CC BY
159
УДК 301
ПАРТОГЕНЕЗ И ПАРТИЙНЫЙ СПЕКТР СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ.
В.н. МУРАВЛЁВ
Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского
кафедра политологии
Развитие российской многопартийности, имеющее на своём пути множество тяжелейших препятствий, ещё не вступило в стадию завершения, и трудно определить количество лет, которое понадобится для этого. В статье прослеживается путь партийного развития, начиная со второй половины 1980-ых годов, заканчивая современным этапом этого процесса. Также описываются и анализируются основные периоды становления партийной системы, качественные отличия, обстоятельства, играющие значительную роль, в том числе и препятствующие формированию полноценной партийной системы. Внимание в статье уделено также социальной основе партогенеза и роли партий как института социального представительства. Завершается статья выводами, которые характеризуют современный российский политический спектр и опасности связанные с неустойчивостью и аморфностью партийной системы в целом.
Формирование партийной структуры в России происходило иным путем, нежели в странах Запада и в России конца XIX - начала XX века. Принципиальное отличие состояло в иных стартовых и граничных условиях. Западные партийные системы формировались главным образом естественным, эволюционным путем, с «нуля», через кружки и объединения избирателей, на хорошо структурированном социальном основании, в условиях государственной независимости. В России же конца XX столетия процесс партийного строительства начинался в условиях однопартийной организации власти, размытой социальной структуры и связанных с ней социально-классовых противоречий. Возникшая в итоге партийная структура во многом искусственна, а это предопределяет её неустойчивость и изначальное отторжение значительной частью населения.
Исходной точкой партийного строительства в современной России стало начало раскола КПСС. Содержание возникшего при этом процесса позволяет говорить о первом этапе партогенеза и охарактеризовать его как прелюдию. Начало его можно отнести ко второй половине 1980-х гг., когда в партийно-государственном руководстве СССР обозначились три группировки: левые «консерваторы» (Е. Лигачев, И. Полозков), центристы-«реформаторы» (Н. Рыжков, Л. Абалкин) и правые «революционеры» (А. Яковлев, Б. Ельцин). К концу 80-х гг. дискуссия об идеологических ценностях «возбудила» массы - в основном, население крупных городов. Затем - легализация «революционной» оппозиции в результате выборов в Верховный Совет СССР в 1988 г. в форме Межрегиональной депутатской группы (Б. Ельцин, А. Собчак, Г. Попов, А. Сахаров и др.). Наконец, в 1990 г. «революционное» и «консервативное» крылья КПСС институировались в форме демократической и марксистской платформ. Параллельно с 1988 г. начался и процесс образования «революционных» партийных организаций за рамками КПСС - Демократический Союз В. Новодворской, Демократическая партия России Н. Травкина и др. Завершением этого этапа стали события второй половины 1991 года, когда вместе с распадом Советского Союза завершила свое существование и КПСС. Подписание Беловежского соглашения и его реализация стали фактором, влияние которого на формирование новой
партийной структуры пока недооценивается. Ликвидация СССР произошла вопреки желанию его населения, недвусмысленно проявившаяся буквально накануне, в марте 1991 г. на референдуме. Вне зависимости от отношения к СССР и самой процедуре референдума столь явное пренебрежение результатами голосования не могло не усилить политическую апатию, отчуждение от власти основной части российского населения, и без того свойственные его ментальности. Это стало дополнительным неблагоприятным обстоятельством, затруднявшим политическую самоорганизацию. Ни «крылья» КПСС, ни новые партии не имели под собой необходимого социального основания и возникали скорее не как выразители структуры социальных интересов, а на основе структуры отношения к советскому режиму относительно небольшой части общества -интеллигенции и партийно-государственной верхушки. Но продолжительная (примерно с середины 70-х гг.) демонстрация советским строем нарастающей неэффективности, породившая в общественном сознании процесс его делегитимации, создала ситуацию неустойчивости, обеспечившую оппозиции заведомый перевес. Это была ситуация, аналогичная тем, которые благоприятствовали современным «цветным» революциям на постсоветском пространстве.
С образованием самостоятельного российского государства начался второй этап партийного строительства в России, в значительной степени носивший характер самоорганизации. Его качественное отличие определялось двумя обстоятельствами:
- с низвержением КПСС исчез основной оппонент либеральной оппозиции, антикоммунизм в значительной степени утратил роль цементирующего фактора, и на первый план вышел вопрос о конкретной модели развития общества;
- изменился статус правой идеологии, она приобрела официальное лицо, получив влиятельного сторонника в лице Президента РСФСР Б. Ельцина и воплотившись в деятельности правительства Е. Гайдара.
Первое обстоятельство означало для «правых» переход с протестной позиции, способствовавшей их сплочению против общего оппонента, на позицию, требовавшую предъявления конструктивных целей. При отсутствии социального основания правое движение
утратило единство и распалось на множество объединений «демократической» и «либеральной» ориентации, обслуживавших, прежде всего, интересы и амбиции собственных лидеров.
Второе обстоятельство играло двоякую роль. С одной стороны, оно создавало благоприятные условия для роста правого движения, придавая ему респектабельность. С другой стороны, оно становилось фактором раздора между правыми лидерами, у каждого из которых появился мощный дополнительный мотив самостоятельности: борьба за влияние на власть и, соответственно, за доступ к распределению ресурсов.
Левое крыло в условиях дискредитации коммунистической идеологии также утратило единство, но в меньшей степени, и сумело до некоторой степени консолидировать усилия, сохранив значительную степень влияния в Верховном Совете РСФСР. Попытки судебного преследования КПСС сыграли неоднозначную роль, способствуя укреплению позиций ее «правопреемницы» кПРФ, ставшей наиболее влиятельным политическим игроком на левом фланге.
В целом этот период отмечен бурным ростом числа общественно-политических объединений. Уже к началу 1993 г. их насчитывалось около двухсот [6]. В основном, это не были еще партии в собственном смысле слова. Но постепенно на основе идеологической близости начался процесс формирования коалиций, обещавший образование на их основе крупных партий. Это был процесс, прежде всего, самоорганизации. В отсутствие сформированной социальной структуры он не мог быстро привести к появлению полноценной партийной системы, но и в таком виде способен был создать, пусть не вполне совершенный, механизм политической обратной связи.
Завершением этого этапа формирования партийной структуры России стал 1993 г., когда борьба по поводу идеологических ценностей вылилась в противостояние законодательной и исполнительной ветвей власти, достигшее апогея в октябре. Взятие «демократами» здания парламента военным штурмом ценой кровопролития не могло не произвести неблагоприятного впечатления на общественное сознание и не усилить дополнительно степень отчуждения населения от политики вообще и от демократических ценностей в частности. урок был усвоен и руководством наиболее влиятельной левой силы - КПРФ, умерившим свои политические амбиции и взявшим курс на «встраивание» в формирующуюся политическую систему.
новый импульс формированию партийной структуры в этих условиях дали прошедшие в конце 1993 года выборы и принятие Конституции РФ. Возникли новые правила игры, связанные с порядком проведения выборов и разделением властей. С этого момента ведет отсчет третий этап партийного строительства в России, его институализация. Партии получили реальный механизм влияния на государственную политику и тем самым - возможность стать институтом политического опосредования. Партии, обладающие более существенными ресурсами и электоральной поддержкой, постепенно стали вытеснять из феде-
рального политического пространства незначительные политические объединения. на выборах 1993 г. в Государственную Думу РФ прошло всего 8 партий, в 1995 г. - лишь 4.
Однако до конца столетия формирование полноценной партийной системы как механизма политической обратной связи так и не произошло. Сказался целый ряд обстоятельств, в числе которых основные -незавершенное социальное структурирование общества, неспособность партий отстоять интересы избирателей перед лицом исполнительной власти, политическая апатия населения, низкая популярность лидеров. В итоге, так и не сформировавшись, партийная система во второй половине 90-х гг. испытывает глубокий кризис, выразившийся в устойчивом падении доверия к ним со стороны избирателей, фиксируемым многими социологическими исследованиями. В 1997 г. по данным ВЦИОМ лишь каждый сотый опрошенный заявлял о полном доверии к российским партиям, каждый двадцать пятый - о доверии «в известной мере», в то время как недоверие высказали 76% опрошенных[10].
Выборы 1995 г. ознаменовались появлением в политическом пространстве нового конструкта - движения «Наш Дом - Россия», возникшего не в процессе самоорганизации, а в рамках государственного управления. Располагая внушительным административным и финансовым ресурсом, это номенклатурное политическое объединение заняло, однако, в государственной Думе достаточно скромное место: в середине 90-х годов недоверие к номенклатуре проявлялось достаточно сильно. Но как всякое искусственное образование, НДР просуществовало относительно недолго.
Принципиально иная ситуация стала наблюдаться в конце 90-х гг. По итогам выборов 1999 г. мало кто обратил внимание на то, что партии в Думе оказались в меньшинстве. Победила номенклатура, сформировавшая 4 фракции и депутатские группы («Единство», «Отечество - вся Россия», «Народный депутат» и «Регионы России») общей численностью 235 человек. По сравнению с Думой предшествующего созыва число депутатов от номенклатуры (фракция НДР плюс группа «Российские регионы») выросло более чем вдвое и составило большинство депутатских мест. Это была первая явная демонстрация недоверия избирателя к партиям в традиционном смысле слова, ознаменовавшая глубокий кризис еще не сформировавшейся партийной системы. А результаты президентских выборов 2000 г. убедили окончательно: общество, обоснованно отождествившее российскую модель демократии с хаосом, вручило власти мандат на установление порядка с опорой на административный ресурс.
С этого момента можно начать отсчет очередного, четвертого этапа партийного строительства в России, характеризуемого доминированием государственного управления над политической самоорганизацией, продолжающегося и сегодня. Принятый в 2001 г. закон о политических партиях фактически законсервировал кризис партийной системы, создав преференции для действующих непопулярных партий и поставив заслон для роста новых.
Парламентские выборы 2003 г., в результате которых новое номенклатурное объединение «Единая Россия» получила конституционное большинство, по мнению многих аналитиков, вообще поставили под вопрос существование партий в России [8]. Опросы социологов подтверждают устойчиво низкий уровень доверия населения к партиям. В июле 2005 г. директор ВЦИОМ В. Федоров заявил, что «россияне ничего не ждут от партий и им не доверяют», причем оценка ими политической обстановки в стране ухудшается [4].
Выборы депутатов Московской городской Думы, прошедшие в декабре 2005 г., не дали основания считать, что ситуация существенно изменилась. Новое избирательное законодательство замораживает это состояние. Оно не позволило бы зарегистрировать ни Лейбористскую (в связи с коллективным членством), ни Консервативную (кадровая) партии Великобритании, ни ХДС/ХСС Германии (конфессиональная плюс объединенная), ни политические партии канадского Квебека (региональные) и т. д. Условия регистрации и участия в избирательном процессе практически исключают также возможность образования новых партий, если их организаторы не обладают достаточным (причем немалым) финансовым или административным ресурсом.
Если взглянуть на партийный спектр современной России с точки зрения социального представительства, то партии в стране практически отсутствуют. лишь две из тех, что имеют наибольшее влияние из числа зарегистрированных, - КПРФ и СПС - на мой взгляд, имеют более или менее конкретное социальное основание. КПРФ исторически претендует на голоса трудящихся и социально незащищенных слоев и представлена фракцией в Госдуме, а СПС вполне откровенно отстаивает интересы крупного бизнеса, хотя ее влияние на государственную политику после последних выборов сократилось до минимума. При этом политика КПРФ настолько беззуба и непоследовательна, что потеря ею традиционного электората на последних выборах представляется вполне закономерной. Что же касается «Единой России», то эта партия откровенно отказалась от функции социального представительства, изначально позиционируя себя как «партия власти». Бывшая партия «Родина» относится к программно-целевым партиям, а значит, также не ориентирована на конкретное социальное представительство. Это также делает ее неустойчивой. лдПР, ориентированная на протестный электорат, тоже не имеет конкретного социального основания и является типичной клиентелой: ее устойчивость целиком зависит от лидера. Остается «Яблоко» - программно-целевая партия, отстаивающая демократические ценности и также не имеющая конкретной социальной ориентации. Это - типичная партия «центра», которая не может рассчитывать на устойчивую социальную поддержку и степень влияния которой также зависит от популярности лидера.
Проблема «центра» заслуживает отдельного разговора. До середины 90-х гг., когда на сцену вышло движение НДР, объявившее себя центристским, понятие
центра в российской и мировой политологии практически совпадало. Под центристами понимали тех, кто занимает промежуточное положение между идеологическими крайностями. К их числу относили, прежде всего, проблемно-целевые партии. В 1993-1995 гг. это были Демпартия России (ДПР), «Гражданский союз во имя стабильности, справедливости и прогресса», «Будущее России - Новые имена», «Женщины России», Конструктивное экологическое движение «Кедр» и т. п. [1] Как и во всем мире, центристские партии, не имеющие конкретного социального основания и общих целей для объединения, не могли завоевать сколько-нибудь значимых позиций в парламенте. Но ролью их не следует пренебрегать: артикулируя значимые для общества ценности, они формируют фон, с которым не могут не считаться ни «левые», ни «правые», тем более когда голоса центристов оказываются необходимыми для получения большинства.
Ситуация принципиально изменилась с того момента, когда о своей «центристской» позиции заявила партия власти - правое по мировым стандартам движение НДР, образовавшее относительно малочисленную, но влиятельную фракцию в Госдуме созыва 1995 г. и в меру своих политических возможностей продолжившая гайдаровский курс реформ. С этого момента исполнительная власть в России обрела образ центристской, и уже от этого «центра» стали отсчитывать идеологические позиции других общественно-политических объединений и лидеров. Произошла аберрация общественного сознания, в том числе и сознания специалистов-политологов: центр оказался смещенным вправо настолько, что о традиционных центристах оказалось возможно вообще забыть, не вспомнив о них даже тогда, когда новое законодательство лишило их возможности парламентского представительства. Поражение же СПС на выборах 2003 года было расценено как поражение правых вопреки очевидному: правые одержали сокрушительную победу в лице «Единой России». Приватизация, рыночная реформа жКХ, плоская шкала налогов и т. п. -во всем мире партия, реализующая подобного рода политику, считалась бы крайне правой. Вот где основная причина провала партии СПС: избиратель либеральных взглядов предпочел ей силу, которая зарекомендовала себя куда более последовательной и эффективной в реализации либеральной идеи.
Нельзя не признать, что В. Путин и «Единая Россия» заняли на последних выборах очень выгодную идеологическую нишу, сыграв на слабых сторонах идеологической позиции соперников. СПС позиционировалась как партия крупного бизнеса, для которой идеи демократии, традиционно эксплуатируемые «яблоком», отошли на второй план. В этой роли она не могла предложить ничего, что не делала бы партия власти вместе с президентом и правительством. Провал же демократического «яблока» показал тоже очевидное: идеи демократии сами по себе не могут надолго оставаться вдохновляющей общество ценностью. Демократия - механизм реализации общественных интересов, а не сам интерес. В этом смысле «яблоко» -
единственная из авторитетных сегодня в России партий, которую можно считать по-настоящему центристской. По сути декларируемых политических идей Г. Явлинского можно отнести скорее к социал-демократам, и не случайно в Госдуме прошлого созыва его фракция нередко блокировалась с фракцией КПРФ. Со своей стороны, руководство КПРФ увлеклось эксплуатацией патриотических настроений в ущерб собственно коммунистической идее, - сочло ее то ли непопулярной для избирателей, то ли неудобной для власти. Но в нишу патриотизма решительно вторгся государственник В. Путин с «Единой Россией», лишив Г. Зюганова удобной позиции для критики в свой адрес. В итоге КПРФ утратила поддержку значительной части своих традиционных избирателей, усиливших позиции блока «Родина» (левые патриоты) и ЛДПР (про-тестный электорат). Отсутствие у реального «центра» возможностей парламентского участия в политике в долгосрочном отношении является неблагоприятным фактором для социально-политической обстановки в России. Даже в 1993 г., отмеченном драматическими событиями вокруг «Белого Дома», поляризовавшими общественное сознание, совокупное влияние «центра» было велико. Кластерный анализ итогов голосования на основе алгоритма самообучения ЭВМ показывает, что в 1993 г. образовалось четыре достаточно мощных политических течения: [национал-патриоты - 24 %] (ЛДПР); [демократы - 22 %] (Яблоко, ВР, РДДР); [центристы - 33 %] (Кедр, НИ, ДМ, ПРЕС, ЖЕН, ГС, ДПР); [коммунисты - 21 %] (КПРФ, АПР). В «центре» (реальном, согласно принятой в мире классификации) оказались 7 партий, за которые проголосовала треть избирателей - самая влиятельная сила, объединись она вокруг общего лидера [5]. Сегодня ситуация не претерпела в этом отношении принципиальных изменений: у избирателя отсутствует возможность отдать голос за партии реального центра.
В последние десятилетия в западной литературе по проблемам партийного строительства возникла дискуссия, связанная со снижением роли партий вообще и их роли как института социального представительства, в частности [7]. В этом контексте трактуют нередко и рост политической апатии в России, рассматривая его как проявление мировой тенденции. Не вдаваясь в обсуждение причин процессов, происходящих в Европе и США, следует, однако, отметить несомненное: в России иная ситуация. Во-первых, в России процесс партийного строительства впал в состояние глубочайшего кризиса, практически не начавшись. Во-вторых, в отличие от стран Запада, в России существует крайнее имущественное неравенство, которое не может не порождать конфликта в политической сфере. И, в-третьих, в России, в отличие от стран Запада, не снижается уровень дискуссии по поводу противоположных больших идеологических ценностей («коммунизм» -«капитализм»).
В итоге формируются условия, которые негативно сказываются на устойчивости государственного управления и множат риски дестабилизации. Без важного механизма политической обратной связи, каковым является реальная партийная система, накопление оши-
бок управления неизбежно, что не может не повлечь за собой накопление социальной напряженности. Население чувствует это. Вопреки низкой степени доверия к существующим в России партиям и демократическому механизму в целом степень ожидания демократии и эффективной партийной системы весьма высока. Это подтвердили, например, результаты исследования, проведенного в октябре 2003 г. Социологическим центром РАГС при Президенте РФ [2]. С мнением, будто демократия хороша для Запада, но не для России, согласились 31,9 % опрошенных и не согласились 47,3 %. Развитую партийную систему сочли важной для подлинной демократии 33,6 %, «скорее важной» 29,2 % и только 19,9 % дали отрицательный ответ. Аналогичный результат дало исследование, проведенное тем же центром 2 года спустя [3]. На вопрос: «Как Вы думаете, демократию в нашем обществе следует развивать или ограничивать?» более двух третей респондентов дали положительный ответ (развивать). При этом около 60 % опрошенных дали положительный ответ и на вопрос: «Как Вы считаете, для развития демократии и правопорядка в нашем обществе политические партии необходимы или нет?». К существующим же партиям сохраняется весьма негативное отношение. Более половины респондентов не видит в партиях, представленных в Госдуме последнего созыва выразителя своих интересов: 38,6 % считают, что доминирующая в парламенте «партия власти» представляет свои собственные интересы, 36,4 % - интересы Президента РФ и его ближайшего окружения, 23,0 % - чиновников, 19,9 % - крупных предпринимателей, банкиров, страховщиков и только 17,5 % видят в ней представителей всего населения и 11,4 % - рядовых граждан. Отсюда можно, в частности, заключить, что частые обвинение в адрес российских избирателей по поводу их низкой политической культуры несколько беспочвенны. Скорее наоборот. Недоверие к российским партиям и проявления абсентеизма в условиях скудости российского политического рынка являются проявлением разборчивости избирателя. Не желает он приобретать товар невысокого качества, и винить в этом следует, конечно же, не его, а производителей политического «товара».
Сегодня развернулась подготовка к новому избирательному циклу, по итогам которого ожидается существенное изменение конфигурации политического пространства. Для точных прогнозов время еще не настало, но пока усилиями власти дело движется к формированию партийной системы с партией-гегемоном. При этом укрепляется связь между властью и крупным бизнесом: его представители становятся частью политической элиты либо непосредственно, в качестве, например, губернаторов (Красноярского и Приморского краев, Чукотского автономного округа и т. п.), либо через своих «представителей» (например, в депутатских фракциях Госдумы РФ). «Пропуском», разумеется, служит политическая лояльность, но это ограничение оставляет достаточный простор для эффективного представительства корпоративных интересов. Партия власти в этой ситуации неизбежно становится площадкой для конкурентной борьбы, а государство - корпоративным, с партийной системой,
выполняющей формальные функции в избирательном механизме, служащей, прежде всего, средством легитимации.
Итак, существующие партии и партийная система в целом не устраивают общество. Потребность же в эффективной партийной системе остается высокой. Но формирование новых политических объединений путем самоорганизации в рамках сложившегося правового механизма становится практически невозможным. В такой ситуации прогноз достаточно очевиден: за ростом социальной напряженности рано или поздно последует формирование политических организаций и механизмов выяснения отношений между ними за пределами правового поля. Следует иметь в виду и другую сторону проблемы. В современных обществах через партии социальная напряженность «делегируется» в политическую сферу, где локализуется и снимается посредством политического компромисса между властью и оппозицией. Отсутствие партий, функционирующих в качестве институтов политического опосредования, предоставляет власти приятное удобство, вытекающее из отсутствия реальной оппозиции. но удобство это является недолговременным и кажущимся: вне механизма обратной связи на смену политической напряженности приходит напряженность социальная, и тогда власть возможно рискует столкнуться с оппозицией в лице самого общества. Здесь, думается, один из главных уроков «цветных» революций.
Все это не дает пока основания для большого оптимизма и актуализирует анализ процессов, связанных с оценкой состояния и динамики партийного строительства, а также прогнозирование его вероятных последствий.
Организационные формы, возникающие в социальных системах, принято делить на существующие «де-юре» и «де-факто». Реальные процессы партоге-неза в современной России не укладываются в ложе этой дихотомии. Есть партии, существующие только «де-юре» и только «де-факто». Есть партии, существу-
ющие и «де-юре», и «де-факто». Но общество нуждается в партиях «по сути», - партиях, выполняющих функцию социального опосредования. Обнаружить такие партии на российской политической арене не так-то просто. Если, конечно, исходить не из идеологем и желаемого результата, а из объективных параметров, критериев и оснований классификации. В сложных, проблемных ситуациях - а ситуация в политической сфере России сегодня именно такова - особенно важна адекватная диагностика состояния, чтобы снизить вероятность ее перерастания в кризис.
список ЛИТЕРАТУРЫ
1. Голосов Г.В. Политические партии и электоральная политика в 1993-1995 гг. // Первый электоральный цикл в России (1993-1996) / Общ. ред.: В. Я. Гельман, Г. В. Голосов, Е. Ю. Мелешкина. М. 2000. С. 47-89.
2. Данные официального сайта Российской академии государственной службы при Президенте РФ (http://www.rags.ru/s_center/index.shtm и http:// www.rags.ru/s_center/opros4/index01.shtm).
3. данные официального сайта Российской академии государственной службы при Президенте РФ (http:// www.rags.ru/content.php?id=313).
4. Известия, 2005, 8 июля.
5. Леванский В. А., Любутов А. С. Политический спектр Российской Федерации: структурно-таксономический анализ // Государство и право. 1997. № 9. С. 23-50.
6. Партии, движения и объединения России (Справочно-аналитический сборник) / НИИ управления / под ред. Э. А. Азроянц. М. 1993.
7. Попов С. А. Партии, демократы, выборы. М. 2003.
8. Соловьев А. Электоральный дефолт и деинституцио-нализация политического рынка // ПОЛИС. 2004. №1. С. 70-79.
9. Шабров О. Либерал Касьянов не выглядит разочарованным // Родная газета. 2003. 19 декабря.
10. Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения // Информ. бюлл. ВЦИОМ. 1997. №4.
РОССИЙСКАЯ МНОГОПАРТИЙНОСТЬ: истоки и ПЕРСПЕКТИВЫ
А. Ф. НИКИТИН
Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского
кафедра политологии
В статье рассматривается история российской многопартийности с октября 1905 года до наших дней. Формирование, развитие и взаимодействие политических партий в нашей стране происходило на фоне политических и экономических преобразований, определявших специфику отечественной партийной системы. Дореволюционная многопартийность сменилась господством одной партии в советский период. Преобразования конца 1980-х годов вновь открыли путь для партийного плюрализма. Однако полноценной многопартийности так и не получилось. Произошла смена партии власти, при этом значительная часть руководящих кадров просто перешла во вновь созданную партию. Относительная свобода партийного строительства начала 1990-х годов была быстро ограничена. Современная Россия от многопартийной системы движется к двухпартийной. Однако стабильность последней также весьма сомнительна. В случае внешнеполитических осложнений либо ухудшения экономической обстановки политическая элита России вновь окажется перед выбором.
История российской многопартийности невелика - вавшийся господством однопартийной системы. Но, чуть более века. Причем значительную часть этого несмотря на скромный «жизненный опыт», отечест-столетия занимает советский период, характеризо- венная многопартийная система претерпела ряд ради-
