CC BY
154
В 1868 г. Бухарский эмират был вынужден признать зависимость от Российской империи. Однако процесс превращения среднеазиатского государства в имперский протекторат затянулся более чем на полтора десятилетия и оказался довольно противоречивым. Его особенности нашли отражение в записках российских дипломатов и исследователей, побывавших в эмирате в 1870-е -первой половине 1880-х гг., т.е. в тот период, когда у власти находился эмир Музаф-фар (первый правитель Бухары, признавший протекторат Российской империи, правил 1860-1885) и ещё не было создано постоянное российское представительство - Императорское Русское политическое агентство. В настоящей статье предпринимается попытка охарактеризовать государственное устройство Бухарского эмирата и правоотношения в нём глазами русских путешественников.
В рассматриваемый период в Бухарском эмирате побывало довольно большое число российских путешественников, подготовивших по итогам своих поездок официальные отчеты или записки мемуарного характера. Среди них были дипломаты, военные чиновники (фактически - разведчики), а также и учёные. Некоторые из авторов записок являлись членами официальных посольств или иными дипломатическими представителями (С.А. Носович, Л.Ф. Костенко, Н.П. Стремо-ухов, И.Л. Яворский, Г.А. Арендаренко, В.В. Крестовский). Их информация в большей степени посвящена политической ситуации в Бухарском эмирате, организации высших органов власти, характеристике правителя, членов его семейства и высших сановников и пр. Впрочем, некоторые члены дипломатических миссий обращали внимание и на отдельные аспекты жизни эмирата,
интересующие их в силу профессиональных причин - например, доктор И.Л. Яворский, естественно, достаточно подробно осветил состояние медицинского дела в Бухаре2. Другие (Н.А. Маев, полковник Матвеев, капитан Быков) совершали поездки с научной целью - для исследования отдельных регионов ханства, сосредотачивая внимание на экономических реалиях, системе транспортных коммуникаций, но при этом нередко приводя важные сведения касательно особенностей регионального управления в эмирате, взаимоотношений между представителями различных национальностей и сословий и т.п.3 Из русских путешественников, побывавших в Бухарском эмирате в рассматриваемый период, т.е. именно как путешественники («туристы»), можно назвать, наверное, только известного российского дипломата и востоковеда Н.Ф. Петровского. Его «неофициальный» статус позволил ему более свободно перемещаться по эмирату (хотя, конечно, контроль его передвижений со стороны официальных бухарских чиновников и тайных шпионов был очень жёстким) и собрать немало ценных сведений о самых разных сторонах жизни Бухары.
Ниже мы намерены проанализировать сведения российских путешественников в Бухарском эмирате, касающиеся вопросов политического устройства и правового развития этого государства, и представляется целесообразным начать со статуса его правителя.
Поражение в войне с Россией и подписание сначала мирного договора 1868 г., а затем и Шаарского договора 1873 г. (юридически закрепившего протекторат России над Бухарой) существенно подорвали положение эмира и на международной арене, и в глазах его подданных. Собственно, и сам
Музаффар не был до конца уверен в своём будущем, что отразилось и на его отношении к представителям российских властей, приезжавших в Бухару в рассматриваемый период.
Так, первые российские посольства (и даже отдельные представители имперской администрации, не обладавшие статусом официальных послов), побывавшие в эмирате в 1870-е гг., встречались бухарскими властями с высокими почестями. Миссию полковника С. А. Носовича, побывавшую в эмирате в 1870 г. (впервые после заключения мирного договора 1868 г.) встречал уже на границах эмирата мирахур - фактически «министр иностранных дел» Бухары4. Аналогичным образом мирахур встретил и Н.Ф. Петровского, несмотря на то, что тот, по его словам, ехал в Бухару как путешест-венник5. А для того, чтобы пообщаться с Н.П. Стремоуховым, который в 1874 г. официально всего лишь сопровождал возвращавшегося домой бухарского посла, эмир Музаффар сам прибыл из столицы в город Китаб6. Г.А. Арендаренко, как официальный представитель туркестанского генерал-губернатора при дворе эмира Музаффара, пользовался не только почётом со стороны самого монарха и его сановников, но и фактически выполнял функции эмирского советника, выражая позицию российских имперских властей по различным вопросам. В первую очередь - относительно внешней политики Бухары, её связей с Афганистаном, британскими властями Индии и т.д.7
Впрочем, убедившись со временем, что российские власти не намерены ни присоединять Бухару к империи, ни свергать его самого, эмир Музаффар стал относиться к российским дипломатам более высокомерно. Так, если в первой половине 1870-х гг. он лично принимал каждого российского представителя, прибывавшего в эмират, обменивался со всеми дипломатами рукопожатием, нередко даже выезжая им навстречу из столицы и встречая в каком-либо из городов на пути следования, то в начале 1880-х гг. ситуация несколько меняется. С вышеупомянутым Г.А. Арендаренко в период его
пребывания в эмирате (январь - июль 1880 г.) Музаффар общался преимущественно через своих чиновников - даулетханов8. В.В. Крестовский, описывая приём, оказанный посольству во главе с князем Ф.А. Вит-гентштейном, сообщает, что, встречая членов миссии, эмир на их приветствия лишь «отвечал одним общим полупоклоном, слегка привстав с места, и тут же сел опять и протянул князю руку». При этом сам русский дипломат даёт объяснение подобному поведению эмира: поскольку его положение в глазах подданных после договора 1868 г. было сильно поколеблено, он старался «возвратить себе вид самостоятельности хотя бы только в манере своего обращения с русски-
9
ми» .
Тем не менее нельзя не отметить, что формальное признание российского протектората существенно изменило положение российских представителей в Бухарском эмирате. Раньше не только рядовые русско-подданные (в первую очередь, торговцы), но и дипломаты не могли себя чувствовать в безопасности и должны были опасаться за свою жизнь10. Теперь же основные проблемы пребывания российских дипломатов в Бухаре сводились к тому, в какой степени им следовало выполнять требования местного посольского церемониала, чтобы при этом не ронять престиж представляемой ими Российской империи.
В результате приём послов эмиром с
точки зрения соблюдения протокола стал
неким компромиссом между российскими и
бухарскими дипломатическими традициями.
С одной стороны, для русских послов был
отменён унизительный обычай падать ниц
(что сохранялось в отношении мусульман) и
даже кланяться эмиру - он «по английскому
обычаю» стал пожимать руку членам рос-11
сийских миссий . С другой стороны, русские соглашались присутствовать на эмир-ском приёме в халатах, которые он жаловал им, а также должны были выходить из зала, пятясь, чтобы не поворачиваться спиной к эмиру12. Претерпела эволюцию и ещё одна традиция: ранее иностранные послы должны были сходить с коня на площади перед
резиденцией эмира и дальше идти на приём пешком, но уже в конце 1870-х гг. бухарские чиновники оставляли это действие на усмотрение российских дипломатов. Так, доктор И.Л. Яворский и его спутники в 1879 г. предпочли сойти с лошадей, выказав тем самым уважение бухарскому монарху, при этом впоследствии, в своих записках, доктор выразил недоумение по поводу отказа некоторых русских офицеров делать это, поскольку они считали спешивание на площади перед дворцом унизительным13.
Подобные нюансы можно было бы счесть не более чем забавными фактами из истории русско-бухарских отношений, однако нельзя забывать, что в глазах представителей Востока любая мелочь могла иметь значение: малейшая уступка, в т.ч. и в области дипломатического протокола, могла быть сочтена бухарцами слабостью российских властей в целом. А этого допустить было нельзя, учитывая, что система протектората ещё не была в полной мере разработана и введена в Бухарском эмирате.
Сложность положения эмира заключалась не только в снижении его статуса после подписания мирного договора 1868 г., но и в том, что его статус абсолютного монарха был подорван в глазах собственных подданных. Он также находился в весьма противоречивом международном положении, поскольку, будучи союзником и, по сути, вассалом России, по определению должен был выступать против политики британских властей Индии и Афганистана, находившегося под их контролем. Между тем вооружённые силы Бухары, существенно подорванные после русско-бухарской войны, не имели возможности противостоять англо-афганским, поэтому эмиру Музаффару приходилось лавировать между разными политическими силами.
Неудивительно, что в первые годы пребывания под российским протекторатом бухарский монарх активно вёл переговоры с афганскими властями, стараясь обезопасить свои владения. Так, С. А. Носович упоминает, что во время его пребывания в Бухаре там находился и афганский посол, который
был оскорблён оказываемыми русским почестями и намеревался уехать, однако бухарский эмир уговорил его остаться и даже намекал на возможность объединения для
~ 14 /Л
«священной войны» против русских . О лавировании Бухары между Россией и Афганистаном упоминает Н.П. Стремоухов в 1874 г. и даже Г. А. Арендаренко в 1880 г.15 Лишь в последующие годы, убедившись, что Россия готова оказывать покровительство Бухаре в противостоянии внешним угрозам, власти эмирата стали проводить более
последовательную пророссийскую политику.
Ненадёжность положения эмира усиливалась проблемами в его собственном семействе. Отсутствие чёткого порядка престолонаследия (характерное, в общем-то, для всех тюрко-монгольских государств в самые разные исторические периоды) заставляло эмира опасаться властных амбиций своих сыновей, а их самих - считать друг друга конкурентами и не доверять друг другу. Весьма ярко эту ситуацию описывают С.А. Носович и Л.Ф. Костенко, отмечая, что каждый из семерых сыновей эмира Музаф-фара имел одинаковые права на занятие трона (не считая старшего, Катта-туры, поднявшего восстание против отца в 1868-1869 гг., в результате чего он был изгнан из эмирата и лишён прав на трон). Поэтому попытки русских дипломатов встретиться с одним из них всячески пресекались эмирскими властями, поскольку была опасность, что братья перессорятся и начнут смуту в эмира-те16. Не мог доверять Музаффар и другим своим родственникам, которые также могли предъявить права на трон. Так, его племянник Сейид-Ахад-хан (причём сын сестры, поскольку братьев у эмира не было), опасаясь казни, был вынужден бежать к русским, тогда как всё его семейство было схвачено и уничтожено Музаффаром17.
Стремясь не допустить ссор между сыновьями и вовлечения их в придворные интриги, эмир большинство их назначил беками - правителями областей эмирата. В частности, его второй по старшинству (после изгнанного Катта-туры) сын Акрам-бек управ-
лял бекством Гузар, самый любимый сын Сейид-Абдул-Ахад (впоследствии наследовавший трон Бухары) - бекством Кермине, Сейид-Абдул-Мумин - бекством Гиссар (при этом из-под его власти были выведены некоторые области прежнего Гиссара, отданные в управление другим сановникам) и т.д.18
Впрочем, в качестве беков сыновья хана не отличались по статусу от других правителей областей, которые не принадлежали к правящему роду. Сама Бухара с округой представляла собой центральное бекство, и функции бека в нём выполнял сам кушбеги - бухарский «премьер-министр»19.
Среди беков было некоторое число назначавшихся эмиром из числа своих приближённых. Однако российские путешественники подчеркивают, что обычной практикой в Бухаре было назначение беков из числа правящих семейств соответствующих регионов. Тем самым эмир надеялся обеспечить лояльность к себе со стороны знати областей, при разных обстоятельствах насильно присоединённых к его владениям (в т.ч. и при содействии русских войск на рубеже 1860-1870-х гг.). Несмотря на то, что должность бека не была наследственной, сыновья таких чиновников, служа при дворе эмира, имели возможность снискать его милость и, соответственно, со временем рассчитывать на должности, занимаемые их отцами20. Естественно, нередко такие главы региональной администрации не обладали необходимыми способностями для выполнения своих обязанностей, и фактически за них управляли их собственные чиновники. Так, например, при встрече вышеупомянутого посольства князя Витгенштейна в Кулябе все контакты с ним осуществлял местный юзбаши, объяснивший, что юный бек получил должность не за заслуги и способности, а исключительно в силу происхождения, и потому не может соответствующим образом принять российских послов21.
Впрочем, подобная политика не всегда была эффективна, и беки нередко меняли позицию в зависимости от политической ситуации в эмирате. Так, потомственный ку-
лябский бек Сары-хан, несмотря на то, что в своё время помог Музаффару подавить восстание правителя соседнего бекства и в награду получил широкую автономию в своих владениях, впоследствии поддержал восстание Катта-туры против отца, за что был арестован и отправлен в Бухару. Впрочем, его
преемником стал его собственный племян-
22
ник .
В зависимости от того, какой политики в отношении русских придерживались эмир или кушбеги, вели себя и беки - сыновья эмира или родственники его приближённых. Так, например, гузарский бек Акрам-хан, сын эмира и номинальный предводитель «анти-российской» партии в эмирате, попытался уклониться от встречи миссии под руководством генерала Н.Г. Столетова, следовавшей через Бухару в Афганистан. Однако глава миссии настоял на оказании ей всех необходимых почестей, и эмирскому сыну пришлось явиться к нему, сделав вид, что прежде ему просто нездоровилось23. Аналогичным образом правитель бекства Карши, внук бухарского кушбеги (также недружелюбно относившегося к России), не захотел приехать к русскому послу князю Ф.А. Витгенштейну, который, подобно генералу Столетову, настоял на оказании ему необходимых почестей24.
Каждый бек имел собственный двор, по сути, представлявший копию двора самого эмира: при нём имелись собственные мира-хуры, диван-беги (начальники канцелярии) и т.д. Бекства делились на округа, во главе которых ставились амлякдары - своего рода «служилые дворяне», получавшие земельные наделы за службу и в то же время являвшиеся сборщиками налогов с населения для эмирской казны25.
Беки не получали жалования от эмира, поэтому кормились за счёт собственных земельных владений и сборов в свою пользу с местного населения, естественно, нередко превышая полномочия по их взиманию. В таких случаях у эмира появлялось основание сместить или даже казнить бека, заподозренного им в утаивании части налогов, которые должны были идти в эмирскую каз-
ну. Пример жестокого наказания за подобное преступление приводит Н.П. Стремо-ухов: во время его приезда один из беков был навечно заточён в темницу, а сын бека (юноша, который не имел никакого отношения к преступлению отца) был брошен в «клоповую яму» - тесное подземное помещение с ядовитыми насекомыми, отчего очень быстро утратил рассудок26. Однако подобные жестокие меры, как правило, практиковались в отношении сановников, в верности которых эмир сомневался, и «налоговые преступления» чаще всего являлись поводом, а не причиной для расправ.
Сама налоговая система эмирата, включавшая в себя как налоги, предусмотренные шариатом, так и вводимые непосредственно монархами (что было характерно для тюрко-монгольских государств), отличалась неопределённостью, а виды и ставки налогов и сборов зачастую зависели от воли самого эмира. Например, начав переговоры с Афганистаном о возможной «священной войне» против русских в 1870 г., эмир Музаффар, не приняв никакого конкретного решения, тем не менее «предварительно» ввёл специальные сборы на военные нужды с населе-
27
ния .
Основной налог с бухарских земледельцев, харадж, в соответствии с мусульманским правом должен был составлять от 1/10 до 1/5 части урожая, однако, в зависимости от усмотрения эмира, крестьянам приходилось отдавать от 1/3 до 3/4 своей продукции. Кроме того, существовал ещё и танапный сбор - поземельный налог, размер которого зависел от количества пахотной земли плательщика; этот налог Музаффар также увеличил по сравнению с предшественника-ми28. Кроме того, собирался с населения бекств также налог халатами и тканями29.
Торговый налог (аналог мусульманского закята или тюрко-монгольской тамги) составлял 2,5% с мусульман и с русских торговцев (после установления российского протектората над Бухарой), а с немусульман - 5%. Примечательно, что поначалу бухарские власти пытались сохранить более высокую ставку для русских купцов. Однако по
мере укрепления российского контроля над эмиратом были вынуждены соблюдать договорённость с империей, и сами же российские торговцы при встрече с отечественными дипломатами подтверждали, что их облагают торговым налогом наравне с местным мусульманским населением. Впрочем, достаточно низкий налог даже с привилегированных торговцев (русских и мусульман) повышался за счёт того, что приходилось доплачивать за размещение своих товаров в караван-сараях, находившихся в государственной собственности, но отдаваемых на откуп арендаторам, устанавливавшим размер сбора по своему усмотрению30.
Любопытно, что в Бухарском эмирате фактически не существовало сборов (акцизов) в добывающей сфере. Например, на Амударье велась добыча золота, практически не контролируемая правительством31, а жители Келифа добывали соль, платя за её вывоз 1 таньга с верблюда, 1/2 таньга с лошади и 1/4 - с ишака, при этом сбор не производился эмирскими чиновниками посто-
янно32.
К налогам также можно отнести традиционные для тюрко-монгольских государств дары, преподносившиеся правителю во время приезда его в то или иное бекство. Эмир, как правило, приезжал с большой свитой и многочисленной охраной, и, помимо богатых приношений, беку приходилось в течение длительного времени всех их содержать за свой счёт, давать пиры и пр. Безусловно, все эти затраты тяжёлым бременем ложились на население бекства33. Особенно страдали в этом отношении недавно присоединённые области Кита и Шахрисябз, в которых эмир Музаффар старался проводить по нескольку месяцев ежегодно: тем самым он пытался повысить лояльность к себе местного населения34.
Центральный контроль за сбором налогов осуществлял бухарский кушбеги, который также порой позволял себе злоупотреблять своим положением и возможностями. Например, кушбеги Мулла Мухаммад-бий назначил по собственному усмотрению всех сборщиков налогов (зякетчи) в столице, а
главным сборщиком - своего собственного чительных успехов в государственной и де-
сына35!
Важным аспектом политико-правовой жизни Бухарского эмирата, привлекавшим внимание российских путешественников, было правовое положение отдельных слоёв местного населения и национальных меньшинств. Ведь с учётом этой информации российские власти могли принимать решения относительно направлений собственной политики в Бухаре.
По результатам общения российских дипломатов с местным населением оказалось, что большинство подданных эмира связывало с установлением российского протектората положительные изменения в Бухаре. В частности, торговцы (и ранее более открытые к иностранному влиянию, нежели другие сословия в эмирате) надеялись на получение дополнительных льгот и преимуществ, крестьяне - на более упорядоченную систему налогов (и, следовательно, их уменьшение), рабы - на освобождение, представители национальных меньшинств и немусульманских конфессий - на расширение своих прав. Кроме того, основная часть населения надеялась, что русские ограничат произвол эмира, а также систему внутреннего шпионажа и доносительства. Фактически против усиления влияния России в Бухаре были лишь духовенство, боявшееся лишиться доходов от вакуфного имущества, и чиновничество, жившее за счёт многочисленных налогов и сборов и потому не желавшее ничего менять36.
Особое внимание российские дипломаты и исследователи уделяли положению национальных и конфессиональных меньшинств. Любопытно отметить, что узбеки, в силу традиции считавшиеся потомками завоевателей Средней Азии, номинально продолжали являться привилегированной частью населения, хотя ко времени установления российского протектората фактически уступили ведущие роли в политике персам, в торговле - таджикам и даже отчасти евреям и т.д.37 Но если иностранцы мусульманского вероисповедания - таджики, арабы и даже бывшие рабы-персы - могли добиться зна-
38
ловой жизни , то в отношении немусульман существовали весьма жёсткие ограничения.
Целый ряд русских путешественников отмечает ограниченный правовой статус бухарских евреев (иногда также называемых «джугуты»): они были лишены некоторых прав в торговой деятельности по сравнению с мусульманами, не имели права даже передвигаться верхом и были вынуждены носить особую одежду, чтобы их не спутали с мусульманами. Они надеялись, что с приходом русских не только расширятся их права в Бухаре, но и будет дано разрешение на постройку новой синагоги, на что упорно не соглашались бухарские власти прежде39.
Также ограничены в правах были и индусы, традиционно являвшиеся в Бухаре менялами и комиссионерами при оптовых закупках. В силу своего немусульманского вероисповедания они нередко подвергались риску невыполнения обязательств со стороны мусульманских клиентов или партнёров перед «неверными», и надеялись, что при русских их денежные операции станут более безопасными40.
В долине Амударьи проживало несколько тысяч туркмен, в отличие от большинства своих соплеменников признававших власть бухарского эмира, а не хивинского хана. Эта этническая группа, по сведениям капитана Быкова, проводившего исследование этого региона в 1880 г., находилась в весьма тяжёлом положении. Во-первых, эмир здесь создал три новых бекства - Ка-баклинское, Бурдалыкское и Наразымское, чтобы построить крепости для отражения нападений туркмен-текинцев из Хивинского ханства. В результате регион, в котором было не более 6 000 дворов, должен был содержать трёх беков с многочисленным штатом чиновников и солдат. Во-вторых, среди чиновников не было ни одного туркмена: беками были узбеки и персы, амлякдарами, мирзами (секретарями), зякетчи и пр. также были узбеки, таджики и персы, так что и защитить интересы населения было некому. Неудивительно, что амударьинские туркмены были настроены против эмира и, в частно-
сти, с готовностью поддержали восстание его старшего сына Катта-туры в 1868 г.41
Одним из интересных аспектов в рассматриваемый период является усиление «российского фактора» политико-правового развития Бухарского эмирата. Примечательно, что на данном этапе власти и население эмирата связывали российское влияние преимущественно с контролем распределения водных ресурсов: ведь после вхождения в состав России Самарканда под имперским контролем оказались верховья р. Зеравшан, и именно от воли администрации Зеравшан-ского района (затем - Самаркандской области) зависело водоснабжение Бухары и её округи водой. Этот факт нашёл отражение и в отношении бухарцев к представителям российских властей, и в позиции эмира Музаф-фара в процессе переговоров с ними.
Так, С. А. Носович в своих записках приводит слова эмира, что тот был «рад приезду своих друзей-русских, и что вода пришла в Бухару вместе с ними»42. В разговоре с князем Витгенштейном в 1883 г. эмир также подчёркивал, что понимает свою зависимость от России, и она в любой момент может навязать Бухаре свою волю, пригрозив оставить её без воды43. В свою очередь простые бухарцы, по воспоминаниям Н.Ф. Петровского, уже в 1872 г. выражали недовольство русскими, которые, по их мнению, задерживали подачу воды в эмират или подавали её в недостаточном количестве44.
Однако «водным вопросом» влияние России на дела эмирата не исчерпывалось. В период относительной неопределённости судьбы эмирата - продолжит ли он существование в качестве самостоятельного государства или будет присоединён к России - в Бухаре ходили самые разные слухи в связи с приездами российских посольств или даже отдельных представителей имперской администрации. Н.Ф. Петровский выразительно охарактеризовал ситуацию в эмирате, когда базарные слухи нередко влияли на принятие решений бухарскими властями, тогда как их решения, в свою очередь, влияли на экономическую ситуацию в стране. Причиной тому, по словам дипломата, была неспособ-
ность бухарцев хранить даже самые важные государственные секреты: высшие сановники сообщали их своим родственникам и друзьям, через которых информация вскоре распространялась по всей стране45.
Так, когда С.А. Носович и члены его миссии в 1870 г. прибыли в ханство с эскортом из 50 казаков, среди населения сразу же стали распространяться слухи, что этот отряд намерен захватить крепость, свергнуть эмира и присоединить Бухару к России. Эти слухи дошли до эмира, который тоже разделял подобные опасения46. Прибытие в Бухару в 1880 г. Г.А. Арендаренко, эмиссара туркестанского генерал-губернатора, также породило самые разнообразные слухи, и каждый из них широко распространялся в Бухаре. По одной версии, он прибыл в эмират для организации совместных военных действий против Афганистана, по другой - чтобы восстановить в Шахрисябзе бывшего правителя Джура-бека (не желавшего подчиняться Музаффару и потому захваченного в плен русскими в 1870 г.), по третьей -чтобы разместить для постоянного пребывания в Бухаре отряд из 600 казаков (хотя у Арендаренко их было всего 10!) и тем самым закрепить над ней российский контроль. Эмир, в свою очередь, опасался, что его заподозрили в нелояльности к России и переговорах с англичанами. И лишь убедившись, что российский представитель не предпринимает никаких силовых действий, он успокоился и вернулся к своим прежним занятиям47.
От взаимоотношений эмира с русскими порой зависела карьера сановников эмирата. Так, ещё до установления протектората Российской империи над Бухарой видный сановник Музаффара, носивший чин шигаул, был снят с должности и попал в опалу, когда эмир узнал, что он плохо обходится с русским посольством. Напротив, другой чиновник, некий Баба-бек, возвысился из мелких секретарей именно благодаря тому, что хорошо проявил себя во взаимодействии с российскими миссиями. Вместе с тем «прорусская позиция» не всегда являлась гарантией карьеры. Так, вскоре после поражения
от русских в 1868 г. эмир приказал казнить начальника своей стражи за то, что тот советовал не воевать с русскими. Урак-мирза (Урак-Ишан-ходжа), в течение ряда лет эффективно взаимодействовавший с русскими, был нелюбим эмиром за его прямоту и, в конечном счёте, отстранён от дипломатической деятельности48.
Как бы то ни было, и власти, и население Бухары уже в 1870-е - начале 1880-х гг. стали воспринимать рост российского влияния в эмирате как неотъемлемую часть его политической жизни. И отсутствие со стороны империи решительных действий (которых бухарцы одновременно и ожидали, и
49
опасались ) создавало неопределённую и в какой-то мере даже рискованную для России ситуацию. Ведь, убедившись в пассивности имперских властей относительно укрепления своего влияния и обеспечения своих интересов в Бухаре, и власти, и население эмирата могли вновь вернуться к антироссийским настроениям, тем самым сыграв на руку британским властям в Индии и Афганистане.
Надо полагать, подобные соображения и заставили власти Российской империи принять более энергичные меры по обеспечению своих интересов в Бухарском эмирате во второй половине 1880-х гг. - путём создания Императорского Русского политического агентства и образования российских поселений на территории эмирата. С их появлением русско-бухарские отношения перешли на новый уровень: «переходный период», когда протекторат России над Бухарой являлся по сути символическим, закончился, и зависимость эмирата от империи стала более явной.
Примечания
1 Статья подготовлена в ходе проведения исследования (проект № 16-01-0022) в рамках Программы «Научный фонд Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ)» в 2016-2017 гг. и с использованием средств субсидии на государст-
венную поддержку ведущих 10 университетов Российской Федерации в целях повышения их конкурентоспособности среди ведущих мировых научно-образовательных центров, выделенной НИУ ВШЭ.
2 См.: Арапов Д.Ю. Бухарское ханство в русской востоковедческой историографии. М.: Изд-во МГУ, 1981. С. 53-57; Левтеева Л.Г. Присоединение Средней Азии к России в мемуарных источниках (историография проблемы). Ташкент: Фан, 1986. С. 51-55; Обзор русских путешествий и экспедиций в Среднюю Азию / Сост. О.В. Маслова. Ч. IV. 1881-1886. Ташкент: Фан, 1971. С. 42-43.
3 См., напр.: Обзор русских путешествий и экспедиций в Среднюю Азию / Сост. О.В. Мас-лова. Ч. III. 1869-1880. Ташкент: ТашГУ, 1962. С. 84-90.
4 Костенко Л. Ф. Путешествие в Бухару русской миссии в 1870 году. СПб.: Изд. Бортневско-го, 1871. С. 43.
5 Петровский Н.Ф. Моя поездка в Бухару // Вестник Европы. Т. ЬХ. 1873. Т. II. С. 212.
6 Стремоухов Н.П. Поездка в Бухару (извлечение из дневника) // Русский вестник. Т. CXVII. 1875. С. 640.
7 См.: Бухара и Афганистан в начале 80-х годов XIX в. (Журналы командировок Г.А. Арен-даренко). М.: Наука, 1974. С. 44-45.
8 Там же. С. 96.
9 Крестовский В.В. В гостях у эмира бухарского. СПб.: Изд. А.С. Суворина, 1887. С. 136. Стоит отметить, что последующие эмиры, чьё положение на троне упрочилось именно благодаря поддержке Российской империи, продолжили эту тенденцию, оказывая всё менее и менее почестей российским дипломатическим представителям, включая и высокопоставленных, о чём с негодованием писал в начале ХХ в. Д.Н. Логофет в своём фундаментальном труде «Бухарское ханство под русским протекторатом».
10 Достаточно вспомнить, например, записки горного инженера А.С. Татаринова, участника посольства К.В. Струве в Бухару в 1865 г., которое около семи месяцев провело в эмирате фактически на положении пленников, см., напр.: Халфин Н.А. Присоединение Средней Азии к России (60-90-е годы XIX в.). М., 1965. С. 217. Впрочем, и руководитель миссии 1870 г. С.А. Носович также ещё испытывал некоторую обеспокоенность по поводу безопасности посольства после выезда из Бухары, см.: Носо-вич С.А. Русское посольство в Бухару в 1870 году // Русская старина. Т. XCV. 1898. С. 276.
-о£>
<$о-
11 См.: Стремоухое Н.П. Поездка в Бухару. С. 646; Яворский И.Л. Путешествие русского посольства по Афганистану и Бухарскому ханству в 1878-1879 гг. Т. I. СПб., 1882. С. 56; Крестовский В.В. В гостях у эмира бухарского. С. 136.
12 Носоеич С.А. Русское посольство в Бухару в 1870 году. С. 286-287; Костенко Л.Ф. Путешествие в Бухару русской миссии в 1870 году. С. 50; Яеорский И.Л. Путешествие русского посольства... Т. I. С. 56; Крестовский В.В. В гостях у эмира бухарского. С. 139-140.
13 Яеорский И.Л. Путешествие русского посольства по Афганистану и Бухарскому ханству в 1878-1879 гг. Т. II. СПб., 1883. С. 332.
14 Носоеич С.А. Русское посольство в Бухару в 1870 году. С. 276, 278, 279-280, 282. См. также: Костенко Л.Ф. Путешествие в Бухару русской миссии в 1870 году. С. 71-72. По-видимому, и сами русские власти к 1870 г. не вполне представляли себе формат протектората над Бухарой, что вытекает, в частности, из слов С.А. Носовича (отражающего официальную позицию генерал-губернатора К.П. фон Кауфмана) о том, что Россия не окажет эмирату поддержки в случае войны с Афганистаном, поскольку интересам России в этом случае ничто угрожать не будет, см. Носоеич С.А. Русское посольство в Бухару в 1870 году. С. 642.
15 Стремоухое Н.П. Поездка в Бухару. С. 641, 642; Бухара и Афганистан в начале 80-х годов XIX в. С. 100, 121-122.
16 Носоеич С.А. Русское посольство в Бухару в 1870 году. С. 274-275. Костенко Л.Ф. Путешествие в Бухару русской миссии в 1870 году. С. 57.
17 Стремоухое Н.П. Поездка в Бухару. С. 684-685. В Бухаре ходили слухи, что эмир Насрулла, отец Музаффара, очень не любивший своего единственного сына, хотел сделать своим наследником именно сына своей дочери Сейид-Ахад-хана, что, вероятно, и обусловило его преследование со стороны нового эмира, см.: Там же. С. 687. Впоследствии российские власти рассматривали беглого царевича в качестве возможной кандидатуры на трон марионеточного Самаркандского ханства, планы по созданию которого имели место в конце 1860-х гг.
18 См.: Стремоухое Н.П. Поездка в Бухару. С. 694; Маее Н. Очерки Гиссарского края // Материалы для статистики Туркестанского края. 1879. Вып. V. С. 177, 183; Поездка Г. Ш. полковника Матвеева по Бухарским и Афганским владениям в 1877 году // Сборник географических, топографических и статистических материалов
по Азии. Вып. V. СПб., 1883. С. 35; Яеор-ский И.Л. Путешествие русского посольства. Т. I. С. 64.
19 Стремоухое Н.П. Поездка в Бухару. С. 685; Маее Н. Очерки Бухарского ханства // Материалы для статистики Туркестанского края. 1879. Вып. V. С. 118.
20 Яеорский И.Л. Путешествие русского посольства. Т. I. С. 64-67.
21 Крестоеский В.В. В гостях у эмира бухарского. С. 224-228. Впоследствии сам кушбеги и его сын (отец каршинского бека) извинялись за допущенную им оплошность.
22 Яеорский И.Л. Путешествие русского посольства. Т. I. С. 36.
23 Крестоеский В.В. В гостях у эмира бухарского. С. 157-158.
24 Маее Н. Очерки Гиссарского края. С. 176,
216.
25 Стремоухое Н.П. Поездка в Бухару. С. 653, 674; Маее Н. Очерки Гиссарского края. С. 184-185; Очерк долины Аму-Дарьи. Расспросы капитана 3-го Западно-Сибирского линейного батальона Быкова. Ташкент, 1880 г. // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып. IX. СПб., 1884. С. 70-71.
26 Стремоухое Н.П. Поездка в Бухару. С. 683.
27 Носоеич С.А. Русское посольство в Бухару в 1870 году. С. 278.
28 Там же. С. 281; Костенко Л.Ф. Путешествие в Бухару русской миссии в 1870 году. С. 94-95.
29 Яеорский И.Л. Путешествие русского посольства. Т. I. С. 36.
30 Костенко Л. Ф. Путешествие в Бухару русской миссии в 1870 году. С. 54, 87; Стремоухое Н.П. Поездка в Бухару. С. 663.
31 Поездка Г. Ш. полковника Матвеева по Бухарским и Афганским владениям в 1877 году. С. 26.
32 Маее Н. Очерки горных бекств Бухарского ханства // Материалы для статистики Туркестанского края. 1879. Вып. V. С. 316.
33 Стремоухое Н.П. Поездка в Бухару. С. 682-683; Поездка Г. Ш. полковника Матвеева по Бухарским и Афганским владениям в 1877 году. С. 35.
34 Бухара и Афганистан в начале 80-х годов XIX в. С. 125.
35 Петроеский Н.Ф. Моя поездка в Бухару. С. 241.
36 Носоеич С.А. Русское посольство в Бухару в 1870 году. С. 281, 629; Костенко Л.Ф. Путеше-
ствие в Бухару русской миссии в 1870 году. С. 85-86.
37 Стремоухое Н.П. Поездка в Бухару. С. 678; Поездка Г. Ш. полковника Матвеева по Бухарским и Афганским владениям в 1877 году. С. 33; Очерк долины Аму-Дарьи. С. 70.
38 Например, вышеупомянутый кушбеги Мулла-Мухаммад-бий был персом и раньше как раз являлся рабом-пленником, см.: Петровский Н.Ф. Моя поездка в Бухару. С. 240-241. См. также: Крестовский В.В. В гостях у эмира бухарского. С. 285-286; Поездка Г. Ш. полковника Матвеева по Бухарским и Афганским владениям в 1877 году. С. 33-34.
39 Носович С.А. Русское посольство в Бухару в 1870 году. С. 638; Костенко Л.Ф. Путешествие в Бухару русской миссии в 1870 году. С. 93-94; Стремоухое Н.П. Поездка в Бухару. С. 678-679; Маев Н. Очерки Бухарского ханства. С. 93.
40 Костенко Я. Ф. Путешествие в Бухару русской миссии в 1870 году. С. 94; Крестовский В.В. В гостях у эмира бухарского. С. 315.
41 Очерк долины Аму-Дарьи. С. 45, 69-71.
42 Носович С.А. Русское посольство в Бухару в 1870 году. С. 636.
43 Крестовский В.В. В гостях у эмира бухарского. С. 167.
44 Петровский Н.Ф. Моя поездка в Бухару. С. 217.
45 Там же. С. 230-231.
46 Носович С.А. Русское посольство в Бухару в 1870 году. С. 276.
47 Бухара и Афганистан в начале 80-х годов XIX в. С. 99-101.
48 Татаринов А. Семимесячный плен в Бухарин. СПб.; М.: Изд. М.О. Вольфа, 1867. С. 46; Маев Н. Очерки Бухарского ханства. С. 107; Стремоухое Н.П. Поездка в Бухару. С. 654-655, 684; Бухара и Афганистан в начале 80-х годов XIX в. С. 96.
49 Н.Ф. Петровский отмечал, что власти Бухары и Хивы никак не могли понять причины миролюбивой политики России в Средней Азии: «Каким образом мы не берём того, что легко взять можно? Этого ни голова эмира, ни голова хана вместить никак не могут». См.: Петровский Н.Ф. Моя поездка в Бухару. С. 210.
