CC BY
62
ПРИНЦИП ДИНАМИЧНОСТИ КОМПОЗИЦИОННОГО ПОСТРОЕНИЯ ТЕКСТА
Н.В. Панченко
Ключевые слова: текст, композиция, динамичность, трансформация.
Keywords: text, composition, dynamics, transformation.
Традиционно принципы композиционного построения текста определялись и определяются как принципы построения «правильного» произведения с точки зрения его общей конструкции. Это представление предопределило и набор принципов композиционного построения, выдвигаемых теориями различного толка: принцип целесообразности; принцип единства сложного (или целостности произведения); принцип доминанты (или наличия главного начала); принцип соподчинения частей целому; принцип равновесия, уравновешенности частей целого; принцип гармонии (или гармонического единства элементов формы между собой и единства формы и содержания в композиции). В ряду этих принципов нередко называется и динамичность композиции текста, с одной стороны, обеспечивающая движение элементов текста, с другой стороны, сообщающая этим текстовым элементам внутреннюю силу.
Динамичность как принцип композиционного построения указывается многими теоретиками композиции, в том числе композиции не только вербального текста, но текста, принадлежащего иным знаковым системам. Принцип динамичности способствует представлению текста в движении, а не в статике, то есть данный принцип реализует состояние перманентного движения текста, ход его развития и изменения в процессе порождения и восприятия. Однако вербальный текст, несмотря на утверждение его линейной природы, развертывания его составляющих на временной оси, чаще всего рассматривается и описывается в терминах статики (ср. замечание Ю.Н. Тынянова, сделанное в 20-ые годы XX века и не утратившее актуальности и сегодня, относительно трудностей изучения «словесного искусства», одну из которых составляет «привычное отношение к природе конструктивного, оформляющего принципа как к природе статической (выделено автором. - Н.П.)» [Тынянов, 1993, с. 25]). Композиция же, тем более при ее риторической стандартизованности и универсальности, по сути исключает динамичность как принцип текстообразования.
Вопрос динамической природы композиционного построения активно обсуждался в работах русской формальной школы, в трудах В.В. Виноградова, В.М. Жирмунского. Сегодня динамичность композиции рассматривается как один из основных ее принципов, но по-прежнему остается вопрос о сущности данного принципа и способах его реализации в композиции конкретного художественного текста, особенно если иметь в виду изменяющуюся текстовую реальность: каким образом данный принцип композиционного построения находит свое воплощение в текстах нового типа, представленного современной художественной литературой.
Для формалистов было важно понимание композиции как конструкции, способной к преобразованию сюжета (см. работы В.Б. Шкловского): тот или иной прием способствовал динамизации сюжета и понимался как выведение из автоматизма восприятия, как особое видение эстетического объекта [Шкловский, 1983]. Ю.Н. Тынянов динамику связывал с формой стихотворного текста: «Динамика формы есть непрерывное нарушение автоматизма, непрерывное выдвигание конструктивного фактора и деформации факторов подчиненных <...> форма есть непрерывная установка различных эквивалентов, повышающая динамизм» [Тынянов, 1993, с. 39]. Динамизм, по мнению Ю.Н. Тынянова, сказывается, во-первых, не в соединении и слиянии элементов конструкции, а в их взаимодействии, при котором происходит выдвижение одной группы элементов за счет другой и деформации подчиненных; во-вторых, форма при этом всегда есть протекание соотношения доминирующего элемента и починенных. Форма, конструкция, структура текста сама по себе содержит в себе потенции динамического: «Форма литературного произведения должна быть осознана как динамическая» [Тынянов, 1993, с. 26].
Представители московско-тартуской семиотической школы (Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский и др.) расширили положение формалистов о динамической конструкции: динамика создается не столько за счет столкновения элементов в пределах одной статической системы, но и за счет соотношения описаний текста разными способами. Динамическая структура текста строится как некоторое количество статических моделей, находящихся в определенном подвижном отношении. Таким образом, статическое описание - это некий этап в динамическом описании текста и статическая модель отражает не структуру текста, а структуру одного из конструктивных принципов, на скрещении которых текст живет. Чтобы описать конструкцию текста, нужно отказаться от представления ее как одного механизма, а расслоить ее, по крайней мере, на два, охарактеризовать каждый из них как отдельную систему со своими закономерностями, а затем рассмотреть их как конструктивное целое. Отношение между такими подсистемами и уровнями и составляет работу системы. Однако, фиксируя только типы структур и динамику их соотношений, мы, по
мнению Ю.М. Лотмана, не получим адекватных моделей текста. Для этого необходимо уловить и зафиксировать энергетический момент, которым обладает текст: сопротивление уровней и подсистем их структурному сближению и усилие, которое требуется для преодоления этого сопротивления [Лотман, 2000].
В.М. Жирмунский понимал композицию как преобразователь материала: «В языке, подчиненном художественному заданию, в произведении словесного искусства, композиция становится законом расположения словесного материала, как художественно расчлененного и организованного по эстетическим принципам целого. Словесные массы служат материалом, который поэтом подчиняется формальному заданию...» [Жирмунский, 1975, с. 436]. По В.В. Виноградову, композиция сама и есть трансформация, возникающая при столкновении различных речевых пластов, стилевых наслоений, функциональных стилей и пр. Впоследствии структурная поэтика также обращала внимание на преобразующую силу композиции (Ю.М. Лотман [Лотман, 2000]); авторы генеративной поэтики выдвинули тезис образования текста путем преобразования темы посредством приемов выразительности (А.К. Жолковский, Ю.К. Щеглов [Жолковский, Щеглов, 1996]).
Таким образом, для различных ответвлений структурного представления о тексте (от русских формалистов до семиотических и генеративных концепций текста) характерно его видение как динамической целостности (ср.: «Единство произведения не есть замкнутая симметрическая целостность, а развертывающаяся динамическая целостность; между ее элементами нет статического знака равенства и сложения, но всегда есть динамический знак соотносительности и интеграции» [Тынянов, 1993, с. 26]). В пределах этого замкнутого целого осуществляется трансформация текстового материала, направлением трансформации является определенное целеполагание (таковым может быть тема, стилистическое задание, образ автора и др.).
Наиболее последовательно динамическую организацию речевого произведения отстаивал В.В. Виноградов. Ср.: «Связи и взаимодействия синтаксической структуры произведения с ее
семантическим развитием1 и композиционным своеобразием создают динамическую систему образов, во многих направлениях неотделимую от законов и принципов развития сюжета и т.п.» [Виноградов, 1963, с. 90]; нужно изучать «... стиль литературного произведения как систему соотношений, взаимосвязей и последовательных взаимодействий основных структурных элементов данной художественной композиции в ее динамическом развитии» [Виноградов, 1963, с. 91]; «поэтическое произведение <...> устойчивая, завершенная, самозамкнутая структура, сформированная на основе сосуществования, взаимодействия, соотношения и динамической последовательности строго определенных средств или элементов поэтического выражения» [Виноградов, 1963, с. 131]; необходимо понимание «... композиции как системы динамического развертывания словесных рядов в сложном словесно-художественном единстве.» [Виноградов, 1963, с. 141]; «... поэтический образ - будет ли он фонетическим, грамматическим или лексико-семантическим - включает в себя в потенции динамику своего синтактико-композиционного развития» [Виноградов, 1963, с. 144]; «Структура образа персонажа основана на сложных приемах сказовой или диалогической речевой характеристики, на разнообразных способах и формах связей и отношений речи этого персонажа со стилем автора и с речами других персонажей, на динамике смысловых превращений и изменений текста и контекста, а также ситуаций действия в литературном произведении, в его композиционном развитии, в развертывании его сюжета» [Виноградов, 1963, с. 150] и др.
Таким образом, динамизм в понимании В.В. Виноградова является глобальным способом существования языка художественной литературы вообще, а динамичность непременным условием композиционной организации всякого художественного произведения.
Динамичность текста обусловлена также и условиями его существования и развития в коммуникации и культуре. У. Эко развивает мысль, что воспринимающий сам структурирует сообщение в процессе своего взаимодействия с текстом, «уже обогатившись схемой сложных обозначений, которые неизбежно вовлекают в процесс восприятия наши воспоминания о прошлых переживаниях; таким образом, второе восприятие обогатится рядом привнесенных воспоминаний, которые начинают взаимодействовать со значениями, постигнутыми при вторичном контакте с сообщением, значениями, которые, в свою очередь, будут изначально отличаться от значений, постигнутых при первом контакте, так как сложная природа стимула автоматически приведет к тому, что новое восприятие будет происходить в другой перспективе, согласно новой иерархии стимулов» [Эко, 2004, с. 90]. Одновременно, вслед за Бахтиным-Медведевым, сходную идею сформулировала Ю. Кристева: «... в результате значение начинает рассматриваться как конкретное функционирование, пребывающее в процессе постоянной трансформации в зависимости от положения субъекта в истории, т.е. как высказывание-процесс, конструирующее некий конкретный смысл <...> в связи с тем конкретным отношением, которое субъект поддерживает с собственным дискурсом» [Кристева, 2004, с. 11].
Процесс коммуникации, где осуществляется дискурсивная актуализация текста, представляет собой среду формирования, становления значения (= означивания). В силу этого текст обладает способностью к все новому означиванию по причине своей не только коммуникативной природы (привнесение в него новых
1 Здесь и далее в цитатах выделения мое. - Н.П.
смыслов со стороны воспринимающего), но и в силу своей принципиальной полиизотопности [Панченко, 2009].
Современная литература требует новой теории, которая могла бы сконструировать свой «динамизированный предмет» [Кристева, 2004, с. 24]: «... субъект находится на стадии самопорождения, осуществляющего в процессе письма / чтения. Чтобы создать теорию такого порождения, требуются категории, отличные от тех, которыми пользуется лингвистика языка, причем подобная теория выделяет для себя иной, нежели поэтика, предмет. Это - теоретически сконструированный, но не объективированный предмет - предмет динамизированный» [Кристева, 2004, с. 24]. Современная теория текста нуждается в современной теории композиции, построенной на иных принципах, отличных от принципов, изложенных в античной, а затем и русской риториках2.
Суть динамизма композиционного построения состоит не только в чередовании, смене и наслаивании друг на друга словесных рядов (В.В. Виноградов), но и в трансформации исходного текстового материала в композиционный вариант, создании семантической эквивалентности всех текстовых элементов, при которой часть текстовых элементов трансформируется в направлении изотопного признака, а часть игнорируется в силу незначимости и / или нейтральности их по отношению к данному базовому признаку.
Условием реализации принципа динамичности композиции текста является возможность, потенциальная способность, готовность текста к изменениям. Суть динамичности как принципа композиционного построения текста состоит в трансформации текстовых элементов в направлении того или иного ведущего семантического признака, находящегося в позиции предиката актуализатора композиционного построения. Способом трансформации выступает взаимодействие, взаимосоотношение, взаимовлияние и взаимоприспособляемость текстовых элементов. Эквивалентность текстовых элементов -результат действия принципа динамичности.
Рассмотрим действие принципа динамичности на примере композиции рассказа Т. Толстой «Стена». Набор возможностей как потенциальных способов развертывания текста определяется в данном рассказе некоторым количеством единиц композиции - актуализаторов, - рассредоточенных по всему тексту и задающих различные изотопные признаки, приводящие к эквивалентности прочие текстовые элементы.
Заглавие текста, как его сильная позиция, потенциально содержит в себе некоторое количество возможностей композиционного развертывания текста. Согласно «Словарю русского языка»3, стена «1. Ветикальная часть здания, служащая для поддержания перекрытий и для разделения помещения на части. 11 Какое-л. здание, помещение как место, где кто-л. находится или что-л. происходит. <...> 3. Высокая ограда (из камня, кирпича и т.п.). Крепостные стены. Кремлевская стена. <...> 4. перен. То, что отделяет, разделяет кого-л., что-л., является препятствием к общению, единению кого-л. <...> 5. перен.; чего. Тесный ряд или сплошная масса чего-л., образующие завесу, преграду и т.п.» [МАС, IV, 1988, с. 269].
Первое значение слова стена служит основанием для развертывания в тексте признака ‘разрушение стены’: вертикальная часть здания была разрушена, следствием чего явилось расширение пространства («кухня в гостиной»; «расчищаешь пространство»; «сносить стенку, разделяющую “жилую зону” и “зону пищи”»; «на месте рухнувшей стены, едва осела пыль»; «стен нет»).
В третьем значении слово стена (как то, чем можно отгородиться, огородить что-либо) создает возможность композиционного развертывания в соответствии с признаком ‘разрушение физического препятствия, материального существующего’ («сломав все возможные перегородки»; «уничтожила границу двух зон»; «открыла шлюз»; «уничтожив ограду»); его варианты - ‘неогороженное пространство’(«Очаг в центре, вокруг него - неопределенно- жилое пространство, по углам - спальни. Ванная снаружи, течет себе среди камней и трав; сортир - повсеместно»); ‘частичное разрушение преграды’ («Некоторые остроумы с фантазией прорубали окно из кухни в гостиную, если квартирный план это позволял. Можно было просовывать тарелки и забирать полные пепельницы»).
В четвертом, переносном, значении слово стена реализуется как ‘возведение преграды’ (ср.: «стена непонимания») между хозяйкой и прислугой. Сама прислуга превращается в стену («На месте рухнувшей стены, едва осела пыль, обозначилась Надежда Терентьевна»).
В пятом, тоже переносном, значении слово стена позволяет выстроить композицию в направлении признака ‘сплошная масса разговоров’, стена говорения («Надежда Терентьевна <... > выражает эту благодарность как умеет: громко, фальшиво оживленно комментируя протекающую жизнь. Телевизор, естественно, включен...»; «жужжание бесхитростной, работящей, не выносящей убийственной тишины Надежды Терентьевны»; «Она оживленно рассказывает, как соседи спьяну сломали забор, и как теперь чужие куры будут топтать ее грядки, а у них ведь еще собака, а Михалыч совсем совесть пропил, а дочь его в институте учится, правда, пойдет по плохой дорожке, это уж ясно: купила себе голубые замшевые сапоги, как у Ксении Собчак!»). Постоянное говорение Надежды Терентьевны приводит к возведению стены слов.
Кроме того, текст обладает и иными потенциями развертывания композиции: в частности, в направлении признака ‘хозяйка / прислуга’, признака ‘кухня / гостиная’, ‘создание и подержание очага’ и
2 Ср: «В самом деле, риторические понятия разработаны в рамках давно исчезнувших лингвистических теорий: их нельзя, следовательно, применять некритично, ни тем более использовать для обосновании семантической теории, в том числе текста» [Растье, 2001, с. 188].
3 Словарь русского языка : в 4-х т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1985-1988. (далее - МАС).
др. Потенциальные возможности различного композиционного структурирования текста содержатся в актуализаторах композиционного построения, способных к приращению смысла (то есть к расширению).
Перечисленные возможности являются потенциальными вариантами композиционного развертывания текста. Каждый из них имеет опоры в текстовых элементах - есть актуализаторы композиционного построения, соотносящиеся с каждой из возможностей.
Процесс взаимодействия, взаимоприспособления, сопряжения текстовых элементов осуществляется за счет повтора сем в текстовых элементах.
Способом развертывания выступает взаимодействие и взаимосоотношение текстовых элементов на основе общности семантической и / или пространственной смежности. Например, сема ‘разрушение стены’ содержится уже в первом предложении текста («Кухня в гостиной - квартира без прислуги»). В данном случае сема ‘разрушение стены’ имеет синтаксическое (кухня в гостиной) и отраженное выражение (квартира без прислуги, имплицитно содержащее сему ‘разрушение’), реализованное в силу пространственной смежности с предшествующим контекстом.
Каждая из представленных возможностей, содержащихся в тексте, может быть развернута посредством взаимодействия текстовых единиц. Это взаимодействие проявляется через уподобление одних текстовых элементов актуализированному и игнорированием других в силу их незначимости или малозначимости. Например, движение текстовых элементов в отношении уподобления признаку ‘разрушение стены’ осуществляется как последовательная восходящая градация. В первом абзаце текста реализуется первое значение слова как признак ‘разрушение стены’: «. сломав все возможные перегородки, расчищаешь пространство так, как всегда хотела, - чтобы без этих клетушек, - и, вдоволь налюбовавшись новыми ракурсами и нагулявшись по паркетным полам, вдруг понимаешь, что либо ты, либо она». Разрушение стены реализуется в тексте не только в конкретно строительно-ремонтном значении, но и расширяется до социального, культурного масштаба: «Сломав стену, я не просто уничтожила границу двух зон, - я нарушила культурный и классовый баланс, я разорвала невидимые круги, очерчивающие мир хозяйки и мир прислуги, охраняющие друг от друга. Я разрушила спасительную иерархию. Я открыла шлюзы, и чужие права хлынули на мою территорию, затопили ее и отравили. Уничтожив ограду, я потеряла контроль над очагом, я потеряла пространство, потеряла время, потеряла право на труд и на частную жизнь».
Главное, разрушение стены выступает как утрата самоидентификации: «... но на самом деле это давно уже ее квартира. Она жарит, гладит и пылесосит, моет окна и выбивает ковры. Она знает, где что лежит. У нее есть мои ключи, и она входит с дождя в моей одежде <... > карикатура на меня, такая, какая бы я стала, если бы мне от природы достались ловкие руки, крепкая спина, непритязательный вкус и малолитражный мозг».
Движение текстовых элементов под воздействием изотопного композиционного признака осуществляется, с одной стороны, как трансформация семантики текстового фрагмента («Вот она приходит с дождя, в плохом желтом пальто. Ее сразу жалко, тем более что ее мужа недавно избили ни за что ни про что на загородной платформе, сынок служит на подводной лодке в холодных морях и неохотно пишет письма, а дочушка воспитывает ребенка без мужа. Все это она рассказала в подробностях, когда нанималась, и ее уже тогда было жалко, а теперь она в этом пальто, и надо бы отдать ей свое старое, которое без сносу, но надоело»): разрушается стена между двумя жизненными мирами; проблемы, жизнь Надежды Терентьевны становятся проблемами ее хозяйки, а одежда, функции и, в конечном счете, сам дом переходят к прислуге. Трансформация этого текстового фрагмента осуществляется проспективно. С другой стороны, тот же самый фрагмент текста актуализирует и оппозитивную семантику - ‘возведение стены’. Постоянное говорение Надежды Терентьевны создает коммуникативную стену между ней и хозяйкой, тем самым весь текст в ретроспективном и проспективном направлении конструируется как оформление этой стены, основными признаками которой являются жалость, постоянные разговоры, непонимание и нематериальность.
Таким образом, принцип динамичности композиционного построения текста реализуется в следующем:
- во взаимодействии текстовых элементов (происходит семантическая трансформация элементов, составляющих фон в направлении изотопного признака);
- в направленности трансформации (семантической деформации подвергаются как элементы, находящиеся в постпозиции к актуализатору, так и элементы, расположенные препозиционно);
- в преобразовании внутри актуализатора, а именного его предикативного или актантного компонентов.
Взаимодействие элементов текста запускает процесс композиционной и семантической трансформации текста. Композиционная трансформация представлена сменой актуализаторов, элементов, значимых для композиционного построения текста. Так, какой-то элемент в одном случае является актуализатором, а в другом - представляет собой элемент фона. В зависимости от избранной возможности текстовый элемент способен актуализировать различные семантические ризнаки и участвовать в формировании эквивалентности по опредленному признаку.
Результатом данного процесса является эквивалентность всех текстовых элементов предикативному и / или актантным признакам акутуализатора.
Это позволяет говорить о динамике текстовых элементов как в семантическом, так и в структурном плане. Ни один из текстовых элементов не может быть оценен как закрепленный позиционально в композиции произведения. Его позиция и функции в композиции текста зависят от избранной возможности композиционного развертывания и его внутренней способности к семантической трансформации.
Литература
Виноградов В.В. Стилистика, теория поэтической речи, поэтика. М., 1963.
Жирмунский В.М. Композиция лирических стихотворений // Жирмунский В.М. Теория стиха. М., 1975.
Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности : Инварианты - Тема - Приемы - Текст. М., 1996.
Кристева Ю. Разрушение поэтики // Кристева Ю. Избранные труды : Разрушение поэтики. М., 2004.
Лотман Ю.М. Структура художественного текста // Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб., 2000.
Панченко Н.В. Целостность текста: текстовая реальность или утопия? // Филология и человек. 2009. № 3.
Растье Ф. Интерпретирующая семантика. Нижний Новгород, 2001.
Словарь русского языка : в 4-х т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1985-1988.
Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка // Тынянов Ю.Н. Литературный факт. М., 1993.
Шкловский В.Б. О теории прозы. М., 1983.
Эко У. Открытое произведение : Форма и неопределенность в современной поэтике. СПб., 2004.
