CC BY
600
Вестник Омского университета. Серия «Право». 2015. № 2 (43). С. 69-78.
УДК 341.64
ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА ПО ДЕЛУ «АНЧУГОВ И ГЛАДКОВ ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ» И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА ПРАВОВУЮ СИСТЕМУ РОССИИ
JUDGMENT OF THE EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS IN THE CASE OF ANCHUGOV AND GLADKOV VS. RUSSIA AND ITS ENFLUENCE ON RUSSIAN LEGAL SYSTEM
А. М. НИКОЛАЕВ, Н. С. ГРУДИНИН (A. M. NIKOLAEV, N. S. GRUDININ)
Анализируются основные правовые позиции, сформулированные Европейским Судом по правам человека в деле «Анчугов и Гладков против Российской Федерации», в сопоставлении с положениями Конституции РФ. Вывод о несоответствии положений ч. 3 ст. 32 Конституции РФ ст. 3 Протокола № 1 к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод признаётся сделанным Европейским Судом в отрыве от иных положений Конституции РФ. Авторами делается вывод о наличии правового суверенитета у России как демократического суверенного государства, примате норм Конституции РФ перед нормами международного права. Вместе с этим указывается на необходимость более чёткой детализации порядка и условий содержания осуждённых к лишению свободы в колониях-поселениях, исключения данных исправительных учреждений из числа мест лишения свободы (в классическом смысле) и наделения заключённых колоний-поселений правом на голосование на выборах.
Ключевые слова: демократическое правовое государство; Европейский Суд по правам человека; Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод; правовая система России; правовой суверенитет России; право граждан на свободное волеизъявление на выборах; допустимые ограничения конституционных прав граждан; конституционная ответственность; места лишения свободы; колонии-поселения.
The article provides an analysis of general legal propositions outlined by the European Court of Human Rights in the case of Anchugov and Gladkov vs. Russia in comparison with provisions of the Constitution of the Russian Federation. The conclusion about discrepancy between provisions of part 3 article 32 of the Russian Constitution and article 3 of the Protocol № 1 to the European Convention on Human Rights and Fundamental Freedoms is accepted to be drawn by the European Court separately from other provisions of the Constitution of the Russian Federation. Authors of the article make a conclusion about legal sovereignty of Russia as a democratic sovereign state and supremacy of norms of the Russian Constitution over International Law norms. Additionally it is indicated there is a necessity of more detailed description of order and conditions of imprisonment in colonies-settlement, exclusion of these penal institutions from the system of prisons (in its classic meaning) and granting inmates of colonies-settlement the right to vote.
Key words: democratic lawful state; the European Court of Human Rights; the European Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms; legal system of Russia; legal sovereignty of Russia; right of citizens to free will expression on elections; valid restriction of the constitutional rights of citizens; constitutional responsibility; places of deprivation of liberty; colonies-settlement.
Конституция Российской Федерации [1] (далее - Конституция РФ) в ч. 1 ст. 1 закрепляет базовые характеристики российского государства, определяя Россию как демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления. Вместе с этим ч. 1 ст. 4 Конституции РФ устанавливает, что суверенитет России распространяется на всю её территорию, а ч. 2 ст. 4 презюмирует, что Конституция РФ и федераль-
ные законы имеют верховенство на всей территории России. В соответствии с ч. 1 ст. 15 именно Конституция РФ обладает высшей юридической силой. Оценивая данные положения в совокупности, следует отметить, что Конституция РФ и федеральные законы являются не только механизмом утверждения государственного суверенитета Российской Федерации на территории страны, но и важным средством поддержания внутриполити-
© Николаев А. М., Грудинин Н. С., 2015
69
А. М. Николаев, Н. С. Грудинин
ческой стабильности, обеспечения режима законности, правопорядка, соблюдения и обеспечения прав и свобод человека и гражданина, укрепления демократического политического режима и демократических инклюзивных ценностей (суверенная государственность, свободные выборы, политическое равноправие, политический плюрализм, многопартийность, свобода слова) в современной России.
В рассматриваемом нами конституционно-правовом ракурсе, таким образом, сама Конституция РФ и её положения в совокупности с положениями детализирующих её федеральных законов образуют фундамент правовой системы Российской Федерации как демократического правового государства и являются выразителем правового суверенитета России как внутри страны, так и в её отношениях с иностранными государствами. Вместе с этим необходимо подчеркнуть, что правовой суверенитет Российской Федерации, по нашему мнению, носит двойственный характер - абсолютный и относительный. Абсолютный правовой суверенитет означает, на наш взгляд, то, что на территории России обеспечивается верховенство Конституции РФ и федеральных законов (ч. 2 ст. 4 Конституции РФ), а органы государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения обязаны соблюдать Конституцию РФ и законы (ч. 2 ст. 15 Конституции РФ).
В таком понимании нормативные положения российской Конституции и законов являются непреложными, а сама Конституция РФ существует не только как нормативный акт, обладающий высшей юридической силой, но и как документ, олицетворяющий собой высшую правовую ценность и суверенитет государства. По справедливому замечанию В. О. Лучина, «ценность Конституции для государства состоит, в частности, в том, что она составляет основу нормального функционирования государственного механизма, является необходимым средством саморегуляции государства, важным компонентом в правовом обеспечении функций государства» [2]. Следовательно, необходимо признать, что Конституция РФ олицетворяет собой абсолютный правовой суверенитет Российской Федерации как внутри страны, так и на международной арене.
По этой причине любая попытка оценки и толкования нормативного содержания отдельных положений Конституции РФ не уполномоченными на то субъектами может расцениваться как угроза правовому суверенитету России в целом. С целью предотвращения подобных попыток Конституция РФ в ч. 1 ст. 15 устанавливает, что законы и иные правовые акты, принимаемые в России, не должны противоречить Конституции РФ. Кроме того, ст. 136 Конституции РФ специально оговаривает усложнённый порядок принятия поправок к гл. 3-8 Конституции, а ст. 135 Конституции РФ исключает возможность пересмотра положений гл. 1, 2, 9 Конституции Федеральным Собранием. Наконец, в ч. 5 ст. 125 Конституции РФ право толкования Конституции РФ предоставлено специальному органу судебного контроля - Конституционному Суду Российской Федерации (далее - Конституционный Суд РФ). Таким образом, незыблемость положений гл. 1, 2, 9 Конституции РФ - необходимая правовая гарантия стабильности в стране, условие поддержания и укрепления демократического политического режима, обеспечивающего, в том числе, открытость и транспарентность России, её экономического и правового пространства.
Однако правовой суверенитет Российской Федерации отчасти носит и относительный характер, поскольку ч. 4 ст. 15 Конституции РФ отдаёт приоритет в правовой системе России общепризнанным принципам и нормам международного права и международным договорам Российской Федерации. При этом, как следует из смысла и содержания положений ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора. Следует, по нашему мнению, согласиться с Б. С. Эбзеевым, который отмечает, что термин «закон» в данном контексте требует расширительного истолкования: если международный договор обладает преимуществом перед законами, то тем более - перед иными нормативными правовыми актами. При этом действует правило о высшей юридической силе Конституции РФ (ч. 1 ст. 15), так как международные договоры являются состав-
70
Постановление Европейского Суда по правам человека...
ной частью правовой системы государства, а в рамках этой системы нет актов, которые по своей юридической силе стояли бы выше Конституции РФ [3]. Таким образом, Конституция РФ, введя в правовую систему страны международно-правовые нормы, определила их место в правовой системе Российской Федерации таким образом, что нормы международного права имеют вторичное значение после Конституции РФ, но обладают приоритетом по отношению к положениям федеральных конституционных законов, федеральных законов и законов субъектов Российской Федерации.
По этой причине, как нам представляется, необходимо вести речь о двойственной природе правового суверенитета Российской Федерации, имеющего одновременно и абсолютный, и относительный характер. Абсолютный правовой суверенитет - категория, имманентно присущая России как демократическому правовому государству, самостоятельно определяющему контуры правовой системы страны. Абсолютный правовой суверенитет первичен, поскольку проистекает из положений Конституции РФ, имеющей высшую юридическую силу на территории России. Относительный правовой суверенитет Российской Федерации, по нашему мнению, вторичен, но именно он делает реальностью приверженность России к нормам и принципам международного права, а также предоставляет гражданам Российской Федерации возможность пользоваться различными механизмами международно-правовой защиты.
Согласно ч. 3 ст. 46 Конституции РФ каждый вправе в соответствии с международными договорами Российской Федерации обращаться в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты. По справедливому замечанию Конституционного Суда РФ, «Российская Федерация, ратифицировав
Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, которая, таким образом, в силу ст. 15 (ч. 4) Конституции Российской Федерации вошла в правовую систему России в качестве её составной части, признала ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и
применения положений данной Конвенции и Протоколов к ней в случаях их предполагаемого нарушения Российской Федерацией (ст. 1 Федерального закона от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней»)» [4].
Реализуя своё конституционное право на обращение за защитой в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, граждане России Сергей Борисович Анчугов и Владимир Михайлович Гладков 16 февраля 2004 г. и 27 февраля 2005 г. соответственно обратились в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в связи с имевшими, по их мнению, в отношении них нарушениями Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Европейская конвенция). Заявители, в частности, жаловались на то, что «они как содержавшиеся под стражей осуждённые заключённые были лишены возможности участвовать в выборах» [5]. Они ссылались на ст. 10 Европейской конвенции и ст. 3 Протокола № 1 к Европейской конвенции как таковую и во взаимосвязи со ст. 14 Европейской конвенции.
В ходе рассмотрения обстоятельств и фактов по данному делу Европейским Судом было установлено следующее. Заявители Анчугов и Гладков жаловались на лишение их права участвовать в любых выборах на основании ч. 3 ст. 32 Конституции РФ в период их нахождения в местах лишения свободы по приговору суда - исправительной колонии общего режима и тюрьме соответственно. Как было установлено Европейским Судом, заявители не могли принимать участие в выборах депутатов Государственной Думы Российской Федерации, проводившихся 7 декабря 2003 г. и 2 декабря 2007 г., и выборах Президента Российской Федерации 26 марта 2000 г., 14 марта 2004 г. и 2 марта 2008 г. Второй заявитель также не мог голо -совать на дополнительных парламентских выборах, проводившихся в избирательном округе по его месту жительства 5 декабря 2004 г. Оба заявителя в разное время подавали жалобы по поводу вышеупомянутых конституционных положений в Конституционный Суд РФ, ссылаясь на нарушение ряда их конституционных прав, однако Конституци-
71
А. М. Николаев, Н. С. Грудинин
онный Суд всякий раз отказывал заявителям в принятии их жалоб к рассмотрению на том основании, что не обладает юрисдикцией для проверки того, совместимы ли одни конституционные положения с другими.
Рассматривая обстоятельства дела, доводы заявителей и государства-ответчика во взаимосвязи с уже имеющимися правовыми позициями, которые были сформулированы Европейским Судом ранее, Суд отметил следующее. Несмотря на довод властей Российской Федерации о том, что Конституция РФ является правовым документом, обладающим высшей юридической силой на территории России, и имеет преимущественную силу в отношении международных договоров, стороной которых является Россия, включая Европейскую конвенцию, Европейский Суд подчеркнул, что, присоединившись к Европейской конвенции и в отсутствие оговорок относительно Протокола № 1 к ней, Россия обязалась «обеспечивать каждому, находящемуся под» её «юрисдикцией» права и свободы, определённые, в частности, в данном Протоколе. Россия также признала компетенцию Европейского Суда по оценке соблюдения этого обязательства. Следовательно, задачей Европейского Суда в настоящем деле являлась не отвлечённая проверка совместимости Европейской конвенции с соответствующими положениями ст. 32 Конституции РФ, но конкретная оценка воздействия этих положений на права заявителей, гарантированные ст. 3 Протокола № 1 к Европейской конвенции (право на свободные выборы).
На первый взгляд, указанный вывод Европейского Суда может показаться спорным, поскольку оценка воздействия положений ст. 32 Конституции РФ на права и свободы заявителей, гарантированные ст. 3 Протокола № 1 к Европейской конвенции, не может проводиться в отрыве от иных конституционных положений, а также правовых позиций, сформулированных в решениях Конституционного Суда РФ. Кроме того, критики позиции Европейского Суда о необходимости истребования от России уважительных и убедительных причин в оправдание такого общего ограничения прав заключённых на голосование, как предусмотренное ч. 3 ст. 32 Конституции РФ, могут заявить, что данная позиция противоречит принципу суверенного
равенства государств, закреплённому в Уставе ООН, абсолютному правовому суверенитету России как демократического правового государства (примат положений Конституции РФ перед нормами международного права), а также положению ч. 2 ст. 55 Конституции РФ, которое исключает возможность издания в России законов, отменяющих или умаляющих права и свободы человека и гражданина. В связи с этим необходимо указать на то, что принципы международного права образуют систему и тесно взаимосвязаны. Одни принципы (суверенного равенства государств) не могут быть противопоставлены другим (добросовестного выполнения международных обязательств, уважения прав человека и основных свобод).
В рассматриваемом аспекте целесообразно упомянуть позицию Ф. Кунига, который справедливо отмечает, что «в международном праве государства являются суверенными по отношению друг к другу. Их внутренний суверенитет в основном служит нормам национального правопорядка защитой от норм других правовых систем, в том числе норм международного права. Поэтому государства изначально самостоятельно определяют, подчиняются ли они нормам международного права, в какой мере и каким образом» [6]. Данная мысль, на наш взгляд, находит своё опредмечивание в категории «абсолютный правовой суверенитет государства», о чём нами было сказано выше. В таком контексте можно сделать вывод о том, что Конституция РФ не может подвергаться какой-либо ревизии или пересмотру на основании позиций международных органов и организаций, в том числе и Европейского Суда, чья юрисдикция, тем не менее, несомненно, распространяется на Россию.
Допустить иное значит, по нашему убеждению, умалить государственный суверенитет Российской Федерации, поставить под угрозу основы конституционного строя России. Как небезосновательно полагает А. В. Должиков, «Конституция РФ в силу положений о государственном суверенитете (ч. 1 ст. 4), её территориальном верховенстве (ч. 2 ст. 4) и высшей юридической силе (ч. 1 ст. 15) обладает более высокой степенью защиты от внешнего, международно-правового воздействия. Иначе инородные для россий-
72
Постановление Европейского Суда по правам человека...
ского права нормы (в рассматриваемом деле правило, предусматривающее появление у заключённых избирательных прав), не только подорвут «прочность» нормативного элемента правовой системы, но и вызовут реальные проблемы в правоприменении (например, в плане готовности сотрудников пенитенциарных учреждений следовать нововведению без законодательной помощи). Поэтому на саму Конституцию РФ не распространяется действие её части 4 статьи 15 в части приоритета международных договоров над внутригосударственными законами» [7].
На наш взгляд, нельзя не сказать и о содержании ч. 1 ст. 17 Конституции РФ, кото -рая определяет, что «в Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с настоящей Конституцией». Формулировка ч. 1 ст. 17 Конституции РФ, не содержащая специального упоминания о международных договорах Российской Федерации (в отличие от ч. 4 ст. 15 Конституции), не должна, по нашему мнению, приводить к выводу о том, что общепризнанные принципы и нормы международного права, гарантирующие права и свободы человека и гражданина, имеют большее значение для российской правовой системы, чем международные договоры в сфере прав и свобод человека и гражданина. Принципиально важным является тот факт, что авторы Конституции РФ обозначили тождество и непротиворечивость конституционного и международно-правового регулирования прав и свобод человека и гражданина. А это означает, что при таком подходе недопустимо игнорировать конституционные положения о том, что международные договоры в сфере прав и свобод человека являются частью правовой системы Российской Федерации (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ). Очевидно, что в этом проявляется взаимосвязь двух названных статей Конституции РФ [8].
В своём постановлении по делу «Анчу-гов и Гладков против Российской Федерации» Европейский Суд сделал вывод о том, что ч. 3 ст. 32 Конституции РФ нарушает право заключённых на участие в голосовании на выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрании Российской Федера-
ции, однако оставил без внимания жалобу заявителей в отношении лишения их права принимать участие в голосовании на выборах Президента Российской Федерации, сославшись на тот факт, что положения ст. 3 Протокола № 1 к Европейской конвенции не применяются к выборам главы государства. В этом проявилась важнейшая особенность деятельности Европейского Суда. Дело в том, что, рассматривая жалобы на нарушения Европейской конвенции и Протоколов к ней, Европейский Суд руководствуется выработанными им правовыми стандартами с учётом законодательства государства-ответчика, которое, однако, Европейский Суд не считает определяющим. Это применимо и к конституциям государств - членов Совета Европы. В результате толкования Европейским Судом положений Европейской конвенции и Протоколов к ней появляются автономные правовые понятия (например, «гражданские права и обязанности», «имущество» и др.), содержание и объём которых могут отличаться от соответствующих параметров в национальном законодательстве [9].
В свою очередь, краткость формулировок Европейской конвенции увеличивает значение толкования её положений Европейским Судом, ставит эволюцию Европейской конвенции в зависимость от практики Европейского Суда. В частности, формулировка ст. 3 Протокола № 1 к Европейской конвенции обязывает государства создать избирательные институты (учреждения), но не закрепляет субъективные права индивидов, находящихся под юрисдикцией государств -участников Европейской конвенции: «Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются проводить с разумной периодичностью свободные выборы путём тайного голосования в таких условиях, которые обеспечивали бы свободное волеизъявление народа при выборе органов законодательной власти». Как справедливо отмечает в связи с этим С. А. Го -лубок, если само субъективное право на свободные выборы лишь подразумевается в тексте Протокола № 1 к Европейской конвенции, то и его объём, и ограничения также являются подразумеваемыми, а не сформулированы прямо, в отличие от других конвенционных прав (как, например, в ст. 8-11 Европейской конвенции). В этих условиях несомненным
73
А. М. Николаев, Н. С. Грудинин
достижением контрольного механизма Европейской конвенции является признание права на свободные выборы индивидуальным по своей природе правом, подлежащим защите в том числе и посредством направления индивидуальных жалоб [10]. При этом заметим, что формально положения ст. 3 Протокола № 1 к Европейской конвенции не препятствуют лишению заключённых права принимать участие в голосовании на выборах главы государства, однако в этом случае могут быть проблемы с точки зрения национального законодательства о выборах.
По нашему мнению, оценивать конституционное ограничение избирательного права граждан Российской Федерации, содержащееся в ч. 3 ст. 32 Конституции РФ, нужно комплексно, применительно к традициям и истории формирования российской государственности и демократии, с учётом общественнополитической и социально-экономической ситуации в стране, поскольку конституционное установление в данном случае носит всеобщий характер, охватывая собой конституционно-правовой институт свободных выборов в России в целом. Представляется, что такое ограничение, которое выступает одновременно мерой конституционно-правовой ответственности лица, заслужившего наказание в виде реального лишения свободы, введено в текст Конституции РФ далеко не случайно.
Одной из причин такого запрета, несомненно, послужила правовая природа выборов в России, призванная утвердить легитимность власти путём свободного волеизъявления граждан. Полагаем, что свобода волеизъявления в местах лишения свободы может быть поставлена под сомнение из-за наличия неформальных отношений в среде осуждённых, а также выделения так называемых преступных авторитетов, способных оказать решающее воздействие на свободу выбора заключённых. Опасность для конституционного строя здесь заключается не только в ограничении свободы волеизъявления осуждённых, но и в том, что волеизъявление осуждённых может повлиять на волеизъявление граждан Российской Федерации в целом и способствовать таким образом прохождению в выборные органы государственной власти и местного самоуправления лиц, связанных с криминальными структурами. Ис-
ключить такое развитие событий полностью мы не можем, а значит, в этом есть угроза демократии, поскольку демократическое правовое государство несовместимо с криминалом во власти. Допустить обратное означает поставить под угрозу конституционный принцип верховенства закона в России (ч. 2 ст. 4 Конституции РФ), подвергнуть ревизии идею правового государства в Российской Федерации.
Действительно, может ли считаться подлинно правовым такое государство, где в формировании органов власти принимают участие граждане, которые на деле доказали своё пренебрежительное отношение к законам, функционирующим в данном государстве и признаваемым обществом в целом, и осуждены к реальному лишению свободы? Могут ли убийцы, насильники, террористы, отбывающие наказание в местах лишения свободы по приговору суда, влиять на персональный состав органов власти без ущерба идее правового государства, верховенства закона и поддержания режима правопорядка в обществе и государстве? Нам представляется, что нет. С другой стороны, уголовный закон предусматривает различные сроки лишения свободы за различные преступления, выделяются категории преступлений в зависимости от их общественной опасности. Так, именно в силу этих факторов заключённые обладают избирательными правами или лишаются их в европейских странах (Австрия, Бельгия, Франция, Германия, Италия, Нидерланды, Польша и др.; п. 44 Постановления Европейского Суда по делу «Анчугов и Глад -ков против Российской Федерации»). Данный подход, по нашему мнению, заслуживает пристального внимания в перспективе исполнения Постановления Европейского Суда. На самом деле трудно найти обоснование того, что российские преступники опаснее французских или итальянских. Как сказал И.А. Бродский, «в конце концов, убийство есть убийство».
По мнению властей Российской Федерации, изложенному в материалах данного дела, неприемлемым является то, чтобы «лицо, не считающееся с нормами права и морали и изолированное от общества с целью обеспечения его исправления, участвовало в управлении обществом путём голосования на выбо-
74
Постановление Европейского Суда по правам человека...
рах». Власти Российской Федерации также указали на «необходимость установления равновесия между публичным интересом в том, чтобы представителями общества являлись сознательные и законопослушные граждане, и частными интересами определённых категорий лиц, исключённых законом из избирательного процесса». Представляется, что указанные аргументы должны повлечь за собой дискуссию о том, может ли гражданин Российской Федерации, совершивший преступление и изолированный от общества с целью обеспечения его исправления, встать на путь исправления и, следовательно, возвращения к жизни в обществе в условиях, когда он оказывается лишённым права на свободные выборы. Ведь в данном случае речь идёт о том праве, реализация которого в значительной степени и делает индивида гражданином своей страны, позволяет демократическим путём выразить своё отношение к власти. Очевидно, что мы находимся лишь в начале обсуждения крайне актуальной проблемы.
Наконец, нельзя не сказать о тех условиях, в которых принималась действующая Конституция РФ. В начале 90-х гг. XX в. после распада СССР и начавшегося процесса демократизации политической системы России наша страна взяла курс на переход к рыночной экономике. Однако в условиях трансформации российского законодательства и ослабления системы правоохранительных органов страну захлестнула коррупция и организованная преступность. Так, если в 1988 г. в стране было зарегистрировано 1,2 млн преступлений, в 1989 г. их число возросло на 32,7 % (1,6 млн), в 1990 г. - на 13,6 % (1,8 млн), в 1991 г. - на 17,9 % (2,2 млн), в 1992 г. - на 27,3 % (2,7 млн), 1993 г. дал прирост на 1,4 % (2,8 млн). Таким образом, за 5 лет количество совершаемых ежегодно преступлений в стране увеличилось более чем в 2 раза [11].
В условиях криминализации российского общества в начале 90-х гг. XX в. государство в силу объективных причин просто не могло пойти на предоставление избирательного права осуждённым, закрепив соответствующее ограничение в ч. 3 ст. 32 Конституции РФ. Необходимо подчеркнуть, что конституционное ограничение ч. 3 ст. 32 Кон -ституции РФ касается не только права изби-
рать, но и права быть избранным в органы государственной власти и местного самоуправления. В этой связи никак нельзя согласиться с утверждением П. А. Дуксина, настаивающего на необходимости закрепить в уголовном законе дополнительный вид наказания в виде лишения пассивного избирательного права граждан, подвергнутых наказанию в виде лишения свободы пожизненно и на определённый срок, которое применялось бы посредством отдельного акта правосудия, через приговор суда именем Российской Федерации [12].
Данное предложение нарушает принцип прямого действия Конституции РФ, закреплённый в ч. 1 ст. 15 Конституции, не стыкуется с положением ч. 3 ст. 32 Конституции РФ, предусматривающим запрет более общего характера. В этой связи не будет лишним напомнить о точке зрения Ю. А. Тихомирова, справедливо полагающего, что «непосредственное действие всех конституционных норм означает, во-первых, что все они вступают в силу немедленно, ведь каждая норма действует в системе конституции как её элемент. Во-вторых, нет какого-либо общего правила и порядка приостановления или отсрочки исполнения отдельных норм» [13]. Кроме того, хотелось бы подчеркнуть, что не существует и какого-либо специального порядка ограничения исполнения отдельных конституционных установлений.
В Постановлении по делу «Анчугов и Гладков против Российской Федерации» Европейский Суд высказал позицию о непропорциональном и неизбирательном характере положения ч. 3 ст. 32 Конституции РФ касательно сдерживания свободного волеизъявления народа при выборе органов законодательной власти. Так, по мнению Европейского Суда, «любой отход от принципа всеобщего избирательного права угрожает умалением демократической законности избранного таким образом органа законодательной власти и издаваемых им законов. Исключение любых групп или категорий населения, соответственно, должно быть совместимо с основополагающими целями ст. 3 Протокола № 1 к Конвенции». Также Европейский Суд отметил, что «право на участие в голосовании не является привилегией, в XXI веке в демократическом государстве должна существовать пре-
75
А. М. Николаев, Н. С. Грудинин
зумпция в пользу инклюзии, и всеобщее избирательное право стало основным принципом».
Оценивая данный вывод Европейского Суда и соотнося его с положениями Консти -туции РФ, хотелось бы отметить, что по своей правовой сути лишение права голосования на выборах для заключённых является мерой конституционной ответственности, проистекающей непосредственно из самой Конституции РФ. Учитывая субсидиарный характер данной меры конституционной ответственности и её применение к неопределённо широкому кругу лиц, которым приговором суда назначено уголовное наказание в виде лишения свободы исключительно на время их пребывания в местах лишения свободы, следует подчеркнуть, что данная мера может рассматриваться как одна из гарантий конституционного строя, а также как средство обеспечения режима законности и правопорядка в обществе.
Как справедливо отмечает Конституционный Суд РФ, право избирать и быть избранным в органы государственной власти и органы местного самоуправления, будучи элементом конституционного статуса избирателя, является одновременно и элементом публично-правового института свободных выборов - в нём воплощаются как личный интерес конкретного гражданина в принятии непосредственного участия в управлении делами государства, так и публичный интерес, реализующийся в объективных итогах выборов и формировании на этой основе самостоятельных и независимых органов публичной власти, призванных в своей деятельности гарантировать права и свободы человека и гражданина в России, осуществляя эффективное и ответственное управление делами государства и общества. Кроме того, по мнению Конституционного Суда РФ, которое мы разделяем, «правовая демократия, чтобы быть устойчивой, нуждается в эффективных правовых механизмах, способных охранять её от злоупотреблений и криминализации публичной власти, легитимность которой во многом основывается на доверии общества» [14].
На этом основании вывод Европейского Суда о непропорциональности конституционного ограничения избирательного права лиц, отбывающих наказание в местах лишения свободы по приговору суда, в ущерб сво-
боде волеизъявления граждан на выборах должен рассматриваться как призыв не к пересмотру отдельных положений Конституции РФ, а к внесению поправок в законодательство Российской Федерации, нацеленных на детализацию и конкретизацию порядка исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы в различных учреждениях уголовно-исполнительной системы и дальнейшую гуманизацию правового статуса осуждённых. Европейская конвенция претендует на признание национального значения её гарантий в той форме, которую придаёт им судебная практика Европейского Суда [15]. Следовательно, для исполнения Российской Федерацией рассматриваемого постановления Европейского Суда существенную роль может сыграть толкование Конституции РФ с учётом правовых позиций Европейского Суда по данному делу. Таким полномочием, несомненно, обладает исключительно Конституционный Суд РФ.
Представляется, что при использовании правовых позиций Европейского Суда следует руководствоваться смыслом, заложенным в эти правовые позиции Европейским Судом в результате толкования Европейской конвенции. Иные подходы и приоритеты способны привести в итоге к выводу о принципиально различном содержании прав и свобод человека и гражданина в Конституции РФ и Европейской конвенции, а также к обоснованию таких ограничений прав и свобод, которые будут вступать в противоречие с Европейской конвенцией. Правозащитные ценности, которые являются фундаментом Конституции РФ и Европейской конвенции, не могут вступать в противоречие друг с другом. В связи с этим необходимо подчеркнуть, что Конституционный Суд РФ как орган го -сударственной власти связан положениями Европейской конвенции с учётом практики Европейского Суда, так как Российская Федерация участвует в Европейской конвенции, признаёт юрисдикцию Европейского Суда и имеет международные обязательства, которые должны добросовестно выполняться.
По мнению Европейского Суда, изложенному им при рассмотрении настоящего дела, ст. 3 Протокола № 1 к Европейской конвенции не исключает возможности ограничения избирательных прав лица, которое,
76
Постановление Европейского Суда по правам человека...
например, серьёзно злоупотребляет общественным положением или чьё поведение угрожает умалением верховенства права или демократических основ. Однако суровая мера лишения избирательных прав не должна использоваться безосновательно. В связи с этим мы полагаем, что сегодня достаточно остро встаёт вопрос о необходимости выработки определённых решений, направленных на ослабление карательной политики государства в отношении заключённых, отбывающих наказание в местах лишения свободы, кото -рые, тем не менее, предполагают в определённой мере свободу перемещения осуждённого в пределах того или иного вида исправительного учреждения (вне пределов исправительного учреждения, но в пределах муниципального образования, на территории которого оно расположено).
Анализ ч. 3 ст. 32 Конституции РФ позволяет нам сделать вывод о том, что не имеют права избирать и быть избранными только те граждане, которые содержатся в местах лишения свободы по приговору суда. При этом в действующем Уголовно -исполнительном кодексе РФ [16] отсутствует легальное определение понятия «места лишения свободы», не содержится в нём ясного и недвусмысленного перечня таких мест. В Уголовно-исполнительном кодексе РФ в
ч. 1 ст. 73 в этой связи говорится лишь, что осуждённые к лишению свободы отбывают наказание в исправительных учреждениях, а ст. 74 Уголовно-исполнительного кодекса относит к их числу исправительные колонии, воспитательные колонии, тюрьмы, лечебные исправительные учреждения. При этом непосредственно сам Уголовно-исполнительный кодекс РФ не устанавливает какого-либо точного соотношения между понятиями «места лишения свободы» и «исправительные учреждения», предоставляя нам повод для размышления по данному вопросу.
Мы полагаем, что данные понятия не могут использоваться в качестве смысловых понятий-синонимов, поскольку не каждое исправительное учреждение автоматически представляет собой место лишения свободы в классическом понимании данного термина. Наиболее показательным примером этого, по нашему мнению, является колония-поселение, отнесённая действующим Уголовно-исполни-
тельным кодексом РФ к числу мест отбывания наказания в виде лишения свободы (ч. 3 ст. 74 Уголовно-исполнительного кодекса РФ), но не указанная в качестве вида исправительного учреждения в ч. 1 ст. 74 Уголовно-исполнительного кодекса РФ. Думается, что подобное упущение законодателя и факт отсутствия тотального ограничения свободы для осуждённых к лишению свободы в колониях-поселениях позволяет нам утверждать следующее: современная российская колония-поселение не является местом лишения свободы в классическом понимании этого термина.
Как известно, в соответствии с ч. 1 ст. 129 Уголовно-исполнительного кодекса РФ осуждённые к лишению свободы в колониях-поселениях содержатся без охраны, но под надзором администрации колонии-поселения; в часы от подъёма до отбоя пользуются правом свободного передвижения в пределах колонии-поселения; с разрешения администрации колонии-поселения могут передвигаться без надзора вне колонии-поселения, но в пределах муниципального образования, на территории которого расположена колония-поселение, если это необходимо по характеру выполняемой ими работы либо в связи с обучением; могут носить гражданскую одежду; могут иметь при себе деньги и ценные вещи; пользуются деньгами без ограничения; получают посылки, передачи и бандероли; могут иметь свидания без ограничения их количества. Кроме того, как справедливо подчёркивает О. С. Епифанов, к настоящему моменту обнаружилось серьёзное противоречие между социальным назначением колоний-поселений и правовым регулированием исполняемого в них наказания в виде лишения свободы, что стало причиной значительного числа пробелов при определении правового положения содержащихся в этих учреждениях осуждённых [17].
При таком подходе законодателя к режиму и условиям отбывания наказания в виде лишения свободы в колониях-поселениях, который имеет место сегодня, последние, по нашему убеждению, не могут быть признаны местами лишения свободы в классическом понимании, а следовательно, на осуждённых, содержащихся в колониях-поселениях, не могут распространяться положения ч. 3 ст. 32 Конституции РФ в части запрета принимать
77
А. М. Николаев, Н. С. Грудинин
участие в голосовании на выборах. Для закрепления этого положения в законодательстве представляется целесообразным внести изменения в текст Уголовно-исполнительного кодекса РФ, которые бы не позволяли отнести данные учреждения к числу мест лишения свободы. Возможно, также следует подумать об изменении наименования «коло -ния-поселение» на «исправительное поселение с особыми условиями содержания» и об отнесении таких учреждений к особому типу исправительных учреждений, предполагающих лишь частичное лишение свободы.
Таким образом, двигаясь в направлении законодательной детализации порядка и условий отбывания наказания в виде лишения свободы в колониях-поселениях, можно достичь одной из целей, провозглашённых в тексте Постановления Европейского Суда по правам человека по делу «Анчугов и Гладков против Российской Федерации», - исключения автоматического и неизбирательного лишения избирательных прав заключённых, отбывающих наказание в виде лишения свободы по приговору суда. Такой путь позволит решить сразу несколько задач: избежать угрозы правовому суверенитету Российской Федерации, обеспечить согласованное функционирование норм национального и международного права и гарантировать защиту избирательных прав определённой части заключённых - граждан Российской Федерации.
1. Конституция РФ : принятая всенародным голосованием 12 декабря 1993 г. (с учётом поправок, внесённых Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30 декабря 2008 г. № 6-ФКЗ, от 30 декабря 2008 г. № 7-ФКЗ, от 5 февраля 2014 г. № 2-ФКЗ, от 21 июля 2014 г. № 11-ФКЗ) // СЗ РФ. - 2014. - № 31. -Ст. 4398.
2. Лучин В. О. Конституция Российской Федерации. Проблемы реализации. - М. : ЮНИТИ-ДАНА, 2002. - С. 43.
3. Научно-практический комментарий к Конституции Российской Федерации / отв. ред.
В. В. Лазарев. - М. : Юристъ, 2001. - С. 102.
4. По делу о проверке конституционности положений ст. 11 и п. 3 и 4 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ в связи с запросом президиума Ленинградского окружного военного суда : Постановление КС РФ от 6 декабря 2013 г. № 27-П // СЗ РФ. -2013. - № 50. - Ст. 6670.
5. Анчугов и Гладков (Anchugov and Gladkov) против Российской Федерации (жалоба
№ 11157/04, 15162/05) : Постановление Европейского Суда по правам человека от 04 июля
2013 г. по делу // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. - 2014. - № 2.
6. Международное право / Вольфганг Граф Витцтум и др. - М., 2011. - С. 113.
7. ДолжиковА. «Гордость и предубеждение»: соразмерность полного конституционного запрета заключённым голосовать в России. Постановление Европейского Суда по правам человека от 4 июля 2013 г. // Международное правосудие. - 2013. - № 4 (8). - С. 23-24.
8. Николаев А. М. Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод: конституционно-правовой механизм реализации в Российской Федерации : дис. ... д-ра юрид. наук. - М., 2012. - С. 72-77.
9. Абашидзе А. Х., Алисиевич Е. С. Право Совета Европы. Конвенция о защите прав человека и основных свобод : учеб. пос. - М., 2007. -
С. 176.
10. Голубок С. А. Право на свободные выборы: правовые позиции Европейского Суда по правам человека и формирование международноправовых стандартов Содружества Независимых Государств : дис. ... канд. юрид. наук. -СПб., 2010. - С. 67-70.
11. 100 громких преступлений последнего десятилетия. - URL: http://www.ogoniok.com/
archive/1996/4465/34-38-39 (дата обращения: 25.01.2015).
12. Дуксин П. А. Конституционные ограничения избирательных прав граждан Российской Федерации, находящихся в местах лишения свободы по приговору суда : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. - Саратов, 2010. - С. 9.
13. Тихомиров Ю. А. Конституционные правоотношения // Теоретические основы Советской Конституции / отв. ред. Б. Н. Топорнин. - М. : Наука, 1981. - С. 141.
14. По делу о проверке конституционности пп. «а» п. 3.2 ст. 4 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации», ч. 1 ст. 10 и ч. 6 ст. 86 УК РФ в связи с жалобами граждан Г. Б. Егорова, А. Л. Казакова, И. Ю. Кравцова, А. В. Купри -янова, А. С. Латыпова и В. Ю. Синькова : Постановление Конституционного Суда РФ от 10 октября 2013 г. № 20-П // СЗ РФ. - 2013. -№ 43. - Ст. 5622.
15. Международное право. - С. 202.
16. Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации от 08 января 1997 г. № 1-ФЗ (в ред. от 24 ноября 2014 г., с изм. от 1 декабря
2014 г.) // СЗ РФ. - 1997. - № 2. - Ст. 198.
17. Епифанов О. С. Некоторые проблемы исполнения наказания в колониях-поселениях // Человек: преступление и наказание. - 2010. -№ 1 (68). - С. 16.
78
