CC BY
410
ПОЛИТИКА США В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ И ИНТЕРЕСЫ РОССИИ
Максим БРАТЕРСКИЙ
профессор Государственного университета — Высшей школы экономики (Москва, Россия)
Пять лет назад автор этих строк опубликовал статью1, в которой попытался оценить итоги первых 10 лет политики США в отношении Центральной Азии. В частности, был сделан вывод, что с начала 1990-х по 2002 год политика Вашингтона в регионе претерпела существенную эволюцию — от первых шагов по признанию его новых независимых государств до разработки долгосрочной стратегии в ЦА, что поворотным пунктом в формировании курса Соединенных Штатов в отношении этих государств стали события 11 сентября 2001 года, вызвавшие развертывание широкомасштабной антитеррористической кампании Белого дома в Азии: «Из географически отдаленного, нестабильного и малоинтересного региона Центральная Азия превратилась для США в зону, где сфокусированы интересы национальной безопасности»2. Непосредственно после событий 11 сентября, когда Соединенные Штаты начали военную операцию в Афганистане и основали свои базы в Центральной Азии, военные и политики США действовали в условиях дефицита времени. В тот момент они решали тактические, а не стратегические вопросы и перспективы вовлеченности США в регион оставались неясны. Более взвешенные оценки американских интересов в регионе были сделаны как в Соеди-
1 См.: Братерский М.В. Политика США в Средней Азии: Итоги десятилетия // США-ЭПИ,
2002, № 9.
2 Там же. С. 55.
ненных Штатах, так и в России позднее, в середине 2000-х годов. А ныне, когда ситуация в регионе несколько стабилизировалась, США, РФ и КНР обозначили свои интересы в ЦА, стали формироваться перспективные региональные структуры, в частности ШОС, пришла пора вернуться к вопросу о перспективах политики США в Центральной Азии и попытаться дать им более объективную и взвешенную оценку, проверить, удержал ли регион высокое место в системе внешнеполитических приоритетов Вашингтона, и проследить, как этот его курс воспринимает Москва.
Интерес Соединенных Штатов к ЦА сегодня определяется в основном тремя взаимосвязанными факторами:
1) ее геополитическим положением;
2) недостаточной политической и экономической стабильностью государств региона и связанной с ней ситуацией с правами человека в этом регионе;
3) перспективой вывода углеводородных ресурсов республик ЦА на мировой рынок.
Вместе с тем США реализуют свою политику в Центральной Азии в контексте более широких региональных и глобальных проблем, поэтому при анализе политики США в регионе необходимо учитывать такие факторы, как иранская ядерная программа, позиции и роли Индии и Пакистана, становление ШОС.
Геополитическое положение и политическая стабильность в регионе
Значимость описываемого региона для внешней политики Соединенных Штатов определяется в первую очередь тем, что страны ЦА граничат с КНР, Россией, Ираном и Афганистаном, а также находятся рядом с еще двумя важнейшими азиатскими державами — Индией и Пакистаном. США прежде всего заинтересованы в политической стабильности и экономическом процветании государств Центральной Азии, так как альтернативой этому может стать «падение» некоторых государств и превращение их в источник региональной нестабильности, терроризма и трансграничной преступности. Государства ЦА в целом недостаточно сильны, что частично объясняется их географической отдаленностью и оторванностью от основных потоков мировой торговли, частично — социально-политической моделью, установившейся в государствах региона после крушения Советского Союза. Правящие режимы этих стран характеризуются разной степенью авторитаризма, ограничивают гражданские свободы и активность политической оппозиции, перераспределяют результаты экономической деятельности своих народов в интересах правящих элит и бюрократического силового аппарата, который и удерживает элиты у власти.
В результате такой политики политические институты государств ЦА остаются неразвитыми, коррупция — высокой, управление экономикой — неэффективной. Не удивительно, что в обществах данных государств растут протестные настроения. Большинство стран региона не обладает достаточным запасом внутренней стабильности, подвержены внутренним и внешним политическим рискам. Два наиболее жестких режима региона — Узбекистан и Туркменистан — пережили серьезные политические кризисы (события в Андижане и смена правящего режима, последовавшая за кончиной С. Ниязова) и сегодня кажутся стабильными, но эта стабильность вряд ли продлится долго. Кыргызстан до сих пор полностью не вышел из политического кризиса, вызванного смещением А. Акаева. Нищета, характерная для республик ЦА, вкупе с усталостью их народов от коррупции и репрессий будет вызывать новые взрывы, которые могут распространиться не только на весь регион, но и на соседние государства. Соединенные Штаты хорошо это понимают и хотели бы стабилизировать там обстановку, а решение проблемы они видят в социальноэкономическом развитии стран региона и ликвидации их относительной изолированности от внешнего мира путем вовлечения в мировую торговлю3. В целом такая оценка близка к позиции Москвы, хотя она предпочитает публично не акцентировать социально-политические проблемы Центральной Азии. Показательна в этом плане оценка событий в Андижане, данная В. Путиным на пресс-конференции 31 января 2006 года: «Мы лучше, чем вы, знаем, что произошло в Андижане, и мы знаем, кто, где, в каком объеме готовил тех людей, которые подожгли ситуацию в Узбекистане и, в частности, в этом городе. Это не исключает того, что в Узбекистане очень много проблем, но это исключает наш подход, при котором мы могли бы раскачивать, могли бы позволить себе раскачать ситуацию в этой стране. Вы знаете, наверное, что такое Ферганская долина, вы знаете, как сложна там ситуация, каково положение населения, уровень его экономического самочувствия. Нам не нужен в Центральной Азии второй Афганистан, и мы будем действовать очень аккуратно»4.
3 См., например: Starr S.F. A Partnership for Central Asia // Foreign Affairs, Jul/Aug 2005, Vol. 84, No. 4. P. 164; Macfarlane S.N. The United States and Regionalism in Central Asia // International Affairs, May 2004, Vol. 80, No. 3. P. 447.
4 [http://www.edinros.ru/news.html?id=110500], 8 июня 2007.
Вместе с тем следует подчеркнуть, что, хотя общие оценки ситуации в Центральной Азии Соединенными Штатами и Россией во многом совпадают, они предлагают диаметрально противоположные пути решения проблем. В своих подходах к вопросу социально-политической нестабильности в регионе США опираются прежде всего на свое понимание проблемы «несостоявшихся» государств, к которым в какой-то степени относят и большинство стран ЦА, а в плане выбора политических инструментов реализации политики — на стратегию распространения демократии, принятую на вооружение второй администрацией Дж. Буша-мл.5
Будет неверным утверждать, что стратегия Соединенных Штатов в Центральной Азии полностью подчинена задаче соперничества за влияние с Россией6 и КНР7 (как это часто воспринимают в Москве), но идея ослабить в регионе традиционное влияние РФ и растущее — Китая — в американской политике, несомненно, присутствует. Политика конкуренции с Москвой и Пекином не является самодовлеющей, но эта линия Вашингтона неизбежно проявляется в случае столкновения экономических интересов США и крупных евразийских держав. Глубинные же истоки противоречий Соединенных Штатов с Россией и Китаем по центральноазиатской проблематике лежат в различии взглядов этих трех стран на проблемы суверенитета государств, демократии как основы политического устройства и взаимосвязи внутреннего политического устройства стран с их внешнеполитическим поведением. С точки зрения Вашингтона, усиление влияния Москвы и Пекина в регионе ведет к воспроизводству в нем недемократической социально-политической модели, которая как раз и является глубинным источником проблем ЦА. Россия и КНР полагают, что американская модель демократии является уникальной и не может быть механически применена к другим культурам. Различие между США и РФ в подходах к данному коренному вопросу во многом определяет остальные противоречия между двумя странами в отношении региона, поэтому, как представляется, позиция Белого дома заслуживает более подробного изложения.
После окончания «холодной войны» и стремительного ускорения процессов глобализации Соединенные Штаты обнаружили, что новая мировая ситуация чревата проблемами и для них самих: не только мир открылся для западной экономики и культуры, но и сам Запад оказался открытым для проблем этого мира. Многочисленные проблемы и конфликты «третьего мира», еще недавно казавшиеся далекими или списывавшиеся на счет происков Москвы, не только вышли из-под контроля биполярной системы, но и стали сами глобализироваться в форме терроризма, потоков беженцев, распространения оружия массового уничтожения, непосредственно затрагивая интересы Запада. Ирония ситуации заключается в том, что Запад, однажды открывший ящик Пандоры глобализации, уже не может повернуть сложившееся положение вспять и отгородиться от неудобств совместного проживания с проблемными соседями. Глобальный характер интересов Запада, прежде всего США, сделал его уязвимым перед отрицательной внутренней динамикой политических и экономических процессов «третьего мира», в том числе и Центральной Азии. Именно неспособность (или нежелание) режимов многих из этих стран справедливо и эффективно решать внутренние проблемы продуцирует рост нестабильности, протестных настроений и экстремизма, генерирует внутри- и межгосударственные конфликты, приводит к распространению ОМУ, нарушает психологический
5 См.: Fact Sheet: President Bush Calls for a «Forward Strategy of Freedom» to Promote Democracy in the Middle East. Today’s Presidential Action. For Immediate Release. Office of the Press Secretary. 6 November
2003.
6 См.: А. Пушков: Американцев «ушли» из Средней Азии. Россия становится желанным противовесом США [http://www.centrasia.ru/newsA.php4?st=1120804020], 8 июня 2007.
7 См.: Михайлов С. Попытки США обосноваться в постсоветской Средней Азии — не антироссийс-кий, а антикитайский шаг [http://www.kreml.org/interview/94878025], 8 июня 2007.
комфорт «золотого миллиарда» репортажами об ужасах, транслируемыми по телевидению. Разрушительные процессы в «третьем мире» происходят на фоне деградации социально-политической жизни целых регионов, экономического застоя и потери управляемости внутренними процессами на собственных территориях со стороны традиционных правящих элит. С точки зрения США, подобные деструктивные процессы продуцируют несколько типов проблем, которые в условиях глобализации становятся уже не местными, а региональными и международными, к тому же нередко представляют угрозы национальным интересам Соединенных Штатов.
К таким проблемам относятся потеря управляемости территорий и стран со стороны национальных правительств и элит (например, Афганистан), в результате чего такие страны становятся рассадником экстремизма, терроризма, международной преступности и наркоторговли. Нередко развал государства в таких странах сопровождается внутренними конфликтами и гражданскими войнами, что, в свою очередь, приводит к масштабным гуманитарным катастрофам и появлению международных потоков беженцев.
Как полагают американцы, существование в разных регионах мира репрессивных режимов приводит не только к нарушению гражданских прав местного населения, но и к построению в этих странах этатистских экономических моделей, которые позволяют местным правящим элитам отбирать непропорционально большую долю национального дохода из сферы потребления и инвестиций, направляя эти средства на амбициозные военные программы и внешнюю агрессию. Во многих случаях такие программы ставят своей целью обладание оружием массового уничтожения (КНДР, Ирак, Иран).
Эти явления — потеря управляемости и появление «государств-банкротов», существование репрессивных режимов с региональными и ядерными амбициями, распространение ядерного оружия — стали основными приметами нового времени в переходном мире, и по мере осознания происходящих перемен США начали вырабатывать новую политику по защите своих интересов в изменяющемся мире с учетом новых реалий и угроз.
Еще в 1994году журнал «Форин афферс» опубликовал программную статью помощника президента по национальной безопасности Э. Лейка, посвященную «проблемным государствам», или «странам-изгоям», как их порой называют. Автор, в частности, отмечал: «.. .наша политика вынуждена сталкиваться с реальностью, а она такова — существуют проблемные государства, страны-изгои, которые не только предпочитают оставаться вне «семьи», но и подрывают ее базовые ценности»8.
В сентябре 1997 года академическое оформление концепции «стран-изгоев» представила в своем выступлении перед членами Совета по внешней политике бывший профессор, а в то время госсекретарь США Мадлен Олбрайт. По ее мнению, такие государства представляют собой одну из четырех категорий стран, существующих в мире. В своей классификации М. Олбрайт делила страны мира на развитые индустриальные государства, развивающиеся демократии, «страны-изгои» и «неудавшиеся страны»9. Таким образом, она указала на близость понятий «страны-изгои» и «неудавшиеся страны», пояснив, что различия между ними вытекают в основном из их внешнеполитического поведения. Позже на этой идеологической основе возникла «доктрина Буша», предлагающая искать решения проблемы «стран-изгоев» и «неудавшихся государств» на пути реформирования их авторитарных или разрушенных социально-политических систем по демократическим моделям, принятым западными странами.
В продолжение традиции Дж. Кеннана была сформулирована «доктрина сдерживания» для новой эпохи — эпохи, начавшейся после завершения «холодной войны»: «Как
8 Lake A. Confronting Backlash States // Foreign Affairs, March/April 1994. P. 45.
9 [http://secretary.state.gov/www/statements/9770930], 22 May 2006.
единственная в мире супердержава, Соединенные Штаты несут особую ответственность за разработку стратегии нейтрализации, сдерживания и, возможно, путем оказания давления в необходимых случаях, трансформации в конечном счете этих проблемных государств в конструктивных членов международного сообщества»10. Из приведенной цитаты видны стратегические инструменты, предлагаемые Соединенным Штатам для достижения поставленных целей: «нейтрализация» и «трансформация». Речь идет о двух компонентах, в различной пропорции применявшихся США и во времена «холодной войны», — сдерживании и вовлечении.
Сдерживание предполагает международную изоляцию «страны-изгоя» путем создания международных политических коалиций, экономических санкций и военных инструментов с целью, во-первых, «держать страну в клетке» и не позволить ей совершить новые преступные действия, во-вторых, заставить ее силой модифицировать свое поведение в соответствии с общепринятыми правилами. Крайним вариантом сдерживания может стать «стратегия отбрасывания», когда поставлена задача изменить природу правящего режима путем поддержки внутренней оппозиции, спецопераций и прямой военной интервенции.
Стратегия вовлечения преследует те же цели, но предполагает достичь их вовлечением режима в международную торговлю, развитием культурных связей и туризма, включением страны в сеть международных организаций и договоров. В результате, как предполагается, для сохранения получаемых преимуществ и благ «страна-изгой» будет делать все больше мелких уступок, отказываться от наиболее одиозных планов и постепенно трансформируется в «нормальную страну». Конечная задача в настоящее время формулируется следующим образом: «Программа такого масштаба должна прежде всего базироваться на том непреложном факте, что корни существующего в слабых странах кризиса лежат в развитии этих стран, но именно их развитие может дать нам надежду на разрешение этого кризиса в долгосрочной перспективе. Необходимо всемерно содействовать формированию в борющихся за национальное процветание странах стабильных подотчетных институтов, способных удовлетворить нужды народа, который уполномочил их поднять уровень жизни в стране законными средствами, а не отчаянной борьбой»11.
Неотделимая часть политики США в Центральной Азии, впрочем, и на расширенном Ближнем Востоке в целом — обеспокоенность соблюдением там прав человека. Эта линия не только является заявленным приоритетом администрации Дж. Буша-мл., но и содержательно увязана со всей политикой Вашингтона. Логика его внешней политики в данном вопросе выглядит следующим образом: если в некой стране начинают соблюдать основные права человека, включая политические, то под давлением граждан начинает трансформироваться внутренняя и внешняя политика страны, страна меняет приоритеты в сторону повышения благосостояния граждан, не ввязывается в военные авантюры, становится предсказуемой и нацеленной на международное сотрудничество. Этот мировоззренческий тезис сформулировал еще Б. Клинтон, утверждая, что «демократии друг против друга не борются»12.
Следует признать, что современная Россия пока не склонна делать широкие внешнеполитические обобщения и строить свою стратегию на основании той или иной идеологии. Отсутствие идеологического стержня в собственной политике затрудняет понимание РФ политики США в отношении «проблемных» стран, к которым в какой-то степени
10 Lake A. Op. cit. P. 46.
11 Eizenstat S., Porter J.E., Weinstein J. Rebuilding Weak States // Foreign Affairs, Jan/Feb 2005, Vol. 84.
P. 134.
12 Clinton B. State of the Union Address, 25 January 1994 [http://www.thisnation.com/library/sotu/1994 bc.html], 10 June 2007.
можно отнести и большинство государств Центральной Азии, хотя это крайне важно для РФ по нескольким причинам. Во-первых, Россия — важный участник системы международных отношений, ей небезразлично, что происходит и какими мотивами в выработке своей политики руководствуется лидер этой системы. Во-вторых, отношение РФ к «проблемным» странам с точки зрения развитого мира, прежде всего США, — важный признак признания или непризнания Россией ценностей этого мира, следовательно, политика Москвы в отношении «проблемных» стран либо способствует ее сближению с Западом, либо отдаляет от развитого мира. В-третьих, на своих южных рубежах и даже внутри страны РФ сталкивается с вопросами, схожими с теми, что пытаются решать США, и использование американского опыта Россией может оказаться весьма полезным. Наконец, во многих региональных проблемах тем или иным образом взаимодействуют национальные интересы и политики США и России, так что российская внешняя политика может выработать наиболее оптимальную линию, лишь учитывая интересы и мотивы действий партнера.
Оглядываясь назад, следует признать, что в последние годы политика РФ в отношении региональных кризисов и «проблемных» стран была направлена (за редкими исключениями) на противодействие инициативам Вашингтона. Результаты такой линии нельзя признать полностью удовлетворительными: своих целей российская дипломатия не достигла, а отношения с США и Западом в целом от этого пострадали. Другая составляющая внешней политики Москвы — усилия, направленные на восстановление управляемости в странах, которые Россия относит к сфере своих национальных интересов (это прежде всего постсоветские республики Центральной Азии и Кавказа). Но они также оказались малоэффективными. Во всех случаях РФ делала ставку на консервацию постсоветских коррумпированных режимов — и часто неудачно.
Причины внешнеполитических трудностей Москвы лежат не столько в относительной ее слабости в предыдущие годы, сколько в отсутствии ясных ориентиров своей политики и ценностной основы внешнеполитической стратегии. Россия пытается сохранить остатки своего былого высокого статуса в ЦА, но при этом не предлагает социально привлекательную и конструктивную повестку дня. Российская элита как во внутренней политике, так и во внешней не видит связи между свободой и ответственностью власти, социальной справедливостью и верховенством прав гражданина, с одной стороны, миром, процветанием и прогрессом — с другой. По своему внутреннему устройству и отношениям между обществом и государством Россия пока ближе к «проблемным» странам, чем к обществам Запада, — именно это лежит в основе отсутствия у нее целостной, последовательной и высокоморальной политики в отношении государств Центральной Азии.
Вместе с тем РФ с определенным подозрением наблюдает за действиями США в Центральной Азии.
■ Во-первых, Россия обеспокоена возможностью повторения в государствах региона сценариев «цветных революций» и усматривает в этом опасность как политической дестабилизации, так и прихода к власти не просто демократических, но откровенно проамериканских режимов. Развитие событий в Грузии и Кыргызстане — примеры того, что может произойти в других государствах ЦА.
■ Во-вторых, Москва испытывает определенный дискомфорт от продолжающегося военного присутствия Вашингтона в Центральной Азии. Сроки и условия вывода американских баз из региона остаются намеренно неопределенными, и Россия ощущает себя в положении хозяев, к которым приехали гости и никак не соберутся уехать.
■ В третьих, что особенно важно для понимания ситуации в российско-американских отношениях, Соединенные Штаты смешивают в своей политике принципы распространения демократии с поиском выгод для себя и своих партнеров, что вполне гармонирует друг с другом в американской идеологии, но вызывает отторжение у российских политиков. С точки зрения США, создание альтернативных российским каналов вывода энергоресурсов стран Центральной Азии на мировой рынок будет способствовать как экономическому развитию, так и демократизации этих республик — за счет большей открытости и выведения их из-под политико-экономического контроля недостаточно демократической России. Но к тому же американские компании хотят на этом и заработать — как путем прямого участия в таких проектах, так и на мировом энергетическом рынке в целом.
Западноевропейцы поддерживают идеи демократизации государств Центральной Азии, но при этом стремятся ослабить свою зависимость от поставок энергоресурсов из России. Такая смесь «альтруистических» и «эгоистических» интересов Соединенных Штатов и Западной Европы в Центральной Азии очень плохо воспринимается российской политической традицией и заставляет политиков РФ видеть в интересах США в регионе прежде всего «эгоистический» компонент. Именно так российская элита до сих пор воспринимает американские интересы в отношении иранской ядерной программы, полагая, что в случае ухода РФ из Бушера ее в скором времени заменят там западные компании. Характерно, что Россия гораздо спокойнее воспринимает энергетические интересы КНР в регионе, в частности, потому, что Китай не смешивает в своей стратегии бизнес и мессианство.
Более конкурентная, но и более прозрачная ситуация наблюдается в области взаимодействия американских и российских интересов в сфере энергетики.
Разработка и вывод углеводородных ресурсов региона на мировой рынок
Вполне самостоятельным, хотя и связанным с другими аспектами американской политики в Центральной Азии является интерес Вашингтона к нефти и газу республик региона. Естественно, США никогда не ставили перед собой задачу взять энергетические ресурсы Каспия под свой прямой контроль. Их интерес лежал (и лежит) в другой плоскости: обеспечить Западу возможность приобретать энергоносители у стран, не входящих в ОПЕК, усилить конкуренцию между продавцами на мировом энергетическом рынке, увеличить и разнообразить предложение на мировом рынке. Параллельно с главными необходимо решать второстепенные политические задачи: участвовать в контроле над экспортом энергоносителей, критически важных для будущего развития экономики Китая; потеснить Россию с ее монопольных позиций в предложении энергоресурсов стран ЦА на мировой рынок; содействовать экономическому и социальному развитию республик региона под своим патронажем по рыночной демократической модели.
История соперничества Соединенных Штатов и России за выбор маршрутов транспортировки каспийских нефти и газа, а также за контроль над месторождениями хорошо известна13. США добились строительства нефтепровода Баку — Тбилиси —
13 См., например: Cohen A. U.S. Interests and Central Asia Energy Security // Backgrounder #1984, Heritage Foundation, 15 November 2006.
Джейхан. Россия недавно убедила своих казахских и туркменских партнеров отказаться от идеи транскаспийского газопровода в пользу российского прикаспийского проекта. КНР помогла профинансировать строительство трубопровода из Казахстана. В связи с этим создается впечатление, что все конкурирующие стороны добились определенных успехов, но не сумели монополизировать ситуацию полностью. Представляется, что некоторое успокоение страстей вокруг запасов каспийских углеводородов вызвано как установлением определенного баланса интересов в регионе, так и осознанием относительной ограниченности каспийских ресурсов. В начале — середине 1990-х годов интерес к каспийским нефти и газу был огромным, некоторые эксперты утверждали, что эти залежи могут превосходить запасы Персидского залива14. Сегодня, с появлением новых уточненных данных, стало ясно, что запасы Каспия велики, но даже с развитием нефтедобычи в 2015 году Каспий будет производить лишь около 4 млн баррелей в день, а страны ОПЕК — 45 млн баррелей15. К тому же с учетом требуемых инвестиций и затрат на транспортировку, каспийская нефть будет очень дорогой. Ситуация с газом, как показал визит В. Путина в Центральную Азию в 2007 году, предоставляет США меньше потенциальных возможностей, так как пока России легче, чем Соединенным Штатам, договариваться с руководством газоносных Туркменистана и Узбекистана.
Региональный контекст политики США в ЦА
Политика в Центральной Азии занимает в системе внешнеполитических приоритетов Соединенных Штатов менее значимое место, чем у России. США — единственная сегодня глобальная держава, а РФ — держава региональная, она воспринимает развитие событий в ЦА более чувствительно и вне контекста большинства глобальных политических вопросов. США подходят к Центральной Азии как к важному узлу проблем и интересов, в то же время вписанному в общерегиональную и глобальную проблематику. Соединенные Штаты видят Центральную Азию, Каспий и Южный Кавказ как единую геополитическую зону, которая тесно связана с другими внешнеполитическими приоритетами Белого дома: расширенным Ближним Востоком в целом и операцией в Ираке в частности, продолжением операции в Афганистане, иранской ядерной программой, экономическим ростом КНР, глобальной национализацией энергетических ресурсов и вопросом об энергетической безопасности Запада, становлением и развитием организаций региональной интеграции в Азии.
Наиболее существенные факторы, влияющие сегодня на направленность и интенсивность политики США в Центральной Азии, — проблема ядерной программы Ирана, война в Ираке, новая региональная роль Индии, вопрос о безопасности ядерного оружия Пакистана и становление ШОС как организации, призванной стабилизировать обстановку в республиках ЦА.
Как представляется, в последние годы Соединенные Штаты направили свои основные ресурсы, в том числе политические, на урегулирование иракского и иранского кризисов. В этой ситуации Центральная Азия отошла на второй план (по крайней мере, на время). Ныне Соединенные Штаты устраивает положение, когда существенную
14 См.: Малышева Д. Многостороннее соперничество на Каспии // Центральная Азия и Кавказ, 2002, № 2 (20).
15 См.: U.S. Department of Energy, Energy Information Administration, «Country Analysis Briefs: Caspian Sea Region», September 2005 [www.eia.doe.gov/emeu/cabs/Caspian/Oil.html], 15 November 2006.
долю ответственности за стабильность в регионе взяли на себя ШОС, ОДКБ и в какой-то степени Индия, за которой США, по сути, признали статус регионального гегемона Южной Азии. При решении наиболее для себя приоритетных задач Соединенным Штатам необходимо сотрудничество со стороны России и Китая, что также заставляет Вашингтон проводить более мягкую линию в чувствительных для Москвы и Пекина вопросах.
В США предстоят выборы нового президента, и сейчас трудно было бы ожидать от американской политики в регионе каких-то новых инициатив. Вероятно, следующий период активности США в регионе может обозначиться не раньше начала 2009 года.
