CC BY
78
УДК 413.141
ПАРЕМИИ В РОМАНЕ А.К.ТОЛСТОГО «КНЯЗЬ СЕРЕБРЯНЫЙ» О.А.Головачева, М.И.Булохова PAROEMIAS IN THE NOVEL «PRINCE SEREBRENNI» BY A.K.TOLSTOY
O.A.Golovacheva, M.I.Bulokhova
Брянский государственный университет имени академика И.Г.Петровского; golovacheva-olga@mail.ru
В статье исследуются лексико-семантические группы фразеологических единиц, использованных в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный», анализируется их значимость для художественного текста. Доминируют устойчивые обороты, описывающие жилище и быт, указывающие на религиозные воззрения. Ключевые слова: А.К.Толстой, фразеология, лексико-семантические группы
This article examines the lexico-semantic group of idioms used in the novel «Prince Serebrenni» by A.K.Tolstoy and analyzes their significance for the literary text. It is found that the set expressions describing housing and life and indicating religious beliefs dominate in the text.
Keywords: A.K.Tolstoy, phraseology, lexico-semantic groups
Наше исследование посвящено выявлению некоторых особенностей употребления устойчивых оборотов в историческом романе А.К.Толстого «Князь Серебряный».
Наибольшую частотность фразеологические единицы проявляют в речи персонажей, например:
— Не на чем, государь! — отвечал Перстень, — кабы знал я, что это тебя везут, я бы привел с собою не сорок молодцов, а сотенки две; тогда не удрал бы от нас этот Скурлатыч. Впрочем, есть у нас, кажись, его стремянный; он же мне старый знакомый, а на безрыбье и рак рыба. (Перстень) [1] / «Подойди и ты, Максим, я тебя к руке пожалую. Хлеб-соль ешь, а правду режь! Так и напередки чини. Выдать ему три сорока соболей на шубу!» (Иоанн Грозный) [1].
Использование данных паремий в речи, в частности диалогах, указывает на обращение автора к этнокультурному сознанию, народной мудрости, которая выкристаллизовывалась веками.
А.К.Толстой привлекает различные по характеру внутренней формы пословицы и поговорки, значение которых базируется на фундаменте той концептуально-культурной среды, в которой они появляются. В зависимости от того, какой «образ работает как когнитивная схема — структура знаний, содержащая в свернутом виде опыт взаимодействия человека с окружающим миром» [2], паремии в романе можно разделить три группы, изобразительность значения которых строится на представлениях о животном мире; о мире горнем; о реалиях бытового плана.
Пословицы и поговорки, относящиеся к первой группе, чаще всего встречаются в речи двух героев: Перстня и Михеича:
— Государь»! — сказал он, — на то щука в море, чтобы карась не дремал! Не привычен я ни к ратному строю, ни к торговому делу. Прости, государь ... пора назад; рыба ищет где поглубже, а наш брат - где место покрепче! (Перстень) [1] / — А
провал их знает, постоят ли, батюшка? Ворон ворону глаз не выклюет; а я слышал, как они промеж себя поговаривали черт знает на каком языке, ни слова не понять, а кажись было по-русски! Берегись, боярин, береженого коня и зверь не вредит! (Михеич) [1].
Паремии отражают наиболее существенные «этнические знания о мире, типизированные в традиционных сравнениях и метафорах, содержат систему народных оценок окружающей действительности» [3]. И это объясняет широкое введение в речь представителей народа важных для этноса проявлений действительности, тесно связанных между собой связей и отношений, эксплицированных в языковой сознании.
Пословицы и поговорки, в структуре которых содержатся элементы тематической группы, номинирующей религиозные воззрения социума, проявляются в речи практически всех персонажей. Высокую степень частотности демонстрируют в романе фразеологические единицы, содержащие компонент Бог (чем бог послал, гневить бога и т.п.), но самым частотным фразеологическим выражением является Бог милостив. Данную паремию неоднократно употребляет князь Серебряный:
— Елена, прости! — сказал он, — прости душа, радость дней моих! Уйми свои слезы, бог милостив, авось мы еще увидимся [1].
Поговорка приобретает в тексте дополнительную коннотацию, которая отражает взгляд героя на сложившуюся жизненную ситуацию, полную уверенность его в справедливости и неотвратимости собственной судьбы.
В пословицах и поговорках эксплицируется также тематическая группа, объективирующая бытовую сторону жизни. Образность паремиологических единиц фиксирует как реалии того времени, так и отношение русского человека к дому и семье, к делам. В речи самого автора находим фразеологиче-
ские выражения при описании быта героев (что является, скорее, исключением, нежели нормой). Например, А.К.Толстой использует пословицу не красна изба углами, а красна пирогами при характеристике жилища простого русского человека, представляя дома внешне невзрачными, но надёжными, это же касается и семейных отношений:...жилища их почти все были выстроены прочно и просто, из сосновых или дубовых брусьев, не обшитых даже тесом, по старинной русской пословице: не красна изба углами, а красна пирогами.
Один дом боярина Дружины Андреевича Морозова, на берегу Москвы-реки, отличался особенною красотою... [1].
Книжные фразеологизмы употребляются в тексте в меньшей степени, чем разговорные единицы языка, что указывает на стилизацию текста под живую, разговорную речь, яркой особенностью которой выступает экспрессивность и эмоциональность.
Фразеологические выражения книжного стиля чаще всего встречаются в речи Иоанна Грозного при цитировании им Библии: Не для того поставил я на Руси опричнину, чтобы слуги мои побивали людей безвинных. Поставлены они, аки добрые псы, боронить от пыхающих волков овцы моя, дабы мог сказать я на Страшном суде божием по пророческому словеси: се аз и дети, яже дал ми бог! [1].
Как усматривается из контекста, устойчивые обороты старославянского происхождения стилистически согласованы с партнерами — лексическими единицами указанного источника (безвинных, аки, пы-хающих). Таким образом, речь Иоанна Грозного, содержащая элементы высокого стиля, призвана воздействовать на слушающих дидактической целесообразностью и особой прагматической значимостью. По мнению А.А.Стрижак, «подобный прием стилистического использования фразеологизмов помогает более точно и более глубоко понять авторский замысел» [4].
В романе А.К.Толстого наряду с точной передачей узуальных паремий (чему быть, того не миновать; ворон ворону глаз не выклюет; на безрыбье и рак рыба и др. ) наблюдаются случаи трансформации устойчивых оборотов (рыба ищет, где поглубже, а наш брат — где место покрепче; один в поле не воевода; затвердила сорока Якова, видно, с одного поля ягода и т.п.).
Авторские изменения, вносимые в значение и форму пословиц и поговорок, многообразны. «Несмотря на разнообразие, все приемы вращаются вокруг того образа, который лежит в основе устойчивого выражения» [5].
Трансформация паремического фонда происходит различными путями, в частности, за счёт сокращения компонентного состава. А.К.Толстой опускает семантически «пустые» (по выражению Н.М.Шанского) компоненты:
Не посмотрели в святцы, да бух в колокол (Ср.: Не поглядев в святцы, да <и> бух в <большой> колокол [6]), или исключает главные компоненты, но таким образом, чтобы сохранилась узнаваемость устойчивого выражения, например, слово молвить (Ср.: Не вели казнить, вели слово молвить [6]).
Если в первом обороте семантика сохраняет свою полную представленность и отсутствие компонентов не нарушает целостности устойчивой единицы, то во втором примере фразеологизм-трансформ может претендовать на узнаваемость только в случае актуализации культурного наследия, эксплицированного несколько архаичными языковыми средствами, т.к. редукция компонентного состава влечет за собой разрушение привычной структуры фразеологизма, что может отразиться и на смысловом уровне.
По наблюдению И.Ю.Третьяковой, «Расширение компонентного состава является одним из самых частотных в употреблении приемов окказионального преобразования ФЕ» [7]. Преобразование за счет компонента-расширителя устойчивых оборотов приводит к усилению их экспрессии и оценочности:
— Елена Дмитриевна, — сказал боярин, — полно, правду ли не люб тебе Вяземский? Подумай хорошенько. Знаю, доселе он был тебе не по сердцу; да ведь у тебя, я чаю, никого еще нет на мысли, а до той поры сердце девичье — воск: стерпится — слюбится! [1].
В данном контексте ярко выражена актуализация семантической валентности паремии и сочетания метафорического плана. Таким образом, интенсификация компонентов узуального фразеологизма выпукло представлена окказиональным синонимическим рядом.
Модификация паремий в романе А.К.Толстого может также идти по типу сегментации. В этом случае имеет место вклинивание в структуру функционирующего в системе языка фразеологизма компонента, семантически с ним не связанного:
— Эхва! — сказал он весело, — вишь как они, батюшка, тетка их подкурятина, справляют Аг-рафену Купальницу-то. Уж не поотдохнуть ли нам здесь? Кони-то заморились, да и нам-то, поемши, веселее будет ехать. По сытому брюху, батюшка, сам знаешь, хоть обухом бей! [1].
Вставка-обращение к собеседнику (батюшка, сам знаешь) выполняет контактоустанавливающую функцию: слушающий поставлен в положение, когда он должен поддержать говорящего и согласиться с заключённым в пословице выводом.
Самое частотное и наиболее интересное явление преобразования паремий — контаминация, т.е. совмещение значений двух фразеологических единиц в структуре одной, протяженной, например: Их грабили и разбойники, и скоморохи, и нищие, и пьяные опричники. Но они утешались пословицей, что наклад с барышом угол об угол живут, и не переставали ездить в Слободу... [1].
Наклад с барышом угол об угол живут.
Здесь наблюдаем использование поговорки барышу наклад большой (родной) брат [6], к которой «пристраивается» фразеологическая единица угол об угол, представляющая собой лексическую трансформацию узуальной единицы (бок о бок) при сохранении синтаксической модели последней.
В тексте романа наличествуют яркие примеры контаминации языковых паремий:
— Вишь, что наладил, — проворчал опять Михеич, — отпусти разбойника, не вешай разбойника,
да и не хвались, что хотел повесить! Затвердила сорока Якова, видно, с одного поля ягода! Не беспо-койся, брат, — прибавил он громко, — наш князь никого не боится; наплевать ему на твово Скурла-това; он одному царю ответ держит! [1].
Поговорка заладила (затвердила) <как> сорока Якова <одно про всякого> и фразеологизм одного поля ягода, зафиксированы в справочной литературе. Образованный путем их объединения окказиональный вариант {затвердила сорока Якова, видно, с одного поля ягода!) дает представление о многогранности народно -го ума, неповторимости ассоциативно-образного восприятия русским человеком окружающего мира, что является одним из важнейших факторов формирования национальной языковой картины в целом.
Паремии в романе А .К .Толстого «Князь Серебряный» функционируют как средство создания речевой характеристики персонажей, передают отношение автора к героям. В устойчивых выражениях узуального и окказионального диапазона отражена смекалка, мудрость и самобытность русского народа.
Речь героев изобилует фразеологическими единицам, которые служат средством их характеристики, а также выпукло изображают среду, быт и нравы этносоциального характера. Каждая устойчивая единица текста выпукло и метко проявляет авторскую интенцию.
1. Толстой А.К. Князь Серебряный; Стихотворения. М.: Художественная литература, 1986. 383 с.
2. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Принципы семанти-ческого описания фразеологии // Вопросы языкознания. 2009. №> 6. С. 25.
3. Костин А.В. Национально-культурная специфика русских пословиц с компонентом «вода». // Национально-культурный и когнитивный аспекты изучения единиц языковой номинации. Материалы международной научно-практической конференции. 22—24 марта 2012 г. Кострома, 2012. С. 78.
4. Стрижак А.Л. Актуализация компонентного состава фразеологизмов в произведениях русскоязычных писателей
Беларуси // Материалы международной научно-практической конференции «Восточные славяне: историческая и духовная общность». Гомель, 2008. C. 208.
5. Хлебцова О.А. Пыль в глаза // «Журналист». 2002. № 6. C. 74.
6. Жуков В.П. Словарь русских пословиц и поговорок. 7-е. изд., стереотип. М.: Русский язык, 2000. 544 с.
7. Третьякова И.Ю. Метод моделирования окказиональных фразеологизмов. // Национально-культурный и когнитивный аспекты изучения единиц языковой номинации. Материалы международной научно-практической конференции . 22—24 марта 2012 г. Кострома, 2012. C. 152.
References
1. Tolstoy A.K. Prince Serebrenni; Poems. Moscow, Khudoz-hestvennaia literature Publ., 1986. 383 p.
2. Baranov A.N., Dobrovol'skii D.O. Printsipy semanticheskogo opisaniia frazeologii [Principles of semantic description of phraseology]. Voprosy iazykoznaniia, 2009, no 6, p. 25.
3. Kostin A.V. Natsional'no-kul'turnaia spetsifika russkikh poslovits s komponentom «voda» [National and cultural specifics of Russian proverbs with the component «water»]. Natsional'no-kul'turnyi i kognitivnyi aspekty izucheniia edi-nits iazykovoi nominatsii. Materialy mezhdunarodnoi nauch-no-prakticheskoi konferentsii. 22—24 marta 2012 g [National-cultural and cognitive aspects of studying a language units nomination. Proc. Int. Scient.-Pract. Conf. 22—24 March, 2012]. Kostroma, 2012, p. 78.
4. Strizhak A.L. Aktualizatsiia komponentnogo sostava frazeologizmov v proizvedeniiakh russkoiazychnykh pisatelei Belarusi [Updating of the component composition of phraseological units in the works of Russian-language writers of Belarus]. Materialy mezhdunarodnoi nauchno-prakticheskoi konferentsii «Vostochnye slaviane: istoricheskaia i dukhov-naia obshchnost'» [Proc. Int. Scient.-Pract. Conf. «East Slavs: historical and spiritual commonality»]. Gomel, 2008, p. 208.
5. Khlebtsova O.A. Pyl' v glaza [Throwing dust in eyes]. «Zhur-nalist» [Journalist], 2002, no 6, p.74.
6. Zhukov V.P. Slovar' russkikh poslovits i pogovorok. 7-e. izd., stereotip. [Dictionary of Russian proverbs and sayings. 7th. ed., stereotype], Moscow, Russkii iazyk Publ., 2000. 544 p.
7. Tret'iakova I.Iu. Metod modelirovaniia okkazional'nykh frazeologizmov [The method of occasional idioms modeling]. Natsional'no-kul'turnyi i kognitivnyi aspekty izucheniia edi-nits iazykovoi nominatsii. Materialy mezhdunarodnoi nauchno-prakticheskoi konferentsii. 22—24 marta 2012 g [National-cultural and cognitive aspects of studying a language units nomination. Proc. Int. Scient.-Pract. Conf. 22— 24 March, 2012]. Kostroma, 2012, p. 152.
