CC BY
245
Вестник ДВО РАН. 2012. № 4
УДК 391.4(571.65)
Л.Н. ХАХОВСКАЯ
Пояс и шапочка корякского шамана
На основании полевых материалов автора исследованы два элемента облачения корякского шамана — пояс и шапочка. Выделены три типа шаманских головных уборов коряков (обруч, венец, капор). Выявлен полный комплекс декоративных украшений корякских ритуальных головных уборов, которые предложено считать сакральными «метками», маркирующими естественные отверстия на шкуре головы животного. Подчеркнуто значение меток, обозначающих «органы зрения»: вследствие имитативного и поведенческого переноса они могут быть представлены не только на головных уборах, но и на поясе корякского шамана.
Ключевые слова: коряки, село Верхний Парень, Северо-Эвенский район, Магаданская область, шаманский пояс, шаманская шапочка, типы шаманских шапок коряков, сакральные метки.
Koryak shaman’s belt and cap. L.N.HAHOVSKAYA (The North-East Interdisciplinary Scientific Research Institute, Magadan).
Based on the field materials the description of the two things (belt and cap) that belonged to the Koryak shaman is represented. Three basic types of the Koryak shaman headgear: hoop, crown and hood are selected. Has been identified the full complex of Koryak ritual headgear, suggested to consider the sacred nodding «labels», which mark the orifices on the skin of the animal's head. The special emphasis has been laid on the complex of “the visual organs”: due to imitative and behavioural transference they may be represented not only in the decoration of the headgear but also in the described shaman belt.
Key words: the Koryak, Verchni Paren village, Severo-Evensk area,Magadan region, the shaman’s belt, the shaman's cap, the types of Koryak shaman's cap, the sacred markings.
Сохраняющееся до настоящего времени положение о том, что у коряков не было специальной шаманской одежды [8, с. 352], в основном опирается на мнение В.И. Иохельсона, которому во время экспедиций и сборов среди коряков не удалось обнаружить это ритуальное облачение в сколько-нибудь выраженном виде [19, р. 48]. Исследователи более позднего времени, касавшиеся этой темы, либо повторяют данный тезис [11, с. 58; 6, с. 116], либо, напротив, сообщают о некоторых шаманских атрибутах. Например, Н.Ф. Прыткова пишет о шаманских шапочках коряков, принадлежностью которых были «крестообразные фигуры и подвески, спускающиеся на лицо» [12, с. 68]. В.В. Горбачева приводит изображения шаманской верхней одежды и шапки, никак, правда, не упоминая их в тексте [3, с. 66, 67]. Описание шапки корякской шаманки содержится в нашей работе [16]. В.И. Иохельсон упомянул о кухлянке и головном уборе, которые он приобрел как вещи олюторского шамана (хранятся в Американском музее естественной истории (АМЕИ)); при этом кухлянка, по его мнению, почти ничем не отличалась от танцевальной, головной же убор в книге обозначен как «шаманская головная повязка» [20, р. 48, fig. 18], а в рукописном каталоге музея указания на его принадлежность шаману нет [14].
Дальше этих отрывочных сообщений историография корякского шаманского облачения не простирается, более детальной информации об этих крайне интересных сакральных артефактах нет, что и поддерживает упомянутый «негативистский» тезис. Именно поэтому актуальным является введение в научный оборот как можно более подробных
ХАХОВСКАЯ Людмила Николаевна - кандидат исторических наук (Северо-Восточный комплексный научноисследовательский институт ДВО РАН, Магадан).
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ № 11-01-18096е «Современное северное село: трансформации в этническом природопользовании».
сведений по вещному миру корякских шаманов1. Создание подобного реестра представляется делом даже более важным, чем обсуждение шаманских атрибутов в семиотическом или кросс-культурном ключе, поскольку эффективность и убедительность таких обсуждений может обеспечить только надежная источниковая база.
Целью настоящей работы является описание пояса и шапочки, принадлежавших корякскому шаману и обнаруженных в 2011 г. во время этнографического исследования в отдаленном корякском селе Верхний Парень Северо-Эвенского района Магаданской области (владелец - бывший оленевод совхоза «Пареньский»2 С.Т.Кававтагин 1935 года рождения). Предметы принадлежали дальним родственникам их владельца по мужской линии, верхнепареньским корякам, и использовались во время шаманских камланий. То, что данные вещи происходят из среды чавчувенов (оленных коряков), еще более повышает их научную ценность вследствие крайне бедной историографии «материальной части» шаманства именно по этой территориально-хозяйственной группе.
Описание источников
Шаманская шапочка сшита из меха, снятого с ног оленя (камуса), оленьей кожи, оленьей замши (ровдуги) и кожи морского животного (мандарки). Имеет круглую форму, состоит из высокого околыша в виде облегающего голову обода и перекрестия, проходящего по незашитому верху (рис. 1; этот и другие рисунки см. с. 3 обложки). Околыш наборный, в его состав входят восемь клиньев трапециевидной формы, выкроенных из камуса коричневого окраса. Между клиньями расположены продольные вставки, из них пять наборных, которые выполнены из коричневой ровдуги и светлой кожи в технике мозаики: узкие и широкие «уголки» чередуются таким образом, что светлые «уголки» в количестве шести единиц сгруппированы попарно. Вставки в передней части шапочки с обеих сторон по всей длине обрамлены узкими полосками светлой кожи. Далее располагаются две узкие вставки только из светлой кожи, а по затылочной части проходит безмозаичная ровдужно-кожаная вставка, самая широкая из всех. По верху и низу околыш окантован полосками светлой кожи, в лицевой части выпушен мехом соболя.
В целом конструкция шапочки такова, что обнаруживает симметрию по оси, проходящей вдоль головы, и как раз на этой воображаемой оси расположена верхняя из полосок, составляющих перекрестие. Оно выполнено из мандарки темно-коричневого цвета, украшено двухрядной мелкой продержкой из узкого светлого ремешка; в петли продержки пропущен белый подшейный волос оленя, который образовывал узор в виде состыкованных контуров вытянутых прямоугольников. В настоящее время волос истерся, узор нарушен. В центре перекрестия имеются остатки крепежных нитей - вероятно, ранее здесь что-то находилось.
По всей видимости, симметричны были и украшения шапочки, во всяком случае, расположение тех из них, что сохранились к настоящему времени, не противоречит этому. В центре лицевой части у низа пришита большая пластмассовая пуговица коричневого цвета (диаметр 2,5 см), на ножке, с лучистым рельефным орнаментом и фестончатыми углублениями по окружности, окрашенными в желтый цвет. По обе стороны от нее чуть выше укреплены две мелкие (диаметр 1,2 см) зеленые пуговицы на ножке. Какие-то две нашивки располагались и выше, от них сохранились нити крепежа. Вероятно, это также были пуговицы, поскольку, во-первых, никаких других украшений на самом изделии нет,
1 Конечно, существует не включенный в дискурс «параллельный» вещный мир корякского шаманства, а именно предметы, экспонируемые в местных музеях (например, в Северо-Эвенском районном музее), находящиеся на руках у частных владельцев.
2 Совхоз «Пареньский» в советское время был одним из крупнейших в Магаданской области (до 32 тыс. голов оленей). В настоящее время сохранились лишь две малочисленные бригады с общим поголовьем оленей примерно 1,5 тыс.
во-вторых, по этой позиции прослеживается соответствие между шапочкой и поясом, что будет видно из дальнейшего изложения. Последнее соображение наталкивает на мысль о вторичности пластмассовых пуговиц, заменивших собой утраченные металлические, в пользу чего свидетельствует и вид остальных пуговиц. К верхней части затылочной вставки пришита крупная (диаметр 2,6 см) выпуклая пуговица из белого металла с двумя отверстиями. Немного ниже нее по обе стороны ранее находились две пуговицы; сохранилась лишь одна (на месте второй остались нити крепежа). Пуговица форменная, из желтого металла, выпуклая, на ее поверхности имеется рельефный орнамент в виде двуглавого орла - герб Российской империи.
К нижнему краю шапочки пришиты подвески -центральная, расположенная под средней лицевой пуговицей, и пять боковых, из которых к настоящему времени полностью сохранились лишь подвески левой стороны (четыре единицы), а на правой осталась только часть одной подвески. Центральная и первая левая боковая подвески представляют собой длинные низки коричневого и белого бисера-стекляруса (длина 20 см, сухожильная нить), на концах низок расположены крупные граненые ромбические прозрачные бусины и кисточка из пестрой ткани (на боковой подвеске кисточка утрачена). Далее по обе стороны располагаются подвески, состоящие из нанизанных на тонкий ремешок 3-4 голубых и коричневых бусин и сшитых кольцом лоскутов меха белька, окрашенного в ярко-оранжевый цвет (с правой стороны от подвески осталась половина). Далее с левой стороны укреплена низка коричневых и голубых бусин с тканевой кисточкой на конце (длина 12 см) и меховая подвеска, аналогичная описанным выше (длина 15 см). Таким образом, подвески шаманской шапочки сосредоточены в ее передней части, наиболее длинными из них являются те, что ниспадают непосредственно на лицо.
Шаманский пояс, что важно, состоит из двух фрагментов, на которые, судя по характеру совмещающихся краев, разрезан (наискось) острым предметом. Без сомнения, существовал и иной фрагмент (фрагменты), о чем говорят и совершенно недостаточный для пояса размер имеющихся частей, и их края, также носящие следы разрезания. Основу обеих частей составляет узкая (ширина 3 см) полоска кожи; на одной из ее сторон укреплены накладки в виде пуговиц, к нижнему краю пришиты подвески-низки.
На большем фрагменте пояса (рис. 2, внизу) размещены четырнадцать металлических круглых выпуклых пуговиц на ножках, поверхность пяти из них гладкая, на остальных имеются рельефные изображения (на шести - двуглавый орел, на трех - пятиконечная звезда с серпом и молотом). «Царские» и гладкие пуговицы все одного размера (диаметр 2,3 см), среди «красноармейских» одна мелкая, две крупнее (диаметр 1,4 см и 1,8 см, соответственно). Пуговицы укреплены с помощью кожаного ремешка, пропущенного с изнаночной стороны сквозь их ножки, которые вставлены в круглые отверстия на поясе. Еще одна, плоская, металлическая пуговица с четырьмя отверстиями пришита между двумя выпуклыми пуговицами так, что заходит под их края и почти совершенно скрыта ими. С изнаночной стороны к нижнему краю пришита мелкая кожаная петля для привешивания какого-либо предмета. По низу же расположены и шесть подвесок, представленные низками бусин на сухожильных нитях (короткая, состоящая из четырех мелких стеклянных граненых ромбовидных бусин белого и коричневого цвета; две длинные из чередующихся бусин белого и красного цвета, на конце одной из расположена крупная желтая бусина; короткая из двух цветных бусин; низка крупных бисерин белого и розового цвета, на конце расположена крупная граненая ромбовидная прозрачная бусина; низка голубых корольков).
На другой фрагмент пояса (рис. 2, вверху) нашита лишь одна металлическая пуговица (мелкая «красноармейская»), еще одна утрачена: имеется отверстие под нее и крепежный ремешок. Далее расположены два ряда мелких (диаметр 1 см) плоских пластмассовых пуговиц белого (13 единиц) и красного (2 единицы) цвета с 4 отверстиями. У нижнего края имелась подвеска, от которой сохранилась деформированная пластмассовая бусина
желтого цвета. На этом фрагменте также имеется мелкая петля для привешивания. Отсутствие крепежных отверстий в той части пояса, где нашиты пластмассовые пуговицы, говорит об изначальном присутствии последних, следовательно, налицо сочетание по крайней мере двух техник и, соответственно, атрибутов декорирования корякского шаманского пояса. Стоит ли за этим простая компенсация нехватки металла как паллиативная мера либо мы имеем дело с ритуализированными практиками, судить не представляется возможным из-за отсутствия данных для сопоставления. Однако тот факт, что на поясе металлические и пластмассовые пуговицы составляют топографически убедительно разделенные однородные группировки и вследствие этого могут выражать декоративно оформленную нематериальную оппозиционность, заставляет посмотреть под тем же углом зрения на накладные украшения шапочки и увидеть в пластмассовых пуговицах лицевой части либо позднейшую замену утраченного металла (на мой взгляд, пластмассовые пуговицы выглядят чужеродно), либо выражение все того же гипотетического противопоставления, подоплека которого остается скрытой.
Обсуждение
Итак, в декоративном оформлении шапочки и пояса корякского шамана имеется определенное соответствие. Рассмотрим теперь аналоги этой ритуальной одежды (или ее деталей) в референтном и смежных этнокультурных сообществах. Что касается пояса, то внутрикультурные параллели чрезвычайно скудны: в литературе нет сведений
о корякских шаманских поясах. Данные о погребальных и бытовых поясах противоречивы: некоторые исследователи утверждают, что они были обязательной принадлежностью мужской одежды и лишь в крайне редких случаях - женской, так что пояс «йийит» являлся одной из ярких гендерно-различительных деталей корякского гардероба [4, с. 244, 254]. В противовес этому есть мнение о том, что пояса были непременной частью и мужского, и женского похоронных костюмов коряков [3, с. 82]; мои полевые данные по корякам Се-веро-Эвенского района полностью подтверждают это. Таким образом, «поясная» гендерная оппозиционность проявлена только в бытовой одежде коряков, и это обстоятельство выглядит очень интересным и требующим дальнейшей разработки.
Судя по музейным коллекциям АМЕИ, Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера) и Российского этнографического музея3, хотя корякские пояса и были разнообразными по приемам украшения, все же пуговицы-накладки на этом элементе одежды не отмечены. Так что появление данного декоративного элемента может являться результатом либо внешнего заимствования, либо замещения, родившегося в ходе развертывания аутентичного творческого импульса, либо же комбинацией этих двух линий развития. Аргументы найдутся в пользу каждой из версий. Действительно, кожаные пояса, «усаженные медными пуговицами», - хорошо известные явления в этнографии северных народов: пояс с накладками в виде пуговиц и блях был принадлежностью энецкого шамана [11, с. 13]; бытовые «пуговичные» пояса носили обские угры и ненцы, причем последние заменяли пуговицами более предпочитаемые, но редкие накладки из металла [4, с. 185, 195; 9, с. 304, 314, 320]. Если же обратить внимание на четко прослеживаемое восточное направление вектора распространения поясного металла, то вполне вероятно, что данное внешнее влияние достигло и коряков, а дефицитность металла послужила его избирательности в качестве элемента украшения именно ритуальной одежды.
Более интересно, однако, выявить процессы, показывающие тесное переплетение внутренних достижений в декоративно-прикладной сфере и ритуальной практике с внешними импульсами, идущими по этим же каналам. Под таким углом зрения можно рассмотреть
3 В двух первых представлены только пояса коряков-приморцев [4, с. 244-256], территориальная принадлежность третьей не указана [3, с. 88; цв. вкл.]).
пуговицы как замещение орнамента в виде кругов, выполняемых из бисера или кожи. Пояса, украшенные круглыми лоскутами кожи и концентрическими розетками из бисера, известны в корякской культуре [20, р. 689, fig. 205; 12, с. 52; 4, с. 249, 256], а то, что эти узоры и пуговицы могут быть взаимозамещаемы, показано ниже на примере головных уборов. Если учесть, что бисерная вышивка входит в быт коряков под влиянием соседей-эвенов и в свою очередь замещает кожаный орнамент, здесь можно видеть многоступенчатый характер культурных микросдвигов, в результате которых внешние флуктуации органично ложатся на уже укорененные и потому аутентичные рассматриваемой культуре практики.
Далее, нельзя пройти мимо яркого межкультурного соответствия в ритуальном поведении, тем более, что это соответствие касается тех же эвенов - неродственного, но территориально очень близкого корякам этноса. В свое время, описывая чрезвычайно интересный пояс эвенского шамана, я обратила внимание на то, что он состоит из двух фрагментов, концы которых совмещаются, причем нет сомнений в том, что пояс был разрезан острым предметом и изначально состоял из большего, чем имеющиеся в наличии, числа частей [15]. Таким образом, налицо ритуальное (?) разрезание пояса с сохранением лишь двух его частей, и это полностью совпадает с тем, что выше отмечено в отношении пояса корякского шамана. Конечно, эти события разделены во времени и пространстве, но такое совпадение вряд ли может быть случайным. И если это так, то перед нами пример уникального культурного изоморфизма, проявленного в сакральных практиках, происхождение и значение которого еще предстоит выяснить.
Итак, единственный на сегодняшний день историографически известный пояс корякского шамана4, точнее два его фрагмента, демонстрирует еще не зафиксированный для этой детали корякской одежды накладной способ орнаментации пуговицами, с ярко выраженными их фактурными различиями по таким признакам, как материал (металл / пластмасса); форма (выпуклые / плоские); величина (крупные / мелкие), расположение (однорядность / двурядность). Причина данных различий может лежать в плоскости практических соображений или эстетических предпочтений; мотивированность же применения на поясе пуговиц, если рассматривать внутрикультурные линии развития, а не внешние заимствования, представляется возможным проследить на материале головных уборов, так как эти элементы шаманского облачения тесно связаны между собой.
Набор шаманских шапок коряков более представителен, нежели поясов, и здесь наблюдается разнообразие форм, материала, способов шитья и украшения.
По форме среди шаманских головных изделий коряков я выделяю три типа: обруч, венец, капор. Первый тип известен по сборам В.И. Иохельсона: это налобный обруч олю-торского шамана в виде замкнутой кожаной ленты, покрытой красной тканью, украшенной кожаной зубчатой аппликацией, круглыми бисерными розетками и меховыми кисточками с бахромой [19, р. 48, fig. 18]; см. также фотографию, выложенную на сайте АМЕИ (инв. № 70/3386) [14]. Обручи (ободы) в литературе часто называют налобными / головными повязками, но это не одно и то же. И хотя их связь несомненна - обруч это всего лишь наглухо сшитая повязка - пути их развития разнятся. Обруч обрел самостоятельное значение и стал основой других форм шапок, тогда как использование повязки в качестве головного убора существенно сужается. По крайней мере, у коряков повязки в этнографическое время фиксируются редко, в основном как лечебные предметы (средство от головной боли, измеритель для «правления» головы) [3, с. 70-73], тогда как корякские обручи хорошо известны как лечебные вещи, обереги, детали праздничного наряда [3, цв. вкл.; фонд РЭМ, инв. № 8762/16406, 16408, 16480, 16494].
В культуре родственных корякам чукчей также зафиксирован этот тип головного убора в качестве оберега, правда, не всегда ясно, когда речь идет об обруче, а когда - о повязке.
4 Мне известен еще один шаманский корякский пояс, украшенный антропоморфной розеткой и рядом тесно расположенных друг к другу больших плоских пластмассовых пуговиц, но поскольку этот предмет пока не введен в историографию, обсуждение его выходит за рамки настоящей статьи.
Так, по сведениям И.С.Вдовина, чукчи всех возрастов часто носили на голове узкий ремень «чеутыъэчев» с нашитыми пуговицами или бусами [2, с. 143]. Автор приводит фотографию мальчика в такой повязке (обруче?) с пуговицами [Там же, с. 144, рис. б]. Важным представляется то обстоятельство, что эти пуговицы означали «дополнительные глаза, долженствующие видеть и главным образом отпугивать злонамеренные существа» [Там же, с. 143]. Есть и аналогичные чукотские повязки, т.е. именно изделия, которые завязывали на голове, а не просто надевали на нее. Чаще всего это узкий, довольно длинный ремень с подвесками из бус ([1б], инв. № 70/ббб4; см. также [17, р. 259, fig. 191, a]) или накладками ([14], инв. № 70/бб31; в пояснении к фотографии, по-видимому, неверно указан размер повязки - длина 14 см, ширина 12 см). Замечу, что Е.А. Михайлова [7, с. 3б] ошибочно считает женскими головными повязками шейные ожерелья (necklaces) из фонда АМЕИ (инв. № 70/б551АВ).
Таким образом, круглые накладки на головной убор (бусы и пуговицы) имели сакральное значение дополнительных органов зрения. В связи с этим показательно, что коряки считали собак, имевших светлые пятна над глазами, обладателями «вторых глаз», которыми они видели духов в темноте и во время сна [3, с. б3]. Эта надежная защита была настолько привлекательна, что коряки всюду брали таких собак с собой. Выскажу предположение, что из шкур с их голов мастерили головные уборы, сохраняя именно эти пятна, а отсюда совсем недалеко до намеренного изготовления кругов в качестве таких глаз. Так что в результате естественного для сознания коренных народов имитативного переноса сверхъестественных свойств на сходные по каким-либо признакам вещественные их носители головные уборы, оснащенные круглыми розетками, нашивками, пуговицами, становятся обладателями «вторых глаз».
Вообще механизм переноса и взаимозамещения элементов по сходству форм, функций, ситуаций, при которых они использовались, или других обстоятельств характерен для повседневных и ритуальных практик коряков. Взаимные транспонировки декоративных приемов, например, без затруднений проходили по линии сакральные/обыденные вещи: скажем, пуговицы, бусины, монеты и иные подвески входили в состав съемных украшений коряков (серьги, накосники, ожерелья) [13, с. 382]. Допустимой представляется и возможность практической взаимозаменяемости головной повязки и пояса: то, что повязывается на голову, можно повязать и на талию, и наоборот; ведь использовали коряки в качестве пояса, например, ременную пращу. Таким образом, круглые элементы в качестве декора ли, защитного ли средства переносятся на пояс, подвергаясь в дальнейшем различным трансформациям.
Головной убор типа «венец» - это сочетание обруча и макушечного перекрестия, поэтому соображение о его происхождении от налобного обода, высказываемое неоднократно, казалось бы, очевидно, однако должным образом пока не обосновано, поскольку не прослежен генезис именно перекрестия. Представленную в настоящей статье шапочку я отношу к данному типу с той оговоркой, что здесь имеет место вариативность в направлении значительного расширения и усложнения обруча. Среди ритуальных и бытовых головных уборов коряков имеется и такая разновидность венца, при которой сегменты верха (тульи), образованные перекрестием, зашиты мехом, кожей или тканью. Шаманская шапка именно такого вида представлена в монографии В. В. Горбачевой [3, с. б7; фонд РЭМ, инв. № 7713-8б], правда, информации о ней в тексте нет. Такова же ритуальная корякская шапочка «яядичк'опанкан» из фондов МОКМ (инв. № 30571), а также шаманская шапка эвенов «авун» из этой же коллекции (инв. № 455; см. также [10, с. 181]). Н.Ф. Прытко-ва приводит данные о погребальной шапочке коряков, элементом которой является верх из «четырех треугольных клиньев, соединенных между собой крестообразной фигурой» [12, с. б7, б8; рис. 59]. Именно существование перекрестия приводит исследовательницу к мысли об интерпретации этого головного убора в качестве шаманского [Там же, с. б8]. Однако само по себе наличие этой детали еще ни о чем не говорит: конструктивно
данному типу принадлежит и летний головной убор корякского пастуха «уккампанкэн» с тульей в виде четырех клиньев и околышем в виде кругового обода [Там же, с. 61, 62; рис. 53]: соединительные швы клиньев подчеркнуты орнаментальными полосками, так что верх шапочки имеет крестообразную фактуру. Таким образом, развитие базовой модели венца в направлении заполнения верха характерно и для сакральных, и для повседневных вещей.
Если рассмотренные выше варианты шаманских головных уборов имеют хотя бы частично сходную морфологию, то шапочка типа капора по своей конструкции стоит особняком, и это, по логике вещей, свидетельствует о ее совершенно отличном генезисе. Поскольку сборник материалов, в котором представлена данная шапочка [16], малодоступен, приведу краткое ее описание. Капор изготовлен из оленьего меха со стриженым волосом, мездровой стороной наружу, эта поверхность окрашена настоем ольховой коры в коричневый цвет. Сшит из двух деталей - широкой прямоугольной полосы, проходящей вокруг лица (поперек головы), и овальной, расположенной на затылке. Край выпушен черным собачьим и белым оленьим мехом, на боковых сторонах имеются кисточки из клочков белого собачьего меха, а на макушке - ложная розетка из узких полосок белой кожи и меха, нашитых в виде трех концентрических окружностей (рис. 3). Предмет приобретен в 1977 г. в стойбище коряков-оленеводов на р. Вискичун (внутренняя часть п-ова Тайгонос), принадлежал умершей женщине-шаманке. Таким образом, можно констатировать, что в качестве шаманского облачения коряки применяли головные уборы разной конструкции, сильно различавшиеся по материалу и внешнему виду, т.е. строгого канона здесь нет.
Сопоставлю корякские материалы с тем, что известно по шаманским шапкам в целом, опираясь на фундаментальное, не превзойденное до настоящего времени исследование [11]. Изучение большого массива данных показало, что шаманские головные уборы коренных народов Сибири и Севера чаще всего были либо узкими обручами, либо крестообразными венцами. Хорошо известны мягкие и жесткие венцы ненцев, нганасан, кетов, долган, эвенков, эвенов, к верху которых обычно прикрепляли оленьи «рожки» из металла, а к обручу - мягкую бахрому и кисточки [Там же, с. 10; с. 18, рис. 8; с. 20, рис. 11; с. 47, рис. 33, с. 49 и др.]. Реже встречались уборы в виде капоров, колпаков, тюбетеек (крой их неясен); еще реже можно было видеть, а точнее реконструировать такие шапки, которые «вели свое начало от цельной шкуры, снятой с головы зверя» [Там же, с. 99]. Автор приходит к выводу о наибольшей древности «звериных» шапок. Между тем это утверждение не следует понимать как равносильное положению об их изначальности для генезиса всех типов шаманских головных уборов: напротив, прослеживаются по крайней мере две (независимые?) линии преемственности: 1) шапка из головной шкуры зверя ^ капор; 2) повязка ^ венец с одной полосой ^ венец с перекрестием [Там же, с. 99, 100].
Разнообразие форм, кроя, материала, характерное для этой детали шаманского костюма, прослеживается и у коряков, правда, из-за скудости артефактов здесь пока нельзя сделать количественных сопоставлений. Сложно на данном этапе говорить и о путях развития головных уборов коряков; ясно лишь, что каких-либо затруднений в использовании «неканонических» форм в качестве шаманского атрибута они не испытывали. Но, как кажется, считалось важным наделить избранную вещь сакральными «метками». Их характер весьма определен и вытекает из общего представления о костюме шамана как воплощении образа зверя / птицы: это зашитые естественные отверстия на шкуре головы зверя. На корякских шапках встречаются как полный их комплекс, так и отдельные элементы. Полный комплекс представлен на ритуальной (надеваемой во время домашнего камлания) корякской шапке «яядичк'опанкан» (фонды МОКМ, инв. № 30572), которая состоит из цилиндрического околыша (обруча) и тульи, сшитой из шкуры, снятой с морды животного (собака? росомаха?). В центре околыша нашита круглая бисерная розетка («нос» животного, согласно информации сдатчика, корячки И.Г. Кечгелхут 1936 года рождения); отверстия от глаз зашиты такими же розетками овальной формы, от ушей - так называемыми
«колбасками» (мягкие палочки из меха волосом внутрь), которые спиралеобразно обшиты низками бисера; на темени расположены двойные железные «рожки».
Итак, в наиболее развернутом виде шаманские «метки» располагаются на головном уборе четырьмя ярусами, каждый их элемент соотносим с морфологией и расположением органов животного: нос (ноздри) / глаза / уши / рога. Подтверждение можно также видеть в почти классических «животных» атрибутах корякской шапочки для новорожденного, приобретенной в ходе этой же экспедиции (фонд МОКМ, инв. № 33790): здесь имеются удлиненные бисерные розетки («глаза»), бисерные же «рожки», полосатые уши-«колбас-ки» (рис. 4, 5). И это не случайно: такая шапочка оснащалась возможно полным набором оберегов. Редукции же полного набора наблюдаются в разнообразных вариантах; отмечу здесь одноярусную вариативность, когда акцентируется какой-либо один орган животного. Такой угол зрения как будто позволяет интерпретировать «колбаски» («султаны» [5, с. 434]; «султанчики» [7, с. 36]) головной повязки Кереткуна, известной по публикациям [18, p. 398, fig. 271; 1, с. 31, 89, рис. 72] как уши животного (в противовес мнению о том, что они изображают фонтанчики, выпускаемые китом [5, с. 434]). Более важным, однако, оказалось сведение меток к ярусу «органы зрения», которые и представлены на упомянутых «глазастых» повязках, а также, возможно вследствие имитативного и поведенческого переноса, на описанном мною поясе. Предположу, что выделение именно этого уровня достигалось за счет представлений о всевидящей собаке с глазами-пятнами. Что же касается украшений шапочки, то в них, как представляется, усматривается многоуровневость меток, но судить об этом достоверно нельзя из-за утрат.
Выводы
На основании имеющихся материалов по корякским шаманским головным уборам можно выделить три основных их типа (обруч, венец, капор). С учетом информации о головных уборах коряков, имеющих ритуальное значение (шапка для домашнего камлания, шапочка-оберег для новорожденного), выявлен полный (четырехуровневый) комплекс сакральных шапочных «меток», вещественная суть которых определена как маркер естественных отверстий на шкуре головы животного. Прослежена редукция этого комплекса к одному из одноуровневых вариантов, который представлен «глазастыми» повязками и, возможно, явлен в декорировании описанного пояса. Разумеется, предложенная здесь схема отнюдь не претендует на то, чтобы считаться окончательной, это, скорее, информация к размышлению. Сведение «животных» атрибутов шапки к ярусу «глаз» и перенос его в этом качестве на пояс лишний раз показывает, насколько пластичными были небытовые представления коряков, сколь вариативны были их практические навыки. Именно эта культурная пластичность обусловливала использование в качестве шаманской одежды головных уборов любого кроя и вида, допускала достаточно вольный перенос и взаимозаменяемость материальных носителей сакральных «меток» в пределах одной вещи и между разными вещами. Таким образом осуществлялось переформатирование существующих канонов, появлялись новые варианты ритуальных и бытовых артефактов
ЛИТЕРАТУРА
1. Богораз В.Г. Чукчи. Религия. Л.: Изд-во Главсевморпути, 1939. Ч. 2. 194 с.
2. Вдовин И.С. Религиозные культы чукчей // Памятники культуры народов Сибири и Севера (Сб. Музея антропологии и этнографии). Вып. 33. Л.: Наука, 1977. С. 117-171.
3. Горбачева В.В. Обряды и праздники коряков. СПб.: Наука, 2004. 152 с.
4. Ермолова Н.В. Пояса у народов Северной Сибири и Дальнего Востока // Украшения народов Сибири. СПб.: МАЭ РАН, 2005. С. 170-301.
5. Иванов С.В. Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX-начала XX в. // (Тр. Ин-та этнографии). Т. 22. М.: Изд-во АН СССР, 1954. 838 с.
6. История и культура коряков. СПб.: Наука, 1993. 236 с.
7. Михайлова Е.А. Съемные украшения народов Сибири // Украшения народов Сибири. СПб.: МАЭ РАН, 2005. С. 12-119.
8. Народы Северо-Востока Сибири. М.: Наука, 2010. 773 с.
9. Павлинская Л.Р. Наборные пояса в культурах Сибири середины XIX-начала ХХ в. // Украшения народов Сибири. СПб.: МАЭ РАН, 2005. С. 302-341.
10. Попова УГ. Эвены Магаданской области. Очерки истории, хозяйства и культуры эвенов Охотского побережья 1917-1977 гг. М.: Наука, 1981. 304 с.
11. Прокофьева Е.Д. Шаманские костюмы народов Сибири // Религиозные представления и обряды народов Сибири в XIX-начале ХХ века. (Сб. Музея антропологии и этнографии). Вып. 27. Л.: Наука, 1971. С. 5-100.
12. Прыткова Н.Ф. Одежда чукчей, коряков и ительменов // Материальная культура народов Сибири и Севера. Л.: Наука, 1976. С. 5-88.
13. Слюнин Н.В. Охотско-Камчатский край. СПб.: Изд. Мин-ва финансов, 1900. Т 1. 689 с.
14. Фонд АМЕИ. - http://anthro.amnh.org/jesup_collection (дата обращения 16.12.2011 г.).
15. Хаховская Л.Н. Пояс эвенского шамана // Вестн. ДВО РАН. 1997. № 5. С. 131-137.
16. Хаховская Л.Н., Павлов П.П. Ритуальные предметы в музейной коллекции СВКНИИ // II Диковские чтения (материалы науч.-практ. конф., посвященной 70-летию Дальстроя). Магадан: СВКНИИ ДВО РАН, 2002. С. 280-288.
17. Bogoras W. The Chukchee. Material Culture. Publications of the Jesup North Pacific Expedititon // Memoirs of the American Museum of Natural History. Leiden; New York, 1904. Vol. 11, pt 1 Р 1-361.
18. Bogoras W. The Chukchee. Religion. Publications of the Jesup North Pacific Expedititon // Memoirs of the American Museum of Natural History. Leiden; New York, 1907. Vol. 11, pt 2. Р 277-536.
19. Jochelson W. The Koryak. Religion and Myths. Publications of the Jesup North Pacific Expedititon // Memoirs of the American Museum of Natural History. Leiden; New York, 1905. Vol. 6, pt 1. Р 1-382.
20. Jochelson W. The Koryak. Religion and Myths. Publications of the Jesup North Pacific Expedititon // Memoirs of the American Museum of Natural History. Leiden; New York. 1908. Vol. 6, pt 2. Р 383-842.
Новые книги
Бохайские памятники в Приморье и Константиновское 1 селище / Болдин В.И., Никитин Ю.Г., Чжун Сук-Бэ, Лещенко Н.В.
Сеул: Кор. гос. ун-т культ, наследия, 2010. - 277 с.: ил.
ISBN 978-89-6325-538-5 р.
Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН
690950, Владивосток, ГСП, ул. Пушкинская, 89
Fax: (4232)22-05-07. E-mail: ihae@eastnet.febras.ru
Воссоздана общая картина и степень изученности 244 бохайских памятников южной и юго-западной частей Приморья (поселения, стоянки, городища, укрепления, крепости, могильники, храмы, дороги). Проанализированы материалы раскопок Константиновского
1 селища. Предложены новые датировки и интерпретация артефактов: остатков жилищ с канами позднебохайского времени; ряда археологических объектов раннего Бохая.
