское просторечие второй половины XVIII в. Л., 1974. 253 с.
7. Словарь церковнославянского и русского языка. СПб., 1847. Т.1-4.
8. Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. М.; Л., 1950-1965.
9. Словарь русского языка / под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1981-1984. Т.1-4.
10. Полное собрание сочинений А.С.Пушкина: в 17 т. М., 1997.
11. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб.; М., 1882. Т. 1-4.
12. Виноградов В.В. Язык Пушкина. М.; Л., 1935. 454 с.
13. Словарь русских народных говоров. Вып. 1-39. Л., 1965-1992.
14. Русская грамматика АН СССР: в 2 т. Т. 1. М., 1980.
15. Пронь Н.А. О роли Пушкина в развитии семантических возможностей слова // Актуальные вопросы лексики и грамматики современного русского языка. Тула, 1978.
References:
1. Karaulov Yu.N. Russian and the language person. M., 1989. 264 pp.
2. Shmeleva T.V. The semantic organization of the sentence and a problem of a modality // Actual problems of Russian syntax. M., 1984.
3. Tripolskaya T.A. Emotive-estimated lexicon in an anthropocentric aspect: Author’s abstract of dissertation for Doctor of Philology degree. SPb., 1999. 39 pp.
4. Zemskaya E.A., Kitaigorodskaya M.V., Rozanova N.N. Russian informal conversation: Phonetics. Morphology. Lexicon. Gesture. M., 1983. 238 pp.
5. Dictionary of A.S.Pushkin’s language. M., 1956-1961. V. 1-4.
6. Knyazkova G.P. Russian popular speech of second half of the 18th century. L., 1974. 253 pp.
7. Dictionary of Church Slavonic and Russian. SPb., 1847. V.1-4.
8. Dictionary of Russian modern literary language: in 17 v. M.; L., 1950-1965.
9. Dictionary of Russian / Ed. A.P.Evgenyeva. M., 1981-1984. V.1-4.
10. A.S.Pushkin's complete collected works: in 17 v. M., 1997.
11. Dal V.I. Explanatory dictionary of the alive Great Russian language. SPb.; M., 1882. V. 1-4.
12. Vinogradov V.V. Language of Pushkin. M.; L., 1935. 454 pp.
13. Dictionary of Russian national dialects. Issue 1-39. L., 1965-1992.
14. Russian grammar. the USSR Academy of Sciences: in 2 v. V. 1. M., 1980.
15. Pron N.A. About Pushkin's role in development of semantic opportunities of a word // Pressing questions of lexicon and grammar of modern Russian. Tula, 1978.
