CC BY
556
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 27 (318). Право. Вып. 38. С. 62-72.
ПРОБЛЕМЫ УКРЕПЛЕНИЯ ЗАКОННОСТИ И ПРАВОПОРЯДКА
Ю. А. Воронин
ПРЕСТУПНОСТЬ И ЕЕ ПЕРВОПРИЧИНЫ: КРИМИНОЛОГО-ПОЛИТОЛОГИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Дается анализ понятия и явления преступности, ее основных количественных и качественных характеристик в различные периоды существования российского государства. Рассмотрены генезис преступности с точки зрения криминологического и политологического подходов, наиболее существенные детерминанты преступного поведения в зависимости от особенностей классификационных групп, к которым они относятся. Уделено внимание перспективам эволюции преступности и ее причин.
Ключевые слова: преступность, количественные и качественные характеристики преступности, причины преступности, контроль над преступностью.
1
Общепризнано, что понятие преступности складывается из совокупности целого ряда конституирующих признаков, каждый из которых содержит ее важнейшие, сущностные особенности. В частности, среди существующего в криминологической науке разнообразия определений этого феномена наиболее адекватным представляется следующее: преступность — это исторически обусловленное, изменчивое социально-правовое явление, образующееся из совокупности всех преступлений, совершенных за определенный промежуток времени и в рамках определенной территории, обладающее при этом свойствами социальной системы — саморегуляцией, саморазвитием и обратным воздействием на общество1.
Из приведенной формулировки следует, во-первых, что преступность следует рассматривать как исторически обусловленное_изменчивое явление. Формально-юридически она существовала не всегда, не во всех общественно-экономических формациях. Судя по историческим исследованиям, в родовом обществе в период его расцвета не было широкого взаимодействия таких явлений, которые порождали бы преступность. И хотя так называемые эксцессы имели место, они не носили массового характера и не получали правовой оценки в силу отсутствия самого права. С расслоением же общества на классы, с концентрацией родовой собственности в руках племенной знати, с укоренением в психологии людей корысти, зависти, жестокости отдельные эксцессы переросли в относительно массовое явление, получившее (в связи с возникновением
государства и права) правовую оценку,— в преступность.
Достигнув своего расцвета в условиях капиталистической общественно-экономической формации, по утверждению классиков марксизма-ленинизма и отдельных российских криминологов, преступность, в силу исторически преходящего ее характера, должна «постепенно отмирать». Правда, для этого необходимо создать идеальное, бесклассовое, коммунистическое общество. В этом якобы заключается историческая перспектива преодоления преступности.
Однако существовал и существует противоположный подход к оценке настоящего и будущего преступности. Его исповедует большинство западных и российских криминологов. Они полагают, что это явление присуще всем временам и народам, оно неизбежно, а его устранение (если представить это гипотетически) даже приведет к нарушению определенного равновесия в обществе. Утверждение о всеобщем и вечном характере преступности имело различные обоснования. Представители теологического подхода исходили из того, что человек с момента сотворения наделен «греховностью», которая всегда будет лежать в основе преступного поведения («человек зачат во грехе и рожден в мерзости, и путь его — от зловонной пеленки до смердящего савана»). Сторонники психоаналитической, фрейдистской трактовки объясняют преступность нормальными, изначально присущими природе, психике человека агрессивными, низменными подсознательными инстинктами. Биокриминологи обосновывают вечность преступности устойчивыми, не находящимися
в непосредственной связи с социумом свойствами личности, передаваемыми из поколения в поколение на генетическом уровне.
Не могу согласиться с обоснованием вечности преступности, вытекающей из «греховности», психологической предрасположенности или биологической «упречности» человека. Вместе с тем социальная практика не подтверждает пока правоты классиков марксизма и их нынешних последователей в криминологии относительно «отмирания» преступности с течением времени. Процесс противостояния преступности сложен, длителен и едва ли конечен — по крайней мере, пока существует социум. Он протекает параллельно с бесконечным процессом возникновения, преодоления и зарождением вновь и вновь различных противоречий общественного развития, которые и являются источником преступности.
Историческая обусловленность, изменчивость преступности проявляется и в том, что ее характер, содержание, уровень и структура различны не только в разных социально-экономических формациях, но изменяются на определенных этапах развития каждой из них. Та же особенность в значительной мере свойственна причинам и условиям преступности, а также оценке законодателем круга деяний, признаваемых преступными. В частности, при рабовладельческом строе удельный вес преступлений религиозного характера был ничтожен. Напротив, феодальное право предусматривало обширную систему преступлений против церкви. Даже малейшее нарушение религиозных догм влекло за собой суровое наказание. С утверждением капиталистического общества приоритетное место законодатель отдает составам преступлений против собственности. Ну, а так называемое социалистическое общество вдруг в невиданных масштабах продемонстрировало «контрреволюционную», политическую преступность, наплодив (правда, искусственно) десятки миллионов «врагов народа». Сегодняшняя мучительная конверсия социалистического мутанта в рыночную, базирующуюся на частной собственности, социальноэкономическую систему сопровождается пышным расцветом преступности экономической. Все возвращается на круги своя!
Вслед за признаком исторической изменчивости представители советской криминологии традиционно включали в систему сущностных черт преступности ее классовую характеристи-
ку, проявляющуюся в происхождении, причинах и природе этого явления. Действительно, преступность — порождение и спутник классового общества, а сфера преступного и наказуемого определяется законодателем нередко исходя из интересов господствующих на политической и экономической арене социальных слоев. Однако было бы неверным, крайне догматичным рассматривать (как это делали авторы всех советских учебников по криминологии) абсолютно всю преступность как проявление классовых оценок законодателя в ходе криминализации тех или иных форм человеческого поведения. Существует группа «изначально» общеуголовных преступлений, ядро всей преступности в виде посягательств на общечеловеческие ценности (жизнь, здоровье, имущество и т. д.). Они общественно опасны, независимо от каких-либо классовых симпатий законодателя, и составляют основную массу всех регистрируемых преступлений. В силу этого вряд ли правильно выделять признак «классовости» в числе сущностных, конституирующих характеристик преступности.
Из определения преступности, сформулированного выше, явствует, что она социальна по своей природе. Иначе говоря, преступления совершаются членами общества, направлены против его порядков и отношений, обусловлены социальными причинами и порождают социальные последствия для общества.
Конституирующим признаком явления и понятия преступности выступает также уголовная противоправность, то есть ее правовая характеристика. В юридическом, формальном плане преступность выступает как «детище закона», ибо именно закон объявляет определенные поступки преступлениями. В соответствии с упомянутым признаком преступность (как основной элемент предмета криминологии) включает не всю совокупность антиобщественных, противоправных проступков, бытующих в обществе, а лишь ту ее часть, которая преследуется уголовным законом, то есть преступления. Вместе с тем криминология, решая стоящие перед ней задачи, вынуждена исследовать целый ряд «фоновых» для преступности явлений антиобщественного характера. Речь идет о пьянстве, наркомании, проституции, бродяжничестве и тому подобных феноменах, составляющих питательную среду для преступности, но не охватываемых этим понятием. Масштаб их изучения
криминологами должен ограничиваться лишь криминогенными аспектами названных явлений (то есть их связью с преступностью), а не всем многообразием их проблематики.
Важной характеристикой преступности, содержащейся в сформулированном определении, является ее массовость, поскольку она представляет собой совокупность всех совершенных преступлений и их субъектов. Указание на совокупность преступлений и их субъектов свидетельствует, что речь идет о явлениях, имеющих широкое распространение в обществе. Этим преступность отличается от эксцессов — случайных, экстраординарных действий, которые имели место и в родовом обществе (но не расценивались как преступность) и которые, по-видимому, будут сохраняться даже при самом благополучном состоянии дел в сфере человеческого общежития.
Следует заметить, что упоминание признака массовости в качестве важнейшего, сущностного признака преступности, являющегося предметом изучения криминологии, вовсе не означает, что она оставляет без внимания отдельное преступление. Но, в отличие от уголовно-правового подхода, когда внимание сосредоточивается на юридическом анализе состава конкретного преступления в единстве четырех его элементов, криминологический подход на индивидуально-конкретном уровне направлен на другое. Он предполагает выявление причин и условий конкретного преступного поведения, особенностей личностных характеристик субъекта преступления, а также того, что следует предпринять для предупреждения конкретным лицом новых преступлений. Принципиально важно все-таки подчеркнуть, что в этой дихотомии подходов главное для криминологии — определение закономерностей преступности как массового социального явления. Ведь конкретное преступление единично и случайно. Только в совокупности преступлений, при большом числе наблюдений закономерное, необходимое прокладывает себе дорогу сквозь бесконечное множество случайностей и становится очевидным, четко различимым.
Следует предостеречь от упрощенного понимания преступности как чисто статистической, механической совокупности преступных актов и их субъектов. Именно так она, к сожалению, трактовалась в криминологической литературе. В этой связи необходимо указать еще на одну важней-
шую характерную черту преступности, которая нашла отражение в приведенном выше определении. Преступность — это сравнительно самостоятельная социальная система с внутренними механизмами саморегуляции, саморазвития и обратного воздействия на породившее ее общество, то есть на более крупную систему, в рамках которой она существует. Правда, степень единства, целостности данной системы очень низка, носит нередко стихийный, неоднородный, вероятностный характер. Тем не менее, можно определенно утверждать, что между структурными элементами преступности существуют различные взаимосвязи и опосредования, свойственные всякой саморегулирующейся системе. Изменение одной из сторон или элементов преступности неизбежно влечет за собой изменение других.
Так, рост преступности несовершеннолетних является предпосылкой роста преступности в целом и рецидивной преступности в особенности. Рост числа экономических преступлений сказывается на уровне должностной, в том числе коррупционной преступности. Криминологические исследования фиксируют взаимосвязь между корыстной и насильственной преступностью. В частности, часть насильственных преступников посягают на жизнь и здоровье граждан с корыстной целью, из корыстных побуждений. Далее, взрослая организованная преступность воспроизводит себя в криминальном молодежном движении. Но особенно отчетливо, показательно качества саморегуляции, саморазвития проявляются на примере профессиональной преступности, представляющей собой ядро всей преступности, целенаправленно воспроизводящей себя и явление в целом путем передачи опыта, технических приемов, традиций и криминальной идеологии.
Очевидно также, что, являясь продуктом общества, преступность обладает способностью (и это ее системное качество) обратного воздействия на общество, на различные его сферы. В частности речь идет о разлагающем воздействии преступности на мораль, нравственность, уровень законности и т. д. Происходит «привыкание» граждан к преступности, многие ее виды воспринимаются как своеобразная норма, привычным становится уголовный жаргон, в том числе в средствах массовой информации, выступлениях политиков и артистов, в повседневном общении. В современной российской жизни примеров тому множество.
Таковы основные свойства (признаки) преступности, совокупность которых составляет сущность и содержание этого явления и понятия.
2
Преступность и ее причины претерпевали значительные изменения на различных исторических этапах существования российского государства. Особенно примечательны они для периодов гигантской социальной ломки, к разряду которых, безусловно, относится советский период российской истории. После Февральской революции 1917 г., последовавшего затем Октябрьского переворота и в ходе Гражданской войны преступность непосредственно отражала остроту социальных, экономических, политических потрясений внутри страны и на международной арене. Для нее были характерны высокий уровень и стремительный рост, преобладание в ее структуре тяжких преступлений, значительный удельный вес профессиональной и рецидивной преступности.
В дальнейшем (1921-1930) в связи с определенной стабилизацией нового политического режима в стране существенно меняется и состояние преступности. В частности, общая ее динамика характеризуется резким снижением числа уголовных дел. Что касается довоенного десятилетия (1931-1941) и (в меньшей степени) двух послевоенных декад (1941-1966), то составить представление о развитии преступности в «стране победившего социализма» в этот период почти не представляется возможным в силу отсутствия объективной фактической информации, фальсифицированности данных официальной уголовной статистики. Скромные цифры, рисующие благостную картину преступности, в том числе авторами учебника «Криминология», изданного в 1988 г. (накануне распада Советского Союза), находятся в противоречии с исторической реальностью тех лет: 1) осуждение миллионов невинных людей за годы сталинского правления; 2) авантюристические темпы индустриализации, влекущие за собой колоссальное снижение реальной заработной платы широких слоев населения; 3) авантюристическая коллективизация с помощью раскулачивания, направленного главным образом против середняцких масс деревни; 4) непосильные открытые и замаскированные налоги, инфляция и рост цен. Все это неизбежно должно было привести (и фактически привело) к глубочайшему экономическому
кризису, чудовищному обнищанию населения и, естественно, постоянному росту преступности. И все же, если до конца 1960-х гг. темпы роста преступности отставали от темпов роста численности населения, то в последующем они выравниваются, а в 70-е, 80-е и 90-е гг. напряженность в динамике преступности еще более возрастает. Только за одно десятилетие, с 1973 по 1983 г., общее число зарегистрированных преступлений в СССР (а равно и в России) увеличилось почти вдвое. За это же время население страны выросло с 248,6 млн до 271,2 млн человек, то есть примерно на 9 %. Из этого очевидно следует, что темпы роста преступности в «обществе развитого социализма» обгоняли темпы прироста населения более чем в 11 раз, кстати, фактически сравнявшись и даже чуть опередив по этому показателю США.
Состояние преступности в России в 90-е гг. прошлого столетия и в начале нового века характеризовалось преобладанием негативных тенденций. Общий уровень регистрируемой преступности за этот период вырос почти в два раза и колебался в первые годы третьего тысячелетия у верхней отметки в 3 млн преступлений. Опережающими темпами в ее структуре увеличивалось число тяжких преступных проявлений. Существенно выросли агрессивность совершаемых преступлений и причиняемый ими материальный ущерб. Повысился уровень самозащиты преступников от разоблачения и осуждения. Преступность становилась все более организованной и профессиональной.
Примечательным для современной ситуации является стремление криминальных структур проникнуть и закрепиться в экономике и политике. В процессе жесткой конкуренции за контроль над прибыльными сферами экономической деятельности и территориями преступная среда организуется, вооружается, вовлекает в свою сферу государственный аппарат. Этому в значительной мере способствует отсутствие эффективного контроля со стороны государства за происхождением и движением капиталов, финансовых ресурсов. Из-за отсутствия у подавляющего числа российских граждан навыков экономического поведения в условиях развития рыночных отношений, низкой осведомленности о процедурах и правилах совершения сделок существенно повысилась виктимность населения от экономических преступлений, снизился уровень защиты собственности граждан.
Проведение экономических реформ усилило процесс социальной дифференциации населения. Это, а также несовершенство государственных систем социальной помощи, образования, занятости поставило перед сложным выбором молодежь, безработных, уволенных из вооруженных сил, освобожденных из мест лишения свободы. Резкое изменение их социального статуса, неумение адаптироваться к новым условиям приводит к избранию многими из них криминально-силовых способов разрешения социальных противоречий.
Одной из наиболее существенных тенденций, определяющих высокую степень крими-ногенности сложившейся ситуации, является резкое ослабление социального контроля над преступностью. Существовавшая в тоталитарном государстве система контроля над личностью ушла в прошлое, а новая система предупреждения преступности, которая была бы адекватной сегодняшней ситуации, не построена. Правоохранительная система, несущая основное бремя контроля над преступностью, все еще переживает кризис, вызванный, в частности, разрушением ее кадрового ядра, махровой коррумпированностью и снижением доверия населения.
3
Изложенное выше свидетельствует, что преступность представляет собой суровую реальность, с которой приходится считаться, а ее истоки, следовательно, требуют глубокого изучения. Лишь на этой основе в принципе возможно осуществление контроля над преступностью в целом и ее отдельными разновидностями. Одновременно подобное изучение позволяет в сугубо практической следственной и судебной деятельности выяснять причины и условия конкретных преступлений по соответствующим уголовным делам и убедительно формулировать их в процессуальных документах судов.
Существует общепринятое, в частности в философской науке, определение причинности как объективно существующей зависимости, связи между двумя или несколькими явлениями, при которой одно из них (причина) порождает другое (следствие). Причинная связь — реальная закономерность природы и общества. При этом в общественной жизни причинные связи обладают определенным своеобразием. В частности, в сфере социальной действуют главным образом статистические закономерности, в рамках кото-
рых необходимость прокладывает себе дорогу через множество случайностей. Далее, в силу исторической изменчивости общественных систем причинные объяснения, верные для одного общества, могут быть непригодными для другого. Кроме того, в отличие от неживой природы, где через причинные связи передается материя или энергия, в обществе причинная связь предполагает главным образом передачу информации. Причинные взаимосвязи здесь всегда проходят и преломляются через сознание людей, что может приводить к их искажению. Следует также иметь в виду очень распространенное существование в этой (социальной) области обратной связи, то есть влияния следствия на свою причину.
Криминология не создает своего особого, принципиально отличающегося от рассмотренного выше понятия причинности. Она лишь конкретизирует его применительно к предмету своего исследования. В этой связи в самом общем плане под причинностью криминогенного характера понимается специфическое взаимодействие явлений общественной жизни (социальноэкономических, культурных, идеологических и иных), порождающее преступность. Из этого очевидно следует, что не существует какой-то единственной, основной, главной причины, которая бы исчерпывающе определяла не только происхождение, но и существование преступности во всем ее многообразии в различные исторические эпохи (прошлые, настоящую и, по-видимому, будущие).
В криминологии (и уголовно-процессуальном законодательстве) принято различать причины и условия преступлений, объединяемые в криминологической доктрине общим термином «детерминация (а также детерминанты) преступности». Различие заключается в своеобразии их ролей в механизме причинной обусловленности преступных проявлений. Причины играют определяющую (генетическую) роль в порождении преступлений и преступности. Условия — это менее существенные обстоятельства, лишь внешне благоприятствующие реализации причин и наступлению следствия (в данном случае — преступных проявлений), но не способные сами по себе, без взаимодействия с причинами породить данное следствие. Правда, грань между причинами и условиями в зависимости от ситуации может быть весьма подвижна, а причины и условия могут меняться местами. Кроме
того, на уровнях всей преступности или ее крупнейших разновидностей деление на причины и условия, на мой взгляд, вообще становится чисто умозрительным, не имеющим практического значения. Видимо, в этих случаях и те, и другие имеет смысл объединять в одно из единых понятий — причинные факторы, криминогенные факторы или детерминанты преступности.
Следует напомнить, что в области, интересующей криминологию, существуют и другие формы взаимосвязи явлений, которые не сводятся к причинности, хотя внешне очень с нею схожи. Такова, например, корреляционная зависимость, при которой, скажем, два явления генетически не порождают друг друга, но, существуя параллельно, влияют, соотносятся (коррелируют) друг с другом, имеют некоторые общие корни (пьянство и преступность, наркомания и преступность, социальный паразитизм и преступность и т. д.). Кроме того, может встречаться простая последовательность событий (явлений) во времени, не образующая причинной цепочки.
Как для теории криминологии, так и для практики воздействия на преступность крайне важен учет следующего обстоятельства: причинная зависимость в социальной области, в том числе в сфере криминогенных явлений, как правило, является многозначной.
Во-первых, каждая причина порождает несколько следствий, а каждое следствие есть результат действия нескольких причин (и условий). Эту многозначность можно проследить в каждом конкретном преступлении и в преступности в целом. Именно поэтому не существует какого-то исчерпывающего каталога причин отдельных преступлений и всей преступности, хотя попытки создать нечто подобное предпринимались и в российской, и в зарубежной криминологии.
Во-вторых, причинная связь (как явление многозначное) обладает специфической вероятностной стороной, заключающейся в том, что при замене только одного какого-либо условия, даже при одной и той же причине, может наступать иной результат. Поэтому так разнообразно поведение различных людей под влиянием казалось бы одних и тех же причин, а значит — затруднительно его предсказание. Не случайно современная философская наука отвергает механистическое представление о причинности в социальной области как «жесткой», однозначной, функциональной связи между явлениями. В равной мере это относится к криминологии.
Действие криминогенных причинных связей не порождает обязательного, неизбежного совершения преступления. Номинально всегда существует свобода выбора между вариантами поведения — законопослушного или противоправного. В противном случае просто должны были бы исключаться преступность деяния (как при непреодолимой силе, крайней необходимости и т. п.) и, соответственно, уголовная ответственность, предполагающие наличие у субъекта выбора названных вариантов свободно, со знанием дела. Воздействию криминогенных причинных связей может противодействовать существование мощных антикриминогенных факторов, снимающих, нейтрализующих действие первых. Бесспорно, однако, что причинные связи криминогенного характера резко повышают вероятность совершения преступлений, превращая их в распространенный, «ожидаемый» вариант поведения.
В-третьих, отражением многозначности является то обстоятельство, что, по-видимому, вообще нет таких причинных факторов (детерминант), которые порождали бы исключительно преступное поведение, но не иные, связанные с преступностью правонарушения (гражданско-правового, административного, дисциплинарного характера) или нейтральные по своему характеру человеческие поступки. Все дело в интенсивности и определенном взаимодействии этих факторов, то есть в неблагоприятном сочетании процессов и явлений социальной, экономической жизни в данный момент, которые сами по себе однозначно криминогенными могут и не являться.
Наконец, в-четвертых, многозначность и разнообразие причинного комплекса, порождающего преступление и преступность в целом, заключаются в том, что он неизбежно вбирает в себя различные социальные и естественные явления и может быть хорошо понят лишь с позиций ряда наук: философии, социологии, психологии, права, политологии, криминологии.
Отмеченное разнообразие причинного комплекса и отдельных причинных цепочек требует классификации входящих в них криминогенных факторов. В частности, можно выделить (впрочем, с известной степенью условности) следующие их разновидности: деление причин преступности: 1) по объему; 2) по месту в структуре человеческого бытия; 3) по уровню абстракции и т. д.
При делении криминогенных факторов по объему необходимо различать полную причину и специфическую. Под полной причиной (или причинным комплексом) понимается совокупность обстоятельств, в том числе и условий, при которых наступает данное следствие. Полная причина включает взаимодействие всего многообразия факторов — главных и второстепенных, внутренних и внешних, объективных и субъективных. Применительно ко всей преступности (как уже отмечалось) это взаимодействие всех явлений экономического, политического, психологического и иного характера, участвующих в ее порождении. Специфическая же причина — это причина в узком смысле слова, взятая изолированно от условий и носящая определяющий для наступления следствия характер. Относительно всей преступности — это нераз-решенность главного социального противоречия конкретной исторической эпохи, точнее социально-экономической формации.
Применима также классификация причин преступности по месту в структуре человеческого бытия — на субъективные и объективные. К субъективным причинам, то есть к области общественного и индивидуального сознания, относятся так называемые антисоциальные установки и взгляды определенного круга лиц, вызывающие преступное поведение. К объективным, то есть к области общественного бытия, относятся внешние жизненные обстоятельства, сформировавшие упомянутые субъективные особенности.
Криминология не может не учитывать также последовательность движения в анализе преступности от общего к особенному и, наконец, к отдельному. В соответствии с этим причины преступности по уровню абстракции делятся на: а) общие, касающиеся явления в целом; б) причины отдельных разновидностей преступности (корыстной, насильственной и т. д.); в) непосредственные причины конкретных преступлений (индивидуального преступного поведения), коренящиеся в различных сферах социальной жизни, под влиянием которых в сознании виновных сформировались антисоциальные взгляды, навыки и привычки, обусловившие совершение ими преступлений. Практическая необходимость изучения причин преступности на указанных трех уровнях объясняется тем, что далеко не все обстоятельства совершения конкретных преступлений, даже взятые в большом числе, в состоянии объяснить причины пре-
ступности как социального явления в целом. Следовательно, необходим переход в их анализе на более высокий уровень абстракции — широких разновидностей преступности или всего явления в целом. Именно этот уровень является в первую очередь предметом особого интереса.
Под общими причинами (первопричинами) преступности следует понимать комплекс социальных явлений, детерминирующих, определя-юших существование преступности в целом как одной из форм функционирования всего общественного организма.
Они характеризуются тем, что, во-первых, относятся к исходным, а не к производным криминогенным факторам (в отличие от уровней особенного и отдельного); во-вторых, они определяют основной массив преступности, а не только какую-либо ее часть; в-третьих, их эффективная нейтрализация, блокирование могут привести к уменьшению массовости преступности (а теоретически — к сведению ее к эксцессам, единичным экстраординарным деяниям, не имеющим широкой распространенности, что, кстати, было характерно для первобытно-общинного строя).
Каков же механизм действия общих причин (или первопричин) преступности? Следует констатировать, что методологическим фундаментом, основой объяснения этого механизма служит категория основного, объективного по своему характеру, социального противоречия той или иной общественно-экономической формации и его проявлений в виде противоречий более конкретного характера. В связи с этим типичный механизм общего детерминирования преступности проявляется в следующем.
В любом обществе, независимо от его социально-экономического устройства, существует, разрешается, возникает вновь и вновь множество противоречий социально-экономического, идеологического, национального, культурного и иного характера. Одним из следствий их взаимодействия является, в частности, возникновение и существование преступности. Но здесь вполне естественен вопрос: почему, при каких условиях противоречия как источник, движущая сила саморазвития общественного организма, наоборот, превращаются в дезорганизующее начало — в криминогенный комплекс, в систему преступных проявлений?
Ответ, на мой взгляд, заключается в следующем. При просчетах государства и гражданского общества (там, где последнее сформировалось)
в прогнозировании, выявлении, эффективном разрешении противоречий возникают и усугубляются различные негативные социальные явления, в частности теневая экономика, безработица, социальный паразитизм, пьянство, наркомания, проституция, и наряду с названными и не названными видами девиантного поведения — преступность. Со временем упомянутые просчеты, с одной стороны, способствуют са-моукреплению и саморазвитию (самодетерми-нации) преступности, а с другой — приводят к тому, что она оказывает обратное влияние на породившие ее явления, заметно деформирует отношения в различных сферах жизни общества. Одновременно преступность разлагающе воздействует на общественное и индивидуальное сознание. И это понятно! Субъективное восприятие человеком деформированных условий жизнедеятельности не может не порождать неудовлетворенности, во-первых, этими условиями и, во-вторых, самим собой в этих условиях. В поисках выхода из создавшегося положения, прежде всего экономического, а порой просто для выражения индивидуального протеста многие прибегают к незаконным методам удовлетворения своих объективных или искаженных материальных потребностей или же выливают накопленную внутреннюю психологическую напряженность в акты агрессии и вандализма против всего окружающего. Это и образует основной массив преступности, то есть корыстную и насильственную ее составляющие. Совершенно справедливы в этой связи марксистские положения, в частности о том, что преступление по своей сути является борьбой изолированного индивида против господствующих отношений или наиболее грубой и несознательной формой социального протеста. Правда, указанные положения советская криминологическая наука (следуя идеологическим установкам) всегда лицемерно относила только к буржуазному обществу, но никак не к советскому, «социалистическому».
4
Поскольку главное социальное противоречие каждой конкретной общественно-экономической формации, лежащее в основе общих причин преступности, объективно неустранимо в рамках данной формации (пока она существует), оно закономерно будет порождать преступность. И это продолжается (и, очевидно, будет продолжаться), пока существует социум, человеческое
общество на всех исторических этапах его развития (исключая, вероятно, первобытное общество в силу его эмбриональности). Значит ли это, что сущность и содержание этих противоречий одинаковы для всех социально-экономических формаций? Очевидно, нет. Но преступность всегда является их объективным, закономерным следствием. Она, как соматические и психические болезни,— вечный спутник человечества, с которым оно обречено бороться, никогда не побеждая, но и не опуская рук. И в этом — одна из непреходящих драм человечества!
Так, самым неумолимым (и неустранимым!) проявлением коренного объективного противоречия рыночного (капиталистического) общества — противоречия между общественным характером труда и частно-капиталистической формой присвоения его результатов — выступает погоня за наживой, безжалостная конкуренция, порождающие преступность во всех слоях населения, независимо от классовой принадлежности, иного места в социальной стратификации.
Во-первых, это социально-экономическое противоречие капитализма обусловливает абсолютное преобладание в системе причин преступности корысти во всем ее многообразии: 60 % совершаемых преступлений в Японии, 75 % в России, 90 % в Великобритании, 95 % в США являются корыстными. Субъектами их выступают представители бизнеса, государственные чиновники, функционеры организованной преступности и одиночки-профессионалы. Но то же самое объективное противоречие рыночного общества с не меньшей интенсивностью плодит корыстную преступность так называемых простых людей, аутсайдеров, люмпенов, деклассированных элементов как один из способов решения ими своих экономических проблем, достижения материального успеха. Криминогенное преломление указанного противоречия в рыночном обществе можно продемонстрировать хотя бы через призму его вечного спутника — безработицу. Будучи отчужденной от общественного производства, масса безработных неизбежно трансформируется в питательную среду для самых различных, в том числе криминальных (прежде всего корыстных), проявлений социальной неудовлетворенности. Не случайно так ощутима корреляция между ними. По данным американских социологов, повышение безработицы только на один процент вызывает рост числа преступлений на 5,7 %, самоубийств — на 4,1 %.
Во-вторых, типичным преломлением коренного объективного противоречия рыночного общества является культ силы, вседозволенности в достижении избранной цели. Именно в этом заключается один из главных источников насильственной преступности, актов вандализма. Кроме того, значительную часть подобных преступлений (а также случаев наркомании, алкоголизма) специалисты объясняют разрушительными психологическими, эмоциональными стрессами, порожденными постоянной необходимостью вести борьбу за выживание в условиях жестокой экономической и социальной конкуренции.
Анализ негативных и откровенно криминогенных проявлений коренного противоречия капиталистической общественно-экономической формации не исчерпывается вышеприведенными положениями. Но очевидно главное: именно они и формируемая ими система ценностей выступают в качестве общих причин существования и расширенного воспроизводства преступности в условиях эксплуататорского общества.
Из данной объективной закономерности логически вытекает следующий вывод. Коль скоро общие причины преступности представляют собой неизбежное следствие неразрешенности основных экономических и социальных противоречий капитализма, значит, их устранение возможно лишь с переустройством капиталистической общественно-экономической формации на социалистических началах. К сожалению, печальный опыт осуществления подобного переустройства в недавнем прошлом продемонстрировал отсутствие близких перспектив уменьшения массовости преступности, сведения ее (по терминологии классиков марксизма-ленинизма) к эксцессам, немногочисленным экстраординарным поступкам.
В трактовке общих причин преступности в советском (так называемом социалистическом) обществе на различных его исторических этапах существовали три формально различающихся подхода.
Первый подход характеризовался возложением «вины» за существование преступных проявлений «в стране победившего социализма» на пережитки прошлого, рецидивы мелкобуржуазной психологии («родимые пятна капитализма») и разлагающее (экономическое, идеологическое и информационное) влияние со стороны
капиталистического окружения на жизнь и мировоззрение советских людей и граждан других стран «социалистического лагеря». Позже, на втором этапе (в начале 1980-х гг.), к названным двум источникам преступности («пережиткам прошлого» и «тлетворному влиянию мирового империализма») присоединяется третий — «неантагонистические противоречия самого социализма», не нашедшие своевременного разрешения. Этот вариант считался оптимальным в советской криминологической науке. Наконец, к концу 1980-х — началу 1990-х гг., накануне распада Советского Союза и всей «социалистической системы», происходит смещение акцентов к третьему элементу формулы общих причин преступности, то есть к трактовке объективных противоречий и изъянов самого социализма в качестве общих причин преступности, без упоминания первых двух.
При всей кажущейся радикальности третьего подхода к характеристике общих причин преступности при социализме, едва ли можно согласиться и с ним. Зададимся вопросом: а в противоречиях ли и недостатках социализма заключалось дело? А может быть, просто в его отсутствии? И тогда все встанет на свои места — в смысле единства в главном первопричин (общих причин) преступности в буржуазном и советском обществе, просто потому что последнее не являлось социалистическим. К не-разрешенности коренного объективного противоречия старого общества — между трудом и капиталом — оно добавило новые, и прежде всего противоречие между конкретными жизненными потребностями людей и мизерными возможностями, предоставляемыми им административнокомандной, государственно-монополистической системой.
Начну с того, что практически невозможно однозначно определить тот социальный организм, который был создан в СССР в 1930— 40-х гг. и назван социализмом. В нем причудливо смешались элементы общества, переходящего от капитализма к социализму, азиатской деспотии и государственно-монополистического капитализма. Тезис о построении в нашей стране социализма в середине 1930-х гг. был выдвинут И. В. Сталиным как камуфляж реально происходивших событий. Он свидетельствовал лишь о цинизме провозгласившего его человека, но не был научно аргументирован. То же самое можно сказать относительно идеологического
утверждения о построении развитого социализма в середине 1970-х гг.
И это достаточно очевидно. Ведь существуют (по крайней мере в теории) принципиальные отличия социализма от капитализма. Ключевые из них — различия отношений собственности, форм присвоения результатов общественного труда: частная или общественная собственность на средства производства, наличие или отсутствие эксплуатации человека человеком и, соответственно, частные или общественные формы присвоения совокупного общественного продукта.
С этих позиций можно ли было реально считать социализмом всю ту многоликую действительность, которая существовала в советское время? Очевидно, нет. Провозглашенной официальными идеологами общенародной собственности как таковой не было. Она была государственно-монополистической, ведомственной, а значит, отчуждение работника от собственности и от результатов своего труда так и не было преодолено. К разряду идеологических мифов следует отнести и тезис об отсутствии эксплуатации человека. Она была: эксплуатация работника — государством-монополистом, работающих на производстве — чиновниками административно-бюрократического аппарата и т. д. Велик был и размах скрытой, не признаваемой официально безработицы, по утверждению экономистов, ничуть не меньший, чем в западных странах.
Из всего сказанного следует, что принятые ранее формулировки об «утверждении у нас развитого социализма» были лишены какого-либо серьезного смысла. Советское общество жило в условиях и порядках, никакого отношения к социализму не имевших, по существу чуждых его (теоретической) сути. Логика вышеприведенных рассуждений позволяет также дать прямой ответ на вопрос: являлись ли негативные факты советской действительности, в их числе и преступность, продуктом социалистического строительства? Нет. Перед нами — процессы другого порядка, к социализму отношение не имевшие. Они явились результатом неразрешенности традиционных противоречий капиталистического общества и тех надругательств над экономикой, духовной жизнью и их средоточием — человеком, которые почти 80 лет преподносились как «единственно правильные и целесообразные в конкретных условиях методы строительства
социализма». Все это проявилось в самых различных областях жизнедеятельности, формируя криминогенный потенциал советского, не ставшего социалистическим, общества.
5
Что касается нынешнего причудливого российского социально-экономического организма, то он конверсионно (хотя и с дикими извращениями) приобретает черты рыночного, капиталистического способа производства с уже отмечавшейся коренной объективной закономерностью (противоречием), реализующейся в негативных процессах и явлениях российской действительности, порождая, в частности, преступность во всех ее многообразных и многочисленных проявлениях. Эти процессы и явления, именуемые общими причинами (или криминогенными детерминантами) преступности, можно разделить (с известной степенью условности) на следующие основные группы: экономические, социальные, политические, нравственные.
Экономические причины преступности (отчасти они уже анализировались в данном разделе) по своему значению носят коренной характер (в отличие от производного характера остальных групп), накладывают негативный отпечаток на другие стороны общественного бытия, играют определяющую роль в генерировании преступных проявлений. Это противоречия и несбалансированность хозяйственного механизма, пороки экономической политики российского руководства, а главное — объективно запрограммированная несправедливость системы распределительных отношений мучительно вызревающего рыночного общества-мутанта, обездолившие огромные массы населения страны. Преломляясь через цели, интересы, мотивы поведения людей в конкретных ситуациях, они являются неиссякаемым источником корыстных, насильственных и иных преступлений.
Социальные причины преступности (хотя отличие их от предыдущих весьма условно) в самом широком контексте включают ущемлен-ность, неравенство одних людей по сравнению с другими, рождающие их неудовлетворенность в рамках социальных отношений конкретного общества. Уместно в этой связи напомнить еще раз блестящую классическую формулировку: преступление есть бунт изолированного индивида против господствующих в обществе отношений, его наиболее грубая и несознательная
форма. В числе наиболее печальных и рождающих социальный протест тенденций российской действительности — нарушение принципа социальной справедливости, фактическое попрание права на труд, бесплатное образование и медицинское обслуживание, убожество социального обеспечения широких слоев престарелых, инвалидов. Здесь же — череда конфликтных ситуаций как выражение неразрешенности межнациональных противоречий. И этот перечень отнюдь не исчерпывающий.
Политические причины преступности в современной России в большинстве случаев связаны с борьбой за власть. Главной из них является острейшее противоречие между необходимостью обновления, реальной демократизации политических, государственных, общественных структур, с одной стороны, и фактическим нежеланием паразитирующих в этих структурах лиц пойти на подобные перемены, лишившись тем самым кормушки и власти,— с другой. Это порождает политический цинизм, должностной произвол бюрократии, коррупцию, терроризм, множество других преступлений. Следствием подобной ситуации является также развал всех форм общественного и государственного контроля, что способствует развитию теневой экономики, легализации преступно нажитых доходов, организованной, экологической и прочих видов преступности.
Общие причины преступности в сфере нравственного состояния российского общества — это, прежде всего, деградация моральных ценностей и критериев, нравственно-этических установок практически всех слоев населения
страны и в каждой из сфер функционирования этого общества, идет ли речь об экономической, социальной, политической или культурной области. Экономика, служащая целям наживы одних и обнищания других, политика, не гнушающаяся безнравственных средств и двуличия, социальная сфера, где процветают жестокость, подлость и унижение слабых и обездоленных, «культура» пошлости, аморализма, оплевывания самого сокровенного — вот та «нравственная» атмосфера сегодняшнего российского общества, генерирующая преступность в широчайших масштабах.
Таким образом, общими (или первичными) причинами существования преступности в любой общественно-экономической формации является взаимодействие негативных проявлений своевременно не разрешенных противоречий и деформаций. Противоречия как таковые вообще ликвидировать невозможно: без них нет развития общественного организма. Задача заключается в том, чтобы сделать общество способным познавать диалектику, закономерности собственного развития, упорядочивать самого себя соответственно требованиям этих закономерностей, предвидеть и соответствующими мерами разрешать возникающие в его структуре противоречия, до того как они превратятся в острые коллизии, в дезорганизующие общественный организм силы, в частности в криминогенный комплекс.
Примечание
1 Воронин, Ю. А. Введение в криминологию. М. : Флинта, 2008. С. 41.
