CC BY
94
Н. РУМЯНЦЕВА, профессор Российский университет дружбы народов
Сложившаяся в конце XVIII века система образования в России в силу своей юности и слабости не могла удовлетворить возраставшей потребности школы всех уровней в педагогических кадрах. Нехватка учителей, слабая подготовка большей их части оставались больнымвопросом народного образования. На этом фоне педагогическая деятельность Михаила Михайловича Сперан-скогорассматривается нами как образец преподавательского мастерства, продемонстрированный им в стенах Александро-Невской семинарии в конце XVIII века. Задатки лектора и учителя, проявившиеся еще в отроческом возрасте, выработались в нем не по принуждению, а по собственному расположению и склонности души учить людей, передавать им свои знания и укоренять привычку жить в коллективе.
Педагогическая деятельность М. Сперанского семинарского периода базировалась на документах, разработанных при зарождении русской начальной школы при Екатерине II. В обязанности «учительского звания» входило непременное условие «заступать у учеников место родителей», если родители были не в состоянии помочь «в наставлении детей своих». Звание учителя обязывало «стараться сделать из учеников полезных членов общества» - это был девиз того времени, и поэтому учитель старался «просвещать разум учеников и учить, как думать и поступать разумно, честно, благопристойно». Все предметы преподавания, хорошо усвоенные учениками, должны были служить общественной пользе.
Как истинный христианин, М.М. Сперанский-учитель тщательно следовал своему учительскому долгу, ибо знал, что наставник, не исполняющий своих обязанностей, «согрешает перед Богом, пред правительством, пред родителями учеников, когда о них худо пекутся», и самое главное -«пред собою, ибо отягощает свою совесть».
Многие отмечали, что М.М. Сперанский всегда отличался безукоризненным исполнением своих обязанностей, следовательно, и в педагогическом своем творчестве он был
Педагогические советы Сперанского
безупречен. Молодой учитель любил свою должность и гордился ею, о чем поведал в стихотворении «И мое щастие». Для своих учеников он служил образцом порядочности, гуманности, точности, добросовестного отношения к делу. Согласно определению Л.Н. Толстого, «если учитель соединяет в себе любовь к делу и к ученикам - он совершенный учитель». Учитель, едва перешагнувший двадцатилетний рубеж, смог «возвыситься к духовному миру» своих подопечных, тонко почувствовать их духовный мир и проникнуть в него, потому что не успел забыть, что сам был учащимся в недавнем прошлом. Он знал своих слушателей, замечал их особенности и наклонности, ибо без этого не считал возможным быть настоящим наставником и воспитателем.
Сперанский всегда был противником насильственных мер и в обучении, и в политике, и в обыденной жизни: «Во всех случаях жизни кроткие и снисходительные меры я считаю вместе и самыми справедливыми». Внимательно наблюдая и изучая коллектив, он старался быть деликатным, с большим тактом указывая на ошибки и заблуждения. В этом он следовал за Ф. Фенелоном, писателем и педагогом, идеи которого заложили фундамент его педагогического гуманизма. «Изыскивайте, -говорил Фенелон, - все средства сделать для питомца приятным все, что вы от него требуете. Не принимайте на себя без крайней нужды вида грозного и повелительного, заставляющего ребенка трепетать, - вы не сделаете его тем рассудительнее» [1,с.398].
Чувство привязанности к своим ученикам - одна из определяющих черт педагогической культуры М. Сперанского. Отсюда стремление помочь им в усвоении предмета, постоянное желание что-то сделать для их лучшей подготовки, будь то написание учебного пособия или рекомендация ознакомиться с трудом какого-либо автора, или просто объяснение вопроса, занимающего ум воспитанника. Без постоянного духовного общения учителя и ученика, без взаимного проникновения в мир мыслей, чувств и интересов друг друга, без ду-
Страницы истории
147
шевной чуткости, отзывчивости и сострадания к чужим радостям и горестям учитель Сперанский не мыслил достичь какого-либо успеха в деле воспитания. Личный пример достойного поведения, искренность интонации в общении и душевная простота отличали Сперанского с самого начала его педагогической деятельности, что привлекало к нему сердца слушателей разного возраста и социального происхождения. Он умел открыть перед молодыми людьми непознанный мир вещей и событий удивительным рассказом о необыкновенных явлениях природы на уроках физики и тем самым зародить в их умах интерес к познанию окружающего мира, учил чувствовать красоту неба и земли, «учил учиться».
В понятии М.М. Сперанского учение -это часть богатой духовной жизни, которая содействует обогащению ума не тупым механическим заучиванием, а размышлением и наблюдением. Чтение представлялось ему однимиз истоков мышления и умственного развития, весьма тонким инструментом овладения знаниями. Книга должна стать для каждого ученика другом, наставником и мудрым учителем, а читать педагог советовал своим ученикам вдумчиво, с карандашом в руке. Сам Сперанский с ранних лет приобщился к чтению и черпал из книг многие мудрости. В «Правилах высшего красноречия» он пишет: «Покажите ваши книги мне... и я определю род вашего просвещения: ибо величайший плод чтения есть разверзать собственные наши понятия, или давать случай им раздражаться» [2, с. 101].
Мастерское владение пером и словом, способность говорить доходчиво и убедительно способствовали проведению занятий в интересной и увлекательной форме. Учитель Сперанский демонстрировал способность проникать в душу и разум слушателя, воздействуя не только словом, но и голосом, лицом, интонацией и жестом. Он полагал, что говорить со слушателями нужно «языком движения и вида» так, чтобы любая мысль доходила до всех учащихся вместе и до каждого в отдельности, устремляя поочередно на лица присутствовавших взгляд, «дабы казалось, что он именно ему и говорит».
По мнению Сперанского, истинного педагога отличают:
• глубокое знание предмета, умение
привлечь учащихся своими познаниями и профессиональным совершенством;
• высокий уровень общей культуры и эрудиции;
• умение управлять познавательной деятельностью учащихся, пробуждать в них самостоятельные мыслительные и исследовательские интересы;
• тонкая наблюдательность, позволяющая понимать личность учащегося, способность проникать во внутренний мир молодого человека, адекватно воспринимая и понимая его психологию;
• умение устанавливать доброжелательные взаимоотношения с аудиторией, учитывая ее возрастные особенности;
• способность ясно и четко выражать свои мысли, убеждения, демонстрировать свои умения и профессиональное мастерство;
• наличие педагогического такта: умение находить наиболее сильные способы воздействия на учащихся, отдавая предпочтение «кроткими снисходительныммерам».
В силу загруженности и необыкновенной занятости Михаил Сперанский не писал педагогических трактатов или методических рекомендаций. Его воззрения на педагогику и образование разбросаны в письмах, указах, уставах, но наиболее полно проявились в «“Жалованной грамоте” Царскосельского Лицея» и в записке «Об усо-вершении общего народного воспитания» (Приложение). Берем на себя смелость причислить к «родительской педагогике» те советы, которые он давал родителям (в частности, Н.Г. Масальскому) по поводу воспитания и образования детей.
Михаил Михайлович (которому не довелось «кончать университетов») ратовал за необходимость университетского образования: «Это есть очевидное и принятое во всей Европе свидетельство классического учения, без коего и ученым и умным быть можно, но слыть таковым нельзя, а в свете не только должно быть, но и слыть» [3, с. 64]. Отвечая на вопрос, где подготовить юношу к университетскому учению - дома или в училище, он поясняет, что учитель на дому, да и то в таком, где все говорят по-французски или по-немецки, может научить лишь болтать, «но чтоб домашним учением мог кто-нибудь достигнуть основательного познания языков, а особенно латинского», то это очень трудно. В училище же, где двад-
цать или тридцать детей говорят на языках и учатся вместе, «познания их приобретаются почти неприметно и всегда почти верно» [Там же]. К этому преимуществу общественного воспитания присоединяется еще одно. В домашнем воспитании никак нельзя дать «той общежительности, той развязности и ловкости, которая приобретается не иначе, как обращением с людьми с ребячества и трением страстей, желаний и мыслей». Молодой человек, получивший публичное воспитание, скорее знакомится с людьми, приспосабливается к делам, в отличие от того, кто в течение двух-трех лет постоянно занимался с одним учителем и, следовательно, ознакомился с одним образом мыслей, привык к «одному роду вкусов, принял один оборотов чувств и движений». Молодые люди, воспитанные в такой обстановке, «обыкновенно долго, а часто и на всю жизнь остаются застенчивы, связаны, и, зная иногда много, не умеют употре-
ОБ УСОВЕРШЕНИИ ОБЩЕГО
I. Причины настоящих неудобств
Главные средства, которыми правительство может действовать на воспитание народное, состоят:
1) В доставлении способов к просвещению. Сюда принадлежит устройство училищ, библиотек и тому подобных публичных заведений.
2) В побуждениях и некоторой моральной необходимости общего образования.
В России первое из сих средств давно уже было принято и, переходя разные постепенности, в настоящее царствование нарочито усилено. Можно с достоверностию сказать, что никакое правительство не употребляло в сей части ни более щедрости, ни усилий.
Но второе средство доселе не было еще довольно употребляемо. Доселе правительство ограничивало себя частными поощрениями, отличиями, напоминаниями. Но учение никогда еще не было у нас поставляемо условием необходимым и обязанностию непременного для вступления в службу и занятия гражданских мест.
Между тем известно, что условие сие в других государствах существует. Не говоря уже о Франции, ни в Австрии, ни в Анг-
бить своего знания ни в пользу себе, ни к выгоде других» [3, с. 61].
Главенствующее значение в образовании юношества он придавал языкам - латинскому, французскому и немецкому - и соответствующим дисциплинам. Он советовал: «Поставь ученика, чтоб он разумел читать хорошие книги, читай их с ним и требуй у него отчета в его чтении», поскольку считал такой метод приобретения знаний наиболее действенным, включающим в себя и риторику, и эстетику, и филологию. Советы Сперанского не пропадали даром.
Литература
1. Антология педагогической мысли России
первой половины XIX века. - М., 1987.
2. Сперанский М.М. Правила высшего крас-
норечия. - СПб., 1844.
3. Дружеские письма М.М. Сперанского к П.Г.
Масальскому. - СПб., 1863.
Приложение НАРОДНОГО ВОСПИТАНИЯ *
лии, ни в немецких землях никто не может быть ни судьею, ни адвокатом, ни прокурором без аттестата и испытания известных учебных мест.
И в России условие сие предварительно уже принято; в правилах народного просвещения (статья 24) постановлено: «чтоб ни в какие губернии спустя 5 лет по устроении в округе, к которому она принадлежит на основании общих правил училищной части, не определять к гражданской должности, требующей юридических и других познаний, людей, не окончивших учения в общественном или частном училище».
Положенные сим правилом лета истекают, но каким образом привести меру сию в действие, когда во всех университетах и гимназиях количество учащихся столь малочисленно?
Нужно, прежде всего, рассмотреть причины сей малочисленности.
Из опытов известно, что у нас существуют три рода гражданского учения: 1) учение домашнее, 2) учение в частных пансионах, 3) учение в казенных училищах.
Учение домашнее обыкновенно употреб-
* Русская старина. - 1907. - №12. - С.730-735.
Страницы истории
149
ляется в домах дворян богатых, имеющих способы нанять учителей и гувернера. Учение в пансионах есть удел дворян средних. Учение в училищах большею частию оставляется людям бедным свободных состояний.
Первый способ учения очевидно для государства неудобен 1) потому, что для великого числа людей нельзя найти довольно хороших учителей. Отсюда все те странности и укоризны, коим выбор иностранных учителей издавна и не без основания у нас толико оглашен; 2) способ сей неудобен и потому, что он оставляет правительству средств наблюдать за духом воспитания и приводить юношество к некоторому единообразию общественных правил.
Второй способ (учение в частных пансионах) в меньшей степени, но те же представляет неудобства. Третий всех был предпочтительнее. Но все три вместе имеют то главное неудобство, что в них ограничиваются первыми токмо начатками словесности и считают воспитание конченным, как скоро приобретено некоторое познание в иностранных языках, в арифметике и тому подобных стихийных науках, т.е. считают его поконченным там именно, где оно действительно начинается.
Нужно рассмотреть причины сего странного расчета, чтобы обнаружить самой корень зла.
Все успехи гражданской службы измеряются у нас чинами, ибо с чинами сопрягаются не мнимые только отличия, но и места и все выгоды. Чины же даются большею ча-стию по летам службы. Отсюда сие всеобщее странное, но весьма естественное влечение к чинам и отсюда раннее вступление в службу1, и следовательно, совершенная преграда всякому учению основательному, требующему времени и некоторой в уме зрелости.
Отсюда предпочтение пансионов частных и домашнего воспитания, в коих все науки пробегаются слегка и поверхностно, и отчуждение от училищ государственных,
коих ход основан не на блеске, но на методах правильных.
По сему если бы чинов гражданских не было, а места занимались бы по успехам просвещения, или по крайней мере если бы чины раздаваемы были в точной соразмерности с науками, то каждый по необходимости принужден бы был учиться, чтоб достигнуть или мест, или отличий.
Итак, в чинах и неудобном их распределении состоит первое и главное начало настоящего заблуждения.
II. Способ
Из предыдущего явствует, что в лучшем распорядке гражданских должно искать той моральной необходимости, коею правительство может действовать на успех воспитания.
Два средства здесь представиться могут: один, можно сказать, коренной, а другой -приготовительный.
Первое средство
Чины гражданские введены в России в те времена, когда в грубых нравах века не было другого способа дать людям, занимающим гражданские должности, некоторое уважение и отличие от черни, как сравнив их места с чинами военными; отсюда произошла пресловутая табель о рангах.
Чины гражданские в начале своем имели постоянное знаменование. Коллежский советник был действительно советником Коллегии, но впоследствии мало-помалу знаменование сие переменилось, чины умножились без меры, отделились от мест, и остались даже такие чины, коих и должности соответствующие в Империи уже не существуют.
Две причины содействовали сему размножению чинов: 1) правительство находило в них мелкий и неубыточный способ поощрять и награждать исполнителей; 2) чины представляют удобный способ перехода из других состояний в дворянское и, следова-
1 Отсюда сей общий и ясный расчет отца, желающего пристроить обыкновенным порядком судьбу детей своих. Он состоит в следующем: порядочное гражданское воспитание не может совершаться, как по крайней мере в 21-й год возраста. Студент, окончивший в сие время учение, получает по закону чин коллежского регистратора, между тем как другой, вступивший в службу прежде окончания наук или и совсем без учения, в то же самое время выходит уже по летам службы в титулярные советники. Здесь начинается разность, весьма уже приметная: между тем как ученый достигает чина коллежского асессора, неученый с некоторым навыком и с небольшим покровительством выйдет уже в статские советники; следовательно, лучше кажется отцу скорее ввести детей в службу, нежели продолжать их науки.
тельно, по-видимому, поправляют неравновесие.
Первая причина не может быть уважительна. Давая чин, правительство дает не мнимое только и сравнительное титло, оно дает право на место чину, сему соответствующее, но к коему чиновник сей никогда не готовится, и следовательно, готовит себе неспособного исполнителя**. Оно дает ему право и на следующие чины, коих он одними летами службы, без сомнения, достигнет, и следовательно, давая чин, например, коллежского асессора чиновнику в полицейском деле расторопному, оно вместе с тем законом ручается ему и в чине тайного советника, коему он и природою и воспитанием не призван. Оно дает ему еще более, давая право покупать деревни и владеть людьми в крепость. Итак, награда чинами, по первому взгляду так легкая и почти мнимая, в самом деле есть монета самая неудобная и для государства обременительная.
Вторая причина более имеет основательности. В самом деле, посредством чинов отворяется всем свободным состоянием переход в дворянство; отсюда соревнование, поощрение дарованиям и проч. Но все сии выгоды были бы тогда только уважительны, когда бы дворянство наше не было бы основано на крепостном владении людей; в настоящем же положении, приобщая новых чиновников к сему сословию, правительство не умножает ли массу, народ тяготящую, и, желая постановить равновесие с одной стороны, не разрушает ли его с другой? Не доказывают ли, впрочем, примеры, что новые дворяне, чинами происшедшие, бывают горше и алчнее старых?
Итак, ни в виде легких наград, ни в виде перехода к равновесию чины не могут быть признаны установлением для государства ни нужным, ни полезным.
Но вредных их последствий исчислить трудно. Они делят народ на два несоразмерных класса, на дворянство и чернь; не оставляют почти места среднему столь полезному состоянию; ввергают в презрение все, что ими не украшено, дают ложную цену местам и достоинствам, смешивают и ставят наравне людей просвещенных с невеждами, наполняют должности чиновниками неспособными и даже из писцов, науками не приуготовленных; одним порядком
** Сие неудобство особенно в высших чинах ощутительно.
службы приводят людей к высшим званиям государственным; искательствами и множеством мелких злоупотреблений они развращают дух народный и, что всего горше, заражают самые источники народного воспитания.
Из сего видно, что средство самое коренное к успехам народного образования было бы уничтожение на будущее время всех чинов титулярных, или, лучше сказать, обращение их к тому первоначальному правилу, чтоб чины не что иное были, как означение мест, действительно занимаемых.
Но предположение сие требует мер предварительных. Оно должно быть соображено с теми основаниями, на коих права дворянства должны быть постановлены. Ввести его ныне без общего плана было бы неудобно.
Но ныне же можно ввести некоторые правила, к нему принадлежащие и успехам общего образования способствующие.
Второе средство
Сии приготовительные правила могут состоять в следующем:
I. Чин коллежского асессора, яко первый чин, дающий право на потомственное дворянство, открыть для тех только, кои будут обучаться или будут испытаны в университетах. Сие представит первую необходимость публичного воспитания.
II. Для канцелярских чинов довольно оставить первые три офицерских чина, кои со временем при общем плане могут быть преобразованы в одно личное дворянство с правом владеть землею в крепость, а людей селить по условиям.
III. Последующие восьмиклассные чины затруднить для неучившихся и облегчить, сколь можно, для тех, кои предъявят свидетельства в их учении. Второе побуждение к наукам.
IV. Чин статского советника, яко к государственной уже службе принадлежащий, сколь можно более уважить и открыть его единственно для людей, в учении испытанных и в службе довольно уже упражнявшихся. Сие составит третье побуждение к учению и, сверх того, преградит вход в государственную службу лицам, кои ввергают ее в некоторое неуважение.
На сем основании составлен прилагаемый при сем проект указа.
1808 г.
