CC BY
223ОБЩЕНИЕ
«Планета ста языков».
Этнические отношения и советская идентичность на целине
Микаэла Поль
При оценках кампании по освоению целинных и залежных земель в Северном Казахстане акцент обычно делается на ее экономическом эффекте, на той роли, которую она сыграла в политической борьбе внутри высшего советского руководства, и на воздействии массового наплыва переселенцев-славян на традиционную казахскую культуру. Микаэла Поль избирает для рассмотрения иные аспекты целинной эпопеи. Это этнические отношения между новоселами, с одной стороны, и двумя фракциями местного населения — спецпереселенцами (в первую очередь репрессированными немцами, чеченцами и ингушами) и казахами, с другой; культурная и религиозная жизнь на севере Казахстана в первые годы освоения целины; формирование здесь особой региональной идентичности. На основе анализа многочисленных архивных документов и устных свидетельств, собранных в середине 1990-х годов, автор приходит к следующим выводам. Целинный проект позволил части сельской молодежи из западных районов СССР вырваться из тисков нищеты, улучшить условия жизни и свой социальный статус. Влияние этого проекта на жизненный уклад казахов было далеко не во всем отрицательным. Несмотря на жесткие бытовые столкновения представителей разных культур, встретившихся на целине, межэтнические отношения там постепенно гармонизировались благодаря росту благосостояния и экономическому прогрессу. Заново созданная этноконтактная территория добавила советской идентичности свои яркие краски. Сейчас, когда Казахстан стал независимым, чувство региональной общности хотя и ослабло, но все еще существует и служит одной из основ формирования новой, поликультурной казахстанской идентичности.
Освоение целинных земель, самая масштабная фаза которого приходится на 1954—1956 годы, стало последним крупным проектом советского времени, вызвавшим массовое переселение людей из центра на периферию империи. План Никиты Хрущева был задуман
Микаэла Поль, доцент исторического факультета колледжа Вассар, г. Поукипси (Poughkeepsie), штат Нью-Йорк, США.
и осуществлен не ради блага народов, населяющих Центральную Азию, а в интересах Центра и всей страны; тем не менее он дал толчок устойчивой трансформации общества и природы Казахстана.
Земли, подлежавшие освоению, не были «заброшенными», пустующими, и целинный проект нельзя считать, следуя за авторами некоторых западных учебников и учеными-советологами, просто главой в истории внутрипартийной борьбы или эпизодом волюнтаристской аграрной политики \ По оценкам казахских демографов, в ходе целинной эпопеи в республику прибыли от одного до двух миллионов переселенцев-славян. В 1990-е годы и казахские, и западные исследователи и наблюдатели пришли к выводу, что то была «неподъемная цена» за «неоднозначные успехи» всей кампании2.
Более позитивные оценки сейчас редкость, и уж совсем вышли из моды панегирики интернационализму, «великой дружбе народов» и целине как «планете ста языков». Авторы недавно изданного в Казахстане учебника истории для университетов довольно сдержаны в своих заключениях. По их мнению, одним из главных результатов освоения целины было то, что здесь сформировалась «...широкая социо-культурная этноконтактная зона, сильно динамизировавшая процессы интернационализации общественной жизни». Однако они не углубляются в проблему, не дают примеров культурной деятельности на целине и отмечают лишь негативный долговременный эффект воздействия проекта на традиционный уклад казахов3.
В предлагаемой статье я попытаюсь пересмотреть представление
о целине как многонациональной «планете», основываясь на документах и устных свидетельствах. В поле моего зрения три сюжета: 1) межэтнические контакты; 2) культура и религия; 3) складывание целинной идентичности. История освоения целины писалась и пишется либо с учетом интересов Москвы, либо с точки зрения казахской национальной истории или же в духе холодной войны. В этом дискурсе обычно фигурируют лишь русские и казахи, другие народы — участники событий, круто изменивших их жизнь, остаются невидимками.
Как покажет анализ, если сводить целинный проект к демографической агрессии, а оценку его значения подменять излияниями чувств по поводу окончательного разрушения традиционной культуры казахов4, нового не откроешь. А вот если посмотреть на ситуацию «снизу», то освоение целины на периферии России и Казахстана или, скорее, то, во что реально вылилась кампания,
окажется, несмотря на экономические и экологические издержки, одной из наиболее успешных и продолжительных социальных реформ Н. Хрущева. Она способствовала преодолению последствий сталинизма в регионе, наводненном лагерями и служившем местом ссылки «наказанных народов». Все происходило не совсем так, как мы (или сам Хрущев) себе это представляли — более бурно, со вспышками насилия, — а изменения затронули, кроме русских и казахов, представителей многих этнических групп. Переселение на целину и ее освоение вызывали у людей противоречивые чувства — от горячей и искренней поддержки до ожесточенного сопротивления; но в конечном счете кампания дала возможность сотням тысяч совершенно разных людей начать жизнь с чистого листа и заново ее переосмыслить. Распространенные среди целинников представления о том, что они едут на «пустое» место, приводили к конфликтам; но они также помогали возрождению региона, становлению новой идентичности и у приезжих, и у коренного населения.
I
Статья базируется на архивных документах и биографических интервью, собранных автором в Акмолинской (ранее Целиноградской) области, ставшей административным и культурным центром освоения новых земель. Когда оно началось в 1954 году, область представляла собой слабо населенную степную территорию площадью немногим более 150 тыс. кв. км, то есть примерно равную по величине Южной Корее. Акмолинск возник как военное укрепление в 1832 году, в процессе распространения российского господства на районы, ранее находившиеся под контролем Среднего жуза. После отмены крепостного права территория будущей области стала одним из главных центров крестьянской колонизации; на ней также сосредоточились усилия имперских властей, пытавшихся реформировать в 1890-е годы аграрный сектор. Русские и украинские крестьяне расселялись в основном вдоль рек, держась в стороне от казахских аулов, уже к 1920 году доля коренного населения в области снизилась до 37% всего ее населения5.
В сталинский период Акмолинская область — место размещения трудовых сельскохозяйственных лагерей; сюда же направляются и «народы в эшелонах». Среди сосланных в область в ходе сталинских депортаций преобладали немцы и выходцы с Северного Кавказа,
в основном чеченцы и ингуши. К 1946 году количество так называемых спецпоселенцев достигло в области 136 625 человек, при общей численности населения около 508 тыс.6 С учетом «кулаков» и других заключенных находившиеся на «специальном» положении составляли около одной трети всех жителей.
Для нашего дальнейшего изложения важно следующее: оправившись от первого шока, спецпоселенцы адаптировались к ситуации, но очень по-разному, в зависимости от этнической принадлежности и места исхода. Множество источников свидетельствуют, что чеченцы и ингуши всячески противились обстоятельствам, в то время как немцы проявляли покладистость и, чтобы выжить, трудились изо всех сил. Местные партийные начальники считали, что выходцы с Кавказа работают «гораздо хуже немцев»; их и арестовывали гораздо чаще за преступления и административные правонарушения7.
С началом коллективизации и далее, в 1950-годы, политическая атмосфера в области была откровенно репрессивной. Тщательно проверяли, не было ли баев или представителей уничтоженной в 1937 году местной интеллигенции среди родственников выдвигаемых на различные партийные посты казахских коммунистов; отслеживались проявления «национализма» и случаи коррупции8. Хотя некоторым из столыпинских колонистов, ссыльных «кулаков» и даже немецких спецпоселенцев удалось создать относительно процветающие села, в целом экономическая ситуация в регионе была безрадостной, основные работы производились вручную или с помощью тяглового скота. Многие казахские аулы были почти отрезаны от внешнего мира; в самых бедных районах, например в Кургалджин-ском, дети страдали от вполне излечимых болезней, лишь немногие из них посещали школу. Партийный лидер области, Николай Журин, как и другие руководители на севере Казахстана, с самого начала целинного проекта стал одним из наиболее активных его сторонников, надеясь на получение львиной доли направляемых в республику капиталовложений. С подачи Хрущева он выдвинул предложение увеличить площадь распаханных земель в области до размеров, превосходивших планы распашки во всей республике9.
Вводя в сельскохозяйственный оборот новые земли, Хрущев стремился уменьшить нагрузку на уже существующие колхозы. Большая часть подготовленного им обращения к Президиуму ЦК от 22 января 1954 года, позднее опубликованного под названием «Пути решения зерновой проблемы», была посвящена показу того, как мало хлеба страна получала в 1950-е годы и к каким тяжелым
последствиям для состояния колхозов и для морального духа тружеников села приводили попытки «выжать» из деревни больше и больше. Освоение так называемых целинных и залежных земель Сибири и Казахстана (сначала предполагалось распахать 13—15 млн га) позволило бы уменьшить давление на центральные районы и перейти к закупкам зерна вместо его изъятия в пользу государства10.
На фоне поставленных задач интересы самого Казахстана и людей, которым предстояло там работать, волновали Хрущева куда меньше. Фактически кампания осуществлялась под лозунгом «Технология плюс кадры», хотя официально такой лозунг и не выдвигался. На целину предполагалось отправить все произведенные в 1954 году трактора и другую технику, а также 100 тыс. добровольцев в качестве постоянной рабочей силы, набранной посредством мощных пропагандистских усилий. Набором в спешном порядке занялся комсомол: его руководство отрапортовало об отправке на целину, с конца февраля по 20 апреля 1954 года, 146 710 человек11.
Комиссии по оргнабору старались выполнить, что от них требовалось, и отправляли всех, кто выражал такое желание, включая и подростков предпризывного возраста, которым предстояло через год-два оставить работу на целине. Более 20 тыс. добровольцев прибыли в Казахстан еще до того, как получили назначение директора совхозов. В первый год на целину по комсомольским путевкам попало и довольно много бывших заключенных, освобожденных по амнистии 1953—1954 годов; однако их точное число оценить трудно. На этот «контингент» поступали жалобы со всей республики. На пленуме в Акмоле в 1954 году партийные руководители заявили, что около трети добровольцев имели «темное прошлое»12. Комсомол постарался исправить ситуацию: создается впечатление, что массовые отправки на целину заключенных больше не повторялись, хотя масштабы набора на втором году кампании были даже более впечатляющими, чем в первом: 111 914 человек по состоянию на 15 апреля 1955 года и 162 099 человек — к 1 июня13. Всего же в 1954 и 1955 годы усилиями ЦК ВЛКСМ на целину было направлено 330 375 человек14.
Эти цифры побудили некоторых западных исследователей освоения целины писать слово добровольцы в кавычках и высказывать предположения об использовании при наборе рабочей силы «полупринудительных методов»15. Правда же состоит в том, что в 1954—
1955 годах целинная эпопея вызывала у населения небывалый отклик. Массовые проявления энтузиазма и патриотизма, причем не выдуманные, а получившие свое отражение в неопубликованных
документах и интервью, убеждают в том, что проект оказался необыкновенно привлекательным для десятков тысяч молодых колхозников, привязанных Системой к нищей послевоенной деревне. За получаемыми там трудоднями не стояло никаких реальных благ, в то время как в совхозах платили живые деньги и вдобавок выдавали внутренние паспорта. Респонденты, почти все бывшие целинники, проинтервьюированные мной в Акмолинской области в 1994 и 1996 годах16, всячески старались дать понять, как отчаянно они стремились вырваться из тисков послевоенной разрухи. Одно из наиболее выразительных высказываний такого рода принадлежит Индустриану Семенову, ветерану освоения целины, впоследствии ставшему писателем:
«Нас называли — слой такой детей был — «безбатьковщина», безотцовщина... Что двинуло нас оттуда, понимаете, мы в основном люди были, которые перенесли жесточайшую войну, страшную, разрушительную войну. <...> И вот из этой разрушенной страны, первое мы стремились — как? Быстрей! — чтобы вот от этого кошмара народ избавился, а мы молодые были»17.
Целина почти для всех открывала новые возможности. Студенты, городская молодежь надеялись, что смогут «путешествовать» и «жить под открытым небом»18. Демобилизованные военные были более реалистичны в своих ожиданиях: «Мы не боимся трудностей. Мы готовы к ним. Мы прошли через многие испытания»19. Многие девушки и молодые женщины рассчитывали выйти на целине за-муж20, а остальные просто слышали, что Казахстан — «богатая страна», там «здорово» и можно заработать21.
Приезжие буквально наводнили регион. В течение первых трех лет кампании население Акмолы выросло более чем на 133 тыс. человек. Правда, эта цифра не отражает текучести рабочей силы, поскольку большинство из 300 тыс. переселенцев покинули область через несколько месяцев или лет22. Из приехавших с первой волной 1954—1956 годов осели лишь несколько сот человек. Большинство тех, кто остался навсегда, прибывали в основном в первой половине 1960-х годов, когда Целиноград начал бурно развиваться, и позже, когда уже были созданы сфера услуг и другие объекты инфраструктуры.
Основная причина выезда состояла в том, что первые годы оказались для переселенцев очень тяжелыми. Местные власти были совершенно не готовы к наплыву людей и техники. Железнодорожные составы с тракторами, палатками и другим снаряжением месяцами
и даже годами стояли неразгруженными на станциях прибытия, поскольку транспортировка оборудования и припасов к местам развертывания новых совхозов была очень затруднена. Продовольственная ситуация в области в первые два года часто характеризовалась как «абсолютно ненормальная» и «тревожная»: случалось, что тракторные бригады по несколько дней голодали, а люди падали в обморок от недоедания прямо на рабочем месте. Директора совхозов часто сменялись. Рука у начальников была тяжелая: нередко поступали жалобы на их постоянное пьянство, грубость по отношению к подчиненным, многочисленные случаи вымогательства и злоупотребления служебным положением23.
Несмотря на трудное начало, целина преобразила Акмолу и север Казахстана в целом. В 1954—1956 годах область получила капиталовложений более чем на 3 млрд рублей; переселенцы построили около 10 тыс. частных домов; возникло 77 новых совхозов с прилегающими к ним поселками24. Раскинувшиеся на большой площади, с широкими улицами, обсаженными деревьями, эти поселки представляли собой новое слово в сельском строительстве, кардинально отличались и от традиционных деревень европейской части СССР, и от казахских аулов. Особенность планировки заключалась в том, что гаражи, электроподстанции, хранилища кормов, помещения для скота и т. п. концентрировались на одном конце поселка, в стороне от жилой зоны. А находящиеся в личном пользовании сараи, конюшни, сады и т. д. располагались позади домов, чтобы не портить аккуратный вид главных улиц. В центре поселка обычно выделялось место для скверов и площадей. К середине 1950-х годов почти во все населенные пункты пришли электричество и телефонная связь. Конечно, жить в таком поселке и получать стабильную зарплату было очень привлекательным для колхозников из депрессивных деревень западных регионов страны; многие из них перетерпели первые самые трудные годы на целине и вернулись на Украину или в Белоруссию лишь в середине 1970-х уже после выхода на пенсию.
Непропорционально большую долю среди моих респондентов — энтузиастов целины составили воспитанники детских домов разных национальностей. После 1956 года целина стала прибежищем и для многих бывших узников сталинских лагерей. Что касается рабочих и других молодых людей из больших городов, то они не находили здесь ничего, что могло бы оправдать лишения; поэтому, приезжая массами, массами же и уезжали. Власти, понимая ситуацию, воспринимали этих переселенцев как неисчерпаемый ресурс рабочей
силы: первоначальный план привлечения на постоянное жительство 100 тыс. человек постепенно трансформировался в ежегодную мобилизацию тех же 100 тыс.
II
Когда в Акмолу начали прибывать целинники, местным жителям никто не объяснил, что происходит. Поскольку под влиянием советской пропаганды, изображавшей целинные районы Казахстана местом, где можно встретить лишь редких «пастухов», новоприбывшие ожидали, что увидят совершенно безлюдные степные земли, они также были удивлены и обескуражены, столкнувшись с проживавшими во всех селах и небольших районных центрах тысячами людей, о которых их приучили думать как о «предателях» и «изменниках». Антонина Азеева, строитель совхоза, основанного в 1955 году, красочно описала, как она восприняла целину и с какими ожиданиями туда приехала:
«А. А. А я, Вы думаете, я в то время представляла, что такое Казахстан? Я (смеется) — что страна такая хорошая, богатая, в то время так все думали! Думали, что мы знали, а ничего не знали. А когда мы приехали сюда — ой, ой, ой!! Если бы Вы увидели, что мы тут делали, с ума сходили! С ума сходили! Приехали, и раньше ж Акмола называлась! На вокзал нас привезли — а вокзал был такой страшнейший! (Громко.) Алюди там, все черные, тут и чеченов, тут ингушей! И каких там только не было, все с какими-то ножами такими ходили, под поясками, а в этом вокзале все на полу лежали...
М. П. Они уехали, эти чеченцы?
А. А. Нет, они все время, здесь много жили, там в Кудуке, в Целинограде, здесь много жили. А потом их уже казахи, тоже, поперли отсюда. Черные есть черные, все равно не мирятся друг с другом. Ой как мы плакали! Ой! Куда ж мы приехали! Зачем нам болтали, что здесь сильно хорошо? Радио-то говорило, что уж куда в Казахстан, лучше быть не может. Но потом, когда освоилась целина, прекрасно жили. То, что природа только [чужая] — а продукты все были»25.
Легко было обвинять депортированных во всех трудностях, смотреть на них как на «врагов» и «паразитов». Как только новые переселенцы появились в Казахстане, во всех районах освоения целины правоохранительные органы начали фиксировать десятки случаев нарушений общественного порядка, массовых драк, избиений и т. п.26
Приведу несколько примеров. Череда нападений и драк, типичных для первых месяцев целинной эпопеи, произошла в совхозе им. КазЦИКа, многие новые работники которого были амнистированными заключенными, а местное население состояло из депортированных ингушей и поляков. Переселенцы там часто оставались вне прямого контроля, не имея рабочих заданий, по несколько месяцев не знали, чем себя занять, и бытовавшие на целине затяжные попойки нередко заканчивались столкновениями. Массовая драка в марте 1954 года привела к смерти одного целинника от ножевых ранений. О серьезных случаях насилия в совхозе докладывали «наверх» месяцы спустя после происшествий, и расследование было проведено почти через год. Из отчета того времени видно, что в течение 1954 года небольшие инциденты с участием от двух до пяти человек — скандалы, изнасилования, драки с применением холодного оружия — были в совхозе им. КазЦИКа практически ежедневным явлением и обычно никем не фиксировались27.
Несколько массовых, с сотнями участников, столкновений между целинниками и депортированными чеченцами и ингушами произошли в училищах по подготовке механизаторов в конце 1954 года, после сбора урожая. Им предшествовали мелкие стычки, включая перебранки в кинотеатрах, драки и нападения. В частности, в селе Елизаветинка накаленная атмосфера взорвалась в день выборов в декабре 1954 года, когда голосование и праздничные мероприятия вывели на улицы массы людей разных национальностей. Поводом к драке послужила попытка целинников вытеснить спецпоселенцев с Кавказа из местного клуба, который в тот день служил одновременно избирательным участком и танцевальным залом. Потасовка в клубе переросла в грандиозную драку, охватившую все село; ее непосредственными участниками были, как минимум, 120 человек. Ингуши бросились к своим домам, за ними гнались учащиеся, вооруженные камнями и палками. Ингушей вытаскивали из домов и избивали. Побоище продолжалось с полудня до вечера. Целинники преследовали и местное начальство, пока ингушские мужчины, вооружившись топорами и камнями, не заставили их вернуться обратно в училище; с помощью его директора и педагогов удалось рассеять хулиганов на мелкие группы28.
Милицейские и партийные документы свидетельствуют, что между 1954 и 1957 годами в Акмолинской области имели место по меньшей мере 135 крупных происшествий с применением насилия29. При изучении протоколов и отчетов, составленных по горячим
следам, обращают на себя внимание следующие моменты. Зачинщиками инцидентов, по мнению милиции, чаще всего были именно целинники. Почти во всех районных центрах и селах они создавали такую атмосферу враждебности, что многие спецпоселенцы вскоре стали бояться ходить в магазины и столовые, в кино и на танцы. Вдобавок я обнаружила, что, хотя лишения и тяжелые бытовые условия усиливали переживаемый людьми стресс и конкуренцию за ресурсы, число и интенсивность столкновений возрастали именно тогда, когда у целинников появлялись на руках деньги, на которые в первую очередь покупалось спиртное, — по прибытии, после сбора урожая и по большим праздникам. В подавляющем большинстве случаев непосредственными участниками драк были молодые неженатые мужчины, преобладали небольшие стычки, перераставшие в массовые столкновения и нарушения общественного порядка только тогда, когда много людей собиралось вместе. Именно так возникали различные инциденты в районных центрах или в самом Акмолинске, где целинники учились на механизаторов, скапливались в общежитиях строительных трестов или на танцевальных площадках, в клубах и кинотеатрах30.
Депортированные не только по-разному адаптировались к жизни в ссылке, но и по-разному реагировали на проявления насилия. Немцы обычно старались избегать столкновений, а многие выходцы с Кавказа давали отпор, вызывая тем самым еще большее ожесточение против себя. Редактор алма-атинской газеты, в конце 1956 года посланный вести «политико-разъяснительную работу» среди чеченцев и ингушей Акмолинской области, писал, что, несмотря на усилия местной партийной организации по борьбе с «нездоровыми явлениями», «[в] Акмолинске и в районах области нередко бывают убийства чеченцев и ингушей бандитски настроенными хулиганскими элементами. Это создало там некоторые натянутые взаимоотношения между чеченцами и некоторой частью остального населения Акмолинска и районов. Накануне нашего приезда в Акмолинске убито, до полусмерти избито и ранено несколько ингушей. Последние боятся вечером в одиночку ходить по улицам Акмолинска и поселков целинных земель» 31.
Местная милиция сначала была очень обеспокоена сложившейся ситуацией, но по прошествии года почти прекратила регистрировать мелкие инциденты, сосредоточившись на противодействии большим группам «хулиганов». Областная партийная организация приняла несколько резолюций «О групповых драках», которые
рекомендовали местным властям «проводить разъяснительную работу» среди населения. Однако, за исключением увольнений директоров совхозов и партийных секретарей уже после наиболее крупных столкновений, никаких систематических мер не принималось32. Судя по рассекреченным документам местных органов МВД, осуществлявших контроль за спецпоселенцами вплоть до 1959 года, частота драк резко пошла на спад после 1957 года, когда чеченцам и части ингушей разрешили вернуться на Кавказ (подробно см. ниже).
Большая часть собранных мной в Акмоле устных свидетельств противоречит документам в первую очередь потому, что трудно было найти людей, готовых откровенно обсуждать такого рода проблемы прошлого. Обычная реакция респондентов на прямые вопросы о стычках и этнических отношениях — отрицать сами факты столкновений, либо приуменьшать их масштабы. В насилии они обвиняли заключенных (применительно к первым годам на целине) или «случайных людей»; говорилось также о «выходках молодежи». В то же время в ходе некоторых интервью тема насилия всплывала спонтанно. Вот, например, фрагмент записи разговора с пожилой казахской женщиной, более 30 лет проработавшей на целине дояркой:
«М. П. Скажите, как жизнь изменилась, здесь, когда целину, ну, открыли?
Н. Н. О! Целина открыли, трудно было здесь! Здесь москвичи приехали. Москвичи приехали, вагон оставили, дом нету, здесь казахский аул, дом, барак, здесь барак были, ничего нету, все боялись казахи, что, ой, пришли москвичи — убивают! Дома спряталися! А потом москвич как вагона приходит, все спрятаться, боится [местные] русские, казахи, знаешь как! Ага. А потом как привыкли, как родной стали! Друг друга, вместе работать стали, как родной сестра были (показывает на немецкую женщину, свою подругу и соседку). Да. Потом квартиры строить стали, как первые вот эту квартиру, первой строили, вот эта, наша квартира, вот наша. Вот 30, 40 лет на этой квартире живу»33.
Никто из респондентов, согласившихся обсудить тему насилия на целине, не считал причиной насилия «этническую ненависть». В поисках объяснения они обращались к теме советского «коллективизма». Во время моей беседы с несколькими ингушами и чеченцами респонденты говорили о том, что прибывшие на целину не хотели «признать» казахов или ингушей частью «своей» группы34. Леонид Картаузов, ветеран-целинник, орденоносец и бывший депутат Верховного Совета СССР, описал несколько кровопролитных столкновений. По его мнению, они случались потому, что выходцы
с Кавказа были очень «вспыльчивыми» и «считали себя хозяевами» на целине. Насилие продолжалось до тех пор, пока люди не «нашли общий язык». Он продолжил, поясняя свою мысль:
«Л. М. Дело в том, что... сама по себе целина — это было одно из самых удачных мероприятий по интернациональному воспитанию. Потому что сюда ехали со всех республик. Сюда ехали люди различных национальностей, вероисповеданий, кого здесь только не было. Ну не зря в свое время называли Казахстан «республика 100 языков». У нас в совхозе, мы как-то подсчитали, в Чайковском, у нас было 125 национальностей.
М. П. (С сомнением.) Только в этом совхозе?
Л. М. Только в одном совхозе! <...> И вот, понимаете, как это сказать, общее стремление, сознание необходимости вот той работы, которую мы выполняли, оно нас сближало. Понимаете, в отдельности в этих условиях было невозможно выжить. Это только коллектив.
М. П. Мне кажется, я читала протоколы МВД, про массовые драки, в Казахстане, в 50-е. Я хочу вас спрашивать такое. Эти драки — они из-за того, что их обвиняли, что они (т. е. кавказцы. — М. П.) — изменники родины? Почему именно с ними было так сложно, а с другими...
Л. М. (Перебивает, громко.) Были! Были! Нет, я вот вам что скажу. Дело в том, что я говорю не о тех национальностях, которые жили здесь, до нашего приезда.
М. П. А, все о приехавших, да?
Л. М. Да, понимаете?А о тех, кто приехал. Да, постепенно, постепенно, те национальности, которые жили здесь, они начали постепенно вливаться в наш коллектив. Но вот те, кто приехали сюда, они составляли какой-то общий коллектив, ядро. Понимаете? И только благодаря вот этому, мы вот сумели действительно, и в короткое время, и достаточно успешно заняться вот этой целиной»35.
Начало приведенного высказывания вполне созвучно источникам советского времени с их воспеванием интернационализма и рассказами о том, как создавалась «многонациональная семья целинников». На примере отдельной бригады или совхоза показывалось, как представители различных национальностей работали на целине плечом к плечу. Уровень дружбы «измерялся» успехами такого коллектива в обработке земли, уборке урожая, его победами в социалистическом соревновании и т. п.36 То, что сказал о местном населении Картау-зов — о его постепенном вхождении в «большой советский коллектив» — весьма необычно и отражает его изначальное восприятие культуры этих людей как «иной», отличной от общесоветской.
Мощным стимулом к преодолению барьеров между ссыльными и представителями «советского коллектива» стало реформирование режима спецпоселений. Оно началось за два года до XX съезда КПСС, на котором Хрущев выступил с закрытым докладом о культе личности Сталина, совпав по времени с притоком целинников37. Летом 1954 года Указом Совета Министров СССР численность спецпоселенцев была сокращена на одну треть, в частности, путем снятия «специального статуса» со всех детей и подростков до 16 лет. Кроме того, вышли постановления, смягчавшие режим проживания ссыльных. Им стало легче перемещаться по территории республики, менять место жительства в ее пределах.
Прямым следствием этих послаблений явилось то, что чеченцы и ингуши начали покидать зону освоения целины и переезжать на юг Казахстана. К февралю 1955 года переехало около 19 тыс. человек. Основной причиной назывались тяжелый климат и непривычная природа региона; однако комиссия из Москвы, посланная для изучения массовых перемещений населения и положения с преступностью, установила, что насилие тоже сыграло выталкивающую роль38.
Указом от 13 декабря 1955 года ограничения спецрежима были сняты с немцев. Его выход был следствием визита в Москву германского канцлера Конрада Аденауэра в сентябре того же года. Указ не предусматривал никакой компенсации за конфискованное имущество, равно как и не наделял правом возвращения на прежнее место жительства. Он вызвал недовольство и обиду у остальных спецпосе-ленцев, которые не могли понять, чем они «хуже» немцев39.
Летом 1956 года со «спецучета» были сняты все оставшиеся «контингенты», включая и выходцев с Кавказа. Однако им, как и немцам, не разрешили вернуться домой. Не услышали они и извинений от государства. Кроме того, им надлежало подписать документ об освобождении, который гласил, что они отказываются от всех прав на бывшую собственность и извещены о том, что возврат на Кавказ им запрещен. Пять тысяч человек в Акмолинской области отказались поставить свои подписи под этим документом 40. Наконец, в декабре
1956 года, уступая давлению снизу, проявлявшемуся в неконтролируемой миграции и нарастании напряженности на бывших территориях «спецрежима», ЦК партии принял резолюцию, подготавливавшую возвращение горцев домой. Сам переезд организовали очень плохо, он затянулся на месяцы. Железнодорожные станции и целые города были запружены людьми; местные власти пытались сдержать этот поток, время от времени объявляя о приостановке выезда.
К 1958 году основная масса чеченских семей покинула Казахстан, но многие из ссыльных ингушей остались в Акмолинской области, потому что земли, которые они некогда занимали, оказались поделенными между Чечено-Ингушской ССР и Северной Осетией.
III
Пока власти медленно и нерешительно реформировали спецре-жим, а в Акмолинской области разворачивалась целинная эпопея, бывшие ссыльные приступили к возрождению своей культуры. Их возрастающая уверенность в своих силах питалась, помимо прочего, низовой политической активностью. В 1955—1957 годах немцы и выходцы с Кавказа боролись за возможность вернуться домой: они участвовали в массовых кампаниях по написанию писем властям, пытались попасть на прием к партийным чиновникам, посылали делегации в Москву и даже организовывали демонстрации41.
Созданию хотя бы подобия культурной автономии помогала религия. Из секретных донесений видно, что во второй половине 1950-х годов религиозная культура в среде ссыльных развивалась активно. К 1959 году в Акмолинской области действовало более 40 различных религиозных групп, и представлены они были почти в каждом селе: мусульмане, в том числе последователи суфизма, православные христиане, баптисты, менонниты, польские и немецкие католики, а также более мелкие секты42. Хотя большинство групп совершали богослужение тайно, некоторые, как указывалось в отчете областного КГБ, датированном 1955 годом, занимались прозелитизмом, приглашая сельскую молодежь в хоры и на службы; проводили крещения и венчания, раздавали иконы и свечи. Одна из наиболее деятельных суфийских общин находилась на севере области, в городке железнодорожников Атбасаре. Ее возглавлял шейх Багаутдин Дени Арсанов. В середине 50-х он перебрался в Алма-Ату, но движение продолжало развиваться: арсановцы много ездили по республике, поддерживали отношения с единоверцами по всему Казахстану.
Особо стоит упомянуть о чеченских суфиях, основавших в Акмолинской области совершенно новый тарикат вис хаджи (белошапоч-ники). Считается, что группа, названная так потому, что ее члены надевали на время зикра белые головные уборы, сыграла особенно значительную роль в распространении суфизма в местах ссылки
чеченцев. В конце 1950-х годов она перенесла свою основную деятельность из Казахстана в Чечню43.
На протяжении всех 50-х мусульманские и христианские проповедники ездили по селам области, организовывали изучение Корана и Библии, консультировали верующих по религиозных и житейским вопаросам, собирали деньги для собственного пропитания и строительства молельных домов. Основным группам, в первую очередь, — не заподозренным властями в ведении «антисоветской деятельности», разрешили зарегистрироваться. В 1956 году немецкие лютеране получили возможность открыть в Акмолинске свой храм44.
Да, жизнь на целине в действительности оказалась совсем не такой, как многие думали (и думают до сих пор). Новые переселенцы привнесли в уже сложившуюся смесь народов и обычаев нечто новое — свою живую и во многом непритязательную пограничную культуру, главной чертой которой была любовь к спиртному и к простым развлечениям: танцам, пению и коллективным кинопросмотрам. Ее вряд ли можно назвать «монолитной» (как сейчас полагают казахи), и в первые годы освоения целины она не оказывала большого влияния на других и не препятствовала развитию всего разнообразия культур и идентичностей в регионе.
Спецпоселенцы и целинники воспринимали 1950-е годы по-разному. Когда я спрашивала о праздниках и формах проведения досуга, первые обычно старались отмахнуться от вопроса, восклицая, что здесь никогда не было «хороших времен». Целинники же, оживляясь, начинали вспоминать песни и частушки своих родных мест, ностальгически описывали танцы и праздники. Наиболее значимыми из последних были дни после завершения уборочной (с 1960-х официально стал отмечаться День работника сельского хозяйства, как говорили мне люди, именно «целинный» праздник), 7 ноября и Новый год.
Различия в реакциях проявлялись и тогда, когда я задавала вопросы о каких-то особых ситуациях, например о свадьбах, сыгранных в 1950-е годы. Несколько немецких женщин с горечью ответили, что у них «не было свадьбы», остальные вспоминали в основном нищету, отсутствие приданого и очень скромное застолье: «Пришла моя мать, его отец, мы выпили бутылку водки, и все, мы поженились» 45. При обсуждении браков между целинниками респонденты тоже говорили о бедности, но одновременно с любовью рассказывали о свадьбах «всей бригадой», чувстве общности, которое они тогда испытывали:
«Свадьба была у нас бригадная! Вся бригада гуляла!! Сколько было в бригаде людей, человек 20, 30, соседи там, вот такая комнатка была, ну сидели, полно людей! (Живо, быстро.) Раньше не разбирались, кто с кем дружит. Не выбирали! Что вот, ты там начальник, все были общие! Кто что мог, все нес! Вот если мы собирались первые годы гулять, о! Там, давай там, Манька, все время выходной, вот я картошку собираю, другой там — все, раз, и пошла, пляски, гуляли сюда! Сейчас этого уже нету! А так раньше было дружно, хорошо! <...> все были одинаковые, все было дружно, хорошо, по три дня гуляли, не было разбора, директор, рабочий, тракторист — все вместе были»46.
Целинники, которые ухаживали за местными женщинами и затем вступали с ними в брак, на первых порах ощущали сопротивление со стороны органов надзора за ссыльными47, а нередко и родственников с обеих сторон. В одной весьма драматичной ситуации, которая нашла свое отражение в милицейских отчетах, родственники ингушской девушки преследовали пару и донимали ее угрозами до тех пор, пока не вмешались власти и не помогли молодоженам покинуть республику48.
Власти измеряли «дружбу народов» ростом в области числа межэтнических браков — примерно на одну треть за десять лет (от 20,5% всех браков в 1950 году до 38,8% — в 1960)49. Хотя сами эти цифры мало информативны, поскольку включают и браки между славянами, собранные мной устные свидетельства показывают, что приезжие, которые женились/вышли замуж за местных, демонстрировали лучшее понимание обстоятельств жизни своих соседей по целине и могли вспомнить нечто большее, чем голый факт существования этих соседей. Упомянутый выше И. Семенов, женившийся на ссыльной польке, был глубоко поражен различиями в положении новоприбывших и спецпоселенцев. Целинники, как патриоты и советские граждане, чувствовали, что им принадлежит вся страна, они вольны ехать куда угодно и жить где угодно. А тут оказывается, что в Акмолинской области есть люди «второго сорта», которые без разрешения не имеют права пойти в соседнее село50. Семенов написал в своих воспоминаниях о случае, когда спецпоселенца избили, но никто не осмелился вступиться из-за его особого статуса. И далее: «Так впервые я воочию столкнулся с одной из сокровенных тайн сталинского режима. Это буквально поразило меня, как и всех целинников, которые ... работали в целинных бригадах МТС, т. е. состав их был в основном из местных жителей. И честно говоря, о репрессированных, спецпоселенцах мы знали, слышали, но сам факт этот воспринимался довольно спокойно, и привычные повсюду жить в многонациональных
коллективах, мы как должное воспринимали, что в бригадах и местных селах, кроме казахов и русских, жили поляки, немцы, чеченцы, ингуши, кабардинцы, балкарцы, корейцы и другие национальности. Но соприкосновение с их «статусом» на практике давало нам ошеломляющую информацию — это были люди подневольные, почти что заключенные. После того утра мои товарищи по бригаде как-то потеплели ко мне и многое рассказали из своей жизни. Правда, они сочувственно, будто с больным, говорили со мной и намекнули весьма определенно, что мне нужно знать: впереди ждут меня неприятности...»51.
Но бывало и так, что люди, работая плечом к плечу в передовых многонациональных коллективах, знали друг о друге очень мало. Землеустроитель Галина Тарасюк, приехавшая на целину в 1954 году, восхищалась немецкими совхозами области как «сильными и хорошо организованными», годами работала рядом с немцами — агрономами, бригадирами, уважала их как отличных работников и компетентных руководителей, много узнала от них, но, по ее словам, «мы уже не заметили, что они на спецкомендатуре находились, я даже не знала, что комендатура есть, это потом уже рассказывали, а так свободно они себя чувствовали и вели, не сказала бы, что там притеснение»52.
IV
Тяжелый совместный труд, общие невзгоды, разочарования и успехи постепенно создали атмосферу взаимного уважения. В интервью люди всех национальностей настойчиво повторяли, что они научились уважать друг друга, даже если поначалу отношения складывались непросто. Это чувство взаимного уважения — не совсем то, что официально назвалось «дружбой народов». Например, общим местом советской пропаганды был рассказ о том, как местные «пастухи» приходили на помощь замерзшим или заблудившимся целинникам, как «радостно» или «тепло, по-братски» они их встречали. После 1991 года подобный стиль кажется полностью себя дискредитировавшим. Однако с местной точки зрения представление о том, что целина воспитывала в людях особые качества взаимовыручки и дружбы, до сих пор остается ключевым элементом целинной морали и региональной идентичности.
Хотя многие черты культуры казахов остались совершенно незамеченными моими русскими респондентами, было одно важное исключение — гостеприимство. В интервью часто звучала высокая
оценка свойственных казахам доброты и сострадания; вспоминались случаи, когда они помогали переселенцам, как никто другой. Согласно широко разделяемому мнению, эти традиции высокого гостеприимства представляют большую ценность, их стоило бы перенять всем, независимо от национальности. Кстати, многие из ре-спондентов-неказахов говорили мне о том, с каким удовольствием они сами принимали гостей, устраивали праздники, и эти истории были удивительно похожи (по крайней мере, на первый взгляд) на рассказы об нормах и престижности гостеприимства, собранные в казахских семьях53.
Многие казахстанцы старшего поколения, подобно Л. М. Карта-узову (см. выше), не видели никакого противоречия между представлением о целине как зоне межэтнического согласия и фактами творимого там насилия. «Другие» — те, кто уехал, в особенности чеченцы и ингуши, никогда не были частью целинного коллектива, а потому факт их присутствия просто выносился за пределы повествования. Становление и укрепление чувства локальной общности хорошо видно и на примере отношения к постоянно сменяющим друг друга на целине группам городской молодежи, в основном москвичам. Переселенцы, пустившие здесь крепкие корни (преимущественно это бывшие колхозники), а также казахи, бывшие ссыльные, и местное начальство были единодушны в своем восприятии данной группы как «чужаков».
Хотя в столичных студентах должны были бы видеть «законодателей мод», жители Казахстана, независимо от своего статуса, не доверяли «странным» московским вкусам и образцам поведения и не делали различий между «стилягами», «хулиганами» и «преступника-ми»54. Как писали целинники одной бригады, «их поведение нам не нравится. Им, например, ничего не стоит прийти на танцы в брюках до колен длиной и почти такой же длины свитере. Танцуют стилем. Поют песни, каких нет в репертуаре русских песен, ни в популярных песнях союзных республик» 55. Совхозное начальство и рядовые целинники были едины во мнении, что москвичи — нарушители порядка и бездельники, выпрашивающие освобождение от работы в самый разгар страды по «медицинским» или «семейным» причинам 56.
Укреплению локальной идентичности способствовал и рост благосостояния целинников. В Акмолинской области первым относительно удачным урожайным годом выдался 1956-й57, когда государству сдали более 180 млн пудов зерна58. Работники совхозов получили хорошую зарплату, премиальные; многие были награждены
орденами, медалями; особо отличившиеся — ценными подарками, в частности мотоциклами. Важно то, что моральное и материальное удовлетворение от своего труда испытали многие не зависимо от той «категории» в местной табели о рангах, к которой они принадлежали. Данное обстоятельство четко прослеживается по документации местных советов. В 1954 году в экспозиции, развернутой областью на ВДНХ в Москве, участвовали несколько десятков человек. В 1955 году список передовиков производства, составленный облисполкомом, насчитывал уже несколько страниц, а в 1956-м перечень награжденных за доблестный труд на целине занял более тысячи страниц. Каждый год в эти списки заносилось множество людей разных национальностей, причем не только работники совхозов, но и колхозники 59.
К 1956 году, по мере решительного преодоления продовольственных трудностей на первый план вышла проблема, так и не решенная даже к концу 1950-х, — нехватка жилья. «Свежие» переселенцы голосовали ногами против катастрофически медленного жилищного строительства. К январю 1958 года отток кадров достиг почти 100% и в строительстве, и собственно в сельском хозяйстве. Это означало, что занятая на целине квалифицированная рабочая сила, набранная за пределами Казахстана (механизаторы, водители, бригадиры и пр.), в течение года почти полностью обновлялась, несмотря на то, что край продолжал притягивать множество «спонтанных» мигрантов — колхозников, бывших заключенных и других искателей лучшей жизни60. В 1960 году Хрущев, следуя той же логике, которая тремя годами ранее привела его к необходимости образования совнархозов, принял решение провести на целине административную реформу. Предполагалось, что это поможет решить кадровую проблему. Новое территориальная единица, в состав которой вошли пять целинных областей севера Казахстана61, стала называться Целинным краем.
Наиболее важным функциональным результатом реформы явилось создание новой краевой партийной организации, крайкома КПСС, более подчинявшейся Москве, нежели Алма-Ате. Акмолинская область как таковая перестала существовать. Хотя Акмолинск стал столицей края и в 1960 году был по предложению Хрущева переименован в Целиноград, все региональные партийные начальники лишились в 1959 году своих постов. Их подвергли критике за пренебрежение нуждами переселенцев, за неспособность руководить людьми и — довольно необычное обвинение — за невнимание
к бывшим спецпоселенцам как объекту разъяснительной работы. Ибо становилось все яснее, что «местные» могли работать лучше, чем «пришлые», завозимые на целину со всей страны62.
После ухода Хрущева с советской политической сцены последовали новые административные реформы. Но «краевой» период немало поспособствовал преображению и самой бывшей Акмолинской области, и ее столицы. Сюда были направлены дополнительные инвестиции, прибыли новые люди, на этот раз — много студентов и представителей интеллигенции. Открытие теле- и радиостанций, краевых газет привлекло особую публику, в частности, деятелей культуры эпохи «хрущевской оттепели», которые сильно изменили духовную атмосферу на целине. Вместе с переименованиями пришло и массовое осознание того факта, что здесь сформировалась новая, особая региональная идентичность. Показательно, что именно в период существования края появились первые памятники целин-никам-первопроходцам63.
Акмолинск становился все более «окультуренным», превращаясь по мере появления здесь новых образовательных учреждений, в самый крупный университетский центр на севере Казахстана. В ходе административной реформы возросло число рабочих мест для бывших заключенных трудовых лагерей и спецпоселенцев с высшим образованием.
Местным немцам, в отличие от вернувшихся домой чеченцев и ингушей, уезжать было некуда. По предположению братьев Р. Медведева и Ж. Медведева, немцев оставили на месте ссылки потому, что нуждались в них как в надежной и постоянной рабочей силе, а выходцам с Кавказа разрешили уехать, так как считали их «доставляющими больше хлопот, чем пользы»64. И действительно, немцам удалось занять на целине свою нишу. Ситуация обернулась к их пользе, по крайней мере, экономически. После политической реабилитации в 1964 году65 они получили некоторые возможности для реализации идеи культурной автономии. В 1960—1970-х годах их трудами в области появились процветающие поселки, их высоко ценили и уважали как администраторов и организаторов. К началу 1980-х они приобрели немалое влияние в местных партийных структурах. Первым руководителем области в уже независимом Казахстане стал опять-таки немец Андрей Браун. Целиноград постепенно превратился в основной центр немецкой культуры и религиозной жизни: там было несколько официально зарегистрированных церквей, издавалась немецкая газета и т. п.66 Многие из моих респондентов-
немцев вспоминали освоение целины как время, когда «дела пошли лучше», жить стало «легче»; говорили и о том, как много немцев получили государственные награды за работу в сельском хозяйстве. Аналогичное восприятие прошлого зафиксировано в увидевших свет мемуарах, а также в полевых и архивных исследованиях, проведенных местными учеными67.
Время существования края было отмечено также ростом благосостояния и строительным бумом. В селах появлялись новые дома, в Целинограде — целые микрорайоны; активно возводились мосты, дороги; в город пришла высоковольтная линия для поставки энергии из Караганды. Необходимо упомянуть также новый аэропорт, важные объекты инфраструктуры: Дворец целинников, Дворец пионеров и другие монументальные общественные здания, например Дом советов. Условия жизни людей, конечно, изменились не сразу; но все, кто провел на целине многие годы и был свидетелем реформ, затронувших край, единодушно подчеркивали значимость именно экономических преобразований в столице и области. С кем бы я ни беседовала — с жителями сел или с горожанами, с рабочими или представителями интеллигенции, записывались ли интервью на пленку или велись «бытовые» разговоры, задавала ли я специальные вопросы или нет, главенствовала мысль: «раньше здесь ничего не было», «всё построили в период освоения целины».
Под словом «ничего» имелось в виду, конечно, не отсутствие человеческих существ или пустота в буквальном смысле, а то, что «здесь нельзя было нормально жить». «Ничего» означало нищету в прошлом и колоссальный труд, вложенный в эту землю. Все, кто попал в Акмолу до 1954 года, подчеркивали, что улучшения почувствовали люди всех национальностей. По словам дочери столыпинского переселенца с Украины, вышедшей на целине замуж за ссыльного из Молдавии, здесь началась для них «вторая жизнь». Она упомянула о постройке моста; это означает, что важные перемены связываются именно с эпохой «Целинного края»:
«Молодежь [приехала] в марте, следом эшелоны с продукцией, с вещами, с постелью. Вместе с ними и мы стали, жизнь немножко по-другому поворачивалась. <...> После целины стали пригонять материалы, когда мост сделали, другая жизнь [началась]. <...> Знаю одно: после целины, жизнь по-другому стала, стали снабжать... товары, продукты, по другому стало обеспечение»68.
Прибывавшие в область в 1960-е годы были поражены наличием магазинов, полных «дефицитом»:
«Жизнь была намного легче здесь (в Целинограде. — М. П.). Было легче получить квартиру, достать разные вещи, чем на Украине. Здесь в магазинах были товары из Восточной Германии, Польши, Чехословакии, обувь лежала...»69.
«Здесь магазины ломились от товаров, улицы были хорошие...Там, откуда мы приехали, все было разрушено войной» 70.
В сельских районах ситуация изменилась к лучшему буквально для всех, а не только для работников совхозов. Приведу в подтверждение слова корейца Кан Де Хана, председателя одного из местных колхозов. Он сделал на целине стремительную карьеру; внес в 1950— 1960-е годы заметный вклад в развитие сельской экономики 71. В статье, написанной к 40-летию освоения целины, он выразил то, о чем мне говорили и многие другие:
«Наше хозяйство нельзя назвать чисто целинным. Оно организовано в 1933 году, однако до освоения целинных земель было крайне слабым и отдача государству была низкой. Освоение целины не только подняло экономику, но и значительно улучшило быт и культуру на селе. <...> Помню, до этого молодежь правдами или неправдами, любыми путями стремилась уехать из села. С семилетним образованием, по тем меркам довольно солидным, работать в колхозе считалось позором. <...> Да и как можно было удержать людей в селе, если школа, больница, большая часть жилья были в аварийном состоянии!Ведь построены они были из земли. Так что освоение целины — это не только вспашка земли. Нужно было заново строить школу, больницу, детские ясли, клуб, спортивный комплекс, торговый центр, жилье. Нужны были и производительные объекты. С большим трудом, на пределе сил и возможностей, но все эти первоочередные объекты были построены. Они и до сих пор служат народному хозяйству, а землянок в селе и вовсе не осталось»72.
Мои собеседники заметно оживлялись, вспоминая о жизни в Ак-моле в 1960-е годы. Было очевидно, что рассказывать о ней им гораздо приятнее, чем о первых тяжелых годах. Многие из собранных мной материалов свидетельствуют о том, что люди всех национальностей чувствовали себя неотъемлемой частью «эпохи перемен», которая вершилась их руками и на их глазах. Однако одно из самых красноречивых высказываний такого рода я нашла в статье, опубликованной в 1994 году:
«Нам казалось, что отныне и присно мы живем качественно новой жизнью, и Целина — новая планета, где люди добрее, лучше. До коммунизма — каких-то двадцать обещанных Хрущевым лет, и пожалуй, здесь, в Целинограде, они уже начали отсчет»73.
IV
Таково восприятие «снизу», взгляд с «целинной площадки». Но был ли проект успешным с точки зрения Москвы? Проблема доходности всего предприятия постоянно находилась в центре внимания Хрущева. На декабрьском пленуме ЦК КПСС 1958 года он заявил, что инвестиции окупились за четыре года, несмотря на пессимистические предсказания. По данным ЦСУ и Министерства финансов, в 1954—1958 годах в целину было вложено 30,7 млрд рублей. За тот же период государство в зерновых поставок получило в стоимостном выражении 48,8 млрд, что дает чистый доход свыше18 млрд: более 9 млрд с земель, освоенных в РСФСР, и чуть меньше 9 млрд — с казахстанского клина74. Н. Хрущев выделил совхоз «Днепропетровский» Акмолинской области как особенно показательный пример прибыльности капиталовложений на уровне отдельного хозяйства. Создание совхоза обошлось государству в 28,4 млн рублей, а благодаря сдаче и продаже произведенного в совхозе зерна в бюджет поступило 86,4 млн. руб.75
Проверив официальные данные о «доходности» проекта, автор первой на Западе монографии об освоении целины Мартин МакКа-ули пришел к заключению, что до 1960 года удавалось сводить концы с концами, то есть чистые поступления от целины примерно соответствовали затратам на него. По его мнению, дополнительные вложения периода существования Целинного края «негативно повлияли на ход осуществления кампании», поскольку после пика 1960 года уровень чистого дохода начал снижаться76. Это важный вывод: освоение целинных и залежных земель не решило всех проблем советского сельского хозяйства, и вряд ли подобные цели вообще ставились. Зато те деньги, которые, по мнению советологов, были потрачены впустую, буквально перевернули жизнь миллионов людей на целине, в районах, далеких от Москвы и Алма-Аты (как, впрочем, и от научных дискуссий). После смены власти в Кремле край перестал существовать в качестве отдельной территориальной единицы, но туда продолжали вкладывать деньги и получать зерно.
Когда в 1990-е годы эпоха «гласности» наступила, пусть с некоторым запозданием и в Казахстане, оживленные общественные дискуссии о целине фокусировались исключительно на казахах и русских. Казахские ученые впервые обнародовали данные об уменьшении доли титульной группы в населении республики, что, как и упадок национальной культуры, они считали результатом освоения целины.
Так, почти 700 казахских начальных школ закрылись, а взамен во множестве открывались русские. Из-за всеобщего внимания к целинных поселкам развитием казахских аулов практически никто не занимался, и в 1980-е годы многие из них были покинуты жителями, которые в поисках работы и образования уезжали целыми семья-ми77. Не совсем понятно, однако, какие из этих процессов стали прямым следствием целинного проекта, а какие — проявлением закономерностей, общих для всей страны.
Мало мы знаем и о том, как с точки зрения культуры целина повлияла на депортированное население. Почему здесь стало возможным, правда, в скромных масштабах культурное возрождение спецпоселенцев, хотя в первые годы они были наиболее уязвимы перед лицом и государственной репрессивной машины, и спонтанных проявлений «бытового» насилия, а казахская культура якобы подверглась «уничтожению»? Даже в среде самих ссыльных существовали различные модели поведения, пока не получившие адекватного объяснения. Почему чеченцы и ингуши сумели сохранить свой язык, а несколько поколений немцев выросли в убеждении, что говорить на родном языке является «незаконным», — и это при том, что немцы высоко ценились на «рынке труда», и целина в этом отношении не была исключением?
Существовавшая до 1954 года культура менялась довольно медленно. Правда, на фоне укрепляющейся целинной идентичности она становилась все менее заметной. «Предцелинный» Акмолинск обычно представляли «примитивным» городом, своего рода культурной пустыней, если не считать «отсталых» религиозных практик. В партийной среде всячески открещивались от мусульманских обычаев (таких, как выкуп за невесту), считая их «пережитком феодализма». Приток переселенцев способствовал активизации подобных настроений. И все же сохранялись традиционные формы проведения досуга, в частности конные состязания и игры; они собирали много зрителей и проводились при поддержке местных властей. Немало людей соблюдали мусульманские обряды (в частности, связанные с забоем скота), отмечали религиозные праздники. В такие дни в центральной мечети Акмолинска собиралось до трех тысяч верую-щих78. Многие, если не подавляющее большинство казахов старшего поколения, с которыми я беседовала, решительно отвергали идею о том, что целина им как-то навредила. Хотя их более молодые соотечественники полагают, что старики дезинформированы советской пропагандой, сами «дезинформированные» аргументировали
свою позицию просто, но доходчиво: «Сейчас мы все спим на кроватях, а раньше спали на полу» 79.
В восприятии людьми советского прошлого Казахстана или, что вернее и что типично для полиэтничной имперской периферии, нескольких разных вариантов прошлого есть немало неразрешимых противоречий. История освоения целины, написанная в советское время, была черно-белой: события оценивалсь как негативные или позитивные, соотносились либо с «прогрессом», либо с «упадком». Однако неоднозначное по сути и не обязательно отрицательное влияние проекта на жизненный уклад казахов и, шире, драматичные, как теперь стало известно, столкновения различных культур на целине не должны затемнять для нас того обстоятельства, что межэтнические отношения там постепенно гармонизировались в первую очередь благодаря росту благосостояния и экономическому прогрессу. Поступь советской культуры была уверенной, но при этом у каждой культурной группы и каждого отдельного человека в целом оставалась возможность видеть происходящее на целине и в республике своими глазами, по-своему истолковывать происходящее. То была ситуация, возможно, характерная именно для Казахстана, а то и для всех периферийных частей СССР. Целина, эта заново созданная этноконтактная территория, новая малая родина, возникшая в пределах большой советской родины, добавила советской идентичности свои яркие краски. Сейчас, когда Казахстан стал независимым, чувство региональной общности хотя и ослабло, но все еще существует и служит одной из основ формирования новой, поли-культурной казахстанской идентичности.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См., напр.: GilbertM. Atlas of Russian History. Oxford, 1985. P. 136; Ploss S. Conflict and Decision-Making in Soviet Russia: A Case-Study of Agricultural Policy, 1953—1963. Princeton, 1965; Mills R. M. The Formation of the Virgin Lands Policy // Slavic Review, 1970. Vol. 29, No. 1. P. 58-69; McCauley M. Khrushchev and the Development of Soviet Agriculture: The Virgin Land Programme 1953-64. N. Y., 1976.
2 См., напр.: Crowe D. M., Dzhunusova Zh., Sabol S. O. Focus on Kazakhstan: History, Ethnicity, and Society // Nationalities Papers. Special Topic Issue. 1998. Vol. 26, No. 3. P. 405-406, 428.
3 История Казахстана: народы и культуры / Под ред. Н. Е. Масанова и др. Алма-Ата, 2001. С. 341.
4 Svanberg I. The Kazak Nation // Contemporary Kazaks: Cultural and Social Perspectives. Ed. by I. Svanberg. N. Y., 1999. P. 3.
5 КасымбаевЖ.История города Акмолы. Алма-Ата, 1995. С. 9—10; Дубицкий А. Ф. Пройдемся по улицам Целинограда. Целиноград, 1990. С. 6—12; Стрельцова Н. С чего Акмола началась // Инфо-цес, Акмола, 1996, 12 апреля. С. 6; Энциклопедия Акмолы. Под ред. Р. Н. Нургалиева. Алма-Ата, 1995. С. 38.
6 Агубаев Н. Здесь наши корни, или о том, как Акмолинская область стала многонациональной // Инфо-цес, 1994, 11 февраля. С. 7.
7 Подр. см.: Pohl M. «It Cannot Be That Our Graves Will Be Here»: The Survival of Chechen and Ingush Deportees in Kazakhstan, 1944—1957 // Journal of Genocide Research, 2002. Vol. 4, No. 3 (на русском языке статья опубликована в журнале «Диаспоры» за 2002, № 2. — Прим. пер.).
8 Отделение партийной документации Акмолинской области (далее ОПДАО). Ф. 1. Оп. 1. Д. 1915. Л. 43. 13 апреля 1954 г. Журин — Пономаренко; см. также Д. 1857. Л. 30.
9 Центр хранения современной документации (далее ЦХСД). Ф. 5. Оп. 24. Д. 519. Л. 3—31, 161—225, 176, 16 ноября 1953 г. от Тасбаева, Журина — Микояну, Хрущеву «О мерах дальнейшего развития сельского хозяйства Акмолинской области»; Khrushchev S. N. Khrushchev Remembers: The Last Testament. Transl. from Russian and edited by S. Talbott. Boston, 1974. P. 120—122; Журин Н. Трудные и счастливые годы. Записки партийного работника. М., 1982. С. 172.
10 ЦХСД. Ф. 5. Оп. 45. Д. 1. Л. 1-14, 22 января 1954 г. Хрущев — в ЦК КПСС «В Президиум ЦК КПСС»; см. также: Пути решения зерновой проблемы. Записка в Президиум ЦК КПСС // Хрущев Н. С. Строительство коммунизма в СССР и развитие сельского хозяйства. М., 1962. Т. 1. С. 85-100.
11 Центр хранения документов молодежных организаций (далее ЦХДМО). Ф. 1. Оп. 9. Д. 296. Л. 126-127, 135-136, 166, 207, 210.
12 ОПДАО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1852. Л. 202, 17-19 ноября 1954 г. «Протокол заседания 4-го Пленума Акмолинского обкома КПК».
13 ЦХДМО. Ф. 1. Оп. 9. Д. 323. Л. 152, 185, 237, Сапрыкин — в ЦК ВЛКСМ, в ЦК КПСС.
14 Там же. Д. 232 «Справочные материалы»; л. 217 «Статистическая справка». См. также: ЦХСД. Ф. 2. Оп. 1. Д. 360. Л. 5 «Стенографический отчет Пленума ЦК КПСС». В отчете цифру округлили до 350 тыс. человек.
15 См., напр.: Gilbert M. Atlas of Russian History... Р. 136; Crankshaw E. Khrushchev: A Career. New York, 1966. P. 201.
16 В 1994 и 1996 годах, собирая полевые материалы для диссертационной работы, я записала 50 биографических интервью с бывшими целинниками и представителями местного населения. Из тех интервью, фрагменты которых использованы в статье,
12 сделаны с русскими респондентами, остальные — с казахами, украинцами, молдаванами, белорусами, немцами, поляками, ингушами и чеченцами. Вопросы варьировались в зависимости от национальности и контекста, но при беседах с мужчинами и женщинами я следовала одной и той же схеме. Некоторые из респондентов согласились на авторское интервью, поэтому их имена указываются в тексте при воспроизведении фрагментов беседы; остальные дали согласие (либо письменно, либо устно, при записи) на использование своих воспоминаний лишь при условии анонимности.
17 Интервью с И. Н. Семеновым, Акмола, июль 1994 года, пленка 94-01.
18 Полевые заметки, лето 1996 года, пленка 96-09.
19 ОПДАО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1983. Л. 19-21, 28, 47, 58, 71-74, 81, 86.
20 См.: PohlM. Women and Girls in the Virgin Lands // Women in the Khrushchev Era/ Ed. by M. Ilic. Palgrave (в печати).
21 Полевые заметки, июль 1994 года, август 1996 года, пленки 94-01, 96-41, 96-51 и др.
22 ОПДАО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1941 «Административно-хозяйственные характеристики Акмолинской области» (1954); д. 2169 (1955); д. 2554 (1957); д. 2714 (1958); д. 2856 (1959).
23 См.: Pohl M. The Virgin Lands Between Memory and Forgetting: People and Transformation in the Soviet Union, 1954-1960. Ph. D. dissertation, Indiana University, 1999. P. 278-304.
24 ОПДАО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2297. Л. 22-26, 11 апреля 1956 г. «О ходе строительства совхозов и МТС б области». См. также: д. 194, д. 2554.
25 Интервью с А. Н. Азеевой, с. Маншук, Акмолинская область, 19 августа 1996 года, пленка 96-45.
26 ОПДАО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2049. Л. 74-75, Никитенко — Журину; Л. 83-106, 25 июля 1954 г. Серикпаев — Журину «О преступности среди комсомольцев и молодежи, прибывших иа освоение целинных и залежных земель, по состоянию иа 1.7.1954 г.».
27 Государственный архив Российской Федерации (далее ГАРФ). Ф. 9479. Оп. 1. Д. 903. Л. 50-51, 20 января 1955 г., Сеитмухамбетов «О фактах уголовных проявлений между контингентами, прибывшими на освоение целинных земель, и спецпосе-ленцами».
28 ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 903. Л. 45-48 «О групповой драке б г. Атбасаре, Акмолинской области»; ОПДАО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2077. Л. 23, 19 января 1955 г. «О фактах групповых драк в с. Елизаветинка, Акмолинского района и городе Атбасаре»; д. 2079. Л. 4-9 «О фактах групповых драк б Акмолинском и Атбасарском училищах механизации сельского хозяйства».
29 ГАРФ. Ф. 9469. Оп. 1. Д. 903, 847; ОПДАО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1929-1931, 2049-2050, 2137-2139, 2336, 2348, 2470-2471, 2542, 2652, 2655, 2630, 2779, 2852. Подробнее см.: PohlM. The Virgin Lands Between Memory and Forgetting... Р. 345-352.
30 Op. cit. Р. 321-368.
31 Архив Президента Республики Казахстан (далее — АПРК). Ф. 708. Оп. 30. Д. 625. Л. 3-4, январь 1957 г. Абазатов «Докладная б ЦК КПК».
32 См. сноску 28, а также: ОПДАО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2138. Л. 122-128, 1 июля 1955 г. Серикпаев — Журину, Бутину «О большом росте нарушений общественного порядка в городе Акмолинск».
33 Анонимное интервью, с. Маншук, Акмолинская область, июль 1996 года, пленка 96-39.
34 Анонимное групповое интервью, Акмолинская область, 12 сентября 1996 года, пленка 96-39.
35 Интервью с Л. М. Картаузовым, Акмола, 14 июня 1996 года, пленки 96-07, 96-08.
36 См., например, главы «Планета ста языков» и «В современном труде крепиет многонациональная семья целинников» из книги C. Швачко «Целина преображен-иая, целииа преображающаяся», Целиноград, 1968. С. 40-76. См. также: Ауэльбе-ков Е. Н. Интернациональная дружба — залог успеха // Щедрость целины / Под ред. Х. Абдрашитова и В. Владимирова. Алма-Ата, 1974. С. 135-147; Касаткин В. Освоение целины — зримое воплощение ленинской дружбы и взаимопомощи народов СССР. Алма-Ата, 1974.
37 Подробнее о реформах см.: Земсков В. Массовое освобождение спецпереселен-цев и ссыльных (1954-1960 гг.) // Социологические исследования. 1991. № 1. О влиянии реформ иа положение выходцев с Кавказа б Акмолинской области см.: Поль М. «Неужели эти земли нашей могилой станут?» Чеченцы и ингуши б Казахстане (1944-1957 гг.) // Диаспоры, 2002. № 2.
38 ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 903. Л. 11-15, 16 февраля 1955 г. Карамышев — Круглову.
39 ОПДАО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2336. Л. 1-4, 2 февраля 1956 г. Ахметов — Журииу «Спецзаписка об освобождении из-под административного надзора органов МВД некоторой категории спецпоселенцев и настроениях спецконтингентов по области».
40 Там же. Л. 128—131, 25 июня 1956 г. «Докладная записка о настроениях и поведении спецпоселенцев».
41 Поль М. «Неужели эти земли нашей могилой станут?»... С. 194—197.
42 ОПДАО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2852. Л. 50-64, 22 апреля 1959 г. «Справка о наличии и деятельности различных религиозных групп на территории Акмолинской области»; д. 2790. Л. 8—16, 2 июня 1959 г. «Протокол 7-го Пленума Акмолинского ОК КПК» (доклад А. Андреевой о религии); Бобровский Б. Современный баптизм и его мораль // Акмолинская правда, 1954, 8 декабря.
43 Подробнее о религиозной жизни выходцев с Кавказа б изгнании см.: Поль М. «Неужели эти земли нашей могилой станут?»... С. 179—185.
44 ОПДАО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2139. Л. 46-59, 19 сентября 1955 г. «Спецсообщение».
45 Анонимное интервью, июль 1996 года, пленка № 96-51.
46 Анонимное интервью, июль 1996 года, пленка № 96-41.
47 Интервью с И. Н. Семеновым, Акмола, июль 1994 года, пленка № 94-01.
48 ГАРФ. Ф. 9479. О. 1. Д. 903. Л. 43—44, 1 января 1955 г. Сеитмухамбетов «Справка».
49 Швачко С. Целина преображенная... С. 116.
50 Семенов И. Н. Таинственный знакомец: ГУЛАГ (рукопись). 1995. С. 10.
51 Семенов И. Н. Спецпоселенцы: кто они? // Городские новости, Акмола, 1994,
13 мая. С. 3; его же. Таинственный знакомец... С. 9.
52 Интервью с Г. Д. Тарасюк, Акмола, 1996 год, пленки № 96-11 и 96-12.
53 См.: Werner C. A. The Dynamics of Feasting and Gift Exchange in Rural Kazakhstan // Contemporary Kazaks: Cultural and Social Perspectives...
54 Полевые заметки автора, лето 1996 года.
55 ЦХДМО. Ф. 1. Оп. 9. Д. 566. Л. 67, 17 августа 1960 г. письмо бригады № 3, Приишимский совхоз.
56 Там же. Л. 65—66, б/д, Селивантьев — б «Комсомольскую правду», ЦК ВЛКСМ.
57 См.: Телеграмма Есильского РК КПК... по сдаче хлеба государству, 21 сентября 1956 г.; Из правительственной телеграммы Акмолинского ОК КПК... по сдаче хлеба государству, 24 сентября 1956 г. // Народное движение за освоение целинных земель
б Казахстане / Под ред. С. Савоско. М., 1959. С. 510-514.
58 Народное движение... С. 552—553; см. также: Великий подвиг / Под ред. И. М. Волкова. М., 1979. С. 274-275.
59 Государственный архив Акмолинской области (далее ГААО). Ф. 268. Оп. 8. Д. 52, 1954 «Участники Всесоюзной сельскохозяйственной выставки»; д. 58, 1955 «Списки передовиков»; д. 68-70 «Списки трудящихся в городе Акмолинске, представленных к награждению медалями «За освоение целинных земель» за 1956 г.».
60 ОПДАО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2643, 13 февраля 1958 г. «О состоянии работы с руководящими кадрами, специалистами и о серьезных недостатках в трудовом и культурнобытовом устройстве механизаторов совхозов».
61 Акмолинская, Кустаиайская, Кокчетавская, Павлодарская и Северо-Казах-станская.
62 ОПДАО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2857. Л. 37-38, декабрь 1959 г. «Доклад о реализации постановлений ЦК КПСС и ЦК КПК «О руководстве Акмолинского ОК КПК сель-
скими парторганизациями»»; АПРК. Ф. 708. Оп. 33. Д. 171. Л. 326, 17 декабря 1960 г. «Об образовании Целинного края в Казахской ССР».
63 Из сообщения газеты «Сельская жизнь» об установлении в совхозе «Двуреч-ный» Акмолинской области памятника трудовой славы целинникам, 8 декабря 1960 г. // Великий подвиг... С. 410-411.
64 Medvedev R. A., Medvedev Zh. A. Khrushshev: The Years in Power. Transl. from Russian by A. Durkin. N. Y., 1978. P. 122.
65 9 августа 1964 года Президиум Верховного Совета СССР выступил с заявлением, что обвинение немцев в активном сотрудничестве с нацистами было необоснованным (см.: Simon G. Nationalism and Policy Toward the Nationalities in the Soviet-Union: From Totalitarian Dictatorship to Post-Stalinist Society. Boulder, Col., 1991. P. 245.
66 Подр. см.: Bachmann B. Memories of Kazakhstan: A Report on the Life Experiences of a German Woman in Russia. Lincoln, Neb., 1983; Die Kirchen und das religiyse Leben der Russlanddeutschen / Ed. by J. Schnurr. Stuttgart, 1972. S. 265-268.
67 Например, в Акмолинском областном музее, в разделе «Депортация», папка НВФ, № КП 14127-14129, «История сел Каменка и Камышенка Астраханского района»; папка НВФ, № КП 14347, «Воспоминания: А. А. Бич» (полевые записи автора 1995 года); TerenikM. Einer aus dem Karlag: Im Neuland // Die bitteren Apfel von 1941 / Ed. by W. Mangold. Alma-Ata, 1991. S. 122-124; Фризен А. Участие советских немцев в развитии сельского хозяйства Казахстана. Канд. дис. Алма-Ата, 1991.
68 Анонимное интервью, с. Маншук, 1996 год, пленка № 53.
69 Анонимное интервью, полевые заметки, 4 июля 1996 года.
70 Анонимное интервью, полевые заметки, 22 июня 1996 года.
71 С 1944 по 1975 год Кан Де Хан был председателем колхоза «18 лет Казахстана»; в 1957 году получил звание Героя Социалистического Труда (см.: Энциклопедия Акмолы... С. 335).
72 Кан Де Хан. Мое отношение к прошлому // Вести, Акмола, 1994, 18 февраля.
73 Чирков Е. Целинная ностальгия // Инфо-цес. 1994, 25 февраля. С. 2.
74 ЦХСД. Ф. 2. Оп. 1. Д. 360. Л. 5, 15 декабря 1958 г. «Стенографический отчет Пленума ЦК КПСС».
75 Там же. См. также: ОПДАО. Ф. 3227. Оп. 1. Д. 1. Л. 13, выступления Т. И. Соколова, секретаря Бюро ЦК КПК по северным областям, созданного в 1960 г., а также «Из доклада секретаря ЦК КПК, председателя Бюро ЦК КПК по северным областям Т. И. Соколова не первом республиканском слете молодых целинников в Казахстане».
76 McCauley M. Khrushchev and the Development of Soviet Agriculture... Р. 147.
77 Куанышев Ж.Теневые стороны героической эпопеи // Заря, Алма-Ата, 1991. № 5, 7; Копишев А. Забытые аулы // Там же, 1991. № 7; О судьбе языка земли казахской // Казахстанская правда, 1990, 29 ноября.
78 ОПДАО. Ф. 1. О. 1. Д. 1870. Л. 18-21, 11 августа 1954 г. «О реализации постановления ЦК КПСС от 7.7.1954 г. «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения».
79 Анонимное интервью, 7 июля 1994 года; см. также: Сыздыков К. Земля настоящего братства // Столичный проспект, Акмола, 1996, 7 марта. С. 3.
Перевод с английского Натальи Космарской
