CC BY
74
УДК 8И (нем.)
С.А. Макуренкова
ПОЭТИЧЕСКИЕ АПОФЕОЗЫ ГЁТЕ:
АКТУАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Статья посвящена анализу фаустианской темы в контексте русской литературы. Дается краткий обзор истории переводов «Фауста» Гёте на русский язык, и в этой связи рассматриваются два перевода, выполненные Б. Пастернаком: ранней (1785) неоконченной поэмы Гёте «Тайны» (1922) и «Фауста» (1957). Анализируется новое прочтение второй главы «Фауста», до сих пор не имеющей однозначного истолкования, предложенное в книге Ю. Юрченко «Зашифрованная поэма «Фауст»: Пастернак против Сталина» (СПб. : Азбука-классика, 2010).
апология, Гёте, реализм, романтизм, Фауст.
Ведь мы играем не из денег,
А только б вечность проводить.
А.С. Пушкин «Наброски к замыслу о Фаусте»
Нельзя не признать, что наша национальная культурная традиция располагает приобщенностью к некоему субстрату знания (или мудрости), которое врывается в нее до определенной степени нежданно-негаданно, да вообщем-то и непрошено. Так, совсем недавно мы стали свидетелями появления на музыкальном горизонте отечественной культуры фигуры Теппера фон Фергюсона, немецкого композитора польского происхождения, мецената и негоцианта, состоявшего в позднем ученичестве у Моцарта, что сделало его очевидцем трагедии последних дней своего кумира и Учителя. Исполнение музыки Т. фон Фергюсона, его концертов, симфонии, сонат, прелюдий стало своего рода открытием московского музыкального сезона 2009/10 года. Музыка неизвестного автора покорила глубиной, насыщенностью, выразительностью. В ней нет абсолютности дерзаний гения, но она держит общий высокий строй музыки позднего барокко, и, главное, дает приобщиться к музыкальной эстетике, внутри которой складывался вкус и юного Пушкина, ведь Фергюсон, получив после смерти Моцарта приглашение от русского двора, приехал в Россию, где стал наставником лицеистов. Его имя часто звучит в их воспоминаниях - они любили воскресные музицирования в его доме, который и по сей день стоит в первой линии особняков от Екатерининского дворца в Царском Селе. На доме вывеска, свидетельствующая о благодарной памяти его новых соотечественников.
А.С. Пушкин отдал должное этому милому человеку, самозабвенно более всего любившему Моцарта и своих учеников лицеистов. А потому «маленькая
трагедия» «Моцарт и Сальери» выросла до национального эпоса - А.С. Пушкин дерзновенно повторил эскападу гениального предшественника. Его «Волшебной флейтой» стал дуэльный картель, собственноручно составленный так же, как записанный рукой Моцарта «Requiem».
Помимо приобщенности к великой фигуре Моцарта, мы имеем, благодаря А.С. Пушкину, приобщение и к ряду других весьма загадочных в своей таинственной одаренности личностей. Так, скрытая жизнь маски Шекспира открывается в первом упоминании в русской культуре имени его современника Джона Данна. Немецкая культура входит в отечественный обиход - в отличие от В.А. Жуковского со всей очевидной реальностью романтической немецкой баллады - образом Фауста.
Академическая справка к короткому отрывку, который сегодня непростительно именуется «Сцена из “Фауста”», гласит, что в первой (прижизненной!) публикации в «Московском вестнике» в № 9 за 1828 год он был назван автором «Новая сцена между Фаустом и Мефистофелем». В действительности «это не является ни переводом, ни даже подражанием «Фаусту» Гёте: здесь Пушкин совершенно самостоятельно трактует образы Фауста и Мефистофеля».
Надо отдать должное поэтическому гению нашего соотечественника: его толкование образов немецкой средневековой народной легенды оказалось столь самостоятельно, что сегодня сделало нас причастными знания, которое дорого обошлось европейской культуре. Ведь в некотором роде под сенью гётевского произведения сложилась история последнего столетия - через безумие Ницше, настигшее его в фаустианском образе ближайшего друга Рихарда Вагнера (какая ирония имен!), к культу самодовлеющей личности в апофеозе надмирных возможностей адских сил.
«Мне скучно, бес», - начальная фраза пушкинской зарисовки развенчивает многовековые страдания немецкой - да и европейской - рефлексии по поводу гордыни знания как учености. Знание здесь чистая случайность - как повод к... наклонение к. Но вот к чему? В отличие от сорокалетнего гётевского бдения над загадкой Фауста, в котором сквозит изживание трагического опыта юности, когда Гёте в годы веймарской придворной службы подписал смертный приговор юной девушке, зная, что обвинение заведомо ложное, А.С. Пушкин искрометно разрешает эту проблему в поэтическом турнире из чуть более двадцати реплик.
«Если скучно мне, то пусть и вам будет невесело», - вот она, незамысловатая формула обывательского обихода. И ученость здесь ни при чем.
Фауст Что там белеет? говори.
Мефистофель Корабль испанский трехмачтовый,
Пристать в Голландию готовый:
На нем мерзавцев сотни три,
Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата,
Да модная болезнь: она Недавно вам подарена.
Фауст Всё утопить.
Мефистофель
Сейчас.
(Исчезает).
Двадцатый век придает ироничной игре метафизических размышлений мощь техногенных энергий - и цивилизация стыдливо отступает. Над дымом Освенцимов и Майданеков встает образ Филимона и Бавкиды, - благочестивой четы стариков, венчающих деятельность фаустовой воли, повелевающей стереть их с лица земли во имя светлого строительства будущих каналов, призванных осчастливить человечество.
Что это - творение иступленного ума или порождение пресыщенного рассудка? Гёте расторгает оковы условностей. Орест Сомов в 1823 году пишет: «Фауст - род ярмарочной фарсы». А.И. Тургенев в 1823 году глухо отзывается о «не всё постигшем гении Гёте-Мефистофеля.». В.Г. Белинский именует вторую часть «Фауста» «аллегорико-символической галиматьёй» и отмечает «хаос умственный». Для И.С. Тургенева единственный положительный герой «Фауста» - Мефистофель, который более всего «страшен своей ежедневностью». Русский символизм деятельность Фауста по строительству каналов в финале поэмы иначе как «ка-нализаторством» не называет. С. Соловьёв, вслед за К. Бальмонтом, отмечает: «В 5-ом действии Фауст предаётся деятельности, которую считает полезной для человечества. Он осушил часть моря, провёл канализацию».
Но времена меняются. В 1922 году Борис Пастернак восторженно работает над переводом ранней неоконченной поэмы Гёте «Тайны» (1785) с ее мистической символикой. В 1936 году В.М. Жирмунский пишет о «завершении земного пути «Фауста» картиной деятельного участия героя в строительстве свободной и счастливой жизни «миллионов».
Надо отдать должное гениальной школе немецкого романтизма - выпестованная в ее недрах поэтическая интуиция богато одарила европейскую культуру. Однако воспользовавшийся этим опытом провидец оказался слеп: и пошли бесконечные разговоры о гётевском филистерстве, которому все, касавшиеся вопроса, искали разной силы и степени оправдания и извинения.
В луче пушкинской мысли русская культура устами Б. Пастернака сказала, что у преступления против человечности оправдания нет. В своем переводе пятого акта второй части гётевского «Фауста», опубликованном в 1953 году, поэт подвел черту под преступлениями века. Современники с этой задачей не справились и по сей день...
Поэтическое слово. Тихое оно или громкое? Двадцатый век прошел в спорах о том, что чем громче, тем доходчивее. Однако, как известно, Дух дышит там, где хочет: пастернаковское слово русская культура не расслышала. Поэт попытался еще раз объясниться, пример тому - роман «доктор Живаго». Но и на этот раз не удалось донести твердую, но негромкую мысль: смысл романа растворился в общей проблематике творчества.
Среди наших современников нашелся сегодня человек, который услышал. Так Поэт слышит Поэта. Книга Юрия Юрченко «Зашифрованная поэма «Фауст»: Пастернак против Сталина» написана в древнем жанре апологии: это защита Поэта и Поэзии. Имя Пастернака выхвачено им из мелкотемья лихолетья и спасено. Это опыт духовного подвижничества.
Ясность мысли и четкость изложения настолько убедительны, что предлагаемая Ю. Юрченко к профессиональному обсуждению идея сразу становится научным фактом. То, что ему удалось обнаружить поэтическую тайнопись в пятом акте перевода «Фауста», является открытием в русской поэзии ХХ века и, более того, русской литературы в целом.
В определенном смысле Ю. Юрченко спас и вернул имя Б. Пастернака на поэтический Парнас, поскольку публикации последних лет граничили с уничижающим «разоблачением» личной (как сокровенной) и поэтической (как художнической) жизни поэта. Поэтическое имя Б. Пастернака стала затягивать тина обывательских трактовок, что грозило русской литературе потерей его творчества как оригинального и нравственного художественного откровения.
Эта ситуация наиболее остро явила себя в шекспировских переводах Б. Пастернака. Сколь глуха оказалась сегодняшняя современность к его трагическим дерзаниям Духа, запечатленным в диалоге с великими предшественниками, среди которых Шекспир, Гёте, Бараташвили и др.
Открытие Юрия Юрченко, согласно которому в пастернаковские тексты вводится пятый акт «Фауста» с пометой «Из Гёте», - действительно великая удача. Какой трагический путь прошел Б. Пастернак от раннего перевода гётев-ской поэмы «Тайны» до откровения финала «Фауста» в 1953 году.
Острота взгляда Ю. Юрченко, на протяжении всей книги сталкивающегося с дерзновенностью пастернаковского решения, подсказанного и поддержанного Анной Ахматовой, бесспорно, созвучна глубинам искания русского духа.
Русская культура обязана Ю. Юрченко великим примером послушания -как вслушивания - в речь гениального собеседника. В этом он оказался безупречным Учеником своего Учителя: Пастернак парадоксальным образом обрел в мысли Гёте утешение. Ю. Юрченко последовал его примеру. А это ли не лучшее доказательство истинности достигнутого результата?
Всякий поэт ждет своего собеседника в горизонте вечности. Не так ли Шекспир спустя четыреста лет сегодня начинает говорить с нами на королевском языке риторического обихода? Гёте тоже дождался - Пастернака. Кто следующий на мировом Олимпе?
Книга Ю. Юрченко только что вышла из печати. А его идеи уже живут своей жизнью. Артист Московской государственной филармонии Владимир Завьялов выпустил диск - плод многолетних размышлений над русской литературой. Тема «Русский черт, или Le Diable а 1а Russe» открывается повестью Титова, тайно записанной со слов А.С. Пушкина, «Уединенный домик на Васильевском»; затем Достоевский, разговор Ивана Карамазова с чертом; ранний рассказ Чехова о бесе. А дальше - Б. Пастернак (из Гёте).
Все свершается на кругах своя: зло велико, но добро незримо торжествует. Как тут не вспомнить светлые строчки А.С. Пушкина:
Давай мне мысль, какую хочешь: Её с конца я завострю,
Летучей рифмой оперю,
Взложу на тетиву тугую, Послушный лук согну в дугу,
А там пошлю наудалую,
И горе нашему врагу!
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Жирмунский, В.М. Гёте в русской литературе [Текст] : моногр. - Л. : Гослитиздат, 1937.
2. Макуренкова, С.А. Онтология слова: апология поэта. Обретение Атлантиды [Текст] : моногр. - М. : Логос-Гнозис, 2004.
3. Пушкин, А.С. Сочинения [Текст]. - М. : Худож. лит., 1949.
4. Юрченко, Ю. Зашифрованная поэма «Фауст»: Пастернак против Сталина [Текст] : моногр. - СПб. : Азбука-классика, 2010. - 255 с.
