CC BY
432
210 лет МВД России
УДК 35.08
П. Д. Николаенко*
Полиция России в Отечественной войне 1812 года
В статье освещается деятельность русской полиции по изучению общественного настроения среди населения приграничных районов и разоблачению французских лазутчиков во время пребывания Александра I в Вильно накануне и в первые дни Отечественной войны 1812 года.
Ключевые слова: Александр I, А.Д. Балашов, полиция России, французская агентура, граф Нарбонн, «еврейская почта».
P.D. Nikolayenko*. The police of Russia in the war of 1812. The article highlights the work of the Russian police for Public sentiment among the population in border areas and the exposure of French spies during the stay of Alexander I in Vilna before and during the first days of the war of 1812.
Keywords: Alexander I, A.D. Balashov, Russian police, the French secret service, Count Narbonne, «Jewish-mail».
Отечественная война 1812 г. стала серьезной проверкой деятельности всей государственной системы Российской империи, в т.ч. МВД и недавно образованного Министерства полиции. Вместе с МВД Министерство полиции принимало деятельное участие в приготовлении страны к предстоящей войне с наполеоновской Францией. Концентрация наполеоновских войск у наших границ в начале 1812 г. вынудила Александра I в первых числах апреля во время обеда в Зимнем дворце, обращаясь к присутствующим, заявить следующее: «Мы участвовали в двух войнах против французов как союзники, и, кажется, долг свой исполнили, теперь пришло время защищать свои собственные права, а не посторонние, и потому, уповая на Бога, надеюсь, что всякий из нас исполнит свою обязанность, и что мы не помрачим военную славу, нами приобретенную» [1, с. 765].
На призыв императора Александра I «каждому исполнить свою обязанность» в предстоящей войне, чины полиции откликнулись в числе первых. Бывшие министры — полиции генерал А.Д. Балашов и внутренних дел граф В.П. Кочубей — в составе свиты Александра I в апреле 1812 г. отправились в Вильно, где находилась главная квартира русской армии. Что же касается участия сотрудников полиции в приготовлениях страны в предстоящей войне, то оно осуществлялось по следующим направлениям:
— помощь военному ведомству в осуществлении рекрутских наборов, которые проводились неоднократно в ходе войны. По предложению министра полиции в состав рекрутских присутствий были включены вице-губернаторы, разработаны и изданы специальные инструкции, предусматривавшие меры борьбы с уклонистами от военной службы путем самоувечий;
— высочайшим указом от 13 июня 1812 г. в Москве и других городах началось формирование земского ополчения. Для ведения дел ополчения был создан Комитет в составе графа А.А. Аракчеева, генерал-лейтенанта А.Д. Балашова и Государственного секретаря вице-адмирала А.С. Шишкова. Представления и донесения по формированию ополчения предписывалось направлять в Министерство полиции для передачи в данный Комитет [2, с. 44]. Развёрстка ограничивала запись ратников в народное ополчение лишь 16-ю губерниями, при этом в первую очередь стали формироваться два ополчения для защиты обеих столиц — чтобы защитить «первопрестольную Столицу Нашу Москву» и «для охранения Санкт-Петербурга» [3].
«Скорые и деятельные меры» генерал-губернатора Ф.В. Ростопчина позволили в течение 24 дней сформировать московское ополчение, состоявшее из двенадцати полков общей численностью более 30 тыс. человек. Полки были разделены на дружины, одеты и вооружены большей частью пиками, за неимением достаточного количества оружия [4, с. 157].
* Николаенко, Петр Дмитриевич, доцент кафедры истории государства и права Санкт-Петербургского университета МВД России, кандидат исторических наук, доцент, заслуженный работник высшей школы РФ. 198206, Россия, Санкт-Петербург, ул. Летчика Пилютова, д. 1.
* Nikolayenko, Peter Dmitnevich, associate professor of history of state and law University of St. Petersburg the Russian Interior Ministry, the candidate of historic, associate professor, honored worker of higher school of Russia. Russia, 198206, St. Petersburg, Pilot Pilyutov str., 1.
© Николаенко П.Д., 2012
210 лет МВД России
Однако имели место досадные случаи, когда вместо поддержки и одобрения патриотического порыва желающих записаться в ополчение со стороны представителей власти звучал оскорбительный окрик. Так, рязанская депутация дворян из числа уездных предводителей прибыла в Москву и заявила министру полиции А.Д. Балашову о готовности губернского дворянства выставить 60 тыс. вооруженных и обмундированных ратников. Но А.Д. Балашов вместо одобрения такой инициативы его земляков «позволил себе кричать на них», упрекая в том, что они «посмели отлучиться от своих должностей» и на другой день «через полицию депутатам было велено немедленно покинуть Москву» [5, с. 89].
Были и курьезные случаи. Так, дворовый человек смоленского помещика Павла Бельского Евтих Михеев явился в Дорогобужское «присутствие» с просьбой зачислить его в ополченцы, но этот поступок сочли за побег. Поэтому он был отправлен к городничему «для поступления с ним по закону» [6, с. 49].
Важным направлением работы полиции в годы войны явилась борьба с предательством и государственной изменой со стороны части дворян и городского населения на территориях, недавно вошедших в состав России. Речь идет о бывших польских губерниях. Александр I в адрес министра А.Д. Балашова 6 октября 1810 г. направил секретное предписание об особенностях деятельности полиции по изучению общественного настроения среди населения приграничных западных губерний и бывших польских территорий, вошедших в состав Российской империи. При этом главная задача полиции должна была сводиться к тому, чтобы предохранить бывшие польские территории от «внешних влияний и утвердить их привязанность к России» [7, л.1].
Для достижения этой цели «полиция в этих губерниях должна действовать посредством 4 главных установлений»: 1) добиваться соблюдения всеми жителями общих законов российских; 2) осуществлять губернаторами особенный надзор за приезжающими из заграницы и при малейшем подозрении неприметно следовать за их поступками и немедленно доносить в столицу; 3) организовать надзор доверенных лиц, которые, путем наблюдений и встреч с известными им людьми, будут извлекать нужные сведения, и доставлять их министру полиции; 4) активно использовать полицию евреев, которые в польских губерниях участвуют «во всех делах, как общественных, так и домашних». Из числа местного еврейского населения, избрав одного надежного человека, можно будет через него действовать на остальных, добиваясь «нужного внушения» и «получать надлежащие сведения» [7, л. 4].
За три месяца до вторжения наполеоновской армии в Россию Александр I издал рескрипт министру полиции от 21 марта 1812 г. об установлении надзора за поляками и евреями в семи губерниях империи — Виленской, Гродненской, Минской, Волынской, Белостокской, Подольской и Киевской. «Поручаем вам предписать гражданским губернаторам», говорилось в рескрипте, что «мы подвергаем строгому с их стороны наблюдению» за поведением всех жителей вверенных им губерний и повелеваем «доставлять Нам через вас (министра полиции) немедленно списки тех лиц, которые ненадежны с разделением их на две части, из коих в одной поместить сомнительных, а в другой совершенно подозрительных». Губернаторам предписывалось «продолжать неусыпное за ними наблюдение» и при каждом случае доносить «как о сих особах, так и о тех, которые вновь к тому же замечанию подлежать будут» [8, л. 2].
С приездом Александра I в Вильно 14 апреля 1812 г. работы для тайной полиции значительно прибавилось. По мере приближения наполеоновских войск к русской границе французская разведка заметно активизировала шпионскую деятельность в приграничных районах России. Особый интерес у французов вызвал приезд Александра I в Вильно, где находилась главная квартира русской армии. О действиях русской полиции по разоблачению французских лазутчиков во время пребывания русского императора в Вильно рассказывает в своих воспоминаниях Я.И. де Санглен, бывший управляющий Особенной канцелярией Министерства полиции, назначенный 17 апреля 1812 г. директором высшей воинской полиции 1 армии Барклая-де-Толли [9, с. 60]. До начала военных действий сотрудники Я.И. де Санглена занимались в основном выявлением французской агентуры и ведением разведки на сопредельных с Россией территориях.
Однажды, вспоминает Я.В. де Санглен, император Александр I вызвал его и приказал найти французского шпиона из числа поляков, который находился в Вильно и выдавал себя за ярого врага Наполеона. Вскоре Санглену с помощью информаторов удалось встретиться с этим поляком-разведчиком в ресторане. Пригласив нового знакомого к себе и угостив крепким вином, Санглен оставил его в своей квартире под надежным караулом. А это время в доме этого поляка под руководством виленского полицмейстера А. Вейса был произведен обыск, в результате которого нашли в печной трубе и под полом бумаги: 1) инструкция генерала Рожнецкого, данная поручику Дранженевскому; 2) патент на чин поручика, подписанный Наполеоном; 3) замшевый пояс, со спрятанными в нем червонцами в сумме 5000; 4) записки самого Дранженевского о нашей армии и наших генералах [10, с. 542.] При допросе он сознался. В сборе шпионской информации ему помогали два его сообщника. После расследования двоих отправили в Шлиссельбургскую крепость, а одного статского, раскаявшегося, Санглен оставил при себе [10, с. 543]. За эту успешно проведенную операцию, по воспоминаниям Санглена, полицмейстера А. Вейса наградили орденом Владимира IV степени, а ему «не дали ничего», как заявил военный министр Барклай-де-Толли, чтобы «Балашов не обиделся» [10, с. 543]. Как стало известно позже, А.Д. Балашов, пытаясь отличиться в поимке «французских шпионов», раньше Санглена донес Александру I о задержании трех неприятельских лазутчиков. Однако на
Николаежо П.Д. Полиция 'России в Отечественной войне 1812 года
поверку задержанные А.Д. Балашовым «шпионы» оказались бедными шляхтичами, ходившими по домам просить милостыню. По докладу Санглена император приказал каждому из задержанных выдать по 100 рублей ассигнациями и отпустить на свободу [10, с. 543].
Среди агентуры, предлагавшей свои услуги Санглену, были представители еврейского населения Литвы и органы еврейского самоуправления в России — кагалы. В своих воспоминаниях Санглен отмечал, что он установил «связь с кагалом виленских евреев и за их ручательством» однажды отправил еврейского посланца с товаром в Варшаву. Возвратившись из Польши, он первым известил Санглена о планируемом приезде генерал-адъютанта французского императора генерала Нарбонна в Вильно и привез прокламацию Наполеона к своим солдатам [10, с. 543.] По результатам полученной информации Барклай-де-Толли доложил Александру I, который повелел Санглену объявить благодарность [10].
Действительно, в мае 1812 г. в главную квартиру русского императора прибыл граф Нарбонн в качестве личного посланника Наполеона, чтобы поздравить Александра I «со счастливым его приездом в Вильно» [11, с. 544]. Следовательно, миссия генерал-адъютанта Наполеона Луи де Нарбонна носила официально дипломатический характер в духе прежних союзных отношений и отчасти состояла в передаче Александру I письма французского императора от 25 апреля 1812 г. В письме Наполеона, в частности, говорилось, что граф де Нарбонн кроме письма «передаст важные сообщения», которые «послужат Вашему величеству доказательством моего желания избежать войны и неизменности моих чувств Тильзита и Эрфурта» [5, с. 58].
Столь же любезное послание от Александра I увез Нарбонн своему императору. «Государь, брат мой, — говорилось в послании русского императора — граф де Нарбонн вручил мне письмо... Я с удовольствием увидел в нем, что вы вспоминаете о Тильзите и Эрфурте. Мои чувства, как и моя политика, неизменно все те же, и я ничего так не желаю, как избежать войны между нами.» [5, с. 58].
Несмотря на обмен столь любезными посланиями, оба императора преследовали свои корыстные цели. Наполеон усиленно готовился к переходу русской границы, а Александр I в свою очередь усилил контроль за действиями государственных лиц, направляемых французским императором в Вильно и Петербург. Задача контроля за приезжающими была возложена на Я.И. де Санглена, который к этому времени установил тесные связи с виленским полицмейстером А. Вейсом и местным населением. Так, Санглен, опираясь на их информацию, узнав о намерении Наполеона прислать генерал-адъютанта Нарбонна к русскому императору в Вильно, рекомендовал полицейским маршрут его движения организовать по закрытой местности. По сообщению ковенского городничего майора Бистрома, граф Нарбонн был привезен в Вильно по заранее составленному маршруту, пролегавшему по проселочным дорогам, «дабы он не видел наших артиллерийских парков» [5, с. 58]. По прибытии Нарбонна в Вильно по высочайшему повелению за ним был установлен негласный надзор. В этих целях Я.И. Санглен поручил виленскому полицмейстеру Вейсу весь персонал по обслуживанию Нарбонна — кучеров, лакеев и других — сформировать из полицейских офицеров. Государь-император пригласил Нарбонна в театр, а французов, сопровождавших его, крепко угостили горячительными напитками, в результате чего, они уснули «богатырским сном». Личную шкатулку Нарбонна увезли из его квартиры и в присутствии императора извлекли из нее инструкцию, составленную самим Наполеоном, и дословно списали ее текст. В инструкции излагались следующие задачи, которые предстояло решить Нарбонну: узнать число войск и артиллерии; имена генералов, командующих войсками; моральный дух войск; расположение к войскам местных жителей; кто у государя пользуется доверием; нет ли кого-либо «из женщин в особенном кредите» у императора; узнать о расположении «духа у самого императора»; нельзя ли будет завести знакомство с лицами, окружающими императора? [5, с. 544]. Скопированный текст инструкции был представлен Александру I, который повелел ускорить отъезд Нарбонна из Вильно. Через три дня французский посланник был вынужден завершить свой визит в главную квартиру русского императора, не достигнув главной цели, поставленной перед ним Наполеоном: узнать о степени готовности русской армии к предстоящей войне. По возвращении в главную квартиру Наполеона на вопрос некоторых генералов: «Какой дух господствует при дворе императора Александра I?», Нарбонн ответил: «Я нашел там настоящий патриотизм без самохвальства и спокойствие на лице Императора и армии» [12, с. 55.].
В ночь с 12/24 на 13/25 июня 1812 г., когда осуществилась переправа французских войск через Неман, император Александр I был на балу в загородном доме генерала Л.Л. Беннигсена, расположенном в Закрете, в живописном месте в трех верстах от Вильно на берегу реки Нерис. Когда бал был в полном разгаре и веселье охватило всех присутствующих, от ковенского городничего Бистрома прибыл курьер, который вручил генералу А.Д. Балашову бумажную эстафету, извещавшую о переправе войск Наполеона через Неман в районе Ковно [13, с. 10]. Но государь, проявив исключительную выдержку и сохранив спокойствие на лице, приказал своему генерал-адъютанту хранить полученную тайну до окончания бала, а сам, танцуя с дамами, продолжал очаровывать присутствующих изысканной любезностью [14, С. 82—83]. Небезынтересно, что командующий 1-й армией генерал Барклай-де-Толли узнал о переправе французов через Неман из рапорта, доставленного от генерала К.Ф. Багговута лишь 13 июня в 12 часов дня [15. с. 81].
Следовательно, чины полиции, опираясь на местное население, раньше армейской почты получили информацию о начале войны и донесли ее в ставку императора Александра I. Этому
210 лет МВД России
способствовала так называемая «еврейская почта». Из-за неразвитости государственных почтовых учреждений в западных областях России роль почты исполняли еврейские корчмы. Получив письмо, содержатель корчмы немедленно отправлял на лошадях нарочного с этим письмом. Эта почта, как показало время, работала довольно исправно и быстро.
К сожалению, информация, доставляемая «еврейской почтой», не всегда оказывалась достоверной. Так, французский генерал Удино, имитировавший активными действиями организацию переправы через Березину в районе деревни Ухолод, ввел в заблуждение местное население, скрыв от него истинные намерения французов. Три местных жителя из патриотических побуждений передали эту, как оказалось, ложную информацию адмиралу Чичагову. Адмирал, после того, как узнал, что Наполеон благополучно переправился через Березину у деревни Студенки, казнил этих трех несчастных евреев, ставших жертвой хорошо спланированной французами дезинформации [15, с. 96]. В данном случае не на высоте оказалась и русская военная разведка, не сумевшая своевременно получить достоверную информацию о реальных планах французов. Однако вся вина за относительно успешный переход Наполеона и остатков его армии через Березину пала на адмирала Чичагова. Об этом донес царю сам Кутузов, заявив, что Чичагов совершил «пустой марш» к Ухолодам и «не удержал ретираду неприятеля» [16, с. 446]. Жена Кутузова Екатерина Ильинична в унисон своему супругу говорила: «Витгенштейн спас Петербург, мой муж — Россию, а Чичагов — Наполеона». Эта ее так называемая «крылатая фраза» дошла даже до Англии. Ее знал и Дж. Байрон [17, с. 403].
Современники же большей частью действия адмирала по поимке Наполеона во время Березинской операции подвергали резкой критике и злобным насмешкам. «Нельзя изобразить общего на него негодования, — писал Ф.Ф. Вигель, — все состояния подозревали его в измене...» [18, с. 683.] В эпиграмме, ходившей по рукам, в «язвительном речении о Чичагове» говорилось следующее:
Вдруг слышен шум у входа.
Березенский герой
Кричит толпе народа;
Раздвиньтесь предо мной.
Пропустите его, тут каждый замечает;
Держать его грешно бы нам
Мы знаем, он других и сам
Охотно пропускает. [15, с. 82].
И все же следует отметить, что хотя из трёх командующих русскими армиями никто не избежал ошибок (П.В. Чичагов, П.Х. Витгенштейн, М.И. Кутузов), русские войска в Березинской операции нанесли французам удар губительной силы. Эта операция существенно приблизила и облегчила полное истребление армии захватчиков в период освобождения России и народов Европы от наполеоновского гнета.
Возвращаясь к участию русской полиции в Отечественной войне, нельзя пройти мимо тех событий, в которых её некоторые чины сыграли неблаговидную роль. Это прежде всего участие главы Министерства полиции в политической провокации против М.М. Сперанского. «Дело» Сперанского было сфабриковано с ведома самого Александра I, чтобы накануне войны возбудить в народе ненависть к врагам Отечества и вызывать тем самым массовый патриотизм. Осуществлял эту операцию граф Г.М. Армфельд — шведский эмигрант, сенатор и председатель Комитета по финляндским делам. Ему помогали министр полиции А.Д. Балашов и директор Особой канцелярии Министерства полиции Я.И. де Санглен.
О причине ссылки М.М. Сперанского существует несколько версий. По одной из них якобы М.М. Сперанский в доверительной беседе с министром полиции А.Д. Балашовым об императоре Александре I сказал следующее: «Вы знаете мнительный характер императора. Все, что он ни делает, делается им в половину. Он слишком слаб, чтобы управлять, и слишком силен, чтобы быть управляемым». Балашов об этом заявлении Сперанского донес императору. Против Сперанского началась интрига. Ему приписывали шпионаж в пользу французов и измену, во что не верил даже сам Александр I. «У тебя, — сказал на прощание император Сперанскому, — сильные враги; общее мнение требует твоего удаления, только на этом условии соглашаются дать нужные нам деньги, а у меня на руках — Наполеон и неизбежная война.» [19, с. 8—10]. По признанию самого М.М. Сперанского, его изгнание длилось «девять лет и пять дней» [20, с. 508—509].
Московский генерал-губернатор Ф.В. Ростопчин и некоторые полицейские чины Москвы оставили потомкам неблагодарную память о себе в связи с пожаром столицы в 1812 г. До сих пор идет спор — кто сжег Москву? Русские или Наполеон? В советское время вина за московский пожар была возложена на французов. Ныне произошла корректировка в суждениях о виновниках поджогов в Москве. Это неблагодарное дело, считают современные историки, инициировали русские. В ночь на 2 сентября 1812 г. на совещании сотрудников полиции по распоряжению генерал-губернатора столицы Ф.В. Ростопчина были получены «точные инструкции, какие именно здания и кварталы следует поджечь сразу же по завершении прохождения русских войск через Москву» [5, с. 192]. Рано утром 2 сентября Ростопчин приказал квартальному надзирателю П.И. Вронченко и его команде «стараться истреблять все огнем». И квартальный надзиратель с вверенными ему людьми «смело преступил к делу» и выполнял приказ генерал-губернатора «в разных местах по мере возможности в виду неприятеля до 10 часов вечера» [5].
Николаенко П.Д. Полиция России в Отечественной войне 1812 года
В тот же день, оставляя Москву, Кутузов приказал сжечь все склады и магазины с жизненно необходимыми припасами и оружием. Кутузов и Ростопчин, независимо друг от друга, приказали вывезти из города все «огнеспасительные снаряды» и выехать пожарным (2100 человек). Вместе с тем, торопясь увезти противопожарное оборудование, что заняло под него и время, и транспорт, Ростопчин оставил в Москве тысячи раненых, 156 орудий, 75 тысяч ружей, около 40 тысяч сабель, более 27 тысяч артиллерийских снарядов и многое другое [16, с. 316—317].
Персональная ответственность за это ложится на генерал-губернатора Москвы Ростопчина и Барклая-де-Толли как главного распорядителя эвакуации войск из Москвы. Поджигая по приказам Кутузова и Ростопчина даже избранные объекты Москвы при вывозе всего противопожарного оборудования, значило обречь деревянный по преимуществу город на грандиозный пожар. Но, кроме того, Москву жгли тогда и сами жители - из патриотических побуждений. В числе поджигателей были и грабители, выпущенные из тюрем, и некоторые дворовые, которые, обворовывая бывших своих господ, умышленно поджигали их дома, заметая следы своих преступлений. Завершить полное уничтожение Москвы пытался и Наполеон в момент своего ухода из древней русской столицы. К счастью, его варварское намерение взорвать Кремль и уцелевшие здания, увезти огромные награбленные ценности осуществить до конца ему не удалось. Внезапно начавшийся дождь подмочил фитили и ослабил мощь подготовленного взрыва Кремля. Были повреждены соборы, разрушена часть кремлевских башен, стены палат, взорвано здание Арсенала. Колокольня Ивана Великого и Спасские ворота не пострадали. В целом же кремлевский ансамбль не пострадал [21, с. 192-194].
В результате московского пожара и пребывания в Москве больше месяца французов, в городе уцелело деревянных зданий всего 2100 из 6584 и 626 каменных. Из 329 церквей сохранилось лишь 121. Сгорели многие дворцы, погибли в огне лучшая в России библиотека графа Д.П. Бутурлина в Лефортово, библиотека Московского университета, состоявшая из 20 тысяч томов, и сам университет, собрание картин А.Г. Орлова в Донском монастыре и многое иное [22, с. 115].
В заключение следует напомнить о том, что в Европе в начале русской кампании никто не сомневался в победе Наполеона. И хотя Наполеон и его маршалы не проиграли ни одного сражения русской армии, с 12 июня по 14 ноября 1812 г. наполеоновская армия перестала быть. Она прекратила свое существование, как и наполеоновская Франция. И в этом — неоценимая заслуга русского народа, его армии, партизан, ополченцев и чинов полиции, которые не только спасли свою Родину, но и оказали решающую помощь народам Европы в их освобождении от наполеоновского ига.
Список литературы
1. Русский архив. — 1867. — № 1-2.
2. Министерство внутренних дел России: 1802-2002 : исторический очерк в 2 т. — Том 1. — СПб.: СПб Университет МВД России. 2002
3. Полный свод законов [ПСЗ-1]. — Т. 32. — № 25188
4. Балязин, В. Н. На службе у Подмосковья. — Жуковский. 2004
5. Искюлъ, С. Н. Год 1812. - СПб., 2008.
6. Кабанов, А. К. Ополчения 1812 года // Отечественная война и русское общество : юбилейное издание - В 7 т. - Т. 5. - М., 1912.
7. Архив Санкт-Петербургского института истории РАН. - Ф. 16. - Оп. 1. - Д. 47. - Л. 1.
8. Архив СПбИИ РАН. - Ф. 16. - Оп. 1. - Д. 151. - Л. 2.
9. Алексеев, М. Н. Военная разведка в Российской империи от Александра I до Александра II. - М., 2010.
10. Русская старина. - 1883. - Т. 37. - № 1-3.
11. Записка Я.И. де Санглена / / Русская старина. - 1883. - Т. 37. - № 1-3.
12. Записки Бенкендорфа // Харкевич, В. 1812 год в дневниках, записках, воспоминаниях современников. - Вып. II. - Вильно, 1903.
13. Рахманин, С. Наполеон I. Великая армия в Ковенской губернии. - Ковно, 1908.
14. Шилъдер, Н. К. Император Александр Первый, его жизнь и царствование. - Т. 3. - СПб., 1897-1898.
15. Гинзбург, С. М. Отечественная война 1812 года и русские евреи. - СПб., 1912.
16. Троицкий, Н. Л. 1812. Великий год России. - М., 2007.
17. Алексеев, М. П. Русско-английские литературные связи (XVIII-первая половина XIX в.) // Литературное наследство. - 1982. - Т. 91.
18. Вигелъ, Ф. Ф. Записки : в 2 кн. - Кн. 1. - М., 2003.
19. Бычков, И. А. Ссылка Сперанского в 1812 году // Русская старина. - 1902. - Т. 110. - № 4.
20. В память графа М.М. Сперанского. 1772-1872. - СПб., 1872.
21. Отечественная война и русское общество : юбилейное издание / под ред. А.К. Дживелегова и др. : в 7 т. - Т. 4. -. М., 1911-1912.
22. Балязин, В. Н. Неофициальная история России. Россия против Наполеона. - М., 2007.
