CC BY
341Раздел 4
ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИОГРАФИИ И КОЛЛЕКТИВНОЙ ПАМЯТИ
В. Ю. Хуторянская
«Письма русского путешественника» Н. М. Карамзина как исторический источник
Исследованы различные точки зрения на проблему создания «Писем русского путешественника». Поставлены новые вопросы, связанные с восприятием образа «другого», взглядом русского дворянина на культуру Западной Европы, а также с отражением в «Письмах русского путешественника» истории повседневности.
«Письмам русского путешественника» Н.М. Карамзина посвящены многие исследования представителей разных гуманитарных наук, в которых затрагиваются важные вопросы, связанные с историей создания произведения, его классификацией как источника, подлинностью, определением места в отечественной историографии; с языковым анализом произведения, а также проблемами взаимодействия культур.
Что касается истории создания источника, то здесь важно сказать об историческом фоне не только в контексте событий,
происходивших во время его написания, но и о процессах, происходивших в общественной мысли того периода. Т.А. Алпатова пишет о ситуации «рубежа веков», причем говорит об этом явлении как не только историческом, но и психологическом — «очень яркое, эмоциональное переживание человеком движения времен» [1, с. 73]. М. Ф. Румянцева отмечает такие тенденции:
В 60-е годы XVIII в. в русском обществе начал проявляться интерес к истории — пока еще не к истории собственного народа и государства, а к ее классическим образцам. 60-е годы XVIII в. — 60-е годы XIX в. Указанная тенденция, хотя и весьма существенна, но затрагивает по преимуществу образованную часть общества [14, с. 469].
Интерес к истории для той эпохи был характерен ввиду того, что в европейском и российском обществах начался активный процесс осознания себя как наций.
Из этого можно вывести как то, что Карамзин сыграл большую роль в формировании интереса к истории среди образованных слоев населения, так и то, что его труды, особенно ранние, были вполне закономерными для своего времени:
Трактовка роли великого деятеля, зачинателя исторической или культурной традиции, может быть двоякой: мифологической и исторической. Мифологическая трактовка подразумевает представление, согласно которому новатор — зачинатель традиции не имеет предшественников... Допускаются лишь «предтечи», ранние пророки, провозглашающие пришествие [4, с. 525].
Перед исследователями до сих пор стоит вопрос: «Письма русского путешественника» — источник документальный или художественный, достоверный или все же прошедший значительную литературную обработку? Множество споров в научной среде ведется о подлинности «Писем», в качестве аргументов приводятся данные из источников, которые были созданы в местах, посещенных Карамзиным, письменных свидетельств, тщательно изученных такими отечественными и зарубежными исследователями, как Ю.М. Лотман, Г. Панофски, С. Геллерман, И.З. Серман, и многими другими. Хотя изначальный вариант «Писем... » не сохранился, тем не менее нет сомнений, что текст неоднократно редактировался автором, который имел целью
наиболее полно отразить свои взгляды касательно увиденного и пережитого. И. Клейн приходит к выводу, что нельзя «полностью согласиться с концепцией об абсолютной фактической точности "Писем русского путешественника"». Но при этом он считает, что перед нами настоящее сокровище исторической информации не только о Карамзине в определенный период его жизни, но также о немецкой культуре XVIII века, увиденной глазами русского путешественника [5].
И.З. Серман же говорит о том, что «как очевидно из содержания и объема "Писем русского путешественника", они были задуманы как основной текст для будущего журнала, — если предположить, что он был задуман еще перед поездкой в Европу» [14, с. 200]. Это положение позволяет предполагать все же литературную обработку ради достижения цели.
К вопросу о содержании непосредственно текста: исследователи рассматривают его со стороны своих дисциплин — в последние годы публикуется множество статей, посвященных лингвистическому анализу произведения, рассмотрению «Писем» как источника межкультурной коммуникации. Для нас важен именно литературный, неформальный характер произведения, его язык и стиль, в котором автор выражает свои чувства и мысли, пусть и в некоторой обработке, но не сковывая себя, давая тем самым исследователям обширный материал для интерпретации как непосредственно фактов, так и характера изложения. П. Бицилли отмечал, говоря о Карамзине как об апологете «чувствительности»:
Под «чувствительностью» разумелась способность сочувственного отношения к действительности, умение увидеть ценное, достойное внимания в самых скромных проявлениях жизни — жизни людей, как и жизни природы; тогда как раньше сочувственный интерес, «восторг» возбуждало только «высокое», величественное, редкое, ко всему же остальному относились с равнодушием или насмешкой. «Чувствительный человек» участливо относился к простому народу... и даже считал, что простолюдины чище нравами, сердечнее образованных людей. Чувствительность Карамзина этим не исчерпывалась: одною из черт ее у него было то, что он живо интересовался чужой культурой, чужими нравами, обычаями, был способен увлекаться произведениями искусств и литературы, стоявшими далеко от тогдашних
вкусов и художественных требований, — если они говорили его сердцу; ничего не считал для себя чужим; был свободен от всякого рода предубеждений [3, с. 85].
Исследование восприятия другой культуры определяется словом «имагология» — это термин, обозначающий направление науки, имеющей в качестве предмета образы «других», «чужих» — культур, стран и наций [9, с. 5].
Историкам необходимо обращаться к имагологии, чтобы понять, как формировались отношения, связи, контакты между народами. Всегда между разными этносами возникает проблема «мы — другие». Каждый из них воспринимает «другого» сквозь призму собственных стереотипов, в основе которых лежит исторический опыт народа.
В тексте «Писем» можно найти большое количество примеров, самые яркие — наблюдения за французами и англичанами:
Замечу одно то, что кажется мне главною чертою в характере Парижа: отменную живость народных движений, удивительную скорость в словах и делах. Система Декартовых вихрей могла родиться только в голове француза, парижского жителя. Здесь все спешит куда-то; все, кажется, перегоняют друг друга, ловят, хватают мысли, угадывают, чего вы хотите, чтоб как можно скорее вас отправить. Какая страшная противоположность, например, с важными швейцарами, которые ходят всегда размеренными шагами, слушают вас с величайшим вниманием, приводящим в краску стыдливого, скромного человека; слушают и тогда, когда вы уже говорить перестали; соображают ваши слова и отвечают так медленно, так осторожно, боясь, что они вас не понимают! А парижский житель хочет всегда отгадывать: вы еще не кончили вопроса, он сказал ответ свой, поклонился и ушел! [4, с. 217].
В Кантербури, главном городе Кентской провинции, пили мы чай, в первый раз по-английски, то есть крепкий и густой, почти без сливок, и с маслом, намазанным на ломтики белого хлеба; в Рочестере обедали, также по-английски, то есть не ели ничего, кроме говядины и сыра. Я спросил салату, но мне подали вялую траву, облитую уксусом: англичане не любят никакой зелени. Ростбиф, бифстекс (жареная и битая говядина) есть их обыкновенная пища. Оттого густеет в них кровь, оттого делаются они флегматиками, меланхоликами, несносными для самих себя, и
нередко самоубийцами. К сей физической причине их сплина можно прибавить еще две другие: вечный туман от моря и вечный дым от угольев, который облаками носится здесь над городами и деревнями [4, с. 329].
В наши дни исследователи уделяют особое внимание именно тому, как Карамзин описывает политическое устройство, социальные условия, городские пейзажи, памятники культуры, особенности языка, религию, нравы, театр, литературу тех стран, которые ему удалось посетить, а также много говорят именно о восприятии им всего вышеперечисленного.
Интерес к древностям и одновременно поверхностный уровень знаний в области искусства являются особенностями карамзинской интерпретации увиденного во время путешествия. Исторический материал, который он черпает из справочников и путеводителей, помогает создать в его воображении образы происходившего. Карамзина интересуют исторические факты, он уделяет мало внимания ценности художественных объектов. Те описания искусства, которые появляются в тексте, — либо описания, заимствованные у других авторов, либо личные впечатления путешественника-писателя. Последние у Карамзина изобилуют восторженными оценками. В отличие от интерпретации путешественников-художников, которые в описаниях и оценках используют специальную терминологию, «русский путешественник» при положительной оценке увиденного часто пользуется характеристикой «прекрасно» [16, с. 175].
Наблюдая и осмысляя художественные вкусы Европы, юный путешественник везде находит свидетельства бережного отношения ее жителей к своей истории. Это своего рода культ истории. В многочисленных монументах, статуях, живописных полотнах воплотилось стремление европейцев увековечить свою историю, донести до потомков память о героическом прошлом, а также о знаменательных событиях и личностях современности. [11, с. 72].
Особый интерес для исследователя представляет общение Карамзина с французским историком Пьером Левеком. Они ведут спор о роли Петра I в российской истории, где очень ярко проявляются прозападные взгляды Карамзина [4].
Мы видим восхищение Карамзина такими учеными, как Эдвард Гиббон, Дэвид Юм, Уильям Робертсон, — яркими представителями Шотландской школы. В «Письмах» прослеживается формирование идеи написания «Истории государства Российского», которая стала самым важным произведением в творчестве Карамзина и одним из интереснейших трудов, памятником эпохи, положившим начало развитию исторической науки в России. Ученые активно сравнивают «Историю государства Российского» с трудами историков Шотландской школы здравого смысла и находят общие черты касательно формы подачи фактов, а также воспроизведения ярких образов государственных деятелей. Произведения названных выше историков носят поучительный характер [13, с. 147].
Нельзя не сказать о важности «Писем» для такого относительно нового направления исторической науки, как история повседневности. Любая культура предстает как иерархия символов и знаков, указывающих на определенные общественные структуры, поэтому исследователь, чтобы приблизиться к пониманию этих структур, пытается расшифровывать данные символы и знаки, составляющие повседневные, типизированные людские практики. Интерпретация, а не просто собирательство найденных фактов, — цель этнографически ориентированной науки [12, с. 312].
В «Письмах» показана жизнь обычных людей, их переживания и мировоззрение. Как правило, каждый описанный Карамзиным представитель того или иного социального слоя представляет определенный тип людей, например одной профессии или одного социального статуса. Так, описывая одного студента, он пытается изобразить все студенчество — озорным, сметливым. А на примере одного англичанина, который застрелился вследствие своего меланхоличного характера, он обобщает, что в Англии «от скуки стреляются». Карамзин приводит множество фактов, которые просвещают российского читателя, рассказывая об истории мест, где он бывал, описывает памятники культуры, искусства. Его привлекает все, что окружает: интерьеры, люди, природа, погода, достопримечательности городов. Он восхищается тем, что плоды просвещения дают нациям, их имеющим.
Путешественник пытается увидеть цельную картину жизни каждого города и передать ее читателям. Он описывает мельчайшие детали — чистоту простыней, стоимость ужина,
разнообразие блюд в различных заведениях. Н.М. Карамзин сообщает многое об истории, литературном наследии и о памятниках материальной культуры [10, с. 225]. Приведем примеры такого описания:
Ваша Природа кажется изнуренною, слабою: наша имеет всю пламенную живость юности; едва пробуждаясь от зимнего сна, является во всем блеске красоты своей; и что у вас зреет несколько недель, то у нас в несколько дней доходит до возможного растительного совершенства. Луга ваши желтеют в средине лета: у нас зелены до самой зимы. В ясные осенние дни мы наслаждаемся Природою как другом, с которым нам должно расстаться на долгое время — и тем живее бывает наше удовольствие. Наступает зима — и сельский житель спешит в город пользоваться обществом [4, с. 291].
Ныне за обедом был я свидетелем трогательного явления. Пожилой человек, Кавалер Св. Людовика, сидел на конце стола с пожилою дамою. На лицах их изображалась горесть и бледность изнеможения. Они не брали участия в общем разговоре; взглядывали иногда друг на друга и утирали платком покрасневшие глаза свои... это знатный Французский дворянин с своею женою, который по нынешним обстоятельствам должен был бежать из Франции. В то время, как подавали нам десерт, вошли в залу молодой человек и молодая дама в дорожном платье. Mon père! ma mère! mon fils! ma fille! — и при сих восклицаниях Кавалер Св. Людовика и сидевшая подле него дама вдруг очутились на средине комнаты в объятиях молодых людей. Глубокое молчание в зале — все мы, сидевшие за столом, казались оцепеневшими: один держал в руке бисквит, другой рюмку, и остался неподвижен в сем положении; те, которые говорили и замолчали, не успели затворить рта, устремив взоры свои на обнимающуюся группу. Ты пролетела, минута молчания и тишины! но глубокия черты оставила ты в моем сердце, которыя всегда будут воспоминать мне чувствительность людей — ибо она превратила нас в камень, когда мы увидели отца и мать, сына и дочь, с жаром, с восторгом обнимающих друг друга! — Наконец Кавалер Св. Людовика, отирая лиющиеся слезы свои, оборотился к нам и сказал прерывающимся голосом: Простите, государи мои, простите радостному исступлению нежных родителей, которые трепетали о жизни милых детей своих, но, благодаря Всевышнего! видят их в целости и прижимают к своему сердцу! Мы лишились своего имения и отечества; но когда жив сын наш, когда жива дочь наша, то забываем все прочее горе! Потом, держа друг друга за руки, вышли они из залы... [4, с. 100].
Последняя цитата показывает жизнь реальных людей, не имеющих отношения к власти, их личную драму, связанную с крупными политическими событиями того времени, ту самую повседневность.
«Письма русского путешественника» являются важным историческим источником. Различные направления теории и методологии современной исторической науки открывают нам новые перспективы изучения информации, представленной в нем, и различные способы ее интерпретации представителями разных гуманитарных дисциплин.
Список источников и литературы
1. Алпатова Т. А. Ситуация рубежа веков в истории текста «Писем русского путешественника» Н.М. Карамзина // Вестник Московского государственного областного университета. Сер.: Русская филология. 2015. №4. С. 72—79.
2. Асонов Н. В. Н.М. Карамзин в контексте идеологического противоборства «западников» и «самобытников» // Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. 2015. Вып. 6. С. 83—86.
3. Калинин Е.А. Карамзин Николай Михайлович (1766—1826) // Литературная энциклопедия русского зарубежья / под ред. А.Н. Николюкина. М., 2002. С. 83—88.
4. Карамзин Н.М. Письма русского путешественника / изд. подгот. Ю.М. Лотман, Н.А. Марченко, Б.А. Успенский. Л., 1984.
5. Клейн И. «Письма русского путешественника» как документальный источник // Новое литературное обозрение. 2010. №105. С. 181.
6. Кобак И.В. Письма как исторический источник: задачи и приемы изучения // Вестник СПбГУ Сер. 2. 2012. Вып. 2. С. 142— 148.
7. Летняков Д.Э. Н. М. Карамзин и зарождение националистического дискурса в России // История философии. 2016. Т. 21, № 1. С. 72—86.
8. Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. М., 1987.
9. Любимов Ю.В. Образ Другого // Историческая психология и социология истории. 2009. Т. 2, №2. С. 5—10.
10.Малкова Ю.Л.«Письма русского путешественника» как источник: межкультурный аспект // Известия высших учебных заведений. Сер.: Гуманитарные науки. 2016. Т. 7(3). С. 223—226.
11. Морозова Н.Г. «Письма русского путешественника» Н.М. Карамзина: проблемы истории и эстетики // Филология и
человек. 2007. №2. С. 69—78.
12. Пушкарева Н.Л. История повседневностей и микроистория // Теория и методология истории : учебник для вузов / отв. ред. В.В. Алексеев, Н. Н. Крадин, А. В. Коротаев, Л. Е. Гринин. Волгоград, 2014.
13. Рудковская И.Е. Карамзин и англо-шотландская историографическая традиция второй половины XVII в. // Вестник Томского государственного университета. 2004. № 281. С. 142—148.
14. Румянцева М. Ф. Исторические источники XVIII — начала XX века // Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории : учеб. пособие / И.Н. Данилевский, В.В. Кабанов, О.М. Медушевская, М.Ф. Румянцева. М., 1998.
15. Серман И.З. Где и когда создавались «Письма русского путешественника» Н. М. Карамзина // XVIII век. СПб., 2004. С. 194— 210.
16. Терешкина О.Л. Интерпретация западноевропейского искусства в «Письмах русского путешественника» Н. М. Карамзина // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2015. №4-1 (54). С. 172—175.
Об авторе
Вера Юрьевна Хуторянская — магистрант направления «Документоведение и архивоведение», Институт гуманитарных наук Балтийского федерального университета им. И. Канта (Калининград).
E-mail: hutoryanskaya.vera@mail.ru
