CC BY
84
10. RGADA. F.9. Part II. Inv.2. D.33. (In Russian).
11. RGADA. F.9. Part II. Inv.3. D.37. (In Russian).
12. RGADA. F.9. Part II. Inv.3. D. 41. (In Russian).
13. RGADA. F.160. Inv.1. D.4. (In Russian).
14. Solovyov S.M. Sochineniya (Works). Moscow: Idea, 1993. Vol. VIII. P. 540-542. (In Russian).
УДК 355.48(47+57) «1941/1945»
Н. А. Гаража
ПИСЬМА ОСТАРБАЙТЕРОВ КАК ИСТОЧНИК МИКРОСОЦИАЛЬНОЙ ИСТОРИИ И ИСТОРИИ ПОВСЕДНЕВНОСТИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (НА МАТЕРИАЛАХ КОЛЛЕКЦИИ ПИСЕМ ОСТАРБАЙТЕРОВ В ФОНДАХ ГОСУДАРСТВЕННОГО АРХИВА РЕСПУБЛИКИ КРЫМ)
В исследовании опыта пребывания советских граждан на принудительных работах в Германии в период Великой Отечественной войны важнейшей категорией документов являются источники личного происхождения. В настоящей статье проведен источниковедческий анализ, возможно самой представительной на российском пространстве, коллекции писем граждан Крыма, угнанных на принудительные работы на территорию Третьего рейха. Коллекция хранится в Государственном архиве Республики Крым с 1986 года, и до настоящего времени не подвергалась систематическому исследовательскому описанию. В своей совокупности материал писем восточных рабочих - уроженцев Крыма помогает воссоздать моральный облик человека в неволе, как никакой другой источник позволяет проникнуть в его
внутренний мир, показать ментальные установки. Одновременно, являясь продуктом индивидуальной духовной деятельности, письма выступают и выразителями типичных взглядов и настроений восточных рабочих. В письмах находим богатый материал об отражении восприятия пространственно-временных и деятельностных ситуаций, фиксации внимания и избирательности памяти на определенных событиях жизни в Германии; отражение ценностно-мотивационной сферы, принципов и убеждений, потребностей и интересов жителей Крыма, оказавшихся на принудительных работах в рейхе.
Ключевые слова: Восточные рабочие, остарбайтеры, Крым, письма, источники личного происхождения, Великая Отечественная война.
N. A. Garazha
OSTARBEITERS LETTERS AS A SOURCE OF MICRO SOCIAL HISTORY AND THE HISTORY OF EVERYDAY LIFE OF THE GREAT PATRIOTIC WAR
(ON MATERIALS OF THE COLLECTION OF OSTARBEITERS LETTERS IN THE FUNDS OF THE STATE ARCHIVE OF THE REPUBLIC OF CRIMEA)
The sources of personal origin are among the most important documents in the study of the experience of Soviet citizens at forced labor in Germany during Great Patriotic war. The article features the source analysis of perhaps the most representative on the territory of Russia collection of Crimea citizens' letters deported to
forced labor on the territory of the Third Reich. The collection is kept at the State Archive of the Republic of Crimea in 1986, and to date has not been systematically described. The letters of Eastern workers - natives of the Crimea -helps recreate the moral character of a person in captivity, as no other source provides insights
into his inner world, to show moral values. At the same time, being the product of individual mental activity the letters are reveal typical attitudes and moods of Eastern workers. In the letters one can find a wide range of material about the reflection of the perception of spacetime and activity situations, fixing attention and selective memory at certain events of life in
Germany; a reflection of the value-motivational sphere, principles and beliefs, needs and interests of the inhabitants of the Crimea caught up in forced labor in the Reich.
Key words: Eastern workers, Ostarbaiter, Crimea, letters, sources of personal origin, the Great Patriotic War.
В течение Великой Отечественной войны для нацистской Германии особое значение приобретала организация принудительных работ населения на местах или насильственного угона миллионов на территорию Третьего рейха. Советских граждан было вывезено с целью трудоиспользования порядка 5 млн. Их труд применялся во всех отраслях промышленности, сельском хозяйстве, домашнем услужении. Характер трудо-использования можно определить как преимущественно насильственный, практически безвозмездный, связанный с лишением основных гражданских прав и свобод.
Крым в период немецко-фашистской оккупации стал плацдармом для переброски в Германию трудовых резервов с территории Кубани и Кавказа, но и сам обезлюживался путем проведения практически тотальной трудовой мобилизации местного населения. О. В. Романько приводит широкую палитру планов и перспектив региона для лидеров рейха, в которых смешались реалии и иллюзии: А. Розенберг говорил о полной зачистке Крыма путем выселения русских, евреев и татар для установления «германского влияния» на полуострове; А Гитлер -об использовании Крыма для контроля над Черным морем, т.е. он должен был стать «немецким Гибралтаром»; шеф Германского трудового фронта Р. Лей мечтал превратить полуостров в «один огромный немецкий курорт» и т.д. [14, с. 18]. При всей стратегической уникальности и важности Крыма для нацистской Германии, принудительное тру-доиспользование местного населения было одной из неотъемлемых частей немецкой оккупационной политики.
В анализе разнообразных ситуаций вывоза жителей Крыма в Третий рейх, специфики дальнейшего их трудоиспользования, обращения с ними, организации быта и досуга особое место занимают источники личного происхождения, т.к. именно они удовлетво-
ряют исследовательский интерес о самочувствии восточных рабочих в неадекватных условиях пленения и рабского труда, их отношения к той жизненной ситуации в которой они оказались. В этом случае «чем больше исследование устремляется к явлениям глубинным, тем скорее можно ждать света от сходящихся в одном фокусе лучей - от свидетельств самого различного рода» [1].
Именно письма стали самым распространенным коммуникационным каналом для восточных рабочих, хотя и представленные в основном небольшими посланиями на почтовых карточках. В силу отсутствия иной возможности контактов с близкими людьми, а также достаточно жестких ограничений со стороны германских властей в отношении частоты, объема и содержательной части почтового оборота восточных рабочих, в коротких строках писем остарбайтеры старались сконцентрировать весь объем информации о своей жизни в Германии. Поэтому для изучения стратегий выживания и представлений восточных рабочих о своей жизненной ситуации, отношения к близкому окружению, в том числе к местному населению письма являются историческим свидетельством первого звена.
Одним из основных затруднений исследователей является отсутствие локализованных комплексов писем восточных рабочих. В архивных учреждениях, музеях находятся разрозненные, в основном единичные экземпляры источников. Поэтому объемная коллекция писем восточных рабочих, хранящаяся в Государственном архиве Республики Крым, представляет особую научную ценность и дает возможность более глубокого и детального анализа повседневности трудои-спользования советских граждан в Германии в период Великой Отечественной войны.
В ГКУ РК «Государственный архив Республики Крым» коллекция писем восточных рабочих - уроженцев Крыма поступила в 1986
году из Государственного архива Хмельницкой области УССР. В настоящее время это, к сожалению, исчерпывающая информация о происхождении коллекции. Всего коллекция насчитывает 1 607 ед. хр., оформленных в 15 дел. Состояние писем можно оценить как удовлетворительное.
Датировка писем относится к 1942-44 гг. Письма выполнены на русском языке, присутствуют единичные образцы на украинском и татарском языках. Что касается исполнения, то подавляющее большинство писем составлено с нарушением всех возможных правил русского языка («Я очень скучилась за семочкамы если можно то пришлите подсолночных и кабачных..»; «Пири-даю я вам свой пламено сердечный привет с горячим пацылуюм». Отчасти это связано с полиэтничной спецификой региона, где в повседневной речи наблюдалось языковое смешение русского и украинского языков, иных местных наречий.
Формально-количественный метод исследования коллекции применен нами условно в связи со сложностями объективного и субъективного характера, которые могут быть преодолены исследователями в дальнейшей работе с коллекцией. Отсутствие полной информации в самих текстах, не читаемость отдельных частей документов явились препятствием к квантитативным подсчетам по некоторым интересующим нас вопросам внешней и внутренней характеристики источников. Тем не менее, исходя из подстрочного анализа текстов писем, характера обращений к адресатам, были сделаны следующие выводы:
- подавляющее большинство писем принадлежат молодым людям обоих полов -среднего и старшего школьного возраста. Встречаются единичные послания людей старшего возраста, например, матери, угнанной вместе с дочерью или выпускника мединститута (Бурлаков Всеволод из Симферополя в письме из Виттенберга от 18.09.1943 г. отцу доктору Михаилу Германовичу просил выслать пособие по рентгенологии. Писал, что иногда оперирует, перечислял сделанные операции; надеялся, что, когда уже ознакомится достаточно с профессией, станет отцу помощником [10, л. 51]);
- адресатами выступали родители, родственники, друзья, иногда соседи, угнанных
на работы в Германию из основных населенных пунктов Крыма (Симферополь, Бахчисарай, Евпатория, Керчь, Ялта, Джанкой, Феодосия и др.);
- значительна доля писем городских ребят, которые уже в Германии были привлечены к работам в фермерских хозяйствах, что остро переживали как физически, так и эмоционально.
Так как для рабочих с Востока была издана специальная почтовая инструкция, согласно которой, письма можно было отправлять дважды в месяц, сначала в конвертах весом не более 250 грамм, затем принимались послания только на открытках. Запрещалось пересылать рисунки, любые системы сокращений письма, применять конверты с подкладкой. Ограниченность пространства с одной стороны вызывала информационную насыщенность, с другой - излишнее эмоци-онирование. Иногда складывается впечатление, что частое повторения одного и того же вызвано нежеланием вдаваться в подробности своей жизни в Германии. Почта перлюстрировалась в обязательном порядке, поэтому, боясь возможных репрессий за негативные отзывы о пребывании в Германии, не решались писать домой или же отправляли односложные послания, типа: «Тато и мама, не горюйте обо мне». «... Я поживаю очень харашо тово и тебе жилаю найкрайщой жизни. Галiчка я никуда нихожу нас непускают уже аж голова репаща так нам «очень харашо» [6, л. 21].
Сложности в отправке посланий в силу установленной периодичности - 2 письма в месяц побуждали к тщательному подсчету писем и посылок, обсуждению в настоящем письме предыдущих (до ЛА письма). Любая весточка из дома была, если не редкостью, то большой драгоценностью, перечитывалась множество раз: «почему вы мне не пишите. Мои хозяева думают, что я безродная. Пишите.! Ведь это счастье иметь из дому весточку» [10, л. 76].
Характеризуя свою жизнь как скучную и безрадостную, остро переживали моменты налаживания дружеских связей, досугового времени («.Первый раз была в кино. Буду теперь всегда ходить, один раз в месяц бывает здесь фильм. Обещают купить мне парадный костюм. Хозяйка не дождется конца войны чтоб поехать в Крым, покушать фрук-
тов. Мечты - мечты, где Ваша сладость...» [8, л. 59]). Оказаться в Германии вблизи знакомых или родственников рассматривалось как большая удача, ведь общение на родном языке и поддержка близких были крайне важны на чужбине («перевели на другую работу и теперь живу на одной улице с Тасей, каждый день видимся. Пока что живем весело и счастливо») [10, л. 107].
В целом, эмоционально-смысловая доминанта организовывала семантику, синтаксис и прагматику эпистолярного текста остарбайтеров. Главным дескриптором личностного смысла автора письма всегда оставались ценности и чувства. Авторы придавали оценочный окрас всему описываемому (оценки людей, событий, явлений погоды, даже приветствиям - «свой скучный сердечный привет») [7, л. 86].
Таким образом, письма как вид связи между остарбайтерами и их семьями был признан как наиболее эффективный, поэтому учитывался и в пропаганде и в целом в военно-политическом дискурсе Германии. Например, аргументируя ростом распространения негативных слухов о Германии и, соответственно, сопротивления со стороны восточных рабочих, Главному уполномоченному по использованию рабочей силы был поручен вопрос об улучшении положения остарбайтеров. Распоряжением министерства обороны от 30.06.1942 года были введены новые ставки заработной платы, уменьшены налоговые и иные вычеты, которые до этого доходили до 75 % заработной платы. В документах также прослеживались отчеты о смягчении полицейского режима и условий содержания во многих трудовых лагерях рейха [12, л. 406-408].
На оккупированных советских территориях, в том числе в Крыму, развернулась шумную пропагандистская кампанию с целью мотивации населения на добровольный выезд в Германию. Фашистские агитаторы призывали население принять участие в «строительстве новой Европы и обеспечении скорейшего окончания войны», всячески пытались заманить людей обещаниями неслыханных благ, которые якобы ждут их в рейхе: высокими заработками, приобретением ценных специальностей, усвоением навыков европейской культуры [13, с. 180]. При этом использовался максимум средств аги-
тации: выставки, восхвалявшие нацистский «рай» и «счастливую жизнь восточных рабочих», киноагитки, издавались миллионными тиражами листовки и плакаты с призывами записываться добровольцами на работу в Германию. Часто нацисты прибегали к откровенной лжи, например, объявляя, что оставшиеся на месте члены семей добровольцев будут полностью обеспечены [15, с. 222].
Тем не менее, ни в одном письме мы не нашли прямого или косвенного указания на добровольный выезд в Германию. Наоборот жалобы о том, что оторваны от родного дома и привычной среды, стенания о страхе умереть или не вернуться на родину: «Мамочка, мне уже 16 лет и что я в своей жизни хорошего видела, абсолютно ничего. .Сколько нашей молодежи по 19 лет, по 16 лет проливают кровь на каких-то угольных шахтах, сколько трупов выносят на кладбище нашей молодежи и как вспомнишь, ведь его мать или же отец дома ждут и его кости уже сгнили в сырой земле и нам всем соколам - юношам придется здесь оставить наши трупы среди наших врагов, которые нас ненавидят, как паршивую собаку и смеются над нами.» [4, л. 4]. В целом письма наполнены добрыми и ласковыми словами, беспокойством о здоровье близких и их благополучии. Например, Иван Бижук в Джанкой каждое письмо начинал со слов «дорогие мои родители» [5, л. 1], что характеризовало уровень воспитания, но и стремление подчеркнуть свою связь с близкими, успокоить их.
Значительно количество опосредованных отзывов о том, как избегали вывоза на территорию Третьего рейха: вступали в брак, чем вызывали гнев и смех не таких предприимчивых сверстников, и что не избавляло от участи быть мобилизованным: «Здравствуй Николай и все молодые друзья! Пишу вам открытку с далекой Австрии. Николай ты говоришь, что все женились с наших знакомых друзей. Ничего они тоже скоро будут с нами. Сейчас визут с Украины по 10 и 11 лет детей потому что нету старшой молодежи, всю забрали, а что осталась та в лесах. Желаем этим молодым людям щастливой жизни и всего наилучшего. В такое время женится то лутше повесится...» [9, л. 76].
Большинство сохраняли в себе, если не уверенность, то надежду на скорое возвращение домой. И в каждом письме говорили
либо о скором отпуске, либо об окончательном отъезде из Германии: «У нас идут новости, что мы поедем домой под новый год, но не знаю точно, говорят, что мы получим отпуск домой на одну неделю, но не знаю точно или нет» [5, л. 79].
Что касается трудоиспользования восточных рабочих, то их труд в основном применялся в сельском хозяйстве и в домашнем услужении. Дети и подростки из контингента восточных рабочих часто направлялись на работу на предприятия в качестве учеников, из которых в будущем планировалось восполнить отряд квалифицированных рабочих [11, л. 21]. Для обучения восточных рабочих на предприятиях создавались нечто вроде производственных курсов. Время от времени устраивались примитивные экзамены, по окончании которых лучшие ученики получали небольшие премии. Некоторые предприятия ежедневно посвящали два часа перед работой производственному обучению. В пропагандистских материалах высокомерно сообщалось, что «из совершенно бесполезных вначале юношей и девушек были подготовлены полезные помощники» [3, л. 86 об. - 88]. Отзывы об этих «курсах» со стороны восточных рабочих не всегда были лестными, в силу ряда обстоятельств: обучение не исключало ежедневное выполнение рабочей нормы; часто проходя до и после смены, приводило к непомерному увеличению рабочего дня. Так, Гаврилова Женя жаловалась в письме родителям: «... меня сейчас перевели на другую работу учуся слесарем. Работа намного хуже. Ну ничего может скоро вернуся и отдыхну и все роска-жу про свою жизнь» [5, л. 2].
Дети, попавшие в Германию, безусловно, повзрослели раньше своих сверстников, оставшихся дома, закалились в пережитых испытаниях, обретя бесценный жизненный опыт («.Тяжелая жизнь во время войны. Кончится война и все радостное вернется и там достичь все можно. Хозяйством управлять научилась. Были бы только все живы здоровы.») [8, л. 59].
Одними из ключевых тем, обсуждаемых в письмах, были проблемы переживания своего положения в отрыве от семьи и родины, неопределенности будущего, сложности межличностных контактов между остарбай-терами, с хозяевами. События жизни остар-
байтеров создали необходимость в течение длительного времени жить людям не только в непривычных условиях, но и часто с утратой индивидуального пространства или, наоборот, испытывать одиночество, находясь в постоянном окружении людей. «Некому слова сказать или совет попросить» [4, л. 36] - достаточно распространенная жалоба в письмах и даже дневниках остар-байтеров. Но оказавшись в ситуации подчас невыносимой и взрослым, дети оставались детьми, сохраняя свою непосредственность, иногда эгоизм в отношении родителей. Практически в каждом письме домой юные остар-байтеры просили родителей о посылках, в основном точно указывая, что им необходимо: одежду или продукты, табак. Посылки не только поддерживали материально, но выступали связующим звеном с семьей, символическим знаком родительской любви и заботы («Папочка, вышлите мне из дома посылку 250 гр. сухарей все девочки получают посылку, а я нет») [5, л. 55].
Есть и курьезные примеры, которые ярко характеризуют своих авторов, ту социокультурную среду, в которой они были воспитаны. Например, следующие отрывки из писем: «Последние ваши посылки я получил, где были носки и два кусочка сала. Но я должен сказать, что один из кусочков был спорчен. Видно уже старое сало. Посредине какое-то желтое пятно, которое я вырезал, а остальное сало поел.» [5, л. 12]; «.мама я ваш подарочек скушал и нераспробовал, а вы писали, чтобы я неопкушался» [8, л. 33], «Мама, а все же бабушкина посылка была вкуснее чем твоя» [10, л. 100].
Отношение к хозяевам можно характеризовать как отстраненно-объективное, иногда с долей сарказма. Кроме как хозяин и хозяйка работодателей восточные рабочие не называли. Интересна реплика в письме Амето-вой Азие от дочерей Милы и Марии в Крым о том, что хозяин их повторяет «мы - великие хозяева», вызывая смех девушек [5, л. 23]. Это ироничное отношение к хозяевам характерно было при близком взаимодействии в фермерском хозяйстве или личном услужении. Совместное выполнение ежедневной рутиной домашней работы, совместный прием пищи, решение каких-либо бытовых проблем сплачивало людей, делало их с одной стороны крайне восприимчивыми к эмоциям
и действиям друг друга, с другой - более терпимыми.
Материалы бывших принудительных работников показывают примеры различных форм взаимоотношений с немцами - представителями власти, с работодателями и простыми обывателями - в разных сферах жизнедеятельности: в промышленности, в сельском и домашнем хозяйстве, в церковных общинах. В этом ряду письма остарбай-теров - безусловно источник не свободный от авторских оценок. Но, как точно отмечает В. А. Всеволодов, эти источники с особой рельефностью рисуют картину войны и ее последствия, и сила их в свидетельских показаниях. Также письма восточных рабочих помогут решить интереснейшую исследовательскую задачу - анализ проблемы выбора всех участников системы (и объектов и субъектов принудительного труда) в рамках дилеммы - нечеловеческие отношения и человеческие взаимоотношения [2, с. 69].
Безусловно, что судьба целых народов и поколений, переживших Великую Отечественную войну, сложилась довольно печально, была полна испытаний, потерь и горя. Несправедливость отношения к остарбайтерам и военнопленным была характерна не только со стороны противника, союзников по коалиции, но и со стороны Советского государства и общества. В этом были существенные перегибы тоталитарного бюрократического государства, сложности послевоенного взаимодействия внутри общества, между обществом и властью.
Отчасти виной негатива к остарбайтером становились неосторожные слова об их устроенности в Германии, восхищении порядком и организованностью производства,
устроенностью быта немцев. «Особенно не рвется на родину», - писала мать о своей дочери из Германии домой [5, л. 10]; Муратова К. в письме подруге в Симферополь, описывая зажиточность и благополучие хозяев, высказывала удовлетворение своей жизнью в Германии: «. Словом мы довольны. Обратно не собираемся, уже свободно говорим по-немецки и хорошо понимаем» [5, л. 66]. Имела место и определенная результативность германской пропагандистской машины, использовавшей все средства массовой информации и пропагандистских материалов, вплоть до слухов, чтобы разорвать нити, связующие остарбайтеров с родиной.
Безусловным фактом выступает то, что письма остарбайтеров - важнейший «живой» источник, могущий дать разностороннюю информацию и об устройстве быта советских людей в состоянии неволи и их чувствах, переживаниях, стратегиях выживания и сохранения этнической и социальной самоидентификации. Поэтому в настоящее время остро стоит вопрос поиска, введения в научный оборот данных источников, их адекватной интерпретации, основанной и на глубоком анализе процессов использования подневольного труда в Третьем рейхе на протяжении Великой Отечественной войны и психологии человека, насильственно лишенного свободы распоряжаться своей судьбой.
От анализа писем, в силу специфики этого источника, нельзя ждать ответа на все без исключения вопросы. При этом следует помнить: являясь продуктом индивидуальной духовной деятельности, письма часто становятся выразителями типичных взглядов и настроений. А для историка объективная и субъективная реальности важны в равной мере.
Источники и литература
1. Блок М. Апология истории. М.: Наука, 1986. URL: http://portal.kspi.kz/files/book_ik/%D0%91%D0%BB %D0%BE%D0%BA.pdf (Дата обращения: 01.06.2016).
2. Всеволодов В. А. Новые источники по теме «советские военнопленные и остарбайтеры»: некоторые проблемы использования, публикации и интерпретации // Великая Отечественная война 1941-1945 гг.: опыт изучения и преподавания. М.: РГГУ, 2005. С. 63-71.
3. Государственный архив Республики Крым (далее - ГАРК). Ф.П - 156. Оп. 1. Д. 27. Л. 86 об. - 88.
4. ГАРК. Ф.П - 156. Оп. 1. Д. 30.
5. ГАРК. Ф.Р - 4602. Оп. 1. Д. 1.
6. ГАРК. Ф.Р - 4602. Оп. 1. Д. 2.
7. ГАРК. Ф. Ф.Р - 4602. Оп. 1. Д. 3.
8. ГАРК. Ф.Р - 4602. Оп. 1. Д. 4.
9. ГАРК. Ф.Р - 4602. Оп. 1. Д. 13.
10. ГАРК. Ф.Р - 4602. Оп. 1. Д. 15.
11. Государственный архив Российской Федерации (далее - ГАРФ). Ф.Р - 7021. Оп. 148. Д. 198. Л. 21.
12. ГАРФ. Ф. Р - 7021. Оп. 148. Д. 256. Л. 406-408.
13. Земсков В. Н. Ведущая сила всенародной борьбы: Борьба советского рабочего класса на временно оккупированной фашистами территории СССР (1941-1944 гг.). М.: Мысль, 1986. 271 с.
14. Романько О. В. Немецкая оккупационная политика на территории Крыма и национальный вопрос (1941-1944). Симферополь: АнтиквА, 2009. 272 с.
15. Слинько И. И. Угон населения Украины в фашистское рабство // Немецко-фашистский оккупационный режим (1941-1944 гг.). М.: Политиздат, 1965. С. 219-230.
References
1. Blok M. Apologija istorii. (Apology of history). M.: Nauka, 1986. URL: http: // humanities.edu.ru/db/msg/5753 (Accessed: 01.06.2016) (In Russian).
2. Vsevolodov V. A. Novye istochniki po teme «sovetskie voennoplennye i ostarbajtery»: nekotorye problemy ispol'zovanija, publikacii i interpretacii (New sources on «Soviet prisoners of war and Ostarbaiters»: some problems of use, publications and interpretation) // Velikaja Otechestvennaja vojna 1941-1945 gg.: opyt izuchenija i prepodavanija. Moscow: RSHU, 2005. P.63 - 71. (In Russian).
3. State Archive of the Republic of Crimea (GARK). (The State Archive of the Republic of Crimea). F.P - 156. Inv.1. D. 27. L.86 ob. - 88. (In Russian).
4. GARK. F.P - 156. Inv.1. D. 30. (In Russian).
5. GARK. F.R - 4602. Inv.1. D. 1. (In Russian).
6. GARK. F.R - 4602. Inv.1. D. 2. (In Russian).
7. GARK. F. F.R - 4602. Inv.1. D. 3. (In Russian).
8. GARK. F.R - 4602. Inv.1. D. 4. (In Russian).
9. GARK. F.R - 4602. Inv.1. D. 13. (In Russian).
10. GARK. F.R - 4602. Inv. 1. D. 15. (In Russian).
11. State Archive of the Russian Federation (GARF). (State Archive of the Russian Federation). F.R - 7021. Inv. 148. D. 198. (In Russian).
12. GARF. F. R - 7021. Inv. 148. D. 256. (In Russian).
13. Zemskov V.N. Vedushhaja sila vsenarodnoj bor'by: Bor'ba sovetskogo rabochego klassa na vremenno okkupirovannoj fashistami territorii SSSR (1941-1944 gg.). (The force in the national struggle: The struggle of the Soviet working class in the temporarily occupied territory of the USSR by the fascists (1941-1944)). Moscow: Mysl', 1986. 271 p. (In Russian).
14. Roman'ko O. V. Nemeckaja okkupacionnaja politika na territorii Kryma i nacional'nyj vopros (1941-1944). (The German occupation policy in the Crimea and the National Question (1941-1944). Simferopol': AntikvA, 2009. 272 p. (In Russian).
15. Slin'ko I. I. Ugon naselenija Ukrainy v fashistskoe rabstvo // Nemecko-fashistskij okkupacionnyj rezhim (1941-1944 gg.). (Deportation of the Ukrainian population in the fascist slavery). Moscow: Politizdat, 1965. P. 219-230. (In Russian).
