CC BY
152
УДК 947.081.11
«ПОЛЬСКИЙ ВОПРОС» В ДНЕВНИКАХ П.А.ВАЛУЕВА (1861-1864 гг.)
А.И. Максимов
Статья представляет собой попытку представить процесс обсуждения способов решения «польского вопроса» в высших эшелонах Российской империи накануне и в ходе польского восстания 1863 г. Основным источником послужили дневниковые записи тогдашнего министра внутренних дел России П.А. Валуева. Ключевые слова: «польский вопрос», реформы, дневники, государственная политика.
«Польский вопрос» был важным и одним из самых сложных не только в политике Российской империи, но и в европейских международных отношениях. После трех разделов Польши, и в результате Венского конгресса 1815 г. Россия получила немалую часть территории Речи Посполитой, с преобладавшим там польским населением. Ключевыми проблемами выступали вопросы государственного статуса и границ польских земель, их автономии, ограниченного суверенитете или полной независимости [1, с. 218].
Включение такого рода «чужеродного элемента» в состав Российской империи не могло не отразиться на политике империи. Статья представляет собой попытку представить процесс обсуждения способов решения «польского вопроса» в высших эшелонах Российской империи накануне и в ходе польского восстания 1863 г. Основным источником послужили дневниковые записи тогдашнего министра внутренних дел России П.А. Валуева.
Петр Александрович Валуев в 1831 г. был определен на службу в 1-е отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии. В 1852 г. он получил чин действительного статского советника, а годом позже назначен курляндским гражданским губернатором. В этой должности П.А. Валуев сумел себя проявить с лучшей стороны, а в 1855 г. стал известным в высших политических кругах, благодаря своей записке «Дума русского во второй половине 1855 г.». В ней он подверг критике существующий уклад государственного управления. Однако следует отметить, что хотя записка содержала в себе достаточно резкую критику положения дел, в ней также присутствовало и «покорное обращение» к царю: «Россия взирает к венценосному вождю своей безмолвною мольбою. Сердце царево в руце Божьей» [2, с. 514], что не могло не понравиться молодому Александру II.
Возможно, именно поэтому в 1858 г. П.А. Валуев был повышен в должности и стал директором 2-го департамента Министерства государственных имуществ, а позже - директором 3-го департамента (сельского хозяйства). Новое назначение управляющим делами Комитета Министров последовало 1 января 1861 г., а 9 ноября 1861 г. он был утвержден в должности министра внутренних дел.
Дневник П.А. Валуева является очень интересным и важным историческим источником, в котором достаточно подробно освещается деятельность российского правительства в 1860-х гг., поэтому двухтомное издание этого документа с подробными комментариями было осуществлено Академией наук СССР в 1961 г. Будучи одним из видных государственных сановников, П.А Валуев, которому была известна вся подоплека обсуждений, настроений, тенденций и причин принятия решений в высших кругах власти, в своих записях не ограничивался лишь официальными заметками. Достаточное внимание в дневниковых записях уделено событиям в Польше начала 1860-х гг., что позволяет выяснить отношение к «польскому вопросу» основных участников его обсуждения в правительстве Российской империи.
В 1861 г. озабоченность в правительственных кругах была вызвана польскими февральскими событиями. В Варшаве 13 февраля произошли беспорядки. В связи с годовщиной Гроховской битвы должна была пройти и прошла поминальная служба. В демонстрации принимало участие несколько тысяч человек, российскими войсками был дан залп по толпе, в результате чего было убито 5 человек [3]. В записи от 16 февраля 1861 г. П.А. Валуев отмечал: «Говорят, что народ столпился и что войско принуждено было действовать оружием» [4, с. 69]. Характеризуя эти события, министр заявил, что поляки уже давно ищут повода подставиться под пули, а цель этих действий - обратить внимание Европы на Польшу [4, с. 69].
Спустя несколько дней, 19 февраля, российскому императору был направлен адрес за подписью 140 прелатов и иных почетных лиц, с прошением восстановить конституцию Конгресского царства, впрочем, по некоторым сведениям поляки просили о введении Органического статута 1832 г. (запись П.А Валуева от 20 февраля) [4, с. 72]. Двумя днями спустя министр внутренних дел уточнил предыдущую запись: «В этом адресе не выражается никакого категорического желания или просьбы ни о статуте 1832 г., ни о конституции конгресского царства, но только приносится е. и. Величеству общая просьба обратить внимание на злополучное состояние Польши» [4, с. 74].
Совету министров было поручено обсудить сложившуюся ситуацию с тем, чтобы дать ответ на
полученный адрес и наметить выход из сложившейся ситуации. Заседание министров характеризуется записью от 13 марта 1861 г. По словам П.А. Валуева, кроме постоянно присутствовавших 15 членов были приглашены также Мейерсдорф, Строганов, Тымовский и Платонов [4, с. 83]. Ситуация была далека от единства, и по разрешению «польского вопроса» звучали различные предложения. Например, граф Панин видел проблемы управления в Царстве исключительно в части народного просвещения, считал также опасным избирательное начало в городах, потому предлагал: «Бургомистров и ратманов назначать от правительства. <. ..> Улучшить часть народного просвещения. Действовать постепенно и осторожно в отношении к реформам». П.А. Валуев по этому поводу замечал: «Я никогда не слышал ничего более пустого, чем то, что говорит граф Панин, хотя, впрочем, его речь звучит и льется» [4, с. 84].
Сохранилась дневниковая запись и о выступлении министра иностранных дел князя А.М. Горчакова, который настаивал на том, что необходимо как можно скорее разрешить вопрос, без контактов с Варшавой: «В наши дни время пожирает, но не укрепляет» [4, с. 84]. Приглашенный на заседание член Государственного совета, статс-секретарь Царства Польского В.П. Платонов заявлял: «Никаких уступок. Существует органический статут, его следует выполнять» [4, с. 84]. Будущий председатель комитета по делам Царства Польского К.В. Чевкин считал, что торопиться нельзя и что выборное начало полезно в польских городах. Главным врагом он считал высшее сословие. «Они выдают за общественное мнение свой собственный взгляд на вещи» [4, с. 85]. При этом, по словам П.А. Валуева, К.В. Чевкин не упоминал ни слова о крестьянах, полагая, что лучшим вариантом будет сделать 39 уездных представительств с коронными представителями, чем одно центральное [4, с. 85]. Граф С.Г. Строганов в противоположность другим участникам обсуждения считал, что следует опираться на низшие сословия [4, с. 85].
Такое разнообразие мнений и отсутствие четко выработанной позиции не располагали к взвешенному решению. Позже П.А. Валуев запишет, что заседание заходило в тупик, «государь начинает обнаруживать нетерпение», в итоге «никто не решается прямо сказать своего мнения» [4, с. 85]. В конце концов, Александр II пришел к выводу, что все согласны принять предложения статс-секретариата. Речь шла о предложении, целью которого являлось введение в действие с некоторыми изменениями Органического статута 1832 г. Была также добавлена возможность допущения двух епископов или прелатов в Государственный совет, отделение народного просвещения и духовных дел от Комитета внутренних дел, а также возможное назначение Велопольского директором этого отделения.
Реакция П.А. Валуева лишь подтверждает то, что в Совете министров существовала неразбериха и отсутствие единодушия: «Под конец всё происходит так неотчетливо, что я, перед кем лежат бумаги, не знаю сам, что принято, что не принято» [4, с. 85]. Очевидно, что в Совете министров мало кто понимал истинное содержание «польского вопроса». П.А. Валуев записал в свой дневник: «Никто не подумал, никто не упомянул о том, что вытерпела или перетерпела Польша в это 30-летие...» [4, с. 86].
Из материалов заседания Совета министров в изложении П.А. Валуева видно, что его члены практически не осознавали главного, т. е. того, что поляки - другой народ, самосознание которого в первую очередь нацелено на достижение независимости, что он исповедует иную веру, обладает иным типом политического мышления. В высших образованных слоях польского общества было в полной мере развито личностное начало, что, увы, не было характерно для России. «Русь сохранила общину, развила государство, образовала войско, но не развила вольного человека», - в свое время отмечал А.И. Герцен [5, с. 89].
Однако отсутствие единства взглядов по многим из стоявших перед Польшей проблем имело свою оборотную сторону: полякам не удалось создать сильное государство, что влекло за собой утрату целостности и политического значения. В условиях такого рода различий подход к «польскому вопросу» должен был быть не менее серьезным, чем забота о своих подданных.
П.А. Валуев в этой связи также отмечал: «.если крамолы продолжались и продолжаются, то мы собственными ошибками и неумением вселить ни уважения, ни даже боязни, наполовину тому причиной. Никто даже не признавал (кроме кн. Горчакова, и то только мимоходом) крайности современных обстоятельств» [4, с. 86]. Характеризуя сам результат заседания, министр внутренних дел заявлял: «Не хотели делать уступок и не заметили, что их делают.» [4, с. 87]. Это в очередной раз ставит под вопрос правильность принятых решений, которые вытекали из того, насколько реально смотрели министры на положение вещей.
Дневник министра внутренних дел помогает разобраться в том, насколько правительство стремилось и обладало инициативой в попытках разрешить ситуацию и в каком направлении мыслило направить свои действия. Из дневниковых записей становится очевидным, что оно просто пыталось как-то отсрочить что-то неизбежное и полумерами немного ослабить напряженность. В своих записях П.А. Валуев подтверждает именно такой сценарий принятия решений: «Строго логичен был один гр. Строганов. Он признавал движение в Польше мятежом и, следовательно, не хотел ничего, кроме подавления движения. Другие члены Совета в душе также считали дело мятежом, но полагали более уместным с ним заключить сделку, чем его покарать. Это неизбежно вело их к переменам в прежней системе. Но они попытались ограничиться частностями, не коснувшись ее коренных начал» [4, с. 88].
На слабость окружения императора указывал в беседе с Валуевым князь Долгоруков: «.. .еще нет при его величестве советника, который мог бы быть выразителем мнений и защитником больших и смелых мер» [4, с. 88]. В свою очередь и Валуев подтверждал в беседе с великим князем Константином сказанное насчет неведения правительства по проблемам Польши: «Я отвечал уклончиво, что не знаю, можно ли было постановить что другое, но присовокупил, что с прискорбием слышал все то, что в Совете было говорено, потому что оно доказывает, что члены Совета не знают Польши и не видят размеров тамошнего вопроса» [4, с. 89].
В апреле того же года состоялось заседание Совета министров, на котором обсуждался вопрос о мерах надзора за университетами. Кроме всего прочего речь шла об учреждении университета в Вильно для отвлечения польских студентов от российских университетов. П.А. Валуев, характеризуя это совещание, называл его «бесцельным разговором». Он записал в своем дневнике: «Мы словно в черной котловине, исходного пути не видно. Государь не замечает, что перед ним дилемма: вести дело новою стезею или не вести его вовсе. Его советники или сами того не видят, или не имеют духа ему это высказать» [4, с. 97-98]. Возмущение автора вызывала бездеятельность правительства, ему также неясно, почему, имея 30-летний опыт ведения дел в Царстве Польском, никто не замечал, что такой способ ведения дел неэффективен.
В своих записях Валуев подчеркивал важную роль Польши для международной политики империи: «Мы от Польши отрешиться не можем. Где проведем границу между Польшей и нами и где оставим себе точку соприкосновения с Европой, если отделим Польшу?» [4, с. 99]. Свою позицию относительно «польского вопроса» Валуев определял следующим образом: «Мы должны осуществить первый из известных двух стихов Пушкина:
«Славянские ль ручьи сольются в русском море Оно ль иссякнет? - вот вопрос»
Но для осуществления именно первого, а не последнего стиха, нужно смотреть на польские дела иначе. А, взглянув иначе на них, мы иначе взглянем и на дела русские» [4, с. 99].
Следующее сообщение о Польше в дневнике П.А. Валуева появляется в сентябре 1861 г., но содержало оно лишь сведения о том, что после введения военного положения ситуация немного успокоилась, однако несмотря на относительное спокойствие в Варшаве, в провинциях периодически происходили вспышки волнений.
Любопытно отметить одну из характеристик Валуева, относящуюся к людям, решавшим судьбу Польши, но, которые «как-то смотрят на польские дела сквозь очки тридцатых годов» [4, с. 128]. Слабая осведомленность о ситуации в Польше, отсутствие прогресса в мышлении чиновников, которые жили прошлым и не хотели видеть реалии, в которых они существовали, становились причинами неверных государственных решений.
Очередной значимой датой в обсуждениях «польского вопроса» стало 24 апреля 1862 г. Именно тогда произошло очередное совещание у Александра II, на котором был затронут вопрос о возможном поручении гражданского управления в Царстве Велопольскому. В очередной раз Валуев критически отзывался о графе Панине, который «был нелеп по обыкновению» [4, с. 162], по мнению автора, для графа будто бы и не было 14 месяцев анархии и военного положения и разного рода неудач. Князь Долгоруков, считал Валуев, обладал слишком ограниченным кругом суждений и недальновидностью, Милютин - «ниже своего обычного уровня», генерал Лидерс - весьма ограничен «на поприще гражданских и государственных дел» [4, с. 162]. Сам же А.Н. Лидерс, который исполнял обязанности наместника в Царстве Польском, заявлял, что он не останется на своем месте в случае, если Велопольского назначат начальником гражданского управления. Со всей очевидностью он видел в этом назначении прямую угрозу собственному авторитету, но и другие высшие государственные сановники были против изменений в управлении Польши. Только Валуев и Горчаков выступили сторонниками назначения Велопольского. По мнению министра внутренних дел, без прямого участия именитого поляка разрешить «польский вопрос» было невозможно, что для большинства членов правительства не являлось очевидным. Александр II вынужден был пообещать подыскать нового помощника.
Очередные новости из Варшавы были получены 3 сентября 1862 г.: там был составлен адрес Замойскому о воссоединении Литвы с Польшей, 20 сентября подольское дворянство составило адрес о присоединении в административном плане Подолии к Польше. В этой связи того же дня был образован Западный комитет, задачей которого являлась выработка мер по подавлению польского национально-освободительного движения в Белоруссии, Литве, правобережной Украине.
Однако реальных изменений не произошло, поскольку Комитет был образован при участии всё тех же людей, чьи политические взгляды вряд ли могли улучшить ситуацию в Царстве Польском. По сути, этот Комитет стал очередным примером политической недееспособности его участников. Подтверждением этого является то, что вскоре после его создания, 25 сентября, Валуев предложил на заседании его членам высказаться по поводу ситуации в Западном крае, однако, они заняли выжидательную позицию и предпочли дождаться очерка положения дел из западных губерний. Автор
отмечает, что «считал 20 сентября восстановление Западного комитета для себя выгодным, <...> имел добродушие 25-го сентября обратиться к членам Комитета. <...> Они благоволили канцелярски отозваться, что обождут, пока я им представлю канцелярскую ткань мышления, <...> когда "очерк", которого они ожидали, был составлен и представлен, и когда дальнейшее развитие событий мне дало еще большее право на помощь Комитета, он ни разу мне не оказал этой помощи.» [4, с. 344].
В конце концов политическая ситуация в Польше, слабая осведомленность о положении дел в Царстве Польском, нежелание власти Российской империи что-то менять, отсутствие политической дальновидности у высших государственных чиновников, привели к тому, что в Польше в начале 1863 г. вспыхнуло восстание.
В своем дневнике П.А. Валуев негативно оценивал нерешительность властей и характер принимаемых правительственных решений относительно польских событий. В его записях периодически обнаруживается стремление к силовому разрешению вопроса. Вместе с тем со всей очевидностью он считал, что такой способ, при определенной его эффективности, не был достаточно разумным с точки зрения будущего положения дел и не решал проблему окончательно. Да, ситуация в Польше могла нормализоваться, но это на очень долгое время отложило бы возможное примирение двух народов и практически исключало их мирное сосуществование.
«К сожалению, есть некоторая вялость в наших распоряжениях и в нашем военном министре» [4, с. 203], - отмечал П.А. Валуев 17 января 1863 года, а 19 января, он записал: «Милютин невероятно вял, ввиду нынешних обстоятельств, государю тоже не хочется передвигать войска» [4, с. 203], и это в условиях того, что 14 января было прервано сообщение с Варшавой. Хотя и постановлено было отправить лейб-казачий полк. Решение об отправке войск император принял лишь 28 января, в то же время известий из Варшавы, согласно записям Валуева, поступает очень мало, кроме того, они «.как-то неполны, отрывисты, не обнаруживают единства и энергии действий на местах» [4, с. 206].
Нельзя обойти вниманием обсуждение вопроса об обязательном выкупе крестьянских угодий в Северо-Западном крае, который был решен утвердительно, несмотря на сильное сопротивление некоторых членов Комитета. Этот вопрос был весьма тесно связан с польским национально-освободительным восстанием. Поскольку в законе, который был издан 1 марта 1863 г., вводился обязательный выкуп, а обязательные отношения крестьян к помещикам прекращались с 1 мая того же года, оброк снижался при этом на 20%, а те, кто находился на барщине, переводились на оброк. Целью это закона являлось привлечение на сторону правительства местного крестьянства. Валуев называл эту меру, мерой «огромной важности и огромных размеров» [4, с. 207].
Следует отметить, что в записях 1863 г. «польский вопрос» упоминался весьма редко, точнее всё, что так или иначе касалось дел в Царстве Польском. Автор ограничивался короткими фразами: «из Варшавы никаких новостей», «с Запада все те же вести», «из Польши ничего нового». Во второй половине года П.А. Валуев характеризовал «польский вопрос» как «полузатишье» [4, с. 258].
Однако в записи от 7 июня 1863 г. сообщается о том, что «положение дел в Царстве нестерпимо» [4, с. 228], главным образом это связано с личностью наместника великого князя Константина, который, по мнению автора, «явно в руках предателей, или под влиянием страха за свою особу, или, что еще было бы хуже, под влиянием расчетов на возможность отделения Польши под его скипетр» [4, с. 228]. Чем дольше Константин находился в качестве наместника, тем больше становилось недовольство его бездействием. Дела в Польше становились все хуже, а 1 августа 1863 г. упоминалось о первой военной неудаче. Автор дневника окончательно разочаровался в великом князе. Если раньше П.А. Валуев писал, что Константин: «.весьма здраво судит о положении Польши» [4, с. 162], то теперь с очевидным раздражением заявлял, что «поручик армейской пехоты не мог бы рассуждать так неприлично бестолково» [4, с. 243].
В конце концов, Константин был окончательно отозван из Варшавы, хотя и очень этому противился. Если оценивать пребывание его в качестве наместника, то нельзя назвать это никак иначе как поражением. Сам он заявлял: «Я свято исполнил данную мне программу. К глубокому сожалению, она не привела к доброму результату» [6, с. 28], но вряд ли это можно считать достаточным оправданием.
Примечательна оценка действий правительства империи, данная послом Франции в России Луи Наполеоном Огюст Ланном (герцог де Монтебелло), который заявил: «.история, вынося беспристрастный приговор всему происходящему, должна скорее обвинить русское правительство в слабости, чем в чрезмерной суровости» [4, с. 231]. В этой связи Валуев записал в своем дневнике: «Верно, но что сказал бы он, если бы знал то, что я знаю о нашем управлении в Царстве» [4, с. 231].
Валуев считал единственным выходом исключительно силовое решение сложившейся ситуации. Свою позицию он излагал на одном из совещаний в Царском Селе при рассмотрении вопроса нареченных епископов: «.дело в разрешении польского вопроса силою, что если разрешение будет в нашу пользу, то к нам вернутся все нынешние предатели и изменники, а если не в нашу пользу, то отвернутся окончательно.» [4, с. 234]. Еще одной характеристикой взглядам Валуева на «польский вопрос» может служить запись от 6 декабря 1863 года: «Несмотря на все гнусности и ложь поляков, на их стороне есть
идеи. На нашей - ни одной» [4, c. 259]. Он считал, что нужна общая идея, которая не будет чужда полякам, и только тогда можно расположить их к империи.
Такой взгляд на польские события министра внутренних дел шел в разрез с его собственными оценками сложившейся там ситуацией и возможными последствиями военного противостояния. Попытка немедленного усмирения населения Польши, создавала огромную проблему в будущем. П.А. Валуев сам полагал невозможным решение проблемы без центростремительных сил в Царстве, а применение силы только усиливает центробежные силы.
В своем дневнике автор практически ничего не говорит о том как он отстаивал свою позицию, вносил ли серьезные предложения, спорил, или пытался как-то повлиять на Александра II. В проходивших обсуждениях свою роль сыграла существовавшая система власти в России, не предусматривавшая открытых возражений по поводу действий императора. Видимость коллективной выработки решений по тому или иному вопросу сводилась к беспрекословному следованию решениям, зачастую принятым Александром II без участия представителей правительства. Отсутствие попыток поиска альтернатив силового варианта, ставило П.А. Валуева в один ряд с теми политиками, которые в силу своей нерешительности колебались в принятии решений и также не могли предложить что-то более-менее реальное.
В конце 1863 г. польское восстание пошло на спад, и в «польском вопросе» проявилась новая тема, связанная с последующими реформами на территории Царства Польского. Однако в записях за 1864 г. упоминаний о проблемах, связанных с Польшей было немного: в основном это заметки без подробностей, сообщения о заседаниях Польского комитета. Первое из них, состоявшееся 28 декабря 1863 г., было посвящено проектам крестьянской реформы. Запись весьма эмоциональна, она пронизана негодованием, недоумением и возмущением: «Проект составлен лицом, не знающим Польши, пробывшим там 6 недель и будет обсуждаться и обращаться в закон без участия хотя бы единого поляка!» [4, c. 262-263].
В очередной раз правительство, как и накануне восстания, попыталось вершить дела не принимая во внимание саму ситуацию. Если мнение П.А. Валуева насчет Н.А. Милютина можно в какой-то мере списать на личную неприязнь, то отсутствие мнения самих поляков, пусть без допущения их до реального влияния на ситуацию, могло негативно отразиться на успешности реформ в отношении другого народа (это заметил во время обсуждения Панин, только его высказывание осталось без поддержки участников собрания). П.А. Валуев даже не называет это совещанием: «...было только чтение доклада Милютина и некоторые разглагольствования о том, что делалось и делается в Польше» [4, c. 263].
Князь Гагарин: «.нам нечего заботиться о том, что скажет Европа, что мы у себя хозяева, что можем делать в Польше, что и как нам угодно и пр. и пр.». Валуев: «И это называется правительством!» [4, c. 263]. Пару недель спустя в записи от 14 января Валуев описывал контраргумент предложению Гагарина по поводу того, что возможно лучше будет дать землю крестьянам за вознаграждение «из общих налогов», т. е. в дар, на что автор дневниковой записи заметил: «Два раза завоевав Польшу мечом, мы теперь собираемся ее купить на чужие деньги у польских крестьян» [4, c. 266]. Это заявление имело, по мнению автора, определенный успех, пожалуй, последний из локальных успехов Валуева в части реформ.
Как уже упоминалось, далее сведения о польском вопросе имеют формальный характер, впрочем, нельзя не упомянуть о записи от 16 декабря 1864 г., которая является, пожалуй, лучшей иллюстрацией всей деятельности Польского комитета. «Утром доклады. Потом заседание Польского комитета до 5 час. Утомительно и бесполезно. Дела делаются заранее Милютиным, а в заседании Чевкин толкует о мелочах» [4, c. 306]
Так выглядит оценка «польского вопроса» в дневниках П.А. Валуева. Материалы этого документа позволяют оценить вклад отдельных представителей высших российских кругов в его решение, степень их осведомленности о делах Царства Польского, а как следствие - возможности успешных преобразований на этих территориях. Становится очевидным, что отсутствие критического мышления и адекватного взгляда на реальную ситуацию мешали российским властям предпринять какие-либо успешные действия в разрешении польской проблемы. Многие из высших чиновников по-прежнему жили представлениями 1830-х гг., мало кто из них учитывал, что в Царстве Польском произошли существенные изменения за последующие 30 лет. Никто из них в итоге не мог предложить Александру II политические шаги, способные заставить поляков забыть о «restitutio in integrum» и успешно разрешить «польский вопрос».
The article is an attempt to present the process of discussing ways of solving the "Polish question" in the top echelons of power in the Russian Empire before and during the Polish uprising of 1863. The article is based on diaries of then Minister of Internal Affairs of Russia, P.A. Valuev. Key words: "Polish question", reforms, diaries, public policy.
Список литературы
1. Борейша Е.В. К истории польского вопроса в XIX-XX веках // Европа. Журнал польского института международных дел. 2002. Т. 2. № 1 (2).
2. Русская старина. 1893. Кн. 9.
3. «Vivat Polonia» // Колокол. 1861. 15 марта.
4. Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел. В 2-х томах. М.: Издательство Академии Наук СССР, 1961. Т. 1.
5. Герцен А.И. Поляки прощают нас! // Собрание сочинений: в 30 т. М., 1957. Т. 12.
6. Перетц Е.А Дневник. М.; Л., 1927.
Об авторе
Максимов А.И. - аспирант кафедры отечественной истории ФГБОУ ВПО «Брянский государственный университет имени академика И.Г. Петровского», arturmaksymow@gmail.com
