CC BY
30
Новодережкин А. Сноуден подтвердил, что Ассанж советовал ему получить убежище в России. [Электронный ресурс]. URL: http://tass.ru/
Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 2000. Синеокая Н.А. Характеристика политического дискурса. [Электронный ресурс]. URL: http://www.science-education.ru/ru/article/view?id=7695
Ernst J. Petition to pardon Edward Snowden rejected by Obama administration. [Электронный ресурс]. URL: http://www.theguardian.com/
Rieder R. Score one for the whistleblower. [Электронный ресурс]. URL: http://www.usatoday.com/
ПРАГМАЛИНГВИСТИКА ПОЛЯ ВЗАИМНОСТИ
В.К. Радзиховская
Ключевые слова: функционально-семантическая категория, познавательно-ориентирующая функция, языковая норма, речевое поле взаимных отношений.
Keywords: functional-semantic category, cognitive-orienting fonction, set of common language means and forms, speech field of mutual relations.
«Уважать всякого человека, как самого себя, и поступать с ним, как мы желаем, чтобы с нами поступали, выше этого нет ничего».
Конфуций
Прагмалингвистика как «один из планов или аспектов исследования языка, выделяющий и исследующий единицы языка в их отношении к тому лицу или лицам, которые пользуются языком» [Ахманова, 1972], дает основание более или менее системно представить квантово-синергетическое, то есть живое, состояние функционально-семантической категории взаимности, в которой необходимо находит выражение био-психо-социальная сущность языка [Doroszewski, 1982].
Функционально-семантическая категория (ФСК) взаимности представляет собой систему разноуровневых средств языка, взаимодействующих при передаче информации о взаимных отношениях, взаимном действии - действии, совершаемом парным в своей основе множеством субъектов, связанных между собой объектной зависимостью, и скоординированном в пространстве и времени по значимой цели и способу осу-
ществления. Квантово-синергетический характер этой категории обнаруживается при передаче ситуации взаимных отношений, когда это взаимодействие, проявляя фундаментальные свойства сложной (саморегулирующейся) системы, набирает социальную значимость.
Проблемы формирования и сохранения языковой культуры - установления языковой нормы в соответствии с представлением «языкового идеала» [Пешковский, 1959] - решаются в процессе реализации языковых форм в речи - приятия/неприятия речи окружающих. Установление языковой нормы, «определяющей все многообразие речевых реализаций» [Ахманова, 1972], как гармонизация языковой системы - это и процесс актуализации взаимных отношений, процесс регуляции взаимопонимания. Познавательно-ориентирующая функция языка [Doroszewski, 1982], реализуемая в процессе общения, необходимо сопровождается функцией контактоустанавливающей, направляющей область применения языковых форм, фиксируя их по ситуации, вследствие чего устанавливается дифференциация соответствующих подсистем использования языка, его стилевое многообразие, прагматическая ориентация и в целом национальное своеобразие.
В процессе коммуникации в социуме реализуются аберративные возможности языковой нормы: при использовании языковых форм оказываются допустимыми/недопустимыми необходимо возможные различные отклонения от заданной языком функции, возникает их варьирование. Выбор языковых форм и определенная область свободы их использования в живой речи, допущение аберраций, создается также благодаря проявлению говорящими «чувства уважения к чужим взглядам» (М. Горький «Мещане») - толерантности. Такое понимание толерантности не совсем совпадает с толкованием слова tolerancja в словаре [Stowmk wyraz6w оЬсус^ 1971]: Шкгапда <1ас. tolerantia> 1. №уш7ит1а1о5с, роЫайате Ша сМтусИ pogl^d6w, upodoban, wierzen, dla cudzego post§powama - 'понимание, допущение чужих взглядов, интересов, вер в чужом поведении'. Толерантность связана с возможной конфликтностью ситуаций, столкновением мнений во взаимных отношениях, когда требуется проявление терпения по отношению к чужому мнению, но проявление толерантности, однако, может нарушить, и даже разрушить, несогласное мнение. Толерантность необходимо отмечается неким ментальным порогом взаимных отношений, критической точкой, определяющей границы сохранения конфликтующих сторон. Мы хорошо умеем беседовать с человеком, согласным или почти согласным с нами; когда же мы видим, что собеседник наш не верит в ту истину, которую мы признаем, или даже не понимает ее и, несмотря на наши усилия объяснить ему, он продолжает не соглашаться с нами и, как нам ка-
жется, упрямится или извращает наши слова, то как легко мы теряем наше спокойствие и раздражаемся! Мы или начинаем сердиться и говорить нашему собеседнику неприятности, или прекращаем разговор, думая, что с таким непонятливым или упрямым человеком не стоит и рассуждать. Когда ты хочешь показать твоему собеседнику в разговоре какую-нибудь истину, то самое главное при этом - не раздражаться и не сказать ни одного недоброго или обидного слова [Толстой, URL]. В этой связи обратим внимание на терминологическое применение слова толерантность в медицине, где оно понимается как способность организма переносить лекарства без болезненных проявлений (2. med. opornosc organizmu na czynniki szkodliwe, zdolnosc organizmu do znoszenia duzych dawek lekow bez objawow chorobowych [Slownik wyrazow obcych, 1971] -'сопротивляемость организма вредным факторам, способность организма переносить большие дозы лекарств без болезненных проявлений'). Психолингвистике, занимающейся проблемами взаимодействия человека с миром посредством языка, аналогично известна проблема способности человека переносить избыток информации; психолингвистика, изучающая процессы языкового общения людей друг с другом, сталкивается c проблемой безопасности такого общения, самосохранения человека, его самоорганизации и развития. В решении проблем применения языка как инструмента «разумно-жизненного общения» [Лосев, 1989, с. 21], реализации мозгом познавательно-ориентирующей функции [Doroszewski, 1982], в результате которой формируется гибридный интеллект (мозга и языка) [Венда, 1990], может, видимо, помочь понимание термина толерантность в технике (3. techn. dopuszczalne odchylenie od ustalonych przepisowo norm dotycz^cych wymiaru, wielkosci, formatu itp. wytwarzanych przedmiotow [Slownik wyrazow obcych, 1971] - 'допустимое отклонение от установленных норм создаваемых предметов'). Учитывая все эти моменты, в лингвистике толерантность мы рассматриваем как явление допусков в проявлении аберративности языковой нормы, разрешающей эти отклонения в речи, определяющей, что допустимо, что можно, как явление нормативной погрешности в речи, реализующей мыслительную направляющую нелинейно организованной сложной системы, выстраивающейся непараллельно (в согласии с видением мира в геометрии Н. Лобачевского), но скоординированной по функциональной значимости мысле-рече-языковой деятельности, цели мысле-рече-языкового действия.
Прагматика функционально-семантической категории взаимности обеспечивается самим сформировавшим ее устройством в языке: противоположением значений совместности и взаимности, взаимности и полувзаимности, взаимности и антивзаимности [Радзиховская, 1996]. Гра-
ница этих оппозиций подвижна и зыбка, а восприятие семантики поля взаимных отношений, важное для взаимопонимания, оставляется носителям языка участникам речевой коммуникации. Особенно интересно различение совместного и взаимного значения, которое объединяется, поскольку оно реализуется одними и теми же языковыми формами [Недялков, 1991], а между тем различение может быть (и часто оказывается) значимым по смыслу [Радзиховская, 1983]. Однако встречается и целенаправленное столкновение средств ФСК взаимности и совместности, которое выявляет значимость и отдельность взаимного значения. В телепередаче, посвященной проблеме жизни без болезней и старости, ведущий закончил обсуждение причин долголетия словами: Мы живем среди друг друга, - и, желая телезрителям всего доброго, пояснил смысл всего сказанного 'Старшим нужно знать, что они нужны молодым, детям - что они нужны старшим' (ТВ, «Культура», автор и ведущий программы А. Максимов «Наблюдатель», 27.07.15), - тем самым взаимное местоимение (центральное средство ФСК взаимности) приобрело в обстоятельственной функции большую значимость, произошло усиление взаимного значения за счет переквантования - выхода грамматической формы в лексику (можно видеть здесь и наложение синтаксических структур: живем среди людей - воздействуя друг на друга).
Стилистически ориентированная система средств ФСК взаимности реализуется в конкретной ситуации общения. Вследствие нелинейности (непараллельности) механизма мысле-рече-языкового действия прагматика языковых средств, формирующих эти оппозиции, не знает специальной лексикографической маркировки мелиоративного/пейоративного характера, различающегося в статике и динамике: друг - недруг, друг -враг (Враги его, друзья его / (Что, может быть одно и то же) /Его честили так и сяк. / Врагов имеет в мире всяк, / Но от друзей спаси нас, боже! / Уж эти мне друзья, друзья... - А. Пушкин «Евгений Онегин», гл. 4, XVIII), меняющегося по ситуации (Подружка - грудь, да подушка - говорит народная пословица). Оппозиции по оценке (хорошо /плохо), формирующие семантику поля взаимности, принадлежа языку, определяются по ситуации внеязыковой действительностью. Во взаимодействии с внеязыковой действительностью мозг, осуществляющий мысле-рече-языковую деятельность, и язык человека, представляя собой функционально в связи с мозгом гибридный интеллект, подчиняющийся законам взаимной адаптации [Венда, 1990] и управляющий функционированием языка и систематизацией в нем на основе памяти голограммных образований, фиксирующих лексико-грамматическую организацию языка, выстраивает по оценочной компоненте и конкретную ситуацию в речи и адекватную ей систему языковых категорий. Аберративные воз-
можности языковой нормы определяются средой, в которой функционирует система мысле-рече-языкового действия.
Прагматическая маркировка в лексикографии, отражающая специфику лексики функционально-семантической категории взаимности, касается, прежде всего, характеристики речевого поведения, направленного на поддержание / разрушение речевого поля взаимных отношений. Сама культура речевого общения исторически изменчива. Каким считалось идеальное речевое поведение, сохраняющее человека как члена общества, на Руси, можно представить себе из «Поучения Владимира Мономаха» («При старых молчать, премудрых слушать, старшим покоряться, с равными и младшими любовь иметь, без лукавства беседуя, а побольше разуметь; не свиреповать словом, не хулить в беседе, не много смеяться, стыдиться старших, с непутевыми женщинами не беседовать и избегать их, глаза держа книзу, а душу ввысь...»), сделанного в заботе о психическом здоровье народа, также из «Риторики» М.В. Ломоносова, его труда «О сохранении и размножении Российского народа» [Ломоносов, 1952]. Речевое поведение, культура речи - условие оптимальной реализации основной функции языка и деятельности мозга - познавательно-ориентирующей функции [Doroszewski, 1982].
Субъективно-объективный характер прагматической маркировки в лексикографии не позволяет определенно по ситуации характеризовать практику использования языковых средств. Опираясь на научно обоснованную лексикографическую фиксацию, можно лишь пытаться определять действующие в определенный момент тенденции развития языковой культуры общения. Для экспериментального выявления сложной картины движения прагматики поля взаимности в русском языке примем за временную точку отсчета данные словаря середины ХХ-го века [Ушаков, 1935-1940], отражающего, по нашему мнению, относительно устойчивое состояние русского языка своего времени, и конечные результаты достижений прагматической лексикографии, отраженные дифференциальным словарем 2004 года [Nag6rko, Lazinski, ВигкЬаЛ, 2004]. Для нас представляет интерес специфика маркировки языковых форм собранного нами банка текстов, ставших источником языкового материала исследуемой категории, поскольку словарь не только фиксирует принадлежность слова полю взаимности, но маркирует его нюансировку в практике взаимных отношений.
В нашем эксперименте исследования семантики взаимного значения зафиксированы словарем [Ушаков, 1935-1940] выражения с оттенком почтительности, фамильярные, ироничные, шутливые, неодобрительные, пренебрежительные, презрительные, бранные. Как характеристика ситуации взаимных отношений косвенно характеризует и ее
участников, так и определение в словарной маркировке уровня культуры носителя языка косвенно характеризует поле взаимных отношений: в нашем материале в этом отношении показательны просторечные, вульгарные выражения.
Попадание же в поле взаимных отношений слов и выражений, характеризованных не по семантике взаимности: устаревших выражений, историзмов, заимствований, а также профессионализмов - вызвано эффектом разнородности неравномерного движения языковых форм во времени и пространстве по шкале интеллектуализации языка.
Прагматическая квалификация языковых средств, направляемая стилистической организацией языка и обогащаемая нюансировочными оттенками, осложняется также и тем, что в речи по ситуации происходит ее изменение в пользу тех или других оттенков, варьирование одних и тех же языковых форм. В ситуативно обусловленном варьировании норм различают неофициальный, нейтральный и официальный регистры [Земская, 1973, с. 25], предполагающие разный уровень взаимных отношений (торжественное, ритуальное), при которых в разной обстановке по-разному проявляется целевая установка речевого действия, решающая выбор языковых средств.
Лексикографическая маркировка языковых средств, обеспечивающих функционирование поля взаимности, касается слов и выражений, называющих не только взаимное действие и взаимные отношения, но и лиц, вступающих в контакт, событий, предметов взаимного действия (взаимного интереса [Радзиховская, 2013, с. 26-36]), а также самих синтаксических конструкций, характерных для ситуаций общения.
Специфика прагмалингвистики поля взаимности в богатой нюансировке характеристики взаимных отношений, обусловленных «разно-великостью», «разновесностью» его носителей (по возрасту, по знанию, опыту и уму, по полу), замеченной еще Владимиром Мономахом. Языковые формы функционально-семантической категории взаимности, как и вся рече-языковая стихия, поляризуются в соответствии с использованием их в определенном социуме. Прагмалингвистические маркеры фиксируют дифференциацию языковых средств, ограничивающую сферу их применения, дополняя указатели возможных регистров их существования. Весьма широкий диапазон варьирования используемых языковых форм при всей определенности требований профессиональной деятельности учителя; основное поле взаимных отношений реализуется в его взаимодействии с учеником: учитель учит, а ученик учится [Радзиховская, 2010]. В этой связи глаголы учит и учится прилегают к конвер-сивным парам (как спросить - ответить продать - купить), претендуя при этом на частичное вхождение в морфологический центр функцио-
нально-семантической категории взаимности [Радзиховская, 2014]. Наименования же участников взаимных отношений (например, конкурент, оппонент), как и конверсивные номинации (учитель - ученик), соответственно составляют периферию категории взаимности и в речи определяют социумное пространство взаимных отношений: (учитель, будучи в походе со своими учениками) Я лежу, делаю вид, что сплю, и слушаю, как шлифуют мои кости. Конечно, никакой я для отцов не пример. Не педагог, тем более не учитель. Но ведь я и не монстр, чтобы мною пугать. Я им не друг, не приятель, не старший товарищ и не клевый чувак. Я не начальник, я и не подчиненный. Я им не свой, но и не чужой. Я не затычка в каждой бочке, но и не посторонний. Я не собутыльник, но и не полицейский. Я им не опора, но и не ловушка и не камень на обочине. Я им не нужен позарез, но и обойтись без меня они не смогут. Я не проводник, но и не клоун. Я - вопрос, на который каждый из них должен ответить (А. Иванов «Географ глобус пропил». М., 2007). Учитель определяет свою роль в отношениях с учениками и выходит на ментальный предмет взаимного интереса - вопрос. При этом высвечиваются изменения регистра взаимодействия учителя с учеником: отцы - неформальные лидеры класса - новая лексика (по классификации словаря 2004 года. - В.Р.), клевый чувак - новая лексика (клевый -первоначально на гендерной основе клюнул - 'проявил интерес, заинтересовался' молодежное, тогда клевый - по оценке синонимично новому крутой), начальник - подчиненный, затычка в каждой бочке - «'Человек, которым пользуются, чтобы заполнить чье-н. отсутствие, чтобы заменить кого-н. недостающего' (простореч. пренебр.) Ко всякой бочке з. поговорка» [Ушаков, 1935-1940], собутыльник - «(разг.). Тот, кто пьет, пьянствует, пирует вместе с кем-н., сидит за бутылкою вина.» [Ушаков, 1935-1940.], ловушка - по отношению к человеку словарь [Ушаков, 1935-1940] не отмечает, камень на обочине - в таком употреблении в словаре [Ушаков, 1935-1940] не отмечается. А.С. Макаренко в своих работах по воспитанию о трудностях и сложности эффективного педагогического воздействия писал, что стал хорошим воспитателем, когда научился говорить «Здравствуйте» двадцатью разными интонациями.
Социумный квант поля взаимных отношений со своей спецификой рече-языкового выражения представляет семья. Родственные связи определяют прагмалингвистику отношений в семье, всегда сложных в силу необходимо присущей ей иерарархии (динамика взаимных отношений в пределах этой иерархии отражена в художественной литературе, в частности, в русской классике XIX века: Будет бить тебя муж-привередник и свекровь в три погибели гнуть (Н.А. Некрасов); обозлилась молодая Павлиха [жена Павла]: на золовку стало ей завидно
(А. Пушкин), основывающихся на стремлении самосохранения всех и каждого.
Рассматривая речь семьи, нельзя не принять во внимание точку зрения, высказанную авторами дифференциального словаря [Nagorko, Lazinski, Burkhardt, 2004], выделившими прагматическмй квалификатор семейное, что мы имеем здесь дело не с одним языком, но с разными языками, и их общей чертой является пространственно-временная скор-релированность по эмоциональной характеристике («mamy tu do czynienia те z jednym kodem, lecz roznymi j^zykami» и «czulosc - ich wspolna cecha» [Nagorko, Lazinski, Burkhardt, 2004]). Речь каждой семьи имеет свои традиции и уникальна в силу уникальности своего формирования. Однако культура общения в семье, при ее относительной замкнутости, соотносится определенным образом с национальной культурой и определяется ею, что и создает своеобразие и речи семьи как части определенного этноса. Использование родительских обращений за пределами семьи приобретает отличную от обращения в семье форму: не мама и папа, но отец - по отношению к пожилому мужчине и мать -прагматическая информация словаря [Ушаков, 1935-1940] здесь уходит в стилистику: просторен. Как обращение к пожилой женщине. Между тем прагматически здесь сохраняется еще память эмоциональной атмосферы семьи - задушевность контакта. Современная речь в интонации и словообразовательных формах (бабуля, дедуля) подает сигналы разъединения отношений поколений и семьи, неблагополучия в реальном поле взаимных отношений.
Околовзаимное пространство относительно речи семьи занимает ее окружение, соседи, эмоционально втянутые в поле взаимных отношений родственников:
Под вечер иногда сходилась / соседей добрая семья, /Нецеремонные друзья, /И потужить, и позлословить /И посмеяться кой о чем (А. Пушкин).
Прагмалингвистика речи окружения семьи наиболее открыта и динамически неоднородна: колеблется в пределах взаимных - совместных, взаимных - полувзаимных, взаимных - антивзаимных значений (Сначала все к нему езжали, /Но так как с заднего крыльца / Обыкновенно подавали /Ему донского жеребца, /Лишь только вдоль большой дороги / Заслышат их домашни дроги, - /Поступком оскорбясь таким, /Все дружбу прекратили с ним. /«Сосед наш неун, сумасбродит, / Он фармазон; он пьет одно, / Стаканом красное вино; / Он к дамам к ручке не подходит; /Все да да нет; не скажет: да-с /Иль нет-с». Таков был общий глас (А. Пушкин «Евгений Онегин», гл. 2, V).
Язык помогает соблюдать правильную дистанцию в общении, чему
способствует грамматическая основа функционирования лексики, лек-сико-грамматическое взаимодействие. Межличностные отношения на русском языке наименее конфликтно решаются при соблюдении известной формы вежливого обращения на вы (как и обращения по имени и отчеству): Дуняша, - кликнула она, - принесите Митю (Фенечка всем в доме говорила вы). (И. Тургенев «Отцы и дети»). Движение от ты к вы и от вы к ты - как лакмусовая бумажка - проверка уровня культуры отношений и уровня культуры участников общения. От отсутствия форм обращения (А что до уважения, так сделайте милость, не уважайте... Я сам никого не уважаю... (М. Горький)) до свободного варьирования их («В какую цену ваши огурцы?» - спрашивает она [дама] бородатого мужика. «Как вы сказали?» - «Я сказала, в какую цену ваши огурцы?» - дама напирает на слово «ваши», и в устах ее это слово звучит торжественно и брезгливо. - «Это мои, стало быть?» - мужичок наливается краской. - «В-в-ввваши. Именно». - «Чего ты меня выкаешь? - взрывается мужичок. - Чай, как у всех. Чего ты меня завыкала, а?» - «Вы меня не тычьте!» - «Я и не думал тыкать». <...> - «Что такое, земляки? Кто кого тыкал?» - «Да нет. Ничего такого не было, -разрешает сомнения торговец огурцами. - Не тыкала она меня а выкала, безо всякого уважения <...> Врастяжечку. Сквозь зубы. Как с нелю-дем. Я так не привык <.> Подойди ко мне по-человечески! Мы и выкаем и уважаем. И тыкаем и тоже уважаем...» (С. Романовский «Вятский рынок») - этот факт, отмеченный словарем А.Г. Балакай (2004), показывает аберративный размах реализации известной формулы вежливости - слишком тонка грань между официальным, обусловленным концелярским стилем, и этикетным, по формуле вежливости, использованием местоимения: «Нет-с, это, - отвечаю, - <... > у меня может на совести остаться: вы защитник отечества и вам, может быть, сам государь "вы" говорил». - «Это, - отвечает [улан], - правда: нам когда чин дают, в бумаге пишут: «Жалуем вас и повелеваем вас почитать и уважать» (Н. Лесков «Очарованный странник») (пример по словарю А.Г. Балакай).
В зависимости от ситуации дистанция между участниками речевого общения может быть увеличена с помощью движения форм функционально-семантической категории персональности: по отношению к собеседнику и себе (говорящему) используют формы 3-го лица: Александр Пушкин сердечно благодарит Игнатия Семеновича Зеновича за его заочное гостеприимство. Он оставляет его дом, искренно сожалея, что не имел счастия познакомиться с почтенным хозяином. (А. Пушкин Письмо Деспоту-Зеновичу, 8 августа 1824); говорящий (лектор, оратор) таким образом избегает использования местоимения 1 -го
лица: Ваш покорный слуга надеется... ; местоимения 2-го лица: Мои слушатели меня понимают; увеличивая расстояние в ситуации общения, учитель тактично смягчает побуждение к действию: К доске пойдет Коля Иванов. Расстояние общения, наоборот, может быть сокращено, например, повышением роли говорящего: «Мой секундант? - сказал Евгений - /Вот он: мой друг, monsieur Guillot, /Я не предвижу возражений /На представление мое: /Хоть человек он неизвестный, Но уж, конечно, малый честный». /Зарецкий губу закусил. (А. Пушкин) -упреждением ответной реакции. Как сокращение расстояния в поле общения можно расценить и обращение речи к самому себе, субъекту речи, как к объекту, что фактически расширяет пространство внутренней речи: <... > Аркадий, который окончательно сам с собой решил, что влюблен в Одинцову, начал предаваться тихому унынию. (И. Тургенев); Марья Дмитриевна сама с собой не переменилась; вслух она говорила изящнее. (И. Тургенев «Дворянское гнездо»). Сокращению расстояния в поле общения и усилению взаимного значения способствует и «захват» формы повелительного наклонения адресантом: извиняйте - 'извините', благодарствуй(те) - 'благодарю' при выражении благодарности (сравним в польском языке witajcie на месте witam): Благодарствуйте, что сдержали слово, - начала она, - погостите у меня здесь, право, недурно. Я вас познакомлю с моей сестрою, она хорошо играет на фортепьяно. Вам, мсье Базаров, это все равно; но вы мсье Кирсанов, кажется, любите музыку; кроме сестры у меня живет старушка тетка да сосед один иногда наезжает в карты играть: вот и все наше общество. (И. Тургенев) - в этом употреблении отмечено в словаре Д.Н. Ушакова. Такое совмещение побудительности, усиливающее взаимное значение сопровождается смещением семантики лица. «Перекаты» по персональ-ности специфичны для поля взаимности. Применение формы благодарствуй как усиление выражения благодарности (Благодарствуй за обед, -старушоночка сказала. (А. Пушкин)) вызвано, на наш взгляд, не столько фонетическими причинами [Фасмер, 1971], сколько движением поля персональности в поле взаимности, сопровождающее смещение форм побудительного значения. Сравним известное в речи младенца На! в значении 'дай'. Такие же движения совмещения семантики по персо-нальности и модальности мы наблюдаем и в выражении благодарности словом спасибо. В силу частотного употребления этикетной формы в ситуации взаимных отношений в процессе опрощения здесь выпало как избыточное и местоимение: Спаси тебя бог - 'храни тебя господь' -слова благодарности [Даль, 2001], что, может быть, и ослабило скрывшееся здесь побудительное значение. Смягчением просьбы может быть вызвано и нарушение нормы использования глагола занять: займи мне -
'дай мне взаймы', когда в психологической игре «Человек-невидимка» (ТВ-3, июль, 2015) актер И. Верник реагировал на предположения экстрасенсов, что он человек общительный и щедрый: Вам занять? - правильное: Дать вам взаймы? - было бы, вероятно, еще грубее.
Семасиология поля взаимных отношений и лексико-грамматическое взаимодействие в поле взаимности расширяется и в его лексической части, и в грамматической основе представления значения, поскольку в нем используются не только наименования действий и их участников и их соответствующих характеристик, но и наименования объекта взаимных действий, предмета взаимных отношений, называемый нами «предметом взаимного интереса» [Радзиховская, 2013]. Принадлежность его полю взаимности проявляется в особых требованиях, предъявляемых к лексике, заполняющей соответствующую функцию, в процессе функционирования языковой системы в речи. Наименования выделенных нами в поле взаимности предметов «взаимного интереса» как способствующих комфортности общения получают по словарю [Nag6rko, Lazinski, ВиткИаЛ, 2004] специальную маркировку: вш/а2а -okreslenie zawierajqce dodatni iaduneк uczuciowy; mдwiqcemu zalezy па wprawieniu siuchacza V dobry nastrдj. ргту ро7отусИ zdrobnieniach,
]ак каюки, НегЪа1ка, ]а]в€1ко йр., powszechnych w j§zyku kelner6w i sprzedaj^cych). Наименования объекта взаимных отношений («взаимного интереса») получают эмоциональную окрашенность, на что, в частности, указывают прагматические маркеры так называемых в русистике уменьшительно-ласкательных форм, используемых, например, в ситуации застолья (чаек, сахарок, маслице): Дам хлебушка /По полупуду в день, /Дам водки по ведерочку, /Поутру дам огурчиков, /А в полдень квасу кислого, /А вечером чайку! (Н. Некрасов «Кому на Руси.») или в ситуации игры (получают вариантные наименования игровые фигуры и сами игры: картишки): А отцу Алексею очень хотелось с тобой познакомиться. Он тебе понравится, ты увидишь. Он и в карточки не прочь поиграть, и даже... но это между нами... трубочку курит. (И. Тургенев «Отцы и дети»). Как разговорные ласкательные и фамильярные квалифицирует словарь [Ушаков, 1935-1940] вариантные формы наименования, обобщенно фиксирующего предмет как предмет имущественной ценности, названный нами «предметом взаимного интереса»: деньги - 'только мн. Металлические и бумажные знаки, являющиеся мерой стоимости при купле-продаже' [Ушаков, 1935-1940]: Покуда были денежки, /Любили деда, холили, / Теперь в глаза плюют. (Н. Некрасов «Кому на Руси.») разг., ласкат., фам.; Бессеменов: Вот накопи деньжат да и сам женись... Тетерев: Не хочется... Перчихин: Не женись, не надо! Лучше пойдем снегирей ловить. (М. Горький «Ме-
щане») разг., фам. Также изначально задано в русском языке как наименование предмета взаимного интереса слово взятка - 'плата или подарок должностному лицу за совершение каких-н. незаконных действий по должности в интересах дающего Дать взятку. Брать взятки' [Даль, 2001], обозначая морально предосудительное и караемое законом действие, оно не получает модификаций уменьшительности/ласкательности, но может нуждаться в эвфемизме: Это, вот видишь ли, есть такая дурацкая философия, я недавно в одном доме слышала, нынче она в моду вошла. Они забрали себе в голову, что умнее всех на свете, а то все дураки да взяточники. Какая глупость отвратительная! Мы, говорят, не хотим брать взяток, хотим жить одним жалованием. Да после этого житья не будет! За кого же дочерей отдавать? Ведь этак, чего доброго, и род человеческий прекратится. Взятки! Что за слово - взятки? Сами же его выдумали, чтобы обижать хороших людей. Не взятки, а благодарность! А от благодарности отказаться грех, обидеть человека надо. Коль ты холостой человек на тебе и суда нет юродствуй как знаешь. Пожалуй, хоть и жалование не бери. (А.Н. Островский «Доходное место»). В современной речи: В ателье в ответ на просьбу сделать льготную скидку: «Преподавателям сейчас мало платят», - мастер возразила: «А благодарность?» (Москва, 08.2005).
Представленная здесь прагматическая информация собранного нами языкового материала относительно поля ФСК взаимности в русском языке показала, что специфика прагматики поля взаимности состоит в том, что, помимо стилистической маркировки, возникает возможная нюансировка переходных оттенков отношений (почтительных фамильярных ироничных, шутливых, неодобрительных, пренебрежительных, презрительных, допускающих бранные выражения), отмечаемая словарем. Также в части случаев словарь очерчивает круг возможных участников взаимных действий (простореч. Как обращение к пожилой женщине; разг. употр. обычно в обращении детей к матери). Как сложная система, ФСК взаимности в своем функционировании характеризуется широкой прагматической ориентацией, объем которой можно измерять не только систематизируя его по ситуациям и тематически, но и в диахронном плане при сравнении разных языковых периодов, а также в сравнительно -сопоставительном плане при анализе ее состояния в разных языках, как близкородственных по своему устройству, так и разноструктурных.
Литература
Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1972.
Балакай А.Г. Толковый словарь русского речевого этикета. М., 2004.
Венда В.Ф. Системы гибридного интеллекта. М.,1990.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 2001.
Земская Е.А. Русская разговорная речь. М., 1973.
Недялков В.П. Типология взаимных кострукций // Теория функциональной грамматики. Персональность. Залоговость. СПб., 1991.
Пешковский А.М. Объективная и нормативная точка зрения на язык // Пешков-ский А.М. Избранные труды. М., 1959.
Радзиховская В.К. Альтернативность путей развития функционально-семантической категории взаимности, формирования речевого поля взаимности и мыслительного движения в поле взаимных отношений // Проблемы исторического познания. М., 2014.
Радзиховская В.К. К аксиологии предмета взаимного интереса в поле взаимности // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Лингвистика. 2013. N° 3.
Радзиховская В.К. Об идейно-эстетической значимости функционально-семантической категории взаимности в художественном произведении // Язык и композиция художественного текста. М., 1983.
Радзиховская В.К. Оценка как способ определения семантических полей // Семантика языковых единиц. М., 1996. Т. 1.
Радзиховская В.К. Профессиональная специализация лексики в системе функционально-семантической категории взаимности: учитель - ученик (к тематической классификации семантического поля ФСК взаимности) // Преподаватель XXI век. 2010. № 3. Ч. 2.
Толстой Л.Н. Круг чтения. [Электронный ресурс]. URL: http://dslov.ru/txt/344/t344_173.htm
Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка. М., 1935-1940.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1971.
Doroszewski W. J^zyk, myslenie, dzialanie. Warszawa, 1982.
Nagörko A., Lazinski M., Burkhardt H. Dystynktywny slownik synonimöw. Krakow, 2004.
Slownik wyrazöw obcych. Warszawa, 1971.
МОДЕЛИ МИРА В ТЕКСТАХ О ВОЙНЕ: ТРАДИЦИЯ И КОНСТРУКЦИЯ
Н.И. Завгородняя
Ключевые слова: текст, миф, хронотоп, архетип, модель мира, модель цикла.
Keywords: documents, myth, chronotope, the archetype model of the world, the model of cycle.
Конструктивная и, наоборот, деструктивная тенденции в подходе к теме войны как предмет анализа литературы - не новость. Классикой «деструктивного психологизма» можно считать, например, роман Э.-М. Ремарка «На западном фронте без перемен», в котором идея «атомарного разрушения» мира и - как следствие - рас-
