CC BY
111
ПРЕДИСЛОВИЕ. КОГНИТИВНАЯ ПСИХОЛОГИЯ НА ПЕРЕПУТЬЕ
Время возникновения когнитивной психологии обычно относят к 1960 г., когда Дж. Миллер и Дж. Брунер создали в Гарварде Центр когнитивных исследований. В 1967 г. У Найссер опубликовал книгу «Когнитивная психология», и ее название стало именем всего психологического направления когнитивизма. Уже в начале 70-х годов методологи науки стали утверждать, что когнитивная революция в самом разгаре, а к концу 70-х годов даже объявили о ее победе. Когнитивные взгляды распространились на все области психологической науки: на социальную и возрастную психологию, на психологию животных и психолингвистику, психологию науки и пр., и пр. Сегодня в мире исследователи и психотерапевты, определяющие свой подход как когнитивный, встречаются чаще, чем представители какой-либо иной парадигмы. Во многих университетах мира классический курс общей психологии преобразовался в курс когнитивной психологии. Казалось бы, психология наконец-то нашла единый взгляд на природу психического и вырвалась из полосы перманентного кризиса. Но, к сожалению, этого не произошло.
Дело в том, что Центр когнитивных исследований создавался не для чего-то конкретного (никто в центре не мог внятно объяснить, что, собственно, означает слово «когнитивная»), а против — против бихевиоризма. Дж. Миллер прямо говорил: когнитивная революция — это контрреволюция. И когда Н. Хомский — предтеча когнитивизма в лингвистике — в 1959 г. вступил в полемику со Скиннером, доказывая, что язык не может появиться просто под воздействием внешних стимулов или коммуникативных задач, то он тоже выступил не столько за какую-то конкретную когнитивную идею, сколько против бихевиоризма. Хомский вовсю иронизировал над бихевиориста-ми: определять психологию как науку о поведении — все равно, что определять физику как науку о показаниях приборов. В 1978 г. У. Найссер уверял, что бихевиоризм потерпел катастрофу, а лучшее его достижение — теория научения — почти полностью отброшена. Пусть остатки бихевиоризма еще сохраняются на некоторых островках, а его защитники по-прежнему источают уверенность, но сражение, в сущности, окончено.
Однако уже к концу ХХ — началу XXI вв. картина снова меняется. И вот уже одни авторы объявляют когнитивизм частью наследия бихевиоризма. Другие вообще уверяют, что когнитивная революция — это миф, и предлагают теорию переработки информации считать просто позднейшей формой бихевиоризма. Отцы-основатели когнитивной психологии почувствовали, что произошло нечто совсем иное, чем то, на что они рассчитывали. У. Найссер стал одним из самых ярких критиков когнитивного подхода. По его мнению, громадные усилия не принесли желаемых результатов: мол, большинство с таким трудом добытых обобщений известно по собственному опыту уже детям, посещающим детский сад. Дж. Брунер занялся нарративными исследованиями, поскольку разочаровался в когнитивистике, утратившей интерес к значениям. В. П. Зинченко — провозвестник когнитивного подхода в нашем отечестве — уже в
90-е годы признал, что когнитивная психология вынуждена была заселять свои модели когнитивных процессов демонами и гомункулюсами, осуществляющими выбор и принимающими решение. Но самые большие трудности, по мнению Зинченко, исследователи испытывали в локализации блоков смысловой обработки информации, так как они постоянно сталкивались со случаями, когда смысл извлекался из ситуации даже до сколько-нибудь отчетливого ее восприятия.
H. Смит в 2001 г. рискнул все-таки выделить главные конструкты когнитивизма. Вот они, по его мнению:
I. Человеческий организм является информационным процессором, преобразующим внешний мир в символы.
2. Эти символы — после дальнейшей обработки — составляют репрезентации внешнего мира.
3. Обработка информации осуществляется нейронами.
4. Связи с внешней средой ограничиваются подлежащими обработке внешними сигналами.
Но ведь с этими конструктами согласились бы большинство ученых, начиная если не с Декарта, то уж точно с Г. Гельмгольца (разве лишь не все из них могли бы использовать слова «информационный процессор»). А если учесть мнение Смита, что некоторые когнитивисты даже могут отвергать один или несколько из этих пунктов, то разве есть кто-нибудь, кто не является когнитивистом? Не удивительно, что даже противопоставление бихевиоризму — то единственное, что объединяло первых ког-нитивистов, — обратилось в прах.
В исходных положениях когнитивного движения никогда не было явно сформулировано, чем же именно отличается когнитивизм от других психологических течений. Тем не менее такое отличие существует. Его выявили оппоненты — нонкогнити-висты, которые вступили с когнитивизмом в борьбу. Они назвали когнитивистской ошибкой представление, заключающееся в том, что все проявления психики и сознания сводятся к знанию и познанию. Мол, очевидно, что воля, аффекты, потребности, духовные ценности и пр. не являются знаниями, не могут оцениваться по шкале «истина — ложь», не могут быть редуцированы к своим когнитивным составляющим. Оппоненты выявили тем самым революционный посыл когнитивизма, но, как и полагается оппонентам, выразили его в заведомо неприемлемой форме. Ведь разве кто-нибудь из когнитивистов считал волю или эмоции знаниями? Конечно, когнитивные психотерапевты отождествляют эмоции и мышление, но ведь и мышление не является знанием. Поэтому речь должна идти лишь о том, что психика предназначена для познания: психическая деятельность есть следствие деятельности познавательной.
Однако когнитивизм сегодня не представляет собой однородного явления. Пока это лишь совокупность разнородных концепций, объединенных не всегда явно выраженным убеждением в том, что все психические явления должны быть описаны в терминах логики познания и процессов переработки информации, а психика и сознание в целом представляют собой необходимые инструменты познавательной деятельности. И главная цель, стоящая перед человеком, наделенным психикой и сознанием, — познание (а не выживание или самореализация). Однако ни основатели когнитивизма, ни их последователи никогда прямо не формулировали такую позицию (поэтому в энциклопедической статье я назвал данный подход радикальным когнитивизмом). Над когнитивистами довлеет сформированное еще в бихевиоризме представление о том,
что разумные функции заданы человеку генетически, что психика непосредственно воплощена в нервной ткани мозга. Все это, на мой взгляд, уводит когнитивистов с выбранного ими пути. Многие исследователи почему-то полагают, что ответы на волнующие их проблемы надо искать в других областях знания: наверное, такова структура мозга, например, говорят они. Но как, скажем, нейрофизиологи (тем более генетики) могут объяснить сознание, если толком никому не известно, что это такое?
К началу ХХ! в. когнитивизм сохранил идеалы рационализма и противостоит антисциентизму, методологическому анархизму, постмодернизму и другим иррациональным течениям. Когнитивные исследования обнаружили ряд замечательных феноменов, побуждающих пересмотреть представление о психической реальности. Без блестящих исследований когнитивных психологов мы понятия не имели бы об огромных пластах когнитивного бессознательного, столь активно сегодня изучаемых (о чем уже были публикации в нашем журнале). Да и взгляд на сознание настолько изменился, что уже нельзя смотреть на него только сквозь призму представлений, выработанных психологией десятилетия назад. Просто настала пора более последовательно идти в однажды выбранном направлении и перестать надеяться на то, что придет нейрофизиолог и все окончательно разъяснит. Психология сама способна разрешать собственные проблемы, что, разумеется, не мешает психологам сотрудничать со специалистами из смежных областей.
В этом номере журнала представлены теоретические, экспериментальные и прикладные исследования психологов СПбГУ, выполненные в рамках когнитивного направления.
В. М. Аллахвердов
