CC BY
65УДК 821.161.1
Т. Б. Зайцева (Магнитогорск, Россия) ПЕРСОНАЖ-«ПСЕВДОНИМ» В ТВОРЧЕСТВЕ ЧЕХОВА
Аннотация. Актуальность работы определяется необходимостью философского осмысления творчества Чехова в соответствии с поиском новых методов современного литературоведения и его междисциплинарной направленностью. Методы исследования: герменевтический, биографический, нарративный. Понятие концептуальный персонаж, формируется в исследованиях философско-литературного творчества датского писателя-экзистенциалиста Серена Кьеркегора. Исследователи считают: скрытый или намеренно декларируемый автобиографизм - один из основополагающих признаков псевдонима (мыслящего персонажа) датского писателя, что ни в коей мере не стирает дистанцию между автором и его персонажем-«псевдонимом» и не ставит их в отношения тождества. Результатом данной работы стал вывод о концептуальной значимости в творчестве Чехова персона-жей-«псевдонимов», подобных авторам-персонажам Кьеркегора. Персонажи последнего не тождественны автору: они представляют экзистенциальную позицию (эстетическую или этическую), ответственность за выбор которой ложится и на автора, и на читателя. Чеховское повествование от первого лица (не монолог героя, а именно рассказ от первого лица) занимало особое место в зрелом творчестве Чехова. Николай Степаныч («Скучная история»), Художник («Дом с мезонином»), Мисаил По-лознев («Моя жизнь») - все эти персонажи можно назвать персонажами-«псевдонимами» автора. Так же как и для Кьеркегора, для Чехова каждый его герой, имеющий автобиографическую основу, несомненно, присутствующую, хотя и скрытую, служил своеобразным экзистенциальным экспериментом над самим собой. Для исследователя чеховского творчества это важно и актуально потому, что такие персонажи-«псевдонимы» помогают выявить концептуальные основы творчества Чехова. Новизна и значимость исследования заключается в новом аспекте рассмотрения чеховских произведений, опоре на авторитетные исследования, а также в возможности применения результатов в научных изысканиях по широкой тематике, связанной с изучением творчества Чехова и философского потенциала русской литературы.
Ключевые слова: персонаж-«псевдоним», концептуальный персонаж, автобиографизм, этическое, эстетическое, читатель, непрямая коммуникация, экзистенциализм, Чехов, Кьеркегор.
Понятие «концептуальный персонаж» (conceptual figure, conceptual persona) сформировалось в исследованиях философско-литературного творчества датского писателя-экзистенциалиста Серена Кьеркегора. В своих книгах (художественных произведениях и философских трактатах) Кьеркегор постоянно использовал псевдонимы: эстетик, Йоханнес, Климакус, Анти-климакус, Йоханнес де Силенцио, Виктор Эремита, Константин Констан-циус, Николаус Нотабене, каждый из которых служил художнику-мыслителю своеобразным посредником-персонажем, «который актуализировал бы ту или иную мысль, но при этом не отождествлялся с самим автором» [6, с. 288]. Н. Тетенков и В. Лашов подчеркивают, что использование литературоведческих понятий «псевдоним» и «литературный герой» применительно к философии С. Кьеркегора «вносит путаницу, так как считается, что за псевдонимом скрывается реальный автор, а литературный герой - фигура вымышленная. Псевдоним используется в качестве автора или редактора книги, в которой действуют литературные герои. С. Кьеркегор не следует этой традиции: у него один и тот же персонаж может в одном случае быть редактором книги, в другом - действовать как литературный герой. <...> С. Кьеркегор, скорее всего, использовал понятие «псевдоним» в ином, отличном от литературоведческого смысле [5, c. 32].
Однако следует заметить, что в отношении Кьеркегора практически все исследователи считают: скрытый или намеренно декларируемый автобиографизм - один из основополагающих признаков мыслящего персонажа датского писателя, что ни в коей мере не стирает дистанцию между автором и его концептуальным персонажем и не ставит их в отношения тождества.
Чеховское повествование от первого лица (не монолог героя, а именно рассказ от первого лица) занимало особое место в зрелом творчестве Чехова. Николай Степаныч («Скучная история»), Художник («Дом с мезонином»), Мисаил Полознев («Моя жизнь») - все эти персонажи можно назвать (с известной долей условности и «оглядкой на Кьеркегора») если не
концептуальными персонажами, то персонажами-«псевдонимами» автора. Для Чехова, как и для Кьеркегора, герой, скрыто несущий автобиографическую нагрузку, служил своеобразным экзистенциальным экспериментом над самим собой, представлял один из экзистенциальных модусов. Это важно для исследователей чеховского творчества, потому что такие персонажи-«псевдонимы» помогают выявить концептуальные основы творчества писателя.
Познакомиться с произведениями Кьеркегора русский читатель впервые смог в 80-е годы XIX в. Известный популяризатор творчества датского писателя в России Петр Ганзен перевел на русский язык несколько частей его книги «Или-или», а именно «Афоризмы эстетика», «Дневник обольстителя» и «Гармоническое развитие в человеческой личности эстетических и этических начал». Как отдельное издание книга «Или-или», переименованная Ган-зеном в духе актуальных проблем времени как «Наслаждение и долг», появилась в 1894 г. в Петербурге. Чехов мог читать сочинения предшественника экзистенциализма еще в 1885 году по журнальным публикациям. Возможно, Чехова привлекла не только близкая ему нравственно-философская проблематика (проблема долга и самостояния всегда волновали Чехова), но и не чуждая ему игра псевдонимами [2, с. 13].
Главное, что сближает датского философа и Чехова (помимо автобиографического подтекста персонажей-«псевдонимов») - это экзистенциально-экспериментальный характер персонажа. Русский философ-экзистенциалист Лев Шестов писал: «Иванов» и «Скучная история» представляются мне вещами, носящими наиболее автобиографический характер. В них почти каждая строчка рыдает - и трудно предположить, чтобы так рыдать мог человек, только глядя на чужое горе» [1, с. 569]. Елена Толстая, говоря о драме «Иванов», уверена: «Шестов был прав: тут все личное, вплоть до мыслей о самоубийстве» [9, с. 48].
Полагаемый жизненный результат таких экзистенциально-литературных экспериментов - осуществить собственную экзистенциальную самоидентификацию и даже психотерапию. Автобиографическую основу «Скучной истории» убедительно доказала Марена Сенде-рович. Повесть стала следствием кризиса, который переживался писателем в 1888-1889 гг.: «Чехова мучит неудовлетворенность самим собой, характером своего писательства» [7, с. 36]. Он терзался творческим бессилием и страдал от конфликтной ситуации общего признания и общего непонимания, которые и находят свое наиболее полное и глубокое осмысление в «Скучной истории». Здесь состояние творческого кризиса «получает свою экзистенциалистскую формулировку как ситуация отчуждения имени, которое становится независимым от своего носителя и не только больше не имеет ничего общего с ним самим, но и мешает ему жить, стоит между ним и миром и обрекает его самого на неподлинное существование» [7, с. 38]. Неслучайно же первоначально повесть имела название «Я и мое имя».
Напомним, что повесть «Скучная история» была создана, по словам самого писателя, под «отвратительным впечатлением» от смерти его брата Николая в 1889 г. Угроза смерти заставила чеховского профессора задуматься о своем «Я» как таковом. «Пограничная» ситуация, описанная в повести, литературной с точки зрения, конечно, не нова. Банально было бы напоминать, например, о перекличках с толстовской «Смертью Ивана Ильича». Новой и нетривиальной эта экзистенциальная ситуация была для самого Чехова как для частного отдельного человека: «Наша семья еще не знала смерти, и гроб пришлось видеть у себя впервые» [10, с. 227]. Смерть перестала быть чем-то абстрактным и со всей очевидностью заявила о себе в жизни Чехова. Чеховское «отчуждение имени», трагическое осознание реальности конца жизни и жажда подлинного существования были воплощены в главном герое «Скучной истории».
Герой стал для Чехова своеобразным персонажем-«псевдонимом» (подчеркнем, что повесть написана не просто от первого лица, но в форме исповеди). В отличие от концептуального персонажа, персонаж-«псевдоним» является полноценным литературным героем.
Так же, как Кьеркегора, Чехова интересовал «пациент» с диагнозом «хиреющая экзистенция» [12, с. 13]. Почти натуралистичное, безжалостное изображение такого «пациента» подспудно призывало читателя задуматься о собственном существовании, о путях восстановления подлинной экзистенции. Таким пациентом, возможно, считал себя и Чехов, поскольку Николай Степанович, как персонаж-медик, мог олицетворять иронический призыв автора к самому себе: «Врачу, исцелися сам!».
«Скучная история», безусловно, стала для Чехова решающим этапом биографии и творчества. М. Сендерович, подчеркивая, что повесть «явилась выражением, но ничуть не преодолением кризиса», справедливо заключает: «Жизненным ответом <.. .> была поездка на Сахалин, глубоким мотивом которой явилось прежде всего бегство от неподлинного существования» [7, с. 39-40]. Образ умирающего старого профессора Николая Степановича, рассматриваемый в качестве персонажа-«псевдонима», был для его автора воплощением эстетической экзистенции: он послужил толчком к размышлениям о другом экзистенциальном уровне, в терминах кьеркегоровской концепции о стадиях жизненного пути, этическом существовании.
Эстетическую позицию занимает и другой чеховский персонаж-«псевдоним» - Художник из рассказа «Дом с мезонином», где, на наш взгляд, в общих чертах воплощается конфликт известного стихотворения А. С. Пушкина «Поэт и толпа» [13, с. 10190]. «Непосвященная» в тайны искусства Лида требует от Художника служения народу, результатом которого представляется ей конкретная, быстрая польза «малых дел», другими словами, создание «печных горшков». Художник же, хотя не приписывает себе функции небожителя, «небес избранника» или «божественного посланника», но признает высшее предназначение искусства - служить красоте мира и человека.
Художника можно отнести к группе чеховских донжуанов, для которых возлюбленная является воплощением идеальной любви, то есть, как мы отмечали ранее, реальная женщина их интересует только как объект романтических мечтаний [3, с. 83-86]. Любовь Художника живет в воспоминаниях гораздо зримее и ощутимее, чем это могло осуществиться в действительности, если бы он нашел Женю. Чеховский Художник свидетельствует о непреодолимом влиянии эстетических воззрений на жизнь, но, в отличие от типичных эстетиков, чеховскому персонажу-«псевдониму» дороги этические ценности. Как никто другой, он сознает необходимость человеческого взаимопонимания, любви, открытости друг к другу, значимости человеческой индивидуальности и ее права на собственный выбор. И, как ни парадоксально, но, с точки зрения этического и эстетического, Лида Волчанинова, ничтоже сумняшеся заставившая страдать сестру и мать, - эстетик, поскольку она признает только себя, свою правду, игнорирует подлинность существования других.
Персонажем-«псевдонимом», олицетворяющим этическую экзистенцию, становится для Чехова главный герой повести «Моя жизнь» Мисаил Полознев. В основу этого образа, по замечанию С. В. Тихомирова, легли автобиографические мотивы взаимоотношений Чехова и его отца [8, с. 145-152]. Мисаил - этик, и это не является чем-то неординарным. Полознев - обычный человек, принимающий себя таким, какой он есть, и стремящийся быть собой, а не кем-то. Вероятно, поэтому ему не дают роли в городском театре: Мисаил не актер, но рабочий сцены и декораций; он не играет в жизнь (актерство удается эстетикам), а обустраивает ее.
Мисаил неприхотлив во всем, он не ищет другого мира, хотя и он способен чувствовать красоту искусства и поэзии, дорожить культурой быта. Именно этим можно объяснить его тяготение к красивой Маше Должиковой, которая напоминает герою экзотическую птицу, разительно отличающуюся от безликих жителей провинции.
Этическая позиция Мисаила лишь внешне может напомнить толстовское «опрощение». Мисаил стремится не к опрощению, а к тому, чтобы жить своим трудом, никого не обременяя, быть честным во всем и справедливым. Для Мисаила его рабочая одежда лишь рабочая одежда и не более, для Маши - это знак, атрибут, театральные декорации для роли опрощенца. Физический труд, опрощение в глазах большинства культурных представителей социума возвращали интеллигенцию к простому народу. Нравственное же значение труда для Мисаи-ла Полознева - возвращение к самому себе через приобщение к общечеловеческому, через обретение своего призвания [4, с. 341].
Смысл жизни человека, который обладает мужеством взять на себя ответственность за собственное «Я», никем не может быть определен и оправдан, поскольку для самого Чехова так же, как и для его персонажей-«псевдонимов», присутствие Бога (или связь с Богом) ничем и никем не может быть гарантировано. Единственное обращение чеховского героя к небу в порыве отчаяния остается, разумеется, без ответа.
Персонажи-«псевдонимы» были для Чехова не только возможностью личностного самоопределения, но и одним из способов непрямой коммуникации с читателем - необходимым и желанным сотворцом автора в осмыслении различных мировоззренческих экзистенциальных позиций, в поиске настоящей правды.
ЛИТЕРАТУРА
1. А. П. Чехов: pro et contra. / Сост., предисл., общ. ред. И. Н. Сухих; послесл., примеч. А. Д. Степанова. СПб. : РХГИ, 2002. 1072 с.
2. Зайцева Т. Б. Художественная антропология А. П. Чехова : экзистенциальный аспект (Чехов и Киркегор) : автореф. дис. ... доктора филол. наук. Екатеринбург, 2015. 42 с.
3. Зайцева Т. Б. Чехов и Киркегор о любви-воспоминании // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2012. № 5 (16). С. 82-87.
4. Зайцева Т. Б. «Этический» и «эстетический» способы существования в повести А. П. Чехова «Моя жизнь» // Проблемы истории, филологии, культуры. 2008. № 22. С. 336-348.
5. Лашов В. В., Тетенков Н. Б. Роль псевдонимов в философии С. Кьеркегора // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Сер. Философия. Социология. Право. 2012. № 20 (139). Вып. 22. С. 31-36.
6. Проективный философский словарь: Новые термины и понятия / под ред. Г. Л. Тульчинского и М. Н. Эпштейна. СПб. : Алетейя, 2003. 512 с.
7. Сендерович М. Антон Чехов: драма имени // Русская литература. 1993. № 2. С. 30-41.
8. Тихомиров С. В. Творчество как исповедь бессознательного: Чехов и другие (Мир художника - мир человека: психология, идеология, метафизика). М. ; Ярославль : Изд-во «Ремдер». 2002. 160 с.
9. Толстая Е. Поэтика раздражения. М. : Радикс, 1994. 400 с.
10. Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. Т. 3. М. : Наука, 1976. 575 с.
11. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности: Опыт адогматического мышления. Л. : Изд-во Ленинградского университета, 1991. 214 с.
12. Щитцова Т. В. Киркегор постфактум // Киркегор С. Заключительное ненаучное послесловие к «Философским крохам». Минск: И. Логвинов, 2005. С. 9-18.
13. Abramzon T. E., Rudakova S. V., Zaitseva T. B., Koz'ko N. A., Tulina E. V. The Consistency of Lyric Artistic Thinking // International Journal of Environmental and Science Education. 2016. Т. 11. N 17. P. 10185-10196.
T. B. Zaitseva (Magnitogorsk, Russia) CHARACTER-«PSEUDONYM» IN CHEKHOV'S WORK
Abstract. The relevance of the article is determined by the need for philosophical understanding of Chekhov's work in accordance with the search for new methods of modern literary studies and its interdisciplinary focus. Research methods: hermeneutical, biographical, narrative. The concept of a conceptual character is formed in the study of philosophical and literary works of the Danish existentialist S0ren Kierkegaard. The researchers believe that the hidden or deliberately stated autobiography is one of the fundamental features of the pseudonym (conceptual persona) of the Danish writer, which in no way erases the distance between the author and his character-"pseudonym" and does not make them dependent on identity. The result of this article is a conclusion about the conceptual significance of characters-«pseudonyms» in Chekhov's work, similar to authors-characters of Kierkegaard, not identical to the author, but representing an existential position (aesthetic or ethical), the choice of which depends both on the author and on the reader. Chekhov's first-person narration (not the monologue of the character, namely the story in the first person) occupied a special place in Chekhov's mature works. Nikolai Stepanych («Boring story»), Artist («House with mezzanine»), Misail Poloznev («My life») - all these characters can be called characters-«pseudonyms» of the author. Just as for Kierkegaard, for Chekhov, each of his characters, having an autobiographical basis, undoubtedly present, although hidden, served as a kind of existential experiment on himself. For researchers of Chekhov's works it is important that these characters-"pseudonyms", help to identify the conceptual foundations of Chekhov's works. The novelty and significance of the research consists in a new aspect of the consideration of Chekhov's works, reliance on authoritative research, as well as in the possibility of applying the results of the study to a wide range of topics related to the study of Chekhov's works and the philosophical
potential of Russian literature.
Keywords: character-«pseudonym», conceptual character, autobiography, ethical, aesthetic, reader, indirect communication, existentialism, Chekhov, Kierkegaard.
REFERENCES
1. A. P. Chekhov: pro et contra, Sost., predisl., obshch. red. I. N. Sukhikh; poslesl., primech. A. D. Stepanova, Saint Petersburg, RKhGI, 2002, 1072 p.
2. Zaitseva T. B. Khudozhestvennaya antropologiya A. P. Chekhova : ekzistentsial'nyi aspekt (Chekhov i Kirkegor), avtoref. dis. ... doktora filol. nauk, Ekaterinburg, 2015, 42 p.
3. Zaitseva T. B. Chekhov i Kirkegor o lyubvi-vospominanii, Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki, 2012, no 5 (16), pp. 82-87.
4. Zaitseva T. B. «Eticheskii» i «esteticheskii» sposoby sushchestvovaniya v povesti A. P. Chekhova «Moya zhizn'», Problemy istorii, filologii, kul'tury [Problems of History, Philology and Culture], 2008, no 22, pp. 336-348.
5. Lashov V. V., Tetenkov N. B. Rol' psevdonimov v filosofii S. K'erkegora. Nauchnye vedomosti Belgorodskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser. Filosofiya. Sotsiologiya. Pravo [Belgorod State University. Scientific bulletin. Philosophy. Sociology. Law], 2012, no 20 (139), vol. 22, pp. 31-36.
6. Proektivnyi filosofskii slovar': Novye terminy i ponyatiya / pod red. G. L. Tul'chinskogo i M. N. Epshteina, Saint Petersburg, Aleteiya, 2003, 512 p.
7. Senderovich M. Anton Chekhov: drama imeni, Russkaya literatura [Russkaya Literatura], 1993, no 2, pp. 30-41.
8. Tikhomirov S. V. Tvorchestvo kak ispoved' bessoznatel'nogo: Chekhov i drugie (Mir khudozhnika - mir cheloveka: psikhologiya, ideologiya, metafizika), Moscow ; Yaroslavl', Izd-vo «Remder», 2002, 160 p.
9. Tolstaya E. Poetika razdrazheniya6 Moscow, Radiks, 1994, 400 p.
10. Chekhov A. P. Polnoe sobranie sochinenii i pisem: V 30 t. Pis'ma: V 12 t. T. 3, Moscow : Nauka, 1976, 575 p.
11. Shestov L. Apofeoz bespochvennosti: Opyt adogmaticheskogo myshleniya, Leningrad, Izd-vo Leningradskogo universiteta, 1991, 214 p.
12. Shchittsova T. V. Kirkegor postfaktum, Kirkegor S., Zaklyuchitel'noe nenauchnoe posleslovie k «Filosofskim krokham». Minsk : I. Logvinov, 2005, pp. 9-18.
13. Abramzon T. E., Rudakova S. V., Zaitseva T. B., Koz'ko N. A., Tulina E. V. The Consistency of Lyric Artistic Thinking, International Journal of Environmental and Science Education, 2016, vol. 11, no. 17, pp.10185-10196.
Зайцева Т. Б. Персонаж-«псевдоним» в творчестве Чехова // Гуманитарно-педагогические исследования. 2018. Т. 2. № 2. С. 68-72.
Zaitseva T. B. Character-«Pseudonym» in Chekhov's Work, Gumanitarno-pedagogicheskie issledo-vaniya [Humanitarian and pedagogical Research], 2018, vol. 2, no 1, pp. 68-72.
Сведения об авторах
Зайцева Татьяна Борисовна - доцент, доктор филологических наук, доцент кафедры языкознания и литературоведения Института гуманитарного образования Магнитогорского государственного технического университета им. Г. И. Носова, tbz@list.ru
Äuthor:
Tat'yana B. Zaitseva, associate professor, Doctor of Science in Philology, associate professor at the Department of Linguistics and Literature, Institute for the Humanities, Nosov Magnitogorsk State Technical University, Magnitogorsk, Russia; tbz@list.ru
