CC BY
67
2. Подробнее об истории Вятского губсовнархоза см.: Поздеев, П В. Формирование системы управления промышленностью в Вятской губернии. 1917— 1929 гг. [Текст] / П. В. Поздеев. Киров, 2006.
3. Государственный архив Кировской области (далее - ГАКО). Ф. Р-875. Оп. 2. Д. 18. Л. 87, 87об.
4. Там же. Л. 13-45.
5. Там же. Л. 50.
6. Там же. Л. 58, 58об.
7. См.: Вознесенская, Е. И. Общинная организация вятского крестьянства в советской доколхозной деревне (1917-1930 гг.) [Текст]: дис. ... канд. ист. наук / Е. И. Вознесенская. Ижевск, 2009.
8. ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 246. Л. 23; Д. 174. Л. 61 об.
9. Подробнее см.: Бакулин, В. И. Листая истории страницы: Вятский край и вся Россия в XX веке [Текст] / В. И. Бакулин. Киров, 2007. С. 99-100.
10. Там же. С. 98.
11. См. об этом: Бакулин, В. И. Драма в двух актах: Вятская губерния в 1917-1918 гг. [Текст]/ В. И. Бакулин. Киров, 2008. С. 119.
12. ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 168. Л. 122, 122об.
13. ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 173. Л. 56; Д. 259. Л. ЗОоб.
14. ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 188. Л. 86; Д. 288. Л. 11.
15. ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 188. Л. 12, 12об.
16. Там же. Л. 18.
17. Там же. Л. 19, 24.
18. Государственный архив социально-политической истории Кировской области (далее - ГАСПИКО). Ф. 1. On. 1. Д. 188. Л. 89, 90.
19. Там же. Л. 12, 12об.
20. ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 259. Л. 2; Д. 173. Л. 82.
21. Там же. Д. 173.
22. ГАКО. Ф. Р-875. Оп. 2. Д. 15. Л. 2об.
23. Там же; ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 168. Л. 136, 136об.; Ф. 3. Оп. 2. Д. 5. Л. 23.
24. ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 177. Л. 45, 62, 84об., 174, 175.
25. Там же. Л. 95.
26. См.: Бакулин, В. И. Драма в двух актах: Вятская губерния в 1917-1918 годах. Киров, 2008. С. 41, 91.
27. ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 173. Л. 5об.
28. Там же. Л. 7, 46об.
29. ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 177. Л. 95.
30. ГАСПИКО. Ф. 1. Оп. 2. Д. 10. Л. 4об., 5.
31. ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 165. Л. 116; Д. 188. Л. 45.
32. ГАКО. Ф. Р-875. Оп. 2. Д. 18. Л. 34-40.
33. ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 173. Л. 54.
34. Вятская правда. 1920. 26 авг. (№ 98). С. 2.
35. Там же. С. 4; ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 173. Л. 63об.; Д. 177. Л. 35.
36. Вятская правда. 1920. 26 авг. (№ 98). С. 4; ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 173. Л. 68об.; Д. 177. Л. 31.
37. ГАСПИКО. Ф. 1. On. 1. Д. 177. Л. 34, 35.
А. А. Машковцев
ПОЛИТИКА ВЯТСКОЙ ГУБЕРНСКОЙ АДМИНИСТРАЦИИ В ОТНОШЕНИИ САРАПУЛЬСКИХ МОЛОКАН (50-70-е гг. XIX в.)
В статье рассмотрены взаимоотношения администрации Вятской губернии с одним из сектантских течений - молоканами. Оно получило наибольшее развитие на юго-востоке края - в Сарапульском уезде - и отличалось значительным радикализмом. Именно молокане явились зачинщиками нескольких крупных крестьянских выступлений, вспыхнувших во время реализации крестьянской реформы Александра II.
Одной из самых ярких и одновременно малоизученных конфессиональных групп дореволюционной Вятской губернии являются молокане. Возникнув в начале 1850-х гг. как небольшой религиозный кружок, вятские молокане спустя 10 лет в десятки раз увеличили свою численность, заставив говорить о себе не только в губернском центре, но и в Петербурге. Однако ещё примерно через 15 лет, растеряв практически всех своих сторонников, они вновь превратились в мелкую замкнутую секту. Попытаемся выяснить, кто такие молокане и как складывались их взаимоотношения с местными властными структурами.
Молокане относятся к особому русскому религиозному течению, получившему название «духовное христианство». Помимо молокан духовными христианами являются также духоборцы, хлысты (христоверы) и скопцы. Все эти направления возникли как религиозная форма социального протеста против крепостничества и диктата господствующей синодальной церкви. В этом отношении духовные христиане сходны со старообрядчеством, однако не могут быть признаны его частью. Дело в том, что староверы (по крайней мере, поповцы и умеренные течения в беспоповщине) догматически остаются в рамках православия, отличаясь от официальной церкви лишь сохранением дониконовской обрядности и спецификой внутреннего устройства религиозных общин. Что касается духовных христиан, то их вероучение противоречит большинству православных канонов.
Молоканство возникло в начале 70-х гг. XVIII в. на территории Тамбовской губернии. Основателем данного течения был сельский портной Семён Уклеин, который несмотря на происхождение был образован и прекрасно знал Библию. Занимаясь пошивом одежды, Уклеин посто-
МАШКОВЦЕВ Андрей Анатольевич - кандидат исторических наук, доцент по кафедре отечественной истории ВятГГУ © Машковцев А. А., 2008
янно разъезжал по территории Тамбовщины, знакомясь с новыми людьми. Во время одной из поездок он повстречался с лидером местных духоборцев Побирохиным. Тот увлёк его в свою секту и даже женил на своей дочери. Однако спустя 5 лет между зятем и тестем возникли острые разногласия по религиозным вопросам, в частности об источниках веры. С. Уклеину не нравилось то, что духоборцы отвергали Библию, которую он считал своей настольной книгой. В результате среди тамбовских сектантов произошёл раскол: Уклеин и около 70 его активных сторонников отделились от духоборцев и создали новое религиозное течение, которое позднее получило название молоканства [1].
Существует несколько гипотез происхождения названия секты. Согласно одной из них оно было дано тамбовской духовной консисторией на том основании, что сектанты не соблюдали православные посты, потребляя в это время молочную пищу [2]. Согласно другой молокане считали своё вероучение «чистым молоком духовным», поэтому и приняли такое название, которому православные священнослужители поначалу придавали уничижительный оттенок. Наконец, ещё одна версия исходит из того, что ранние поселения молокан были на реке Молочные воды [3].
Уже в 30-е XIX в. молоканство стало делиться на различные течения (уклеинский и донской толки, прыгуны и пр.). Тем не менее по ряду принципиальных вопросов все эти группы имели общие воззрения. Молокане крайне негативно относились к существовавшему тогда государственному и общественному строю. Социальная доктрина молоканства исходила из концепции равенства всех перед Богом, поэтому они подвергали жёсткой критике сословное деление. Некоторые радикальные направления в молоканстве (толк «общих») заявляли не только о правовом, но и об имущественном равенстве. Созданные в Николаевском уезде Самарской губернии общины представителей данного толка строились на евангельских началах полного равенства всех членов. Однако начатый ими социальный эксперимент быстро закончился полным провалом.
Молокане крайне нетерпимо относились к Русской православной церкви, считая её составной частью бюрократического аппарата крепостнического государства. Все течения в молоканстве отрицали церковную иерархию и монашество. У них отсутствовал сам институт священнослужителей, но для управления общинами и для организации религиозной жизни избирались так называемые «пресвитеры». Это сильно сближало российских молокан с западными протестантами, в частности с английскими пуританами.
Молокане отрицали поклонение иконам и святым, считая это нарушением заповедей десято-словия. Они очень негативно относились к почитанию святых мощей, рассматривая это как откровенное святотатство. Наконец, молокане отвергали многие христианские таинства (за исключением донского толка, который ближе других был к православию).
Несмотря на репрессии, особенно усилившиеся в годы царствования Николая I, молоканство стало довольно быстро распространяться в различных регионах России. Их общины возникли не только в Центрально-Чернозёмном районе (Тамбовская и Воронежская губернии), но и в степной полосе (Северная Таврия) и даже в Закавказье, куда молокан ссылали целыми семьями. В 30-40-х гг. XIX в. молоканские общины появились рядом с южными и восточными границами Вятской губернии. Так, одним из крупнейших молоканских центров являлось Среднее Поволжье (прежде всего Самарская губерния). Немало молокан проживало и на Урале, куда в своё время ссылали молоканских активистов, в том числе и Якова Уклеина - родного брата основателя секты [4]. Всё это создавало благоприятные условия для появления духовных христиан и на территории нашего края.
Первая молоканская община на вятской земле возникла в Сарапульском уезде. В последующем рассматриваемое религиозное течение развивалось именно в Сарапульском и в соседних с ним волостях Елабужского уезда, не затрагивая других районов губернии. Широкое распространение молоканства на юго-востоке края объясняется несколькими факторами. Во-первых, уже отмеченной географической близостью с крупными молоканскими центрами (Среднее Поволжье и Урал). Во-вторых, Сарапульский уезд был на третьем месте в губернии (после Глазовского и Малмыжского) по численности старообрядцев. Среди них преобладали беспоповцы, их некоторые толки (например, бегуны) также отличались негативным отношением как к самодержавному строю, так и к официальной церкви. Таким образом, идеи молоканства попали на благодатную, хорошо подготовленную почву. Наконец, следует отметить ещё один чрезвычайно важный фактор. Апогей движения приходится на середину -вторую половину 60-х гг. XIX в. В это время в ряде волостей Сарапульского уезда возник острейший конфликт между бывшими удельными крестьянами и властями, связанный с осуществлением здесь земельного размежевания. В результате его проведения крестьяне лишились значительной части принадлежавшей им ранее земли. При этом местное православное духовенство однозначно встало на сторону властей, призывая прихожан к смирению. Естественно, подобная
позиция не могла не отразиться на авторитете церкви. Этим сразу же воспользовались молокане, которые не только поддержали крестьян, но и возглавили антиправительственное движение в крае. Молокане выглядели в глазах местных жителей как народные заступники, что резко повысило их популярность и привело к многократному увеличению адептов секты. Как видим, быстрому распространению движения именно на юго-востоке губернии способствовала и крайне напряжённая социальная ситуация, при которой народное недовольство реализацией крестьянской реформы приобретало религиозную оболочку.
Итак, в начале 50-х гг. XIX в. в Сарапуль-ском уезде Вятской губернии возникла небольшая группа сектантов-молокан. В миссионерских отчётах наряду с термином «молокане» иногда использовалось название «немоляи», что заставило некоторых исследователей усомниться в принадлежности сарапульских сектантов к духовным христианам. Дело в том, что «немоляи» (а точнее, «немоляки») - это один из толков старообрядцев-беспоповцев, который возник в 30-х гг. XIX в. на Дону [5]. По ряду догматических положений немоляки и молокане имеют некоторое сходство, но тем не менее они принадлежат к различным конфессиональным течениям. Анализ сектантского вероучения, а также их социального состава и конфессиональной самоидентификации позволил нам сделать вывод о несомненной принадлежности сарапульских сектантов к молоканству.
Распространителем молоканства на территории юго-восточной части Вятской губернии являлся сарапульский мещанин Максим Васильевич Зайцев [6]. К сожалению, имеющиеся в нашем распоряжении источники не позволяют установить, где он познакомился с данным вероучением. Можно лишь предположить, что Зайцев, занимавшийся предпринимательством и постоянно выезжавший за пределы губернии, мог увлечься идеями духовных христиан в Среднем Поволжье (например, в Самарской губернии), где имелись крупные общины молокан. Кроме того, небольшие группы молокан были и на прилегающей к Вятской губернии территории Среднего Урала. Сюда из центральных и южных губерний России высылали наиболее активных адептов молоканства, в том числе и уже упомянутого Якова Уклеина [7].
Уже в начале 50-х гг. XIX в. Максим Зайцев начал заниматься прозелитизмом среди православного населения Сарапульского уезда. Первоначально он привлёк в секту нескольких жителей Сарапула (например, мещанина Петра Бородина), а затем начал тайную проповедь среди удельных крестьян Мостовинской волости Са-
рапульского уезда [8]. Так, разъезжая по торговым делам, он неоднократно останавливался на ночлег в деревне Котовы в доме Фомы Ивановича Пономарёва. Это был зажиточный и грамотный крестьянин, который живо увлекся идеями духовных христиан. После смерти М. Зайцева именно Ф. Пономарёв возглавит движение и станет, по отзыву уездного стряпчего, «главным учителем молокан» [9].
Установить первоначальную численность сарапульских молокан довольно сложно из-за их глубокой конспирации. В отчёте вятского губернатора в Департамент общих дел МВД она оценивается примерно в 20 семейств [10]. Однако, несмотря на подпольный характер организации, она вскоре была выявлена властями благодаря местному православному духовенству.
26 августа 1853 г. священник села Арзамасского Стефан Лаврский сообщил вятскому епископу, что удельный крестьянин деревни Котовы Фома Иванович Пономарев перестал ходить в церковь на исповедь и причастие. Вятская духовная консистория поручила приходскому духовенству провести с ним воспитательную работу, однако это не имело никакого эффекта. Более того, в ходе бесед с Пономаревым выяснилось, что его религиозные воззрения очень напоминают учение секты молокан [11].
Вятский епископ сообщил об этом губернатору, а тот поручил сарапульскому исправнику провести по данному делу следствие. В ходе него выяснилось, что аналогичных религиозных идей придерживалось ещё несколько семей сарапульских крестьян, в частности односельчанин Пономарёва - Василий Иванович Беляев и житель деревни Ендовки Егор Титович Глухов. Из показаний, данных под присягой крестьянином деревни Котовы Ф. Галановым, стало известно, что указанные лица «года два или три... перестали в дома свои принимать иконы и показывают им неуважение. Кроме того, они редко ходят в церковь и вообще уклоняются от исполнения обязанностей православного и от общения со всеми православными» [12]. Галанов назвал и источник появления сектантской идеологии. Он указал, что Фома Пономарёв и Василий Беляев отпали от православия под влиянием сарапульского мещанина Максима Зайцева, который стал часто приезжать в их деревню, останавливаясь на ночлег в доме Пономарёва. Жители Ендовки также назвали имя Максима Зайцева, который неоднократно приезжал к их односельчанину Егору Глу-хову. После общения с ним Глухов, считавшийся одним из самых набожных православных верующих, неожиданно изменился. В следственных материалах указано, что «Егор Глухов икон не признает и не уважает, также не уважает и священников и не делает никаких знаков наружно-
го богопочитания. Он часто ездит в деревню Котовы к крестьянину Фоме Пономарёву. Егор Глухов в ихней деревне вреден ещё и потому, что с книгой ходит в поле и если кого увидит, то начинает толковать и соблазнять, чтобы не почитать иконы и не уважать священников» [13].
После этого сарапульская полиция начала процессуальные действия в отношении мещанина Максима Васильевича Зайцева. При обыске у него нашли несколько книг, не разрешённых цензурой («Скитское покаяние», «Беседы об отношении Церкви к христианам» и пр.). На допросе Зайцев не стал скрывать своих истинных религиозных убеждений. Он заявил, что «уже 7 лет не ходит в рукотворную церковь (то есть в православные храмы. - А. М.), Богу молится духом и не осеняет себя крестным знамением» [14].
М. В. Зайцев был арестован полицией и вскоре после этого умер в сарапульском тюремном замке, так и не сказав следователю, где он познакомился с молоканским учением. Лишившись своего духовного лидера и оказавшись перед угрозой жесткого наказания, остальные сектанты пошли на хитрость. Они заявили об отказе от своих заблуждений и примирении с православием. В силу этого власти не предприняли в отношении них никаких жестких мер. Вятская палата уголовного и гражданского суда 11 декабря 1856 г. приняла решение оставить Фому Пономарёва и других сектантов под надзором духовенства и местного начальства [15]. В течение последующих почти 10 лет молокане не проявляли никакой видимой активности и даже периодически посещали православную церковь. Естественно, что они не отказались от своих убеждений и лишь ждали удобного момента для начала широкой пропаганды.
23 июня 1865 г. была издана уставная грамота, в результате которой началось размежевание земель в районах, населённых бывшими удельными крестьянами. Оно вызвало массовые волнения среди жителей Мостовинской и Галанов-ской волостей Сарапульского уезда, поскольку крестьяне лишились значительной части принадлежавших им ранее земель [16]. Священник села Кигбаева Георгий Селиванский писал: «Не допуская даже мысли, чтобы могли отобрать у народа хотя бы часть той земли, которую они привыкли считать своей и Божьей, мужики никак не могли взять в толк сущности ожидавших их перемен, не верили никаким объяснениям, с какой бы стороны эти объяснения ни исходили, и в представлявшейся им путанице старались разобраться своими силами, своим умом. Отсюда возникло само брожение. Такие моменты в исторической жизни нашего русского народа представляли всегда самую благоприятную почву для агитационной деятельности пропагандистов раско-
ла и сектантства» [17]. Действительно, рост про-тестных настроений был очень эффективно использован молоканами. Они, в отличие от местного православного духовенства, сразу же поддержали крестьян в их конфликте с властями, заявив, что им не следует платить выкуп за землю. «Бог, сотворивши человека, наделил его землёй, поэтому платить за неё деньги не следует», -заявляли сектанты [18]. Кроме того, они распространяли различные слухи, например, о том, что лидеры молокан были на приёме у императора, который обещал наказать своевольных чиновников. В подтверждение этого сектанты показывали крестьянам подложные указы, якобы подписанные Александром II [19].
Крестьянское движение, начавшееся в нескольких селах Мостовинской волости Сарапульского уезда, к концу 1865 г. стало принимать угрожающие размеры. К нему присоединились крестьяне ещё трёх соседних сарапульских волостей -Мазунинской, Галановской и Арзамасской, а также Качкинской волости Елабужского уезда. Крестьяне не только отказывались платить выкуп за землю, но даже и обрабатывать её. Все попытки уездных властей и православного духовенства стабилизировать ситуацию закончились безрезультатно. «Несмотря на все кроткие увещания и вразумления мои и приглашённого приходского священника, крестьяне остались в прежних заблуждениях», - писал елабужский уездный исправник [20]. Опасаясь разрастания движения, вятский губернатор решил использовать войска для его подавления [21].
24 декабря 1865 г. в Качкинскую волость Елабужского уезда прибыли три стрелковые роты Либавского полка общей численностью в 150 человек. Позднее на помощь к ним пришли ещё три роты того же полка (одна линейная и две стрелковые) [22]. Они пробыли здесь до конца мая 1866 г., когда крестьянское движение в обозначенном районе сошло на нет. В марте 1866 г. в охваченные волнениями волости Сарапульского уезда был направлен первый батальон Калужского полка. Его бойцы разместились в наиболее социально активных селах - Заборье и Бисерки. Ни в Елабужском, ни в Сарапульском уездах солдатам, к счастью, не пришлось применять оружие. Тем не менее повсеместно были организованы массовые порки непослушных крестьян. В перерывах между экзекуциями проводилась воспитательная работа, к которой вновь активно привлекалось православное духовенство.
Откровенно проправительственная позиция священнослужителей и их активное привлечение к силовым акциям в отношении крестьян сразу же привели к резкому падению авторитета Церкви. В последующем это признавали даже сами священники. «Поземельная реформа задевала
крестьян за самое больное место, наносила им большой ущерб в экономическом отношении, а духовенство своими увещаниями принять нарезку земли как бы игнорировало их материальные интересы. Поэтому в глазах своих прихожан оно являлось изменником и их личным врагом. Отсюда и родились враждебные отношения между пастырем и паствой, впоследствии же у некоторых лиц, особенно после наказания розгами, отношения эти перешли в открытый разрыв не только с духовенством, но и с самой Церковью. Озлобленные, они стали отвергать всё церковное: хождение в церковь, поклонение святым иконам, посты, и, чтобы прекратить всякие сношения с духовенством, стали даже отвергать необходимость таинств», - отмечалось в «Вятских епархиальных ведомостях» [23].
Сарапульские молокане извлекли из возникшей ситуации наибольшую выгоду. Мы уже отмечали, что с момента возникновения земельного конфликта они сразу же встали на сторону крестьян и подталкивали их к радикальным формам сопротивления. Однако на том этапе молокане ещё не занимались открытой пропагандой своего вероучения, поскольку среди местного населения пока был велик авторитет Церкви и сохранялась надежда на поддержку православного духовенства. Экзекуция, устроенная в начале 1866 г., лишила крестьян последних иллюзий. Паства действительно отвернулась от пастырей, не найдя у них ни поддержки, ни сочувствия. Не имея возможности что-либо противопоставить грубой военной силе, крестьяне отказались от активных форм социального протеста, однако не смирились со своим положением. Про-тестные настроения стали приобретать религиозную окраску, когда сарапульские крестьяне открыто заявили о своём выходе из православия и присоединении к молоканству.
Естественно, что массовый переход в молоканство объясняется не только падением авторитета Церкви и ростом популярности духовных христиан в связи с рассмотренным аграрным конфликтом. Он имел и материальную подоплёку. Молоканские активисты, как и западные протестанты в период Реформации, выступали с идеями создания «дешёвой церкви», что привлекало крестьян, плативших немалые деньги на содержание клира. Этот фактор считали одной из главных причин отхода от православия и представители местных властей. Сарапульский уездный исправник писал: «Служители церкви отталкивают от себя прихожан непомерными поборами с них и равнодушным отношением к своим обязанностям» [24].
Кроме того, многие источники в качестве причины популярности молоканства называют легковерие местных жителей и их низкий образова-
тельный уровень. Действительно, молоканские пропагандисты для привлечения в секту крестьян распространяли различные слухи, доказывавшие привлекательность смены веры. Сарапульский исправник писал: «Они увлекли народ, заверяя, что переход в молоканство весьма выгоден, особенно тем, что их сошлют с семействами на Кавказ, где обратят в казаков, наделят лучшей землёй по 15 десятин на душу и податей брать не будут. Вещь соблазнительная, и крестьяне в надежде получить обещанное объявляли себя молоканами, не желающими принимать надела земли на родине, размер которого менее обещанного надела на Кавказе» [25].
Были случаи, когда молоканские агитаторы использовали в своих целях неграмотность местного населения. Интересный случай рассказал один из крестьян деревни Заборье: «Однажды к нам в деревню приехал раскольник из деревни Макшаково и стал обходить дома с какой-то книгой, которую и читал хозяевам. Приходит и в мой дом, уселся за стол и стал читать книгу. Да читал всё нехорошее, богохульное: церковь, говорит, и попов не надо, это антихристово; на исповедь ходить к мирским попам грех, а причастие брать и того хуже и многое другое. Жена моя в это время садила хлеб в печку и всё слушала, что он читает. Потом подошла к столу и говорит: «Покажи мне главу, где всё это написано?» «Да разве ты маракуешь (понимаешь. -А. М.) по-печатному?» - спросил с удивлением чтец. «Маракую», - ответила жена. Тогда наш наставник поспешно закрыл книгу и, не говоря ни слова, выбежал на улицу. Тут мы с женой и догадались, что он читал всё от себя, а не из книги, просто обманывал нас» [26].
Итак, все названные факторы способствовали резкому росту популярности молокан. Во второй половине 1866 - начале 1867 г. о своём переходе в секту стали заявлять жители целых сёл. Наибольший размах это движение получило в Мостовинской, Соколовской и Галановской волостях [27]. В 1867 г. в Мостовинской волости молоканами себя объявили 98 семейств, насчитывавших 541 человек (264 мужчины и 277 женщин). В Галановской волости было 143 молоканских семьи численностью 720 человек (357 мужчин и 363 женщины). В Соколовской волости насчитывалось 9 молоканских семейств, численностью в 52 человека (28 мужчин и 24 женщины) [28]. Кроме того, 48 молокан (25 мужчин и 23 женщины) проживали в самом Сарапуле [29]. Наконец, в ряде источников (например, в статье православного миссионера Н. Тихвинского) отмечается, что молоканство получило распространение и в ряде сёл Елабужского уезда, однако точных данных о численности сектантов в них не приводится [30].
Таким образом, довольно сложно установить точную численность молокан на территории Вятской губернии, поскольку далеко не все крестьяне, разделявшие идеи духовных христиан, открыто заявляли о своём выходе из православия, а кроме того, отсутствуют статистические сведения о молоканах в других уездах. Тем не менее численность одних только сарапульских молокан, открыто исповедовавших новую веру, к концу 1867 г. достигла 1361 человек. Как видим, менее чем за два года количество молокан в Сарапуль-ском уезде выросло примерно в 13 раз.
Резкое увеличение численности молокан в Вятской губернии не могло не остаться без внимания центра. В ряде столичных изданий (в частности, в «Москве» и «Вечерней газете») были опубликованы статьи о массовом отпадении вятских крестьян от православия. Этими материалами сразу же заинтересовались государственные органы, в первую очередь Святейший Синод, МВД и Министерство юстиции. Так, Министерство внутренних дел поручило вятскому губернатору взять дело о массовом распространении молоканство под личный контроль. В первую очередь ему предписывалось лично ознакомится с ситуацией в Сарапульском уезде и собрать наиболее полные сведения о самой секте (время появления в крае, формы деятельности, лидеры и пр.).
В августе 1867 г. вятский губернатор Н. В. Компанейщиков прибыл в Сарапул. Ознакомившись с работой местных правоохранительных органов, он признал её неудовлетворительной. «Судебный следователь титулярный советник Ольшанский своим бездействием и уклонением от исполнения служебных обязанностей, усиливал волнение в крестьянах и ставил администрацию в затруднительное положение», -писал Н. В. Компанейщиков в рапорте министру внутренних дел [31]. Позднее названный судебный следователь был отстранён от ведения дела.
Кроме кадровых перестановок губернатор принял и ряд других мер по недопущению дальнейшего распространения молоканства на вверенной ему территории. Так, он предложил находящемуся в Сарапуле представителю Корпуса жандармов открыть в Мостовинской волости стационарный наблюдательный пункт. При этом командированный туда жандармский унтер-офицер должен был пройти подробный инструктаж с разъяснением сущности молоканства и наиболее эффективных методах борьбы с ним. Всю получаемую информацию унтер-офицер должен был немедленно предоставлять не только своему прямому начальству, но и вятскому губернатору.
Ещё накануне приезда Н. В. Компанейщико-ва в Сарапул местные правоохранительные органы арестовали нескольких молоканских активи-
стов. Глава губернии решил лично пообщаться с ними, однако разговора явно не получилось. «Этих людей я лично спрашивал о причинах их упорства, но получил самые бестолковые ответы... Все вразумления с моей стороны оказались тщетными. Я полагаю, что они их поняли, но притворились идиотами», - отмечал губернатор [32].
Наконец, помимо беседы с арестованными молоканами в сарапульской тюрьме, Н. В. Компанейщиков решил посетить районы, охваченные сектантским движением. В частности, он прибыл в Мостовинскую волость, где располагались идейные центры молоканства - деревни Заборье и Ендовка [33]. Общение с местными жителями убедило губернатора в том, что «в этой местности появилось чистое молоканство и именно молокане возбуждают неповиновение к платежу повинностей. Следовательно, молоканство составляет причину беспорядков, а большинство крестьян, не заражённых лжеучением, выказало совершенную покорность» [34].
Таким образом, в результате своей поездки в Сарапульский уезд губернатор Н. В. Компанейщиков окончательно убедился в крайне опасном характере секты. Основную угрозу он видел не столько в антицерковной сущности духовных христиан, сколько в их антиправительственной направленности. Губернатор сделал вывод, что именно молокане были главными организаторами крестьянских бунтов и именно они продолжали подталкивать местных жителей к бойкоту выкупных платежей. По мнению Н. В. Компа-нейщикова, стабилизация социальной ситуации на юго-востоке края возможна лишь при условии ликвидации секты или её максимального ослабления. На достижение этой цели будут направлены все последующие усилия губернской администрации.
Вскоре после отъезда губернатора из Сарапула местные власти приступили к повальным арестам не только молоканских активистов, но и многих рядовых адептов секты. В течение октября - ноября 1867 г. в сарапульский тюремный замок было помещено 193 молоканина, из них три женщины [35]. Большинство арестованных находилось в остроге до марта 1868 г., при этом условия их содержания были очень тяжёлыми. Камеры, в которых сидели молокане, были переполнены и плохо отапливались. Пищевой рацион подследственных также отличался крайней скудостью. В последующем это привело к нескольким летальным исходам [36].
Для координации усилий в деле решения молоканской проблемы Департамент общих дел МВД, по предложению вятского губернатора создал в октябре 1867 г. специальную следственную комиссию [37]. В её состав вошли предста-
вители следственных органов, местной администрации, а также духовенства. Последнее представлял известный православный священник -вятский кафедральный протоиерей Стефан Каш-менский. На него возлагались особые надежды в борьбе с молоканством, что объяснялось несколькими причинами. Во-первых, С. Кашменский был хорошо образован и считался блестящим проповедником. Во-вторых, он имел определённый опыт работы среди старообрядцев, который мог быть полезен при работе с молоканами. Наконец, Кашменский, в отличие от приходского духовенства Сарапульского уезда, не был вовлечён в рассмотренный земельный конфликт, поэтому мог быть более благожелательно встречен сектантами.
С. Кашменский прибыл в Сарапул 23 января 1868 г. и прожил здесь до 28 марта 1868 г. [38]. За это время он неоднократно выезжал в молоканские сёла, но основную работу развернул в сарапульском тюремном замке, где содержались арестованные духовные христиане. Первоначально сектанты встретили миссионера крайне враждебно, устроив ему настоящую обструкцию. Ему пришлось использовать весь свой ораторский талант, для того чтобы заставить себя слушать. Уже с середины февраля 1868 г. молокане стали охотнее идти на диалог, благодаря чему священник смог детальнее познакомится с их религиозными воззрениями. «Сколь сильно было упорство сектантов, столь же мрачны и возмутительны были их идеи. Отвергая крестное знамение, поклонение иконам, посещение храмов, отвергая все таинства, они говорили: "Христос есть добрый разум. Из кого добрые мысли исходят, тот и Христос"», - отмечал в своём отчёте отец Стефан [39].
Ещё сильнее священник был шокирован отношением молокан к светским властям, в том числе и к царю. «Сектанты никак не хотят государя императора именовать царём, повторяя, что признают лишь одного царя - небесного. Они неуважительно относились к священной особе помазанника божия, употребляя лишь его имя и фамилию. Даже касательно самого имени императора у них допускалось кощунственное, с крайним оскорблением царского величия, применение некоторых слов из Священного писания», -указывал С. Кашменский [40]. Как видим, в политических воззрениях сарапульских крестьян произошла значительная трансформация. Они окончательно избавились от царистских иллюзий и перешли в разряд убеждённых противников существовавшего строя. Этому способствовало не только распространение молоканской доктрины с её негативным отношением к самодержавию, но и карательные акции властей в отношении крестьян, осуществлённые с применением армейских частей.
Протоиерей Стефан Кашменский работал в Сарапульском уезде чуть больше двух месяцев. В результате его миссионерской деятельности несколько десятков арестованных сектантов публично заявили о своём примирении с православием. Это позволило самому Кашменско-му заявить о полном успехе миссии. Однако вряд ли с этим можно согласиться. Большинство «раскаявшихся» были вынуждены пойти на такой шаг под сильным административным нажимом и угрозой сурового наказания. Как только их выпускали из следственного изолятора, они вновь присоединялись к своим единоверцам.
Итак, поскольку большинство подследственных публично покаялись, в марте 1868 г. Вятская судебная палата распорядилась освободить из тюрьмы 145 человек. 48 наиболее стойких молокан так и остались сидеть в сарапульском тюремном замке [41]. При этом, по всей видимости, условия их содержания значительно ухудшились, поскольку вскоре начинают фиксироваться летальные исходы заключённых. Всего в течение первой половины 1868 г. умерло четверо арестованных молокан: 17 апреля - П. Чи-куров, 15 мая - С. Мясников, 6 июня - А. Жаров. Последним скончался один из организаторов крестьянских волнений в Мостовинской волости - житель деревни Борисово Николай Белов [42].
Помимо молоканских активистов в следственном изоляторе были оставлены ещё три человека, непосредственно связанные с этим делом, в частности коллежский регистратор Митрофан Кабаков. Они не являлись молоканами, но оказывали им большую правовую и техническую помощь. Так, М. Кабаков составлял все ходатайства молокан, в том числе на имя императора. Возможно, что именно он являлся автором многих подложных правительственных указов и других правовых документов, которые были достаточно качественно подделаны. Впрочем, доказать это следственным органам так и не удалось.
Ещё одним возможным автором фальшивых государственных бумаг мог быть бывший писарь Соколовского сельского управления С. Мясников. Ещё до начала массовых крестьянских выступлений он был уволен с работы и арестован за подстрекательство к неповиновению властям, но в декабре 1865 г. выпущен на свободу [43]. Вскоре он присоединился к молоканам и вместе с М. Кабаковым стал составлять различные прошения. После начала массовых арестов молокан С. Мясников попытался скрыться от правоохранительных органов, отправившись на родину - в Вятский уезд. Однако сделать это ему не удалось: по дороге он был задержан и вто-
рично арестован. Доказать его причастность к подделке правительственных документов также не удалось, поскольку вскоре после ареста бывший писарь умер [44].
Что касается освобождённых из тюрьмы крестьян, то все они остались под строгим контролем местных правоохранительных органов. Кроме того, для закрепления достигнутого С. Каш-менским результата к ним были направлены опытные епархиальные миссионеры [45]. Работа православного духовенства в сочетании с административным давлением стала приносить определённые результаты. Согласно рапорту сарапульско-го уездного исправника, в течение 1868 г. 130 семейств численностью 700 человек «совершенно раскаялись и бросили свои заблуждения» [46]. Таким образом, по официальным данным за год численность сектантов, открыто исповедующих молоканское вероучение, сократилась примерно в два раза (в конце 1867 г. легальных молокан было 1361 чел.).
Однако приведённые цифры не отражают реальной ситуации в молоканских районах, а свидетельствуют о желании местного духовенства и уездного руководства скорее отрапортовать об успехах в деле искоренения секты. Уже летом 1868 г. обстановка в Сарапульском уезде опять стала накаляться. Многие «раскаявшиеся» молокане вновь перестали ходить в церковь, а «несколько человек из ранее освобождённых и исправившихся было, заявили волостному правлению, что они тоже не хотят платить выкуп, состоят в молоканстве и пусть их снова сажают в тюрьму» [47].
В ответ на это 20 августа 1868 г. по решению Вятской палаты уголовного и гражданского суда были вновь помещены в следственный изолятор четверо ранее освобождённых сектантов (Дмитрий и Фёдор Решетниковы, Степан Чулков и Пётр Алабужев). 4 сентября 1868 г. был арестован лидер вятских молокан - Фома Иванович Пономарёв, возглавивший организацию после смерти её основателя Максима Зайцева [48]. Во время массовых арестов молокан, проходивших в октябре - ноябре 1867 г., Ф. И. Пономарёв остался на свободе и продолжал руководить сектой. Это стало возможным благодаря тому, что арестованные не выдали своего учителя, а он, в целях конспирации, не проявлял видимой активности и даже «все подати и повинности всегда исполнял исправно» [49]. Данный случай наглядно свидетельствует о том, что работа местных правоохранительных органов была не на самом высоком уровне. Им понадобился почти год для того, чтобы выявить вождя духовных христиан, хотя это можно было сделать довольно легко, подняв прежние следственные материалы. Напомним, что Ф. И. По-
номарёв в начале 50-х гг. XIX в. уже проходил по уголовному делу, возбуждённому в связи с обнаружением в Сарапульском уезде первой группы молокан.
Появление в тюремном замке Ф. И. Пономарёва лишь укрепило находившихся там сектантов (около 50 человек) в своих убеждениях. Они стали отказываться от общения с православными миссионерами, требовали убрать из камер иконы и пр. Тогда решением следственной комиссии 16 сектантов были переведены из Сарапула в малмыжский тюремный замок [50]. Однако большого эффекта данная мера не дала: молокане упорно отказывались от выкупных платежей и не желали воссоединяться с православием.
Между тем дело о вятских молоканах вновь попало на страницы центральной прессы. Так, «Вечерняя газета» сообщила о смерти нескольких арестованных сектантов в сарапульском остроге [51]. Видимо, чтобы замять данное дело, по требованию министра внутренних дел были освобождены 44 молоканина [52]. Их появление в родных сёлах вновь дестабилизировало ситуацию. «Освобождённые из тюрьмы молокане неохотно работают и распускают толки, что они освобождены по указу царя без наказания, что дело их правое, что в церковь ходить не нужно, землю обрабатывать и вносить выкуп - тоже, что им дадут другую землю в больших размерах», -с тревогой писал губернатор вятскому губернскому прокурору [53].
Крайне непоследовательные действия властей свели на нет все усилия миссионеров по искоренению молоканства в крае. Духовные христиане вновь занялись активной пропагандой своих идей, что встретило сочувствие местных жителей. В результате летом 1869 г. происходит новый массовый переход в молоканство. «Противозаконные действия всех этих людей (молоканских агитаторов. - А. М.) были причиной того, что крестьяне сёл Мазунино и Тарасово, а также деревень Ежовой, Плоской, Поповки и Больших Хлыстов, всего 418 душ обоего пола, ранее оставившие свои убеждения, снова совершенно отклонились от православия», - писал товарищ министра юстиции [54].
Таким образом, к началу 70-х гг. XIX в. са-рапульские молокане почти полностью восстановили свою прежнюю численность. Из 700 сектантов, в 1868 г. публично заявивших о своём воссоединении с православием, 418 человек уже в 1869 г. вновь вернулись к духовным христианам. Это окончательно убедило центральные и местные власти в том, что лишь последовательная и жёсткая политика способна остановить дальнейшее распространение молоканства.
В сентябре 1869 г. правоохранительные органы вновь провели массовые аресты активистов духовных христиан. Всего, по данным судебного следователя 3-го участка Сарапульского уезда, было взято под стражу 23 человека. Ещё в отношении 24 молокан также было возбуждено уголовное дело, но в силу разных причин (преклонный возраст, наличие тяжёлых хронических заболеваний и пр.) их оставили на свободе до вынесения судебного приговора [55].
Большинство подследственных под угрозой тяжкого уголовного наказания заявили об отказе от своих религиозных убеждений и согласились выплачивать выкуп за землю. Однако несколько молокан заняли твёрдую позицию. В 1871 г. их приговорили к различным срокам тюремного заключения, а некоторых выслали за пределы края. Так, Н. И. Варачев, являвшийся одним из активных участников крестьянских выступлений и молоканским пропагандистом, был сослан в Архангельскую губернию, откуда вернулся лишь в 1882 г. [56]
Одновременно с этим власти использовали меры материального давления на сектантов. Они предложили сельским общинам разделить землю тех молокан, которые отказывались её обрабатывать и вносить выкупные платежи [57]. Угроза лишиться земли - основного источника существования крестьянина - оказалась даже более эффективной мерой, чем тюремное заключение или ссылка.
Также местные власти начали кампанию по дискредитации молокан и их учения. В ней участвовал даже губернатор, выезжавший в сектантские сёла. «Дабы уронить кредит доверия еретиков и потрясти их влияние на массы, я изобличал на сходе их учение и довёл дело до того, что когда присутствовавшие молокане отказались приладиться к иконе Святителя Николая, то против них возбуждено было общее негодование. Вся толпа отвернулась от них, как от людей нечистых», - писал губернатор в отчёте министру внутренних дел [58].
Наконец, после ареста и высылки наиболее убежденных молокан среди колеблющихся вновь начали активно действовать православные миссионеры. В первой половине 70-х гг. XIX в. их работа оказалась более эффективной, чем в предшествующие годы. Этому способствовал ряд факторов. Во-первых, после нейтрализации молоканской верхушки основная масса оставшихся сектантов в интеллектуальном отношении значительно уступала миссионерам. Во-вторых, в данный период в православном миссионерстве произошли значительные позитивные сдвиги, вызванные широким внедрением методов, разработанных известным христианским просветителем Н. И. Ильминским. В-третьих, к этому
времени у значительной части сарапульских крестьян, примкнувших к молоканам в разгар антиправительственных выступлений середины 1860-х гг., наступило определённое разочарование в сектантском вероучении. «В настоящее время учение молокан рушится, да и иначе и быть не может: привыкнув освещать через совершение обрядов в церкви каждую эпоху своей жизни, немоляи не могут вдруг превратиться в людей духовных, тем более что дух, обитающий в теле грубого простолюдина и не способен возноситься мысленно к Богу и созерцать величие Творца даже в окружающем мире. Вследствие сего духовные христиане стали вводить для выражения внутренних побуждений духа грубейшие формы. К примеру, обряд бракосочетания у них заключается в том, что соединившаяся чета запирается на время в хлеве. Но такие бессмысленные обряды не могут удовлетворить людей, привыкших к церковной обрядности, поэтому немоляи начинают уже посещать христианские храмы», - писал в 1873 г. один из сотрудников Вятского губернского статистического комитета [59].
Все эти факторы обусловили начало упадка молоканства на территории губернии. В середине 70-х гг. XIX в. в Сарапульском уезде оставалось чуть более 50 молокан, открыто заявлявших о своих религиозных убеждениях. К концу десятилетия эта цифра сократилась примерно до 30 человек, при этом, как отмечал сарапульский уездный исправник, «ныне все казённые подати они вносят и земли засевают, но отказываются лишь от платежа денежных и других сборов на церковные потребности, заявляя, что они в священниках не имеют надобности» [60].
Таким образом, в течение всего периода активного функционирования молоканской секты на территории Сарапульского уезда Вятской губернии местные органы власти проводили в отношении неё жёсткую конфессиональную политику. Она включала в себя аресты и судебное преследование молоканских активистов, изъятие их религиозной литературы, закрытие молитвенных собраний духовных христиан и пр. Временные послабления, происходившие при реализации подобного курса, объяснялись исключительно внешними факторами (внимание центральной прессы, распоряжения МВД и пр.). Такая жёсткость объясняется тем, что сарапуль-ские молокане были не просто религиозными диссидентами, но ещё и организаторами массовых крестьянских выступлений, подавленных при помощи армейских частей. Конечная цель данной политики - уничтожение молоканства как массового религиозно-политического течения -была успешно достигнута к середине 70-х гг. XIX в.
Примечания
1. См.: Малахова, И, А. Духовные христиане [Текст] / И. А. Малахова. М., 1970; Клиба-нов, А. И. Религиозное сектантство в прошлом и настоящем [Текст] / А. И. Клибанов. М., 1973 и др.
2. Молокане [Текст] / Христианство: энцикл. словарь. М„ 1995. Т. 2. С. 143.
3. История религии [Текст] / под ред. И. Н. Яб-локова. М„ 2004. Т. 2. С. 273.
4. Никольский, H. М. История русской церкви [Текст] / H. М. Никольский. М„ 1988. С. 369.
5. Немоляи [Текст] / Христианство: энцикл. словарь. М„ 1995. Т. 2. С. 193.
6. ГАКО. Ф. 582. Оп. 84. Д. 63. Л. 1об.
7. Никольский, H. М. История русской церкви [Текст] / H. М. Никольский. М„ 1988. С. 369.
8. ГАКО. Ф. 582. Оп. 84. Д. 63. Л. 14.
9. ГАКО. Ф. 21. On. 1. Д. 2340. Л. 35об.
10. РГИА. Ф. 1284. Оп. 219. Д. 40. Л. 1.
11. ГАКО. Ф. 582. Оп. 84. Д. 63. Л. 4.
12. Там же. Л. 15.
13. Там же. Л. 15об.-16.
14. Там же. Л. 17.
15. Там же. Л. 35об.
16. РГИА. Ф. 1284. Оп. 219. Д. 40. Л. 12об.
17.Селиванский, Г. Немоляи [Текст] / Г. Селиван-ский // Вятские епархиальные ведомости. 1902. № 16. С. 838.
18. ГАКО. Ф. 574. On. 1. Д. 439. Л. 201об.
19. ГАКО. Ф. 582. Оп. 27. Д. 7. Л. 26.
20. ГАКО. Ф. 582. Оп. 28. Д. 43. Л. 32.
21. РГИА. Ф. 1284. Оп. 219. Д. 40. Л. 2.
22. ГАКО. Ф. 582. Оп. 28. Д. 43. Л. 53.
23. Секта «немоляев» в Мостовинском приходе Сарапульского уезда [Текст] // Вятские епархиальные ведомости. 1903. № 17. С. 736.
24. ГАКО. Ф. 574. On. 1. Д. 440. Л. 501.
25. ГАКО. Ф. 582. Оп. 27. Д. 7. Л. 26.
26. Секта «немоляев» в Мостовинском приходе Сарапульского уезда [Текст] // Вятские епархиальные ведомости. 1903. № 17. С. 737.
27. РГИА. Ф. 1284. Оп. 219. Д. 40. Л. 12.
28. ГАКО. Ф. 21. Оп. 1. Д. 2340. Л. 35-37.
29. ГАКО. Ф. 582. Оп. 27. Д. 7. Л. 40.
30. Тихвинский, Н. Раскол, сектантство и православная миссия в Вятской епархии [Текст] / Н. Тихвинский // Вятские епархиальные ведомости. 1902. № 10. С. 505.
31. РГИА. Ф. 1284. Оп. 219. Д. 40. Л. 3.
32. Там же. Л. Зоб.
33. ГАКО. Ф. 574. Оп. 1. Д. 204. Л. 153.
34. РГИА. Ф. 1284. Оп. 219. Д. 40. Л. 4.
35. ГАКО. Ф. 582. Оп. 27. Д. 7. Л. 27.
36. ГАКО. Ф. 21. Оп. 1. Д. 2340. Л. 1.
37. ГАКО. Ф. 574. Оп. 1. Д. 204. Л. 154.
38. ГАКО. Ф. 21. Оп. 1. Д. 2340. Л. 9.
39. Там же. Л. 6.
40. Там же. Л. боб.
41. ГАКО. Ф. 582. Оп. 27. Д. 7. Л. 27.
42. ГАКО. Ф. 21. Оп. 1. Д. 2340. Л. 36.
43. ГАКО. Ф. 582. Оп. 28. Д. 43. Л. 1.
44. ГАКО. Ф. 21. Оп. 1. Д. 2340. Л. 38.
45. ГАКО. Ф. 574. Оп. 1. Д. 204. Л. 154.
46. ГАКО. Ф. 582. Оп. 27. Д. 7. Л. 27об.
47. ГАКО. Ф. 21. Оп. 1. Д. 2340. Л. 39об.
48. ГАКО. Ф. 582. Оп. 84. Д. 63. Л. 14.
49. ГАКО. Ф. 21. Оп. 1. Д. 2340. Л. 35об.
50. ГАКО. Ф. 582. Оп. 90. Д. 160. Л. 1.
51. Новая секта «немоляев» [Текст] // Вечерняя газета. 1868. № 197. С. 3.
52. ГАКО. Ф. 21. Оп. 1. Д. 2340. Л. 76.
53. Там же. Л. 68об.
54. Там же. Л. 77.
55. Там же. Л. 104.
56. ГАКО. Ф. 582. Оп. 43а. Д. 113. Л. 27.
57. РГИА. Ф. 1284. Оп. 219. Д. 40. Л. 4об.
58. Там же.
59. ГАКО. Ф. 574. Оп. 1. Д. 439. Л. 202.
60. ГАКО. Ф. 582. Оп. 26. Д. 1064. Л. 5об.
