CC BY
92
ФИЛОСОФИЯ: ИСТОРИЧЕСКИЕ И АКТУАЛЬНЫЕ СЮЖЕТЫ
УДК: 141.31
Р. В. Савинов*
ПОЗДНИЙ АВЕРРОИЗМ: ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЙ БАЗИС ФИЛОСОФСКОГО ДИСКУРСА*
В статье рассматривается проблема т. н. «позднего аверроизма», течения, связанного с доктриной арабского истолкователя Аристотеля — Аверроэса. После поражения аверроистов в 1277 г. и разгрома их группировки на факультете искусств Сорбонны представители этого течения утратили свое место в институциональной структуре средневекового интеллектуального сообщества. Однако аверроисты, опираясь на разнообразие наследия Аверроэса, смогли найти новую нишу, связанную уже не с теологией, как в Париже, а с медициной, как раз в разгар пандемии середины XIV в. Они заняли прочное место в мире позднесредневековой схоластики и в дальнейшем выступили против гуманистов, поставивших под сомнение аутентичность латинской схоластики. Падение аверроизма связано с разрывом, инициированным врачами-платониками, отказавшимися признавать авторитет Аверроэса, однако на закате своей эпохи аверроисты смогли выработать некоторые новые формы репрезентации философии, оказавшие влияние на мысль раннего Нового времени.
Ключевые слова: средневековье, раннее Новое время, аверроизм, платонизм, схоластика.
R. V. Savinov
Late Averroism: institutional basis of philosophical discourse
Article devote the problem of so-called «Late Averroism» associated with the doctrine of Averroes — Arab interpreter of Aristotle. After defeat Averroists in 1277 and ban of their group at the Faculty of Arts in Sorbonne, members of this movement have lost their place in the institutional structure of the medieval intellectual community. However, Averroists were able to find a new niche, relying on a variety of Averroes' heritage, related to medicine, just in the midst of a pandemic in the middle of the XIV cent. They are well positioned in the world of late medieval scholasticism, and later opposed the humanists have questioned
* Родион Валентинович Савинов — кандидат философских наук, Санкт-Петербургская государственная академия ветеринарной медицины; savrodion@yandex.ru
** Статья подготовлена при поддержке РГНФ (грант № 13-06-00103а) в рамках проекта «Образовательные парадигмы и исторические формы трансляции знания: актуальность классического опыта».
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2015. Том 16. Выпуск 4
11
the authenticity of the Latin scholastics. Fall of Averroism initiated by physicians-platonists, refused the authority of Averroes, but in the twilight of his era, they created some new forms of representation of the philosophy that influenced the Early Modern.
Keywords: Middle Age, Early Modern, Averroism, Platonism, Scholasticism.
Аверроизм представляет собой своеобразное интеллектуальное течение, которое возникло под влиянием открытия в XIII в. Аристотеля и его арабских и еврейских комментаторов и достигло известности в Сорбонне благодаря деятельности т. н. латинских аверроистов.
История раннего аверроизма освещена в российской литературе достаточно подробно [см. 1-3]. Из известного материала можно сделать вывод, что в Сорбонне аверроисты были наиболее радикальной частью движения, выступавшего против инкорпорации монашеских орденов в университетскую среду. Именно этим была вызвана и резкая ответная реакция, к которой, кроме доминиканцев (Альберт Великий, Фома Аквинат), вскоре подключились и францисканцы (Раймунд Луллий в парижский период).
Решение аверроистского кризиса — за исключением нескольких трагических событий (гибель Сигера, исчезновение Боэция Дакийского) — ограничилось тем, что представителям этого течения закрыли путь на теологический факультет, что резко снизило их статус и лишило их позицию всякого влияния в среде духовенства, образованного сословия по-преимуществу. Тем более они не могли конкурировать с представителями т. н. схоластического синтеза, которые переориентировали перипатетизм и ввели его в приемлемое с католической точки зрения русло.
На этом моменте историк средневековой философии традиционно останавливается [см. 4] — аверроизм исчезает с горизонта изложения, далее возникают разве что отдельные имена, вроде Пьетро Помпонацци или Джакопо Забареллы, и то в контексте их последующего влияния на развитие новоевропейского логицизма или материализма.
И это совершенно несправедливо, поскольку аверроизм продолжил существовать и после осуждений конца XIII в., более того — его представители смогли выдержать давление и занять довольно почетное место в образовательных и научных институциях схоластики, смогли взбудоражить несколько раз мир поздней схоластики и стимулировать новые подходы в философии, что оказало влияние и на новоевропейских мыслителей.
1. Исход
Поражение аверроистов — преподавателей факультета искусств — сделало их persona non grata во всех ориентированных на теологию университетах и школах, особенно в Париже, где к концу XIII в. монашествующие ордена начинают играть решающую роль в отборе кандидатов в богословы. Аверроисты, вероятно, были по преимуществу светскими магистрами и этого фильтра преодолеть не могли. Имя Аверроэса стало маркером, отделяющим своих от чужих.
Первую половину XIV в. можно считать темным периодом в истории аверроизма. Есть отдельные указания на поддержку, оказанную аверроистам князем Людовиком Баварским, противником Рима, приютившем у себя гонимого Оккама. Перелом в их судьбе намечается к середине XIV в. и совпадает с пандемией «черной смерти». Именно тогда аверроизм выходит на поверхность и быстро находит безопасную и адекватную своим притязаниям нишу.
Пандемия оспы и чумы, получившая название «черная смерть», во многом была следствием несовершенства средневековой схоластической медицины. Хотя Европе были известны некоторые труды как античных, так и арабских врачей, теория лечения была мало связана с практическими результатами. «Салернский кодекс здоровья» и Tacuinum, связанные с медициной Авиценны и необычайно авторитетные для XIII-XIV вв. общепризнанные руководства, показывают хотя и здравые, но самые примитивные представления о терапии, отсылая в конце концов к воле божьей. Даже диагностика почти всегда превращалась в акт предсказания, при котором учитывались вовсе не естественные факторы, не менее фантастичны были и связанные с нею алхимия и астрология. В результате распространение болезни показало полное бессилие медиков. Особенно велики были потери городского населения, в том числе и ученого сословия, которое главным образом в городах и жило. Скорее всего, жертвами именно этой эпидемии стали У. Оккам, Ж. Буридан, Р. Холкот, Ж. Миркур и многие другие, чья смерть приходится на 1340-1360-е гг.
Именно в этот момент аверроисты предложили альтернативу авицен-новской медицине — врачебный компендий Аверроэса «Коллигет», не пользовавшийся до того популярностью из-за резкой полемики с Авиценной и опиравшийся на мало известного тогда Галена. Введение в оборот этого труда способствовало реабилитации аверроизма и распространению его влияния на один из высших факультетов. Аверроисты теперь концентрируются в Италии, в ориентированных на медицину университетах Салерно, Падуи и Неаполя, где иногда занимают ведущие позиции, и не только на факультете искусств. К этому же времени относится и резкое увеличение количества рукописей с латинскими переводами сочинений Аверроэса [3, с. 57]. Медики же обеспечили сторонникам Аверроэса, которые оставались преимущественно «артистами», приток учеников, которым прежде чем обращаться к медицине рекомендовалось изучить естественную философию сквозь призму перипатетических комментариев Аверроэса. В конце концов в болонском «Universitas artes et medicine» уже во второй четверти XIV в. «Коллигет» был включен в ординарные лекции третьего года, тогда как Авиценна изучался на первом году, а далее относился к классу экстраординарных авторов [9, р. 198-199].
Аверроистов этого периода вычислить сложнее всего — курсы и сочинения множества авторов погребены в допечатной эпохе. Наиболее известным из них стал тот, кто был переиздан в эпоху инкунабул — врач Петр д'Аббано, который в трактате «Решение противоречий между медициной и философией» (1303) принимает лишь философский авторитет Аверроэса, ибо еще не знает о «Коллигете». Зато Джакопо Донди в своем «Агрегаторе» (1356) уже выступает с позиций медицины Аверроэса. Любопытно, что важную роль в популяризации медицины Аверроэса сыграл Эгидий Римский своим
трактатом «О формировании человеческого тела», где широко приводит аргументы из «Коллигета».
Основной проблемой, с которой столкнулись аверроисты, вероятно, была проблема адаптации своих авторитетов и создание некой нормативной трактовки основных философских и естественнонаучных вопросов. Авторитет Аристотеля признавался всеми, но Аверроэс был объектом жестоких нападок. И если ортодоксальная орденская схоластика прилагала огромные усилия для того, чтобы расслоить труды Комментатора на совокупность «opiniones», которых можно было бы безопасно придерживаться, следуя трактовке того или иного орденского авторитета, аверроисты решились на противоположный шаг — отождествить Аристотеля и Аверроэса. Комментатор в точности следует за мыслью Философа и является его вернейшим толкователем, следовательно, он не может отклоняться от смысла сказанного — тексты Аверроэса и Аристотеля сливаются в одно нераздельное целое, их можно понимать только вместе.
Петр д'Аббано в упоминавшемся трактате впервые прямолинейно отождествил взгляды Аристотеля и Аверроэса. Это произвело впечатление: Аверроэс был принят медиками именно как наиболее фундаментальный и последовательный истолкователь Аристотеля, знание которого просто обязательно, а в перспективе перехода на медицинский факультет и необходимо.
Но это не решало проблемы противоречий с Авиценной. За решение данного вопроса спустя сто лет взялся Уго Бенци (1376-1439), прозванный «князем философов и физиков». От него — сиенского медика — впервые остались собственно философские сочинения, составлявшие, вероятно, курс, который он читал в Болонье и Ферраре. Он включает краткий компендиум по логике, ряд комментариев на Parva Naturalia Аристотеля и несколько диспутов по физике — этого достаточно, чтобы убедиться в прагматическом направлении курса философии при медицинском факультете. Кроме пояснений к Галену и Гиппократу, Бенци составил большой комментарий на некоторые части «Канона» Авиценны, в котором столь обильно ссылается на Аверроэса, опуская все их противоречия, что почти примиряет двух противников.
Вероятно, это немало укрепило статус Аверроэса и сделало факультет искусств достаточно престижным для медиков, поскольку обычное именование медицинских авторов в XV-XVI вв. — artium et medicinae doctor. Так как на факультете искусств степень доктора не присваивалась, остается предположить, что два отделения просто слились в один факультет, как это раньше произошло в Болонье (Universitas artes et medicine), ввиду особого положения юридического факультета, для которого подготовка «артиста» была необязательна.
Вызов сложившейся системе представлений, с которой для многих отождествлялся аверроизм, бросил Петрарка, который обратил внимание на почти неизвестную «греческую мудрость» и, мало что о ней зная, представлял ее как полный антипод господствовавшей схоластики. Хотя Петрарка и не умел прочесть принадлежавшие ему греческие книги, его энтузиазм имел успех, и те, кто осознавал себя свободным от традиционных рамок, как, например, Боккаччо, решительно взялись за изучение греческого языка.
Появление большого числа греческих оригиналов античных авторов, переводческий энтузиазм М. Фичино и других знатоков греческого языка, а также отношение к Платону, Плотину, Проклу и Трисмегисту как к величинам, сравнимым или превосходящим Аристотеля, привело к переоценке его наследия. Также стали известны и античные комментаторы Аристотеля — Аммоний, Александр Афродизийский, Симплиций, Иоанн Филопон, переведенные на латынь, что поставило вопрос об авторитетности используемых до того латинских и арабских комментаторов. Схоластика должна была выдержать самое строгое испытание — испытание аутентичности.
Аверроисты не приняли участия в этом движении — они придерживались радикально-консервативной точки зрения: латинский перевод является единственным авторитетным источником для понимания Аристотеля. Аверроэс греческого не знал, значит, для понимания Аристотеля знание греческого по сути и не нужно. Курируемое аверроистами издание Юнтов вернулось к традиционной модели параллельного следования Аристотелево-аверроэсова текста, более того, были отчасти восстановлены, отчасти обновлены старые переводы с арабского и еврейского, долженствующие заменить отдельные издания оригинального Аристотеля и его греческих комментаторов.
Но то, что аверроисты заняли положение в стороне от бушевавших дискуссий о достоинстве перипатетизма, сыграло с ними злую шутку: удар по аверроизму пришелся с неожиданной стороны и был тем сокрушительнее, чем глубже затрагивал ту расстановку сил, в которой они нашли свое место.
2. Борьба за авторитет
Аверроисты не проявили энтузиазма, когда была открыта платоническая философия. Но платонизм стал настоящим событием для медиков: он не только ломал устоявшиеся, вновь начинающие быть сомнительными стереотипы, но и открывал совершенно новые перспективы: кроме введения в оборот ряда медицинских текстов, связанных с платоновской традицией, благодаря платоновской философии природы оказывалось возможным рассматривать человеческое тело не просто как физический объект, а как микрокосм, в котором отражаются закономерности мирового целого.
Метафизика и физика сливались в одну науку, и эта наука ставилась на службу медицине. Аристотель, Аверроэс и их верные истолкователи оказывались больше не нужны.
Первым осознал масштаб изменений французский врач Симфорьен Шам-пье (1471-1538), изучивший труды и переводы Фичино и объявивший войну «арабам». Опираться, согласно Шампье, следует на греческих авторов — Гиппократа, Галена и Платона. Но замысел Шампье шире — чтобы избавиться от господства аверроизма, он пытается вырвать у его сторонников категориальный аппарат, с помощью которого обобщается врачебное искусство. На пути к созданию «medicina platónica» С. Шампье заимствует у перипатетиков набор категорий, но сознательно дает им платонические определения, часто просто выписанные из книг Плотина. В конце концов он просто отметает аверроизм
и схоластику как таковые. Если аверроисты утверждали, что они философы, ибо занимаются истолкованием Философа и его Комментатора, то Шампье, ссылаясь на один из трактатов Галена («О том, что наилучший врач есть также философ»), присвоил медицине статус философии, в результате чего особое положение аверроистов и их эксклюзивная роль в образовательном процессе просто лишались смысла.
У Шампье нашлось довольно много сторонников, особенно в Германии. Он последовательно опровергал и дезавуировал авторитет арабских перипатетиков, не находя в них ничего истинного. Даже осторожные замечания его сторонников, что успех лечения мало зависит от того, на каком языке записаны его методы, если они действенны, не поколебали его убежденности.
И Шампье победил. Вызванный потоком новой информации, ослаблением влияния аверроизма и падением авторитета «Коллигета», этот процесс обозначил и новый виток в развитии философии, поскольку значение Шампье вышло за пределы Франции — его влияние испытал Парацельс, и потенциал платонизма раскрылся в ятрохимии и немецкой мистике довольно неожиданным образом. Падение авторитета Аверроэса, впрочем, означало начало переоценки вообще всей древней медицины, сторонником которой все еще оставался Шампье: уже к середине XVI в. она потеряла ведущее значение, что стимулировало разработку экспериментальных методов исследования, благодаря которым медицина стала одним из источников новоевропейской рациональности.
Утрата влияния, с одной стороны, и осуждение, вынесенное на Х Латеран-ском соборе (1512), — с другой, значительно подорвали позиции аверроистов, деятельность их была почти полностью ограничено университетами Павии и Салерно. Не было гуманиста, который бы не глумился над ними. Но представители этого течения не намерены были сдаваться. Задачи, которые перед ними встали, по своей фундаментальности были сравнимы с теми, что решали схоласты эпохи «золотого века». Хотя после решений собора стали обозначаться признаки новых репрессий, начало Реформации и религиозных конфликтов (1517) отвлекло внимание властей предержащих от профессоров факультета искусств. Это дало аверроистам достаточную передышку, чтобы спустя 20-25 лет они вновь привлекли к себе внимание, бросив вызов своим оппонентам.
Перед ними стояли, в сущности, две основные задачи:
а) выработка формы репрезентации своей философской системы, которая бы не попадала под огонь филологической критики, что означало необходимость частичного отказа от употребления формы комментария и уменьшение значимости апелляции к авторитетным текстам;
б) демонстрация необходимости трактовок, выдвинутых аверроистами, для понимания смежных областей знания: фактически вызов отвернувшемуся от них медицинскому факультету.
Решение этих задач определило то направление, которое приняла деятельность поздних аверроистов, и энергичность, проявленную ими. В условиях жесткой конкуренции и недоопределенности статуса преподавателя факультета искусств времени восстановить свой престиж оставалось все меньше.
Задачу обобщения философского учения аверроизма, также призванного служить доказательством единомыслия Аристотеля и Аверроэса, решил авер-роист, неаполитанский медик Марко-Антонио Зимара (1470-1532). Его перу принадлежит трактат «ТЬеогеша1а» (Рассуждения), который можно считать первым новоевропейским метафизическим трактатом — не комментарием, эпитомой или парафразой к Аристотелю или кому-либо еще, — обладающим относительно систематической формой. Так рождался новый стиль философского письма:
не "суммы" и "сентенции", но систематические трактаты по проблемам метафизики, этики, логики, натурфилософии стали формой выражения философской мысли... Можно утверждать, что корпус схоластических текстов,.. причудливо сочетавший в себе старое и новое, с точки зрения жанра, стиля и формы стал промежуточным звеном между двумя "типами философствования" — средневековым и новоевропейским [5, с. 101].
По словам самого Зимары, трактат был написан к 1523 г. в Неаполе и издан в 1531 г. Зимара работал над ним до конца жизни и в 1543 г. вышло второе, существенно дополненное издание трактата. Он имеет своеобразную форму, по которой и был назван автором «Размышлениями». Содержание трактата составляет учение Аристотеля-Аверроэса, которое сведено к 129 лаконичным тезисам, так или иначе обнаруживаемым в сочинениях этих авторов. Большую же часть трактата занимают рассуждения (лат. disputationes) Зимары об этих тезисах, в которых он старается установить точный смысл каждого суждения, отсылки к авторитетным текстам, а главное — доказывающие эти тезисы аргументы: ими он пытается подвести некий баланс.
Трактат Зимары имел большой успех, выдержал в XVI в. шесть изданий и стал одним из манифестов позднего аверроизма, с которым увлеченно спорили (однако, признавая его оригинальность) мыслители второй схоластики (Д. Мас, П. да Фонсека, Фр. Суарес).
Зимара основательно и, судя по всему, успешно решил тактические задачи, стоявшие перед аверроизмом: он сохранил единство и актуальность этого направления, успешно сочетая как традиционные, так и новаторские методы его репрезентации. Однако сущность аргументации Зимары по-прежнему сводилась к неоспоримости авторитета Аверроэса и в условиях его радикального отрицания не могла сыграть решающей роли в решении стратегической задачи, стоявшей перед аверроизмом, — восстановлении влияния на медицинский факультет.
А цель эта становилась заведомо неосуществимой: критика древней медицины, развернувшаяся вместе с выступлением Шампье, подорвала доверие не только к арабам, но и грекам. Соглашались принять авторитет Гиппократа как «основателя», но уже у Галена находили многочисленные ошибки и противоречия, не говоря уже о более поздних писателях.
Попытку переломить ситуацию в 1550-1560 гг., во время оживления дискуссии о природе логики, предпринял профессор искусств из Салерно аверроист Иероним Бальдуино. Сведений о жизни этого человека почти нет, судя по всему, он выдвинулся в середине XVI в. в ходе антидетерминистской полемики, ставшей самым уязвимым местом доктрины аверроистов после их
отказа от гипотезы о двойственности истины [8, p. 449-450]. Его рассуждения сочли интересными, и собрание его трудов было издано в 1562 г. в Венеции, в типографии Падуанского университета, где аверроисты еще сохраняли свой авторитет. Интересующее нас рассуждение И. Бальдуино, с одной стороны, весьма тонко связывает ключевые аспекты полемики против аверроистов, а с другой — дает на них такой ответ, который приводит к мысли о необходимости аверроизма.
В основе всякой науки лежит метод, в основе всякого метода — рациональная практика анализа, а описание рациональных практик анализа дает логика. Поэтому «логика — это наука наук и искусство искусств, содержащее в себе основы всякого исследовательского подхода» [7, fol. 1r]: это определение логики, данное еще Петром Испанцем и Буриданом, всегда сохраняло для схоластики — в том числе и для схоластической медицины — ключевое значение. Но медикам нужна не вся логика, а лишь подходящий к их целям раздел, какой — указал еще С. Шампье: учение о категориях, на основе которого можно было бы строить классификации и определения. Любое такое учение восходит в конечном счете к «Категориям» Аристотеля, следовательно, необходимо определить статус данного трактата.
«Категории» всеми признавались логическим текстом и трактовались в курсе диалектики как введение в основную проблематику «Органона». Бальдуино оспаривает этот тезис; он выдвигает вопрос: «an liber Praedicamentorum sit pars Logices, an Metaphysices» (является ли книга «Категории» частью логики или метафизики), и отвечает, что «Категории» — трактат метафизический и к логике, рассматриваемой как особая наука, отношения не имеет. Его аргументация очень проста:
— десять категорий, о которых говорится в книге Аристотеля, являются реальными свойствами сущего, поэтому не могут рассматриваться только как конструкты ума, а значит, не относятся к собственно логике;
— поэтому они не имеют того инструментального значения, которым обладают логические конструкты: категории скорее предмет познания, чем его орудия;
— да и сам Аристотель указывает на категории как на характеристики экстраментального сущего;
— а таковое является предметом метафизики, должно рассматриваться в курсе философии и, стало быть, подлежит толкованию на основе комментариев Аверроэса [6, fol. 205v-207r].
Попытка Бальдуино оказалась безуспешной — слишком далеко зашел процесс отчуждения медицинского факультета от аверроизма и форм схоластики, на повестке дня стоял вопрос о проверке сведений античных полигисторов, у которых заимствовал информацию и сам Аверроэс.
Дискуссия продолжения не имела — аверроисты вынуждены были принять сложившееся положение вещей, что отразилось в творчестве Дж. Заба-реллы, который — согласно исследованию Х. Миккели [см. 10] — обосновал автономию сферы естественных наук и развил инструментальное понимание логики в систему своеобразного прагматизма. Он является последним пред-
ставителем сторонников Аристотеля-Аверроэса, с которым считались по обе стороны Альп.
На этом история аверроизма как фактора, влияющего на интеллектуальную атмосферу, завершается. Аверроисты оставались преподавателями в Падуе, служившей своеобразным заповедником, где можно было найти обломки прежних влиятельных течений мысли. Обычно «последним схоластом», вслед за Э. Ренаном [3, с. 228, 231], называют Чезаре Кремонини, прославленного своим страхом перед телескопом Галилея, и недооценивают значение Форту-нио Личетти (1577-1657), последнего аверроиста в собственном смысле слова. В условиях полной дискредитации «арабской доктрины» он нашел для нее место в системе новых научных интересов: латинский аверроизм возвратился к своему началу, явившись обоснованием ноологии и учения о бессмертии чистого разума.
ЛИТЕРАТУРА
1. Апполонов А. В. Латинский аверроизм XIII в. — М., 2004.
2. Быховский Б. Э. Сигер Брабантский. — М., 1979.
3. Ренан Э. Аверроэс и аверроизм. — М., 2010.
4. Фишер К. История новой философии: Введение. Фрэнсис Бэкон. — М., 2003.
5. Шмонин Д. В. В тени Ренессанса: Вторая схоластика в Испании. — СПб., 2006.
6. Balduinus H. Expositio in libellum Porphyrii de quinque uocibus, etc. — Venetiis, 1562.
7. Buridan J. Summula de dialectica. — Parisiis, 1495.
8. Garin E. History of Italian philosophy / trans. G. Pinton. — Vol. 1. — Amsterdam; New York, 2008.
9. Medieval medicine: A Reader / ed. F. Wallis. — Toronto, 2010.
10. Mikkeli H. The Foundation of An Autonomous Natural Philosophy: Zabarella on the Classification of Arts and Sciences // Method and Order in Renaissance Philosophy of Nature. The Aristotle Commentary Tradition / Eds. D. DiLiscia, E. Kessler and C. Methuen. — Aldershot, 1997. — P. 211-228.
