CC BY
53
МИРОВАЯ ПОЛИТИКА
ПОЛИТИЧЕСКИЕ КАТАКЛИЗМЫ НАЧАЛА ВЕКА И БУДУЩЕЕ СИСТЕМЫ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ
А.В. Коробков
Университет штата Теннесси. Мэрфрисборо, Теннеси, 37132, США.
Кризисы на Украине и Ближнем Востоке отражают глубокие сдвиги в системе международных отношений. Эти сдвиги гораздо серьёзнее, чем широко обсуждаемая эрозия монопольного положения США, и связаны с глобальным переносом центра мировой экономической и политической власти из Северной Атлантики в Тихоокеанский бассейн. Происходит стремительное разрушение европоцентристской системы, непрерывно правившей миром с конца XV в. При этом западные, и особенно европейские элиты отказываются признать масштаб и потенциальные последствия происходящего, толкая, в частности, Россию в сторону Китая. Сохранение стабильности мировой системы требует от стран Глобального севера признания реальности происходящих перемен, возврата к концепции государственного суверенитета и отказа от попыток навязывания другим странам своего диктата под прикрытием односторонне понимаемых лозунгов глобализации.
Ключевые слова: европоцентристская система, суверенитет, колониализм, империя, гегемония, глобализация, «вестернизация», Глобальный север, Третий мир, самоопределение, демократизация.
Политические кризисы, разворачивающиеся на наших глазах на Украине и Ближнем Востоке - отнюдь не единственные свидетельства глубоких и стремительных сдвигов, происходящих в мировой системе международных отношений. Паника в Европе в связи с нарастающим потоком беженцев, как и другие последствия «цветных революций» и иных политических экспериментов последних лет, быстрый рост влияния Китая и сдвиг центров мировой экономической и политической власти из Северной Атлантики в Тихоокеанский бассейн, формирование и быстрое расширение функций таких организаций, как БРИКС и ШОС, ставят нас перед весьма интересными и значительными вызовами.
Возрастающая активность РФ на Ближнем Востоке подтолкнула многих наблюдателей как в России, так и на Западе к рассуждениям о том, что мы являемся свидетелями кризиса мировой монополии США и конца однополярного мира, возникшего с окончанием холодной войны и распадом Советского Союза. Об этом, как и о принципиальной неприемлемости гегемонии одной страны, говорил в своём выступлении на юбилейной 70-й сессии Генеральной ассамблеи ООН в октябре 2015 г. Владимир Путин [1]. Между тем, наблюдаемые сегодня процессы могут оказаться гораздо глубже и серьёзнее, чем простая эрозия монопольного положения Соединённых Штатов в мировой политической системе.
История вопроса
Чтобы оценить масштаб как текущих, так и возможных в недалёком будущем перемен, вспомним о том, как формировалась современная мировая экономическая и политическая система. Вернёмся для этого в пятнадцатый век и посмотрим на два знаменательных события. В памяти немедленно всплывает год 1492-ой. Столкнувшиеся с нараставшей в условиях турецкого господства на востоке Средиземноморья изоляцией от Персии, Индии и других стран Востока (а с ней - и с утратой доступа к восточным пряностям, столь необходимым в то время для сохранения продуктов), европейцы начали лихорадочно искать альтернативные пути «в Индию». Впереди других оказались шедшие противоположными путями испанцы и португальцы. Колумб отплыл на запад, неожиданно обнаружив Америку, а Васко да Гама отправился в 1497 г. на юг, открыв для европейского освоения не только Индию, но и обширные пространства в Африке, на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии. Таким образом, впервые произошло стремительное формирование воистину всемирной экономической и политической системы - явление, круто изменившее ход мировой истории.
Эти перемены последовали за не менее знаменательными событиями на другой стороне Евразии: ещё в 1405 г., почти за век до начала европейской экспансии, берегов Восточной Африки достигли китайские мореплаватели, открыв
тем самым уникальные возможности территориальной экспансии крупнейшей и сильнейшей в то время державы планеты. Они исследовали новые земли в течение почти трёх десятилетий, но в 1433 г. приняли судьбоносное решение: Китай сжёг собственный флот и прекратил контакты с открытыми территориями. Хотя называются разные причины шага, тоже во многом определившего ход мировой истории на более чем пять веков, не исключено, что стремление китайского руководства сохранить этническое и культурное единообразие сыграло здесь не последнюю роль.
Таким образом, в конце XV в. европейцы получили не просто возможность стать лидерами в освоении просторов Земли: фактически они приобрели монопольное право на установление политического контроля над большинством регионов планеты, а с ним - и на распоряжение их ресурсами для финансирования ускоренного экономического и технологического развития своего континента. Данное обстоятельство привело к усилению отрыва Европы от других регионов, существенно увеличив европейские преимущества. Европейцы не просто установили своё господство - они навязали жителям других континентов свои языки, религию и культуру, а также основы своих экономической, политической и юридической систем. Таким образом, с конца XV в. началось стремительное формирование мировой европоцентристской системы. Проходило оно под прикрытием ставших теперь весьма привычными лозунгов о цивилизаторской роли европейцев, причём особое внимание в ту эпоху уделялось распространению католичества.
Вестфальский мир 1648 г. и введённое им абсолютное понимание государственного суверенитета дополнительно усилили и узаконили контроль ведущих европейских держав над своими растущими колониальными империями и закрепили их право распоряжаться не только ресурсами колоний, но и культурной идентичностью населяющих их народов.
Конец XVIII - начало XIX в. были ознаменованы крушением ряда первоначальных колониальных империй в Северной, Центральной и Южной Америке. С возникновением в 1776 г. США картина мира и баланс сил начали постепенно меняться: уже к концу XIX в. мировой политический центр географически сдвинулся из собственно Европы в Северную Атлантику. Однако политически система осталась полностью европоцентристской, ведь и Соединённые Штаты, и Россия, а затем - и Канада продолжали оставаться странами, полностью контролировавшимися христианскими элитами, говорившими на ведущих европейских языках. К тому же в XIX в. произошло ещё два знаковых события - в 1823 г. в США провозглашена доктрина Монро, легитимизировавшая новые, неформальные способы контроля над ставшими номинально независимыми государствами Латинской Америки (к концу того столетия данная доктрина была
дополнена такими концепциями, как Дипломатия канонерок, Поправка Теодора Рузвельта (к доктрине Монро) и его же «говори тихо, но держи большую дубину» - видение США в роли мирового полицейского), ещё более акцентировавшими упор на использование силовых методов американской политики в отношении других стран, прежде всего Латинской Америки.
Ещё более судьбоносными оказались решения Берлинского конгресса 1878 г. Они вполне официально разделили народы мира на цивилизованные и нецивилизованные, дав «цивилизованным» (в подавляющем большинстве - христианским странам Европы и Америки) абсолютное право установить и фактический, и юридический контроль над большей частью мира. Теперь эти действия были провозглашены, говоря словами Редьярда Киплинга, «бременем белого человека» [5] - не только правом, но и моральной обязанностью элиты европоцентристской системы полностью контролировать свою периферию. Формы этого контроля были многообразны: от юридически оформленной колонизации большей части Африки, Южной Азии и Океании до фактического раздела Китая на зоны влияния ведущих европейских держав.
Вступление США в Первую мировую войну в 1917 г. знаменовало собой новую стадию в развитии европоцентристской системы - в провозглашённых президентом Вудро Вильсоном «Четырнадцати пунктах» декларировались принципы демократизации и самоопределения народов [7, с. 302-303]. Это благородное в целом начинание принесло с собой ряд вызовов. «Демократизация» проигравших войну стран, ставшая условием заключения с ними перемирия, а затем и мирных договоров, впервые открыто поставила под сомнение принцип государственного суверенитета, позволяя навязать побеждённым новую политическую систему извне. Не случайно в целом ряде случаев подобные системы и возглавившие их лидеры были восприняты в качестве «пятой колонны» населением этих стран. Судьба Веймарской республики в этом плане весьма показательна.
В случае самоопределения ситуация оказалась ещё запутаннее. Также являющийся фактическим отрицанием идеи государственного суверенитета, данный принцип был весьма аморфно сформулирован и непоследовательно претворялся в жизнь. При проведении референдумов о самоопределении компактно проживающих этнических групп, принятии решений о создании новых государств или изменении государственных границ делалось всё возможное, чтобы нанести дополнительный урон и унизить проигравшую сторону (Германию, Болгарию, Турцию, а также вновь сформированные Австрию и Венгрию). Результатом стало не только полное неприятие проигравшими условий Версальского мира, но и формирование во вновь созданных (Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве, Польше, Чехословакии) или значительно уве-
личившихся в размере (Румынии и созданном на основе Сербии и Черногории Королевстве сербов, хорватов и словенцев) странах-победителях новых крупномасштабных меньшинств, в значительной степени состоявших из представителей бывших «имперских» наций - немцев, венгров, турок, болгар, но также и русских, украинцев и белорусов, многие из которых тоже оказались за пределами своей исторической родины (хотя Россия де-юре и не была проигравшей стороной). Многие из новых государств позиционировали себя выразителями интересов государствообразующих наций, ограничивая права меньшинств или вообще не признавая их существование. Характерным примером можно считать межвоенную Польшу, в населении которой доля этнических поляков составляла в 1921 г. 69,2%, тогда как русских и белорусов - 18,2%, евреев - 7,8%, а немцев - 3,9% [4, с. 156].
Не менее болезненным оказалось то обстоятельство, что провозглашённые принципы применялись только по отношению к Европе, в то время как колонии Турции и Германии в Африке, Азии и Океании были вновь поделены между Великобританией и её доминионами, Францией, Японией и Бельгией.
Не случайно большинство вновь сформированных государств отличались внутренней слабостью и быстро утратили свой даже формально демократический характер, а принцип самоопределения стал расхожей монетой политического торга - на него неоднократно и охотно ссылались и Адольф Гитлер, и лидеры империалистической Японии (что особенно выпукло проявилось в случаях Мюнхенского сговора и вторжения в Манчжурию) [2, с. 79-84 и 676-692; 6; 8].
Окончание второй мировой войны привело к временной полной утрате суверенитета проигравшими, широкомасштабной перекройке государственных границ и насильственным миграциям. При этом положение колониальных народов практически не изменилось. Хотя США по сути монополизировала экономическую сферу, система сохранила свой европоцентристский характер - ведь в годы начавшейся в 1947 г. холодной войны обе сверхдержавы не только продолжали представлять европейские языки, религии и культуры, но и зона их контакта и потенциального конфликта по-прежнему располагалась в Европе. Одновременно сама суть блоковой системы подразумевала ограничение суверенитета стран-сателлитов - они теряли контроль над своей внешней и военной политикой и должны были копировать политические, экономические и военные системы стран-лидеров, публично декларируя приверженность их идеологии.
Уже в первый год холодной войны началось стремительное крушение колониальной системы и формирование принципиально новой политической ситуации. Возник Третий мир, определяемый преимущественно в терминах отрицания: его члены, крайне различные между собой,
были схожи в одном - они не принадлежали ни к Первому (рыночные демократии), ни ко Второму (коммунистические страны) миру. Формирование этой весьма аморфной структуры привело к глубоким изменениям как в механизмах холодной войны, так и в системе международных отношений в целом. С одной стороны, возникновение Третьего мира в условиях блоковой системы дало его странам-членам некоторую свободу манёвра , а также ограниченные возможности политического и экономического торга с двумя ведущими сверхдержавами. С другой - новая ситуация немедленно превратила холодную войну в весьма горячую, позволив СССР и США в определённой степени перенести своё соревнование в Третий мир, спонсируя многочисленные вооружённые конфликты без особого риска их эскалации. Таким образом, суверенные права многих новообразованных государств оказались ограничены действиями преследовавших свои интересы сверхдержав.
Одновременно изменились и методы экономического контроля бывших колоний. Как утверждают сторонники теории зависимости (зависимого развития), он стал осуществляться опосредствованно, через механизмы Бреттон-Вудской системы: неэквивалентный обмен и вынесение низкодоходных, трудоёмких и экологически грязных производств в развивающиеся страны. Идеологическим обоснованием этой политики служила теория модернизации, в манере, весьма сходной с марксизмом, утверждавшая наличие абсолютно универсального пути развития - в данном случае, формирования капиталистической экономики путём некритического копирования западной модели.
Несмотря на наличие ряда положительных примеров (прежде всего, в субсидируемых Западом странах и колониях, таких как Гонконг, Тайвань, Сингапур и Южная Корея призванных служить образцами для государств коммунистического блока. Нужно отметить, что всё это были «западные» сегменты идеологически разделённых стран), результатом данного подхода стало дальнейшее усиление разрыва между странами Первого и Третьего мира и формирование экономической, финансовой и технологической зависимости последнего. Таким образом, несмотря на ряд успешных шагов (таких, например, как национализация ресурсов большинством развивающихся стран и последовавшее скоординированное повышение цен на многие из них, а также создание Движения неприсоединения и ряда других организаций в 1950-1970-е гг.), отставание стран Третьего мира сохранилось, а во многих случаях даже возросло.
Последствия окончания холодной войны
Окончание холодной войны, коллапс блоковой системы и распад Советского Союза привели к серьёзным и во многом неожиданным изменениям в структуре и функционировании мировой политической и экономической систе-
мы. Во-первых, фактически рассыпался Второй мир, а его бывшие члены пополнили ряды Первого и Третьего мира, которые отныне стали рассматриваться в качестве глобальных Севера и Юга. Во-вторых, положение стран Юга оказалось более уязвимым, чем в случае Третьего мира, т.к. они утратили возможность балансирования между двумя блоками и оказались перед лицом монопольного Севера, жёстко диктующего свои условия. В-третьих, ведущие державы утратили заинтересованность в спонсировании конфликтов в странах Юга. Однако они не слишком заинтересованы и в прекращении подобных конфликтов в регионах, не представляющих для них особого ресурсно-экономического или стратегического интереса. А потому происходит формирование «зон безнадёжности», не имеющих богатых ресурсов и инфраструктуры, политически нестабильных, а потому не получающих извне ни государственных, ни частных капиталовложений. Подобные зоны становятся рассадниками нищеты, политического экстремизма и криминальной активности (пиратства, разнообразных видов трафика и т.п.), а также и источниками массовых нелегальных миграций.
Глубокие изменения произошли и в самовосприятии, и в политике «Глобального севера». Распад Советского Союза был воспринят не просто как победа Запада: его стали рассматривать как подтверждение моральной правоты Первого мира, непогрешимости его экономической и политической модели, усиливая её восприятие в качестве единственно верной и возможной. С лёгкой руки Фрэнсиса Фукуямы заговорили о «конце истории» [3]. Соответственно, безоговорочное принятие западной модели превратилось в непременное условие допуска стран «Глобального юга» в «цивилизованный» клуб. Подобно тому, как в 1492 и в 1878 гг., бывший Запад взял на себя «цивилизаторскую» миссию.
В экономической области это выразилось в распространении концепции «глобализации», а по сути своей - «вестернизации»: в формировании всемирной экономической системы на основе либеральной модели международного экономического порядка, Бреттон-Вудской системы и Вашингтонского консенсуса. Резко расширилось и стало почти универсальным членство в МВФ, Всемирном Банке, а затем и в сформированной на основе ГАТТ Всемирной торговой организации. Членство в этих организациях было жёстко привязано к проведению радикальных рыночных реформ и открытию национальной экономики для международной конкуренции. По сути, это вновь означало введение ограничений на суверенитет государств.
Более радикальные изменения произошли в политической сфере. Начиная с доктрины Нового мирового порядка Джорджа Буша-ст., провозглашённой во время Кувейтской операции 1990-1991 гг., каждая новая американская администрация декларировала идеи универсальности западной политической модели и права Глобаль-
ного севера ограничить или полностью отменить суверенитет «провинившихся» государств. При Клинтоне это выразилось в декларировании универсального характера прав человека и наличия общечеловеческих ценностей (которые, однако, были привнесены исключительно из западного политического понятийного аппарата) и утверждении, что США будут рассматривать нарушения прав человека в других странах в первую очередь с точки зрения своих стратегических интересов, а из этого вытекало право Соединённых Штатов ограничить или полностью лишить определённые государства их суверенитета, что и было сделано в Боснии и Герцеговине, Сербии и ряде других стран.
При Буше-мл. США, опираясь на концепцию демократического мира, стали преследовать политику упреждающего удара, насильственного свержения неугодных диктаторских режимов и «наложения» на оккупированные страны дружелюбных по отношению к Западу предположительно мирных и демократических режимов. Однако эксперименты в Афганистане, Ираке, а затем и в Ливии, Египте и ряде других стран показали догматичность этого подхода и непредсказуемость его конечных результатов. Отказ от учёта исторических, религиозных, национальных, культурных и иных факторов при одновременном разрушении традиционных политических структур привёл к поистине катастрофическим последствиям.
Особое значение имела политика «цветных революций», направленная на свержение неугодных режимов путём «спонсирования» агрессивных оппозиционных движений при формальном нейтралитете и невмешательстве стран Запада. Полный коллапс государства в Ливии и Сомали; быстрое разрушение государственных структур в Афганистане и Ираке; кризисы в Египте, Тунисе и Йемене; гражданская война в Сирии; грозящие тотальной эскалацией провокационные действия руководителей, пришедших к власти в результате «цветных революций» в Грузии и на Украине иллюстрируют опасность и непредсказуемость подобных акций. Все эти события, а также и захлёстывающий сегодня Европу поток беженцев из дестабилизированных стран Ближнего Востока ясно показывают, что разрушение суверенных государств, сколь бы ни были авторитарны и неэффективны их правители, может иметь самые катастрофические последствия. Говорят они и о невозможности оценки событий в других регионах на основе исключительно западных политических и культурных критериев.
Извечный вопрос «Что делать»?
Каковы же выводы - как академические, так и практические? Во-первых, необходимо отказаться от подмены понятий. Слишком долго Глобальный север называл глобализацией то, что реально было «вестернизацией» - навязыванием миру рассматриваемой в качестве универсальной западной политической, экономической, идео-
логической и культурной модели. То же можно сказать и о концепции «всеобщих человеческих ценностей». Их формирование исключительно на основе стандартов и культурных маркеров Глобального севера и попытки навязать их другим регионам и культурам неизбежно обречены на провал, вызывая сильнейшее отторжение у представителей иных религиозных и культурных групп.
Во-вторых, важно признать, что даже плохое правительство - это гораздо лучше, чем отсутствие правительства. Разрушение государственных структур в Ираке, Афганистане, Ливии, Сомали, попытки дестабилизировать секулярный режим Асада в Сирии приводят к развязыванию гражданских войн, появлению новых экстремистских течений и «несостоявшихся» государств - от резких скачков цен на нефть до формирования массивных миграционных потоков. Неудивительно, что европейцев, сталкивающихся с потоком беженцев с Ближнего Востока, ужасают перспективы дальнейшей дестабилизации Украины и формирования нового массивного миграционного потока в Европу.
В-третьих, уже ясно, что мир не примет одностороннего западного диктата, и сопротивление ему будет принимать как межгосударственные и государственные, так и негосударственные формы. Поэтому надо оставить иллюзии о «конце истории» и об универсальности западной либеральной модели, попытаться найти компромисс с другими культурами - а возможно, пойти на создание коалиции с ними против общей угрозы, как это происходит в отношении Ирана и режима Асада в Сирии. Нельзя не сказать и о том, что мы, возможно, наблюдаем сегодня формирование на Ближнем Востоке новых тоталитарных течений -на этот раз на основе религиозного фундаментализма - а история XX в. ясно говорит нам, какую цену человечество может заплатить за борьбу с такими явлениями.
В-четвёртых, данное обсуждение возвращает нас к самому началу нашего разговора: формированию европоцентристской всемирной политической системы более пяти столетий назад. Как мы упоминали, европейцы тогда фактически установили мировое господство, финансируя своё развитие за счёт эксплуатации других регионов, одновременно навязав им свою культурную, экономическую и политическую модель.
Китайская мудрость предупреждает: «Не дай вам Бог жить во времена перемен». Похоже, что нам, нашим детям и внукам крупно »повезло« -мы становимся свидетелями того, как правившая миром полтысячелетия европоцентристская модель мироустройства начинает разваливаться буквально на глазах. Для двух »континентальных« участников этой модели - США и России -такая перемена будет весьма болезненна, однако они могут с ней справиться; им придётся »развернуться« соответственно, с востока на
запад и с запада на восток. Это непросто, потому что теперь их главными партнёрами станут государства-цивилизации с многотысячелетней неевропейской культурой, религией и языком, причём особенно непросто для американцев с их мессианской идеологией мирового гегемона и принципиальным нежеланием понять и принять иную точку зрения и культуру. Тем не менее, это возможно.
А вот для европейцев сдвиг мирового центра тяжести в тихоокеанский регион означает кардинальную и бесповоротную утрату позиций в мировой экономической и политической системе, которую они отказываются признать и принять. Более того, Европа продолжает жить не по средствам, словно в ушедшие времена колониализма, не обращая внимания на стремительное сокращение своей доли в мировой экономике, отказываясь поставить под контроль расходы на социальные нужды и продолжая влезать в международные авантюры, как это произошло в Ливии, Сирии, да и в случае украинского кризиса.
При этом европейские и американские лидеры, похоже, отказываются понять, что санкции и другие меры, направленные против России, фактически толкают её в объятия Китая - а это ситуация, не нужная ни Европе, ни Америке, ни самой России. Недавние изменения в позиции многих европейских правительств относительно путей разрешения сирийского кризиса, их нежелание активно ввязываться в этот конфликт, некоторая активизация американо-российских отношений дают определённые основания для оптимизма. Однако разворачивающаяся в США избирательная гонка и нарастающие обвинения Обамы в »мягкотелости« со стороны правых (кстати, совершенно не соответствующие действительности) серьёзно осложняют российско-американские отношения и международную ситуацию в целом. Всем сторонам сегодня требуется концептуальное осмысление быстро меняющейся конфигурации международной системы и места в ней своих стран.
Список литературы
1. "70-я сессия Генеральной ассамблеи ООН" http://kremlin.ru/events/president/news/50385
2. Domarus, Max and Patrick Romane. The Essential Hitler: Speeches and Commentary. Wauconda, Illinois, Bolchazy-Carducci Publishers, Inc., 2007.
3. Fukuyama, Francis. "The end of history?" // The National Interest (Summer 1989), pp. 3-18.
4. Glowny Urzad Statystytyczny. Historia Polski w Liczbach: Ludnosc. Terytorium. Warszawa, 1994, p. 156.
5. Kipling, Rudyard. "The White Man's Burden: The United States & The Philippine Islands, 1899." // Rudyard Kipling's Verse: Definitive Edition. Garden City, New York, Doubleday, 1929.
6. Weinberg, Gerhard L. Hitler's Foreign Policy 1933-1939: The Road to World War II. New York, Enigma Books, 2005. 1038 р.
7. Wilson, Woodrow. "Fourteen Points: Address to Congress, January 8, 1918"// Current History 21 (November 1951), p. 302-302.
8. Young, Louise. Japan's Total Empire: Manchuria and the Culture of Wartime Imperialism. Berkeley: University of California Press, 1998. 487 р.
Об авторе
Андрей Владимирович Коробков - профессор политологии Университета штата Теннеси. E-mail:
Andrei.Korobkov@mtsu.edu
POLITICAL CATACLYSMS AT THE START OF THE CENTURY AND THE FUTURE OF THE INTERNATIONAL RELATIONS SYSTEM
A.V. Korobkov
Middle Tennessee State University. Murfreesboro, TN 37132 USA.
Abstract: Crises in Ukraine and the Middle East indicate the existence of deep shifts in the global international relations system. These shifts are much more serious than the widely discussed erosion of the US international monopoly and are related to the global transfer of the world economic and political power center from North Atlantic to the Pacific Basin. Thus quickly collapsing is the world Eurocentric system that has ruled the world since the end of the Fifteenth century. Meanwhile, the Western, and especially the European elites refuse to recognize the scale and the potential consequences of these processes. In particular, their actions are pushing Russia towards China. Retaining stability of the international system would
require the recognition by the Global North of the reality of these changes, the return to the acceptance of the state sovereignty concept, and the abandonment of attempts to impose its will on the others under
Key words: Eurocentric system, sovereignty, colonialism, empire, hegemony, globalization, «westernization», Global North, Third World, self-determination, democratization.
References
1. 70-ia Sessiia General'noi Assamblei OON" 70th [70th Session of The UN General Assembly] Available at: http://kremlin.ru/events/president/news/50385 (In Russian) (Accessed 15.10.2015).
2. Domarus, Max and Patrick Romane. The Essential Hitler: Speeches and Commentary. Wauconda, Illinois: Bolchazy-Carducci Publishers, Inc., 2007. 862 p.
3. Fukuyama, Francis. "The end of history?" The National Interest (Summer 1989), pp. 3-18.
4. Glowny Urzad Statystytyczny. Historia Polski w Liczbach: Ludnosc. Terytorium. Warszawa, 1994 (In Polish).
5. Kipling, Rudyard. "The White Man's Burden: The United States & The Philippine Islands, 1899." Rudyard Kipling's Verse: Definitive Edition. Garden City, New York. Doubleday, 1929.
6. Weinberg, Gerhard L. Hitler's Foreign Policy 1933-1939: The Road to World War II. New York, Enigma Books, 2005.
7. Wilson, Woodrow. "Fourteen Points: Address to Congress, January 8, 1918." Current History 21 (November 1951), p. 302-303. 1038 p.
8. Young, Louise. Japan's Total Empire: Manchuria and the Culture of Wartime Imperialism. Berkeley: University of California Press, 1998. 487 p.
About the author
Andrei V. Korobkov - Professor of Political Science and International Relations at Middle Tennessee State University. E-mail: Andrei.Korobkov@mtsu.edu.
