CC BY
23
УДК 811.111'373
Е. В. Рыжкина
кандидат филологических наук, доцент;
профессор каф. лексикологии английского языка ФГБОУ ВО МГЛУ; e-maiL: phraseoLoginya@maiL.ru
ПЕРЕКОДИРОВАНИЕ ИМЕНИ В ХОДЕ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКОЙ НОМИНАЦИИ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ ИНТЕРПРЕТИРУЮЩЕЙ ФУНКЦИИ ЯЗЫКА
В статье рассматриваются вопросы формирования семантики фразеологических единиц, включающих в свою структуру прецедентное имя. Главным тезисом данной работы является положение о том, что прецедентное имя кодирует и транслирует в сжатой, лаконичной форме определенный фрагмент культурно-исторической памяти народа. В процессе фразеологизации происходит вторичная интерпретация знания, стоящего за именем, которое входит в состав фразеологизма. При этом обобщенное значение имени может значительно отклониться от исходного. Языковая интерпретация носит выраженный культуроспецифичный характер и отражает характерный для данного народа образ мышления.
Ключевые слова: фразеология; идиома; прецедентное имя; семантика; языковая интерпретация.
Elena V. Ryzhkina
PhD, Moscow State Linguistic University; e-mail: phraseologinya@mail.ru
PERSONAL NAME RECODING IN IDIOM FORMATION AS REFLECTION OF LINGUISTIC INTERPRETATION
The articLe investigates the particuLars of forming the meaning of idioms comprising a precedent name. The major thesis of the study is that a precedent name encodes and translates in a concise form a bit of the people's historical and cultural memory. In the process of idiom formation the structures of knowledge underlying the constituent proper name is being re-interpreted. As a consequence, the resultant meaning of the name incLuded in the idiom's structure may be different from its meaning as a self-sufficient sign. Linguistic interpretation is predominantly culture-specific, and its patterns are pecuLiar to the peopLe's mode of thinking.
Key words: phraseology; idiom; precedent name; semantics; linguistic interpretation.
Язык на всех своих уровнях, особенно через систему значений, коннотаций и образов, демонстрирует черты мировосприятия и интерпретации полученного знания о мире, характерные для данного народа. Более того, языковое многообразие, как справедливо отмечает
Н. Н. Болдырев, есть именно проявление интерпретирующей сущности языка, т. е. способности к «познавательной активности, которая в своих результатах направлена на понимание и объяснение человеком мира и себя в этом мире» [Болдырев 2016, с. 26]. Иными словами, каждый национальный язык отражает определенную модель репрезентации мира, как бы пропущенную сквозь фильтр своей культуры. И в то же время язык определенным образом влияет на формирование свойственного носителям этого языка взгляда на мир.
Рассуждая о том, отражают или формируют образ мысли ключевые, культуроспецифичные слова, Анна Вежбицка приходит к выводу о взаимном влиянии родного для человека языка и структур его мышления [Wierzbicka 1997]. Ссылаясь на известное высказывание Б. Уорфа о том, что мы членим мир в направлении, проложенном структурами нашего языка, А. Вежбицка пишет, что с этим тезисом «согласится всякий, чей эмпирический горизонт простирается далее его / ее родного языка»1 [Wierzbicka 1997, c. 7]. Действительно, для человека, имеющего опыт межкультурного общения, вполне очевидно, что люди, как правило, мыслят с позиций тех понятийных категорий, которые закодированы в их языке.
Это наиболее ярко проявляется в сопоставлении семантически соотносимых слов разных языков. Например, в мировоззрении англичанина и русского человека существенное место занимают концепты «justice» и «справедливость» - они во многом определяют отношение человека к другим людям, обществу, государству и к миру в целом. Но даже поверхностный анализ показывает, что за словами justice и справедливость стоят разные структуры знания.
Английское слово непосредственно восходит к французскому заимствованию justice («OFr justice, legal rights, jurisdiction, vindication of right, court of justice, judge»), а изначально к латинским словам ius-tus («upright, righteous, equitable; in accordance with law, lawful») и ius («a right, especially а legal right, law») [Etymonline] - и ассоциируется прежде всего с законом, законностью, правопорядком. Не случайно в семантической структуре этой единицы сформировались еще два значения, логически связанные исключительно с областью юриспруденции: 1) the action of the power of law; и 2) a judge in a law court [Longman].
1 Зд. и далее перевод наш. - Е. Р.
Русское слово справедливость этимологически соотносится с праславянским корнем prav- (например, общеслав. правда (pravda), из праслав. формы рrаvьda, от которой в числе прочего произошли: др.-рус. правьда и рус. правда [Фасмер]). В древнеславянском языке существовало прилагательное правъ со значением «прямой, не искривленный, не отклоняющийся в стороны». Именно с ним связан метафорический концепт «правильность - это следование прямому пути», на основе которого возникло деривационное гнездо вокруг корня прав-, в том числе такие слова, как правый, править, праведный и др. Таким образом, в русской лингвокультуре справедливость понимается в первую очередь как «соответствие человеческих отношений морально-этическим, правовым и др. нормам, требованиям» [Лопатин, Лопатина 1998]. Это во многом объясняет совсем иное отношение русского человека к закону и государству, нежели принято в западной цивилизации с ее культом закона и юстиции. По сути, слова справедливость и justice кодируют две разные системы ценностей, предполагающие разные взгляды на мир, разные образы мысли. Как точно отметил В. А. Костомаров: «Для англо-американской ментальности, отраженной в слове justice, малопонятным кажется различие, если не противопоставление правосудия и справедливости, особенно на фоне неприемлемого для США российского нетождества между законом, судом и правдой, моральной справедливостью» [Костомаров 1995, с. 53].
Национально-культурные особенности языковой интерпретации можно проследить во всех системах языка. Но особенно отчетливо они проступают на фразеологическом уровне. Так, во фразеологии любого языка имеются безэквивалентные выражения, которые вербализуют национально-культурные концепты, не имеющие аналогии в других лингвокультурах (например: англ. golf widow, a coat of many colours, рус. разлюли малина, спеть Лазаря, фр. jeter le manteau de Noé, riche comme Hérode).
Кроме того, значения на первый взгляд эквивалентных выражений в разных языках на деле оказываются далеко не идентичными. К примеру, в английском языке имеется фразеологизм poetic justice, который фигурально передает представление о справедливости как о воздаянии свыше, возмездии и который традиционно переводится на русский язык при помощи таких устойчивых клише, как: высшая справедливость, идеальная справедливость или верх справедливости
[Кунин 2006]. Контексты реализации английской единицы обычно характеризуются шутливым или саркастическим тоном, что свидетельствует о том, что носители англоязычной культуры воспринимают воздаяние свыше не так серьезно, как справедливость, которая прочно связана в их сознании с законом. Напротив, русские аналоги, как правило, употребляются в нейтральных или стилистически возвышенных текстах. Более того, оборот poetic justice нередко передает злорадное чувство, как, например, в следующем отрывке из «Саги о Форсайтах» Джона Голсуорси:
.. .he considered this early decease a piece of poetic justice. For twenty years the fellow had enjoyed the reversion of his wife and house, and - and he was dead! (J. Galsworthy. To Let, Part III, Ch. IV).
Данная функция не характерна для русских выражений. Различия в культурной коннотации могут существенно повлиять на само значение и функционирование фразеологических единиц (ФЕ). Так, если сравнить значения и особенно коннотации оборотов All they that take the sword shall perish with the sword и Кто с мечом придет, от меча и погибнет, которые возникли как аллюзии на один и тот же стих из Евангелия, обнаружатся существенные расхождения. Как следует из указанного библейского текста, во время ареста Иисуса Христа в Гефсиманском саду апостол Петр обнажает меч, чтобы защитить своего Учителя, но Иисус останавливает его: «Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут» (Мф 26: 52). Эти слова, обращенные к Петру, в указанном контексте имеют как прямой, так и аллегорический смысл. Последний и послужил основанием для фразеологической номинации.
Заслуживает внимания тот факт, что интерпретации библейского высказывания в английском и русском языках не совпадают. Об этом, в частности, свидетельствуют дефиниции фразеологизмов. Английская ФЕ звучит нравоучительно: «Those people who commit violent acts must expect to suffer violence themselves» [Oxford] («люди, совершающие насилие, должны знать, что им самим придется испытать на себе насилие»). Ее дидактичность выражается, в том числе, и через модальный глагол shall. Русская единица, изначально имевшая форму взявшие меч мечом погибнут, передает более обобщенный смысл: «тот, кто начал опасное предприятие, будет отвечать за его последствия» [Мокиенко].
Новое звучание этому выражению придал вышедший в 1938 г. кинофильм Сергея Эйзенштейна «Александр Невский». В ключевой сцене фильма князь Александр произносит слова: «Пусть без страха жалуют к нам в гости. Но если кто с мечом к нам войдет, от меча и погибнет. На том стояла и стоит русская земля!» Сохраняя общий евангельский смысл, обновленный в этом употреблении фразеологизм приобретает иное коннотативное значение и иную прагматическую функцию. С учетом политического контекста, который сложился к моменту выхода фильма (а это было преддверье Второй мировой войны), оборот звучал как предостережение возможному агрессору. Эта функция прочно закрепилась за новой формой фразеологизма, которая, кстати, допускает разнообразные шутливые замены компонента «меч» (Кто с пером /рублем / доносом / вирусом и т. д. к нам придет, от него и погибнет).
Интересно, что английский аналог функционирует в речи по сходной модели, т. е. тоже с возможной заменой компонента (sword). Например, в романе Ивлина Во «Упадок и разрушение» герой с пафосом произносит следующую тираду:
Old friends.. .you see a man standing face to face with retribution.. .Those that live by the flesh shall perish by the flesh [букв. 'Кто по плоти живет, тот плотью умрет'] (E. Waugh. Decline and Fall).
В этом контексте окказионализм, компонентный состав которого значительно отклоняется от нормативного, всё же передает характерное для данной ФЕ обобщенное дидактическое значение неизбежной расплаты, возмездия (retribution) за неправильные поступки. Очевидно, что актуальный смысл английского оборота соотносится с ключевым для англоязычной культуры концептом «justice». Русскоязычные модификации библейского выражения обычно несут совсем другой смысл - «любое агрессивное действие против нас встретит достойный отпор».
Этот пример является хорошей иллюстрацией вторичной языковой интерпретации, которая имеет место при окказиональном преобразовании конвенционального значения, а также при всякой вторичной / третичной номинации. Вторичная интерпретация предполагает «пересмотр» уже структурированного знания, которое стоит за той или иной единицей. В результате языковая форма может соотноситься уже с другим концептом. Данное явление наблюдается, в частности,
при формировании эталонного или символьного значения у имен собственных. Например, имена персонажей античной мифологии Адонис и Аполлон (англ. Adonis и Apollo) воплощают эталоны мужской красоты, только в английской лингвокультуре в качестве этого эталона чаще всего выступает Adonis, а в русской, наоборот, Аполлон.
Следует отметить, что всякое имя обладает ассоциативным потенциалом, т. е. способностью порождать определенные ассоциации, например, с неким качеством, которые могут обрести устойчивость и стать основой для образования у имени новой знаковой функции (Иуда - предатель, Золушка - труженица и т. д.). При этом личное имя конкретного человека (реального или вымышленного) отрывается от исходного, единичного референта и начинает соотноситься с каким-либо классом объектов или категорией. В крайней точке этого процесса происходит переход имени собственного в разряд нарицательных (ирод, хам и т. д.). Так, в английском языке недавно появился неологизм - глагол to merkel, который был образован по конверсии от фамилии канцлера ФРГ Меркель. Значение этого глагола «проявлять политическую нерешительность, колебаться в принятии важных решений» сформировалось на основе ассоциаций со стилем политического руководства германского канцлера. Однако функционирует этот неологизм уже вне всякой связи с конкретной личностью (Ангелой Меркель), но по отношению к любому человеку, который демонстрирует такие признаки, как слабоволие, уклончивость, нерешительность.
Деонимизация имени в той или иной степени характерна для всех прецедентных имен и имен, включенных в состав ФЕ (подробнее см. [Рыжкина 2013]). Подобные имена в компактной лаконичной форме передают большой объем культурно значимой информации и часто служат отсылкой к некому прецедентному тексту или невербальному объекту. Единицы такого рода, обладающие ярко выраженной культурной спецификой, образуют ономастический код данной культуры и в большинстве случаев не имеют за ее пределами абсолютных эквивалентов. Примечательно, что даже если текст, к которому отсылает имя, является прецедентным для разных народов, семантика соответствующих единиц в разных языках обычно не совпадает. Причем разниться может как объем кодируемой ими информации, так и какой-либо ее аспект. Например, английское имя Benjamin имеет символьное значение, обусловленное его библейским происхождением, - «младший
и самый любимый ребенок в семье»; в русской лингвокультуре имя Вениамин не несет каких-либо культурных коннотаций, связанных с Библией.
Это значит, что при формировании семантики такого, прецедентного имени происходит переосмысление стоящего за этим именем знания, его повторная интерпретация. Соответственно при фразеоло-гизации словосочетания с прецедентным именем, как правило, имеет место дальнейшая переинтерпретация исходной структуры знания, в результате чего образуется новая структура, а имя претерпевает своего рода перекодирование.
Нагляднее всего это явление демонстрируется при сопоставлении прецедентных имен, которые имеют самостоятельное символьное или эталонное значение в данной лингвокультуре, и фразеологизмов, в состав которых входит это имя. Так, ФЕ Benjamin'sportion, не имеющая эквивалента в русской фразеологии, обозначает самую большую или лучшую долю чего-либо. Эта единица восходит к библейскому тексту, описывающему встречу праведного Иосифа со своими братьями, которые пришли в Египет в поисках пропитания. Среди них был и самый младший - Вениамин, которого Иосиф особенно желал видеть. Поэтому он посылал Вениамину самые большие порции угощения:
And he took and sent messes unto them from before him: but Benjamin's
mess was five times so much as any of theirs (Genesis 43:34).
В данной номинации символьное значение самого имени вытесняется более важным смысловым содержанием, связанным непосредственно с исходным текстом. В итоге фразеологизм соотносится с концептом «щедрость».
Подобный же пример новой интерпретации прецедентного имени в составе ФЕ можно наблюдать в нескольких фразеологических номинациях с компонентом Abraham. Само имя ветхозаветного патриарха Авраама, без сомнения, продолжает оставаться эталоном религиозной веры, но как компонент таких оборотов, как Abraham men (нищие, притворяющиеся душевнобольными) и to sham Abraham (букв. 'изображать Авраама', притворяться душевнобольным) совершенно утрачивает исходное эталонное значение. Его переинтерпретация связана в данном случае с обычаем XVI-XVII вв. отпускать «тихих» подопечных лондонского Бедлама в город, чтобы они собирали милостыню.
Этих людей, просящих подаяния, и называли Abraham men (людьми Абрамовыми) - в память о благочестивом обычае патриарха Авраама привечать всех нищих и странников. Но в протестантской по духу английской культуре строго порицалось попрошайничество, что привело к переосмыслению выражения Abraham men и формированию на его основе нового значения с негативной оценкой «профессиональные нищие, притворяющиеся душевнобольными». Глагольный оборот to sham Abraham, который возник, вероятно, в результате усечения выражения to sham Abraham men, эксплицирует признак «притворство» и связанную с ним отрицательную коннотацию. В русской лингво-культуре сколько-нибудь серьезной переинтерпретации имени Авраам не наблюдается, в том числе во фразеологии (например: борода Абрамова, а душа хамова).
В некоторых случаях при фразеологизации происходит перепрофилирование знания, связанного с прецедентным именем. Так, имя Goldilocks (рус. Златовласка) происходит из народной сказки «The Story of the Three Bears» («Три медведя»), в которой девочка случайно попадает в избушку медведей и, пока их нет дома, начинает там «хозяйничать»: по очереди сидит на каждом из трех стульев, пробует кашу из трех горшков, укладывается на каждую из трех кроватей, пока не находит то, что ей в точности подходит (Just right). В англоязычной культуре этот образ становится эталоном разборчивости, если не сказать привередливости. Вместе с тем имя Goldilocks ложится в основу нескольких фразеологических номинаций. Это в основном фразеоматические единицы терминологического характера, в фокусе которых оказывается иной признак - не разборчивость, а умеренность.
Goldilocks economy - экономика с умеренным ростом и низкой инфляцией.
Goldilocks planet - планета, на которой с большей вероятностью может существовать жизнь: положение на одной из средних орбит в звездной системе, средний размер и т. д.
Goldilocks principle - набор условий, удаленных от крайностей.
Именно соотнесенность этих выражений с концептами «propriety» и «moderation» обусловливает их положительную коннотацию.
Интересно, что идиома Goldilocks way, означающая попытку уладить дела, не прибегая к крайностям (one's attempt to get things
just right), может в равной степени относиться как к женщине, так и к мужчине, что свидетельствует о том, что целостное значение фразеологизма полностью абстрагировано от исходного референта. Это подтверждается, к примеру, следующим контекстом:
The general was determined to stick to his "Goldilocks" war plans - he would fight the enemy in a way that was not too hard and not too soft [Penguin 2001].
Следующий пример демонстрирует, что универсально-прецедентное имя, кодирующее одно и то же смысловое содержание в разных культурах, интерпретируется по-разному во фразеологии различных языков. Имя праведного Иосифа как библейского персонажа более или менее одинаково трактуется в европейских культурах: любимый сын патриарха Иакова является эталоном добродетели. Но на уровне фразеологии обнаруживаются иные интерпретации данного имени.
В русской культуре Иосиф Прекрасный - это обобщенный образ совершенного человека, прекрасного во всех отношениях и демонстрирующего цельность и гармоничность личности, что получает экспликацию в наименовании Прекрасный. При этом семантика оборота вбирает содержание всего прецедентного текста, т. е. 13 глав книги Бытия (Быт. 37, 39-50).
Французский фразеологизм faire son (le) Joseph (изображать из себя Иосифа) сосредоточен исключительно на эпизоде, когда Иосиф отвергает притязания своей хозяйки, прельстившейся его красотой, и предпочитает понести наказание по ложному обвинению (Быт 39: 7-20). Этот выбор Иосифа квалифицируется в обыденном сознании француза как ханжество, что обусловливает отрицательную оценку данного выражения: оно обычно используется в контекстах, описывающих человека, который «прикидывается скромником». Аналогично немецкий оборот ein keuscher Josef (шутл. целомудренный Иосиф), как правило, используется в шутливом, ироничном смысле. Таким образом, русский фразеологизм и его немецкий и французский аналоги вербализуют разные концепты.
М. Л. Ковшова справедливо указывает на тот факт, что значение фразеологизма может рассматриваться как «информационный текст», «различные смыслы которого проходят сквозь фильтр ментально-сти говорящего и слушающего, и интерпретируются в пространстве
социального и культурного знания» [Ковшова 1999, с. 164]. Это, в частности, предполагает, что языковая интерпретация - процесс, который никогда не прекращается. В диахронии это может проявляться в различных векторах развития одного и того же знака - по линиям наиболее устойчивых ассоциаций или импликаций.
К примеру, очень высокой фразеологической активностью характеризуется английское имя Thomas / Tom / Tommy. Это имя встречается в составе многочисленных фразеологизмов: Doubting Thomas; peeping Тот; Тот, Dick and Harry, Tom and Jerry; Tommy Atkins; Тот fool; Tom O'Bedlam; Тот Tailor; Tom Thumb; more know Tom Fool than Tom Fool knows и др.
Следует заметить, что помимо связи с различными прецедентными текстами данное имя обладает особой символикой. Во многих языках имеются собственные имена, обобщение значения которых достигает такого уровня, что они способны обозначать любого (обычного) представителя народа или даже человека вообще (рус.: Иванов, Петров, Сидоров; Иван да Марья). В английском языке такими именами являются John/Johnny, Jack, Jill, Jane и Tom. Но если имя John часто служит обозначением добропорядочного, законопослушного гражданина, то коннотации имени Tom / Thomas в составе большинства фразеологизмов отрицательные. Анализ показывает, что ФЕ с компонентом Tom / Tommy / Thomas либо обозначает обычного человека (Тот, Dick and Harry - всякий, каждый; первый встречный; обычный заурядный человек [Кунин]), либо определенный типаж человека: peeping Тот (человек с нездоровым любопытством); Тот fool (простофиля); Tom O'Bedlam (сумасшедший); Tom / Tommy Tucker (голодный; обжора) и т. д. (подробнее см. [Рыжкина 2013]). Даже идиома Doubting Thomas (Фома неверующий, скептик), восходящая к тексту Библии, логически встроилась в этот ряд. Можно сказать, что, если Tom как символическое обозначение человека является продуктом вторичной языковой интерпретации, то всё фразеологическое гнездо возникло вследствие переосмысления этого, символьного значения, наложенного на этимологию каждой конкретной единицы.
Данное гнездо обладает выраженной национально-культурной спецификой и не имеет прямых аналогий в других языках. Это распространяется и на ФЕ Doubting Thomas, которая благодаря своему библейскому происхождению все-таки соотносима с близкими по
смыслу и построению, но не идентичными фразеологизмами в других языках. Например, современное прочтение русской ФЕ Фома неверный / неверующий во многом сформировалось в результате реконтек-стуализации имени Фома в советский период. Дело в том, что ввиду недоступности Библии для большинства советских людей произошел отрыв значения данного оборота от исходного текста. Истинное происхождение ФЕ (и ее второй вариант с прилагательным «неверный») было забыто, а сама единица стала ассоциироваться с широко известным детским стихотворением Сергея Михалкова:
.. .Ни дома, ни в школе, Нигде, никому -Не верил Упрямый Фома Ничему.
В итоге данная идиома приобрела шутливое звучание и непривычные для ее традиционной трактовки коннотации. Иными словами, ФЕ Фома неверный / неверующий утратила живую связь с русским религиозным кодом и «переключилась» на код массовой культуры. В связи с этим было бы не совсем правильно считать русский и английский фразеологизмы эквивалентами.
Подводя итоги, следует отметить следующее. Наличие в составе фразеологизма прецедентного имени, т. е. имени, имеющего в данной лингвокультуре особый обобщенный смысл, создает непосредственную связь фразеологии с национальной картиной мира, ибо имя кодирует и транслирует в сжатой, лаконичной форме определенный фрагмент культурно-исторической памяти народа. Вместе с тем этот фактор обусловливает необычайную семантическую сложность фразеологизмов. Как показал проведенный анализ, фразеологическое значение формируется не простым сложением смыслов, соотносимых с компонентами ФЕ, а в результате многоуровневой языковой интерпретации, каждый уровень или этап которой как бы наслаивает на основное значение единицы дополнительные смыслы и культурные коннотации.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. В русском переводе. М. : Российское Библейское Общество, 1995. 1376 с.
Болдырев Н. Н. Языковая интерпретация и структура сознания // Когнитивные исследования языка. Вып. XXVII: Антропоцентрический подход в когнитивной лингвистике. М. : Ин-т языкознания РАН ; Тамбов : Издательский дом ТГУ им. Г. Р. Державина, 2016. С. 25-35.
Костомаров В. А. В. В. Виноградов о русском языке как явлении мировой культуры // Известия РАН. Серия литературы и языка. 1995. № 3. С. 49-54.
Ковшова М. Л. Как с писаной торбой носиться: принципы когнитивно-культурологического исследования идиом // Фразеология в контексте культуры. М. : Языки русской культуры, 1999. С. 164-173.
Кунин А. В. Большой англо-русский фразеологический словарь. 5-е изд., пе-рераб. М. : Русский язык-Медиа, 2006. 1210 с.
Лопатин В. В., Лопатина Л. Е. Русский толковый словарь. 5-е изд., стереотип. М. : Русский язык, 1998. URL : ^^^вокабула.рф/словари/русский-толковй-словарь-лопатина/ справедливость
Мокиенко В. М. Русская фразеология. Историко-этимологический словарь / под ред. В. М. Мокиенко. М. : Астрель : АСТ : Люкс, 2005. 926 с.
Рыжкина Е. В. Прецедентность имени в английской фразеологии // Новое в лексикологических исследованиях: преемственность и инновации. М. : ФГБОУ ВПО МГЛУ, 2013. С. 112-123. (Вестн. Моск. гос. лингвист. унта; вып. 20 (680). Языкознание.)
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / пер. с нем. О. Н. Тру-бачева. М. : Прогресс, 1986. URL : www.vasmer.slovaronline.com/
Bible - The Holy Bible Containing the Old and New Testaments. Authorized King James Version. NY : Bible society, printed in GB. 1814 р.
Etymonline - The Online Etymology Dictionary. URL : www.etymonline.com/
Longman - Longman Dictionary of English Language and Culture. Longman group, 2000. 1560 р.
Oxford - Oxford Dictionary of Idioms / ed. by Judith Siefring. Second edition. Oxford University Press, 2005.
Penguin - Penguin Dictionary of English Idioms. 2nd edition. England: Daphne M. Gulland, 2001. 378 p.
Wierzbicka A. Introduction // Understanding Cultures through their Key Words: English, Russian, Polish, German, Japanese. New York : Oxford University Press, 1997. P. 1-31.
