Оценка семейной политики в разрезе социально-экономических
групп населения The influence of pro-natal family policy on different socio-economic
groups
Тындик Алла Олеговна
Аспирант МГУ им. Ломоносова экономический факультет
Tyndik Alla Olegovna
PhD student Moscow State University economic faculty (Moscow, Russia)
Аннотация
Политика стимулирования рождаемости играет важную роль в контексте преодоления негативных последствий суженного воспроизводства населения в развитых странах. Однако вопросы оценки воздействия этой политики на население в целом и на его отдельные демографические, социальные и экономические группы остаются актуальными по сей день. В данной статье автор рассматривает основные меры в сфере пронаталистской семейной политики и то, как их влияние варьирует по социальным группам населения. На основании расчетов по данным крупномасштабного репрезентативного по России количественного исследования приводятся оценки населением действующих в настоящее время мер стимулирования рождаемости.
Ключевые слова: семейная политика, рождаемость, репродуктивное поведение, социальные группы населения, количественные исследования.
Abstract
The policy for fertility stimulation plays an important role in the context of the below-replacement level fertility negative consequences overcoming in the developed countries. However the question of the policy ’ influence estimation on the population as a whole and on its certain demographic, social and economic groups remains
relevant. In the given article author considers the basic measures of family policy and its influence on different social groups of the population. Basing on the data of the large-scale representative Russian survey author produces evaluations of the contemporary fertility stimulation measures by the Russian population.
Key words: family policy, fertility, reproductive behavior, social groups, quantitative researches.
Последние десятилетия большинство развитых стран характеризуется суженным воспроизводством населения. Это объясняется как трансформацией ценностей в отношении числа детей в семье, так и разрывом между нормативными представлениями населения и его фактическим репродуктивным поведением.
Ценностное основание современных демографических тенденций заключается в продолжающемся повышении в иерархии ценностей современной высокообразованной женщины самореализации вне домохозяйства. Конкуренция потребностей вызывает изменение представлений о желаемом числе детей, что в свою очередь ведет к снижению детности семей. Многие исследователи в качестве сопутствующих факторов отмечают снижение давления социальных норм общества (прежде всего, норм в отношении семьи и брака), рост личностной независимости и развитие потребностей «более высоких порядков» (Sobotka et al. (2003); Lesthaeghe, Neidert (2006)).
Недостижение желаемого числа детей обуславливается рядом социальноэкономических причин - в первую очередь, увеличивающейся ценой времени женщины. Вследствие роста занятости женщин и повышения их образовательного уровня в ХХ веке макроэкономическая и социальная инфраструктура были переориентированы на двух-доходные семьи. Это сделало традиционную модель семьи («мужчина-добытчик, жена-домохозяйка») экономически невыгодной. Рост косвенных издержек рождения ребенка, равно как и конкуренция этого события с другими этапами
жизненного цикла, постепенно сдвигают вступление в родительство к более поздним срокам, и - нередко - приводят к снижению числа детей в целом.
К сегодняшнему дню некоторые из развитых стран уже ощутили негативное воздействие старения населения на будущее демографическое развитие - деформацию демографической структуры и дальнейшее снижение норм детности - и на развитие социально-экономическое, которое замедляется из-за роста иждивенческой нагрузки на трудоспособное население. В качестве ответа на демографические вызовы многие страны предпринимают ряд шагов по стимулированию рождаемости, другими словами проводят демографическую (семейную) политику.
Многообразие теоретических подходов к определению понятий семейной и демографической политик и их взаимоотношения между собой заставляет с первых слов обозначить рамки, в которых проводится данная работа. Демографическая политика определяется на основании ее целевых функций (регулирование процессов воспроизводства населения или, в данном случае, ^же - повышение рождаемости до определенного уровня) и имеет объектом население в целом (Вишневский (1992)). Но оперирование понятием демографической политики может привести к некорректной трактовке конкретных мер. Например, обнаружив свидетельства их неэффективности с точки зрения основной цели (повышения рождаемости), можно упустить из виду значительные положительные внешние эффекты (снижение бедности семей с детьми) и сделать неверные выводы об их нецелесообразности. С этой точки зрения понятие семейной политики нейтральнее. Она выделяется на основании объекта - семьи - и выполняет функции как социальной защиты семей и снижения социальных рисков, так и повышения числа детей в семьях (за счет предоставления возможности иметь желаемое число детей). Само обоснование необходимости проведения пронаталистской семейной политики заключается в том, что в странах с низкой рождаемостью сохраняется разрыв между представлениями населения о желаемом числе детей в семье и их фактическим числом (Lutz (2007); Chesnais (1996)). В то же время
демографическая политика может включать в себя пропаганду семейных ценностей и определенных норм детности, другими словами ставить целью влияние на репродуктивные установки населения.
Таким образом, в фокусе внимания данной статьи находится семейная политика, меры которой могут быть отнесены к пронаталистским. Автором рассматриваются основные категории политических мер, а также их потенциальное воздействие на население в разрезе основных социальных групп. Необходимо отметить, что методологически трудно оценить эффект, который оказывает пронаталистская семейная политика на репродуктивное поведение населения. В международных академических кругах не пришли к соглашению о том, какие меры являются наиболее эффективными в этой сфере. Однако эмпирические свидетельства положительного влияния есть, и - что немаловажно - они показывают, что это влияние варьирует по социальнодемографическим и экономическим группам населения.
Российская семейная политика и ее оценка группами населения с разным образовательным уровнем
Основы действующей в России по сегодняшний день системы мер пронаталистской семейной политики были заложены в начале 1980-х гг. До этого в СССР применялись отдельные меры - например, декретный отпуск (был введен в 1952 году продолжительностью в 2 недели) и разные поощрения многодетных семей. В 1981 году был принят ряд постановлений, основное из которых - «О мерах по усилению государственной помощи семьям, имеющим детей». Согласно новому законодательству для работающих женщин вводились частично оплачиваемые отпуска по уходу за ребенком до достижения им 1 года и неоплачиваемые отпуска до 1,5 лет; увеличивались единовременные пособия при рождении первого, второго и третьего детей. Помимо этого в постановлении говорилось о «всемерном развитии сети детских садов и яслей, школ и групп с продленным днем, пионерских лагерей и других детских учреждений», о «широком распространении практики работы женщин по режиму неполного рабочего дня или неполной рабочей недели, скользящему
(гибкому) графику». Увеличивалось число льгот и гарантий для многодетных матерей. Молодым семьям предоставлялось первоочередное право вступления в жилищно-строительные кооперативы, а также возможность брать беспроцентные ссуды на улучшение жилищных условий у работодателя.
Дискуссия о последствиях семейной политики 1980-х гг. на рождаемость ведется до сих пор (подробнее см. например, Захаров (2006)). Многие исследователи сходятся на том, что она привела к незначительному увеличению итоговой рождаемости реальных поколений и существенной трансформации календаря рождений. Однако эти оценки проводятся, как правило, для населения в целом, либо в разрезе демографических - но не социально-экономических групп населения. В исследовании С.В. Захарова (2006) отмечается, что «политика 1980-х гг. вызвала сближение средних возрастов матери при рождении детей первых двух очередностей у лиц с различным уровнем образования за счет временного омоложении материнства в социальных группах с высоким образовательным цензом». Автор объясняет это тем, что введенные отпуска по уходу за ребенком впервые позволили высококвалифицированным советским женщинам отвлечься от трудовой деятельности для выполнения материнских функций. Г оворя другими словами, эффект сглаживания конфликта между занятостью и материнством оказался наиболее значим для женщин с высоким социальным статусом.
В 2007 году началась реализация новой демографической политики в Российской Федерации1 (см. Концепция..., 2007). Были значительно увеличены размеры финансовой помощи семьям, а также введен комплекс новых мер, предусматривающих усиление социальной поддержки семей, имеющих детей, в том числе:
- увеличены размеры пособия по уходу за ребенком в возрасте до 1,5 лет и предоставлено право на получение этого пособия в минимальном размере
1 Небольшие изменения в семейно-ориентированной политике, в частности, Концепция 2001 года из рассмотрения исключены
неработающим матерям и другим родственникам ребенка, не подлежащим социальному страхованию;
- предоставлено право на единовременное пособие при передаче ребенка семье усыновителей, опекунов либо приемных родителей; увеличен размер выплат на содержание ребенка и оплаты труда приемных родителей;
- предоставлено право на получение материнского (семейного) капитала женщине при рождении (усыновлении) второго и последующего ребенка, распоряжение капиталом возможно при достижении ребенком 3 лет;
- введена компенсация части платы родителей за содержание ребенка в государственном и муниципальном дошкольном образовательном учреждении, дифференцированная по числу детей - 20% за первого ребенка, 50% — за второго, 70% — за третьего и последующего.
Представляемый ниже анализ основан на расчетах автора по данным второй волны репрезентативного социально-демографического обследования «Родители и дети, мужчины и женщины в семье и обществе» (далее -РиДМиЖ-2007), которое является частью международной исследовательской программы «Поколения и гендер». Первая его волна состоялась в 2004 г., вторая - три года спустя - в 2007 г., третья волна была проведена летом 2011 г2. Каждая из волн охватывает около 11 тыс. респондентов из 32 регионов России3.
Вопросник РиДМиЖ-2007 содержал в себе ряд вопросов, оценивающих отношение населения к фактическим и потенциальным мерам стимулирования рождаемости. Респонденты давали оценки не только общего характера («повлияет на уровень рождаемости в России»), но и применительно к собственному поведению («повлияет на личные планы»). РиДМиЖ-2007 позволяет проводить анализ отношения населения к предлагаемым мерам
2 Обследование проводилось Независимым институтом социальной политики (Москва) с участием Независимой исследовательской группы «Демоскоп». В разные годы поддержку оказывали: Общество содействия науке им. Макса Планка, Пенсионный Фонд Российской Федерации, Фонда народонаселения ООН, Сбербанк России, Детский фонд «Виктория», Фонд Форда.
3 Третья волна обследования РиДМиЖ, проведенная летом 2011 года (еще не доступная на момент написания статьи), позволит отследить фактическую реализацию репродуктивных планов респондентов под влиянием современной российской демографической политики, а также динамику мнений населения за прошедшие 4 года.
демографической политики и их возможного влияния на будущую рождаемость на нескольких уровнях:
1) «общее отношение к политике» — оценки воздействия отдельных мер политики на рождаемость в России в целом;
2) «влияние политики на личные планы» — оценки силы воздействия того же набора политических мер на личные репродуктивные планы;
3) «характер изменений в личном репродуктивном поведении» — оценки направлений возможных изменений в репродуктивном поведении тех респондентов, которые ответили положительное влияние политики на свои планы;
4) «влияние иных, помимо принятых, мер политики на личные планы» — оценки силы воздействия гипотетических политических мер - а именно, мер связанных с поддержкой занятости работающих матерей.
Как и в случае с другими инициативами государства, о его действиях в сфере пронаталистской семейной политики лучше знают более образованные респонденты средних лет. Самый высокий уровень информированности о программе государства наблюдается у лиц 30-39 лет, имеющих высшее образование (см. таблицу 1). Причем влияние уровня образования оказалось более дифференцирующим, чем, например, уровень дохода.
Таблица 1.
Осведомленность о демографической программе государства в разрезе
возраста и уровня образования респондентов, %
Осведомленность о демографической программе Возраст
18-19 20-24 25-29 30-34 35-39 40-44
Ничего не слышал(а) 38,6 33,2 30,0 27,8 23,7 28,2
Хорошо знаю 16,5 22,0 22,6 23,9 24,0 21,4
Уровень образования
Нет ср. общег о Среднее общее Начальное проф. Среднее проф. Высшее, вкл. незавершенное
Ничего не слышал(а) 50,7 30,8 38,7 26,4 19,7
Хорошо знаю 8,4 21,2 12,2 22,9 33,0
В рамках обследования респонденты отвечали на вопрос: «В настоящее время правительство реализует программу по повышению рождаемости в России. Оцените, пожалуйста, по 5-балльной шкале, в какой степени на уровень рождаемости в России повлияют следующие меры...». По шкале от «совсем не повлияет» до «очень повлияет» опрашиваемым было предложено оценить шесть новых мер поддержки семей с детьми. На рисунке 1 представлено распределение ответов респондентов из разных образовательных групп. Прежде всего, заметно, что согласно ответам опрошенных наиболее сильное влияние на рождаемость должно оказать увеличение размера денежных выплат в период оплачиваемого отпуска по уходу за ребенком. Следующими идут оценки результативности введения материнского капитала, льгот и субсидий на оплату ЖКУ. Прямой взаимосвязи между уровнем образования респондента и его/ее оценкой результативности мер демографической политики не прослеживается. Можно отметить, что женщины с высшим образованием по сравнению с остальными женщинами склонны менее позитивно оценивать все нововведенные меры за исключением предоставления оплачиваемого отпуска по уходу за ребенком не только матери, но и другим членам семьи. Среди мужчин заметно, что наиболее позитивные оценки дают те, кто получили начальный профессиональный уровень образования либо высшее образование. В среднем, женщины склонны более позитивно оценивать влияние демографической политики на уровень рождаемости в России по сравнению с мужчинами.
Рисунок 1. Оценка респондентами разных образовательных групп набора мер современной демографической политики России: «на уровень рождаемости существенно повлияет», % от числа ответивших
Для изучения отношения респондентов к отдельным мерам поддержки семей с детьми с точки зрения влияния на их личные репродуктивные планы в анкете 2007 года задавался вопрос: «А на Ваши личные планы иметь или не иметь (еще) детей в какой степени повлияют следующие меры...». Он дополнялся аналогичной шкалой и тем же перечнем закрытий. Предыдущие исследования (Синявская, Г оловляницина, 2009) показали, что полученные при этом оценки очень близки к тому, как опрошенные оценивают влияние этих мер на рождаемость в стране. А высокая согласованность оценок по отдельным мерам позволяет рассматривать их в дальнейшем анализе в совокупном виде.
Характер изменений в личном репродуктивном поведении изучался на основе ответов на следующий вопрос: «Как эти меры, о которых мы говорили выше, скажутся на вашем поведении?». Выбор одного из первых трех вариантов ответов означал, что новые меры в семейной политике в целом приведут к некоторому изменению репродуктивного поведения респондента. Первое закрытие отражало ситуацию изменения календаря рождений, а второе и третье — разную степень готовности опрошенного изменить итоговое число
рождений. Распределение ответов на этот вопрос в разрезе образовательных групп населения представлено в таблице 2.
Таблица 2.
Влияние мер демографической политики на личные планы мужчин и
женщин с разным уровнем образования, % по строке
Заведет столько же детей, сколько хотели, но раньше, чем планировали Возможно, заведет больше детей, чем планировал Обязательно заведет больше детей, чем планировал Никак не скажутся: будет следовать прежним намерениям
мужчин ы нет среднего общего 8,6 4,9 0,0 86,4
среднее общее 16,2 5,8 0,0 77,9
начальное профессионально е 9,1 7,6 0,9 82,3
среднее профессионально е 8,5 8,0 0,0 83,5
высшее, вкл. незавершенное 10,0 9,4 1,6 79,0
женщин ы нет среднего общего 7,3 12,1 1,2 79,4
среднее общее 12,1 8,7 1,2 78,0
начальное профессионально е 10,6 5,1 0,2 84,1
среднее профессионально е 8,1 5,2 1,1 85,5
высшее, вкл. незавершенное 11,7 8,9 1,1 78,4
Из таблицы 2 видно, что мужчины с высоким уровнем образования более позитивно оценивают влияние мер демографической политики на свои личные планы. Среди них 11% отмечают, что заведут больше детей, чем планировали. Тогда как среди мужчин с наиболее низким уровнем образования таких только 5%. Что касается женщин, то среди них не наблюдается прямой зависимости между уровнем образования и готовностью реагировать на стимулирование рождаемости. Можно отметить, что женщины с начальным и средним
профессиональным образованием склонны оценивать свою реакцию на демографическую политику наиболее низко.
Для изучения отношения респондентов к отдельным мерам поддержки семей с детьми с точки зрения влияния на их личные репродуктивные планы использовался вопрос: «А на Ваши личные планы иметь или не иметь (еще) детей в какой степени повлияют следующие меры... », к которому предлагалась та же 6-балльная шкала и тот же перечень закрытий, что и в вопросе об оценках влияния семейной политики на рождаемость в стране. Помимо этого в обследовании РиДМиЖ-2007 задавался вопрос о том, как на личные репродуктивные планы могли бы повлиять меры, облегчающие женщинам с детьми совмещение воспитания ребенка и оплачиваемой занятости: «В какой степени на Ваши личные планы иметь или не иметь (еще) детей могли бы повлиять... ». В этом вопросе использовалась та же 6-балльная шкала оценок и следующие варианты закрытий: «возможность работать — при полной занятости — по гибкому рабочему графику для работников, имеющих детей»; «возможность работать неполное рабочее время»; «возможность работать на дому, дистанционно»; «расширение сети яслей для детей до 3 лет»; «увеличение доступности услуг нянь по уходу за детьми в возрасте до 3 лет»; «расширение сети детских садов и других дошкольных учреждений для детей старше 3 лет»; «увеличение доступности услуг нянь, воспитателей по уходу за детьми в возрасте старше 3 лет» и «группы продленного дня, школы полного дня, школьные кружки и секции для младших школьников».
Оценки значимости отдельных мер в этих двух блоках вопросов оказались высоко согласованы между собой, поэтому в дальнейшем анализе использовался суммарный индекс, обобщающий отношение к данным направлениям в политики в целом.
Анализ средних значений индекса в разрезе образовательных групп респондентов показал, что те меры демографической политики, которые предпринимаются в последние годы в России, наиболее оптимистично оцениваются мужчинами и женщинами с низким и средним уровнем
образования. Однако потенциальные меры, ориентированные на женскую занятость, находят отклик у тех, кто получил высшее образование. Положительная оценка влияния на личные репродуктивные планы здесь значительно выше, причем различия между средними по образовательным группам статистически значимы.
Рисунок 2. Оценка влияния на личные планы фактических и потенциальных мер демографической политики респондентами разных образовательных групп
Можно отметить, что данные выводы согласуются с результатами других эмпирических исследований по России. Так, в работе на основе результатов исследования по данным Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения за 2000-2005 гг. говорится о «существенной дифференциации влияния социально-экономических факторов на склонность к рождению для различных категорий женщин» и о «необходимости давать точную оценку, на какие именно социальные группы может оказать влияние та или иная мера стимулирования рождаемости» (Рощина, Черкасова, 2009). Авторы также утверждают, что «для групп с высокими доходами и уровнем образования более важными, возможно, окажутся нематериальные стимулы».
В мае 2010 года - через 3 с лишним года после начала реализации демографической политики - было проведено качественное исследование в Москве и Московской области о влиянии политики в области рождаемости на
решение о рождении ребенка (см. Влияние демографической политики.., 2011). Выбор качественных методов в рамках этой темы был связан именно с трудностями в определении влияния и эффективности политики на рождаемость населения методами количественных измерений. В частности, исследование выявило противоречие между когнитивным и эмоциональным уровнем в оценках политики респондентами. В целом, оно подтвердило невысокую информированность населения о мерах поддержки семей с детьми наряду с широким фактическим пользованием льготами и детскими пособиями, настороженное и даже негативное отношение к демографической политике и ее влиянию на личные репродуктивные планы. В русле выводов, приведенных выше, респонденты данного исследования говорили о том, что действующие политические меры могут оказать влияние только на определенные узкие группы населения: «Думаю, для людей, которые ограничены в средствах - это действенно, по большому счету, в регионе, где квартира стоит порядка миллиона рублей, то деньги материнского капитала - это большая помощь» (женщина, 2 детей), «Если бы я остался жить в Ярославской области, Углическом районе, в селе Заозерье, эта сумма реально бы мне помогла» (мужчина, 1 ребенок) [в приведенных цитатах речь идет о материнском (семейном) капитале].
Таким образом, анализ данных обследования РиДМиЖ-2007 и других опросов в России подтверждают результаты эмпирических исследований по другим странам. Прямое материальное стимулирование рождаемости более позитивно оценивается группами населения с низким социальноэкономическим статусом, для которых эта финансовая поддержка является ощутимой в совокупном бюджете домохозяйства. Респонденты с более высоким социальным положением в большей степени склонны одобрять меры семейной политики, облегчающие совмещение занятости на рынке труда и выполнение родительских обязательств. Однако основываясь на опыте последствий политики 1980-х гг. и на ответах респондентов РиДМиЖ-2007 о характере потенциальных изменений в их репродуктивном поведении, можно
утверждать, что домохозяйства с низким социальным статусом склонны быстрее реагировать на финансовую помощь - но реакция будет заключаться в сдвиге календаря рождений, а не в увеличении итогового числа детей. В то же время результаты предыдущих исследований (Синявская, Головляницина, 2009) говорят о том, что политика поддержки работающих матерей могла бы увеличить число рождений у женщин, откладывающих рождение на неопределенных срок.
В условиях увеличивавшейся цены времени высокообразованной женщины меры по снижению косвенных издержек воспитания ребенка становятся все более весомыми по сравнению с мерами снижения прямых издержек. В целом, вслед за многими исследователями можно говорить о том, что современные женщины тем скорее переходят от рождения первого к рождению второго ребенка и от рождения второго к рождению третьего ребенка, чем более развит для них доступ к средствам, которые позволяют им совмещать работу и семейную жизнь. Однако никакая политика не является панацеей и не может быть перенесена на любое население без учета его особенностей. Речь идет о социальной структуре населения, уровне гендерного равенства в обществе и экономическом развитии страны. Даже такие общие рекомендации как совмещение работы и семьи эффективны «только в том случае, если эта работа есть» (McDonald, 2000).
Литература
1. Постановление ЦК КПСС и СМ СССР от 22 января 1981 г. N 235 «О мерах по усилению государственной помощи семьям, имеющим детей».
2. Указ Президента РФ от 09.10.2007 N 1351 «Об утверждении Концепции демографической политики Российской Федерации на период до 2025 года».
3. Вишневский А.Г. 1992. Эволюция семьи и семейная политика СССР. Глава 2. Москва, Наука.
4. Влияние демографической политики 2007-2009 гг. на рождаемость в Московском регионе / под ред. И.Е. Калабихиной. - М.: Экон. Ф-т МГУ им. Ломоносова; ТЕИС, 2011.
5. Захаров С.В. 2006. Демографический анализ эффекта мер семейной политики в России в 1980-х гг. // SPERO. Социальная политика: Экспертиза, Рекомендации, Обзоры. № 5. 2006. СС. 33-69.
6. Макдональд П. Низкая рождаемость в Российской Федерации: вызовы и стратегические подходы. Материалы международного семинара, М., 15-15 сентября 2006 г.
7. Синявская О.В., Головляницина Е.Б. 2009. Новые меры семейной политики и население: будет ли длительным повышение рождаемости? Родители и дети, мужчины и женщины в семье и обществе. Выпуск 2. СС. 205246.
8. Рощина Я.М., Черкасова А.Г. 2009. Дифференциация факторов рождаемости для различных социально-экономических категорий российских женщин // SPERO. Социальная политика: Экспертиза, Рекомендации, Обзоры. № 10, 2009. СС.159-180
9. Chesnais, J.-C. 1996. Fertility, Family, and Social Policy // Population and Development Review, volume 22 (4): 729-739
10. Cohen A., Dehejia R., Romanov D. 2007. Do financial incentives affect fertility? // NBER Working Paper 13700.
11. Del Bono E., Weber A., Winter-Ebmer R. 2008. Clash of Career and Family: Fertility Decisions after Job Displacement // Economics working papers 2008-02, Department of Economics, Johannes Kepler University Linz, Austria.
12. Fagnani J., Letablier M.T. 2004. Work and Family-Life Balance: the impact of the 35-hour laws in France // Work, Employment and Society, vol. 18, no.
3, pp. 551-572.
13. Lesthaeghe R.J., Neidert L. 2006. The Second Demographic Transition in the United States: Exception or Textbook Example? // Population and Development Review, Vol. 32, No. 4 (Dec., 2006), pp. 669-698
14. Lutz W. 2007. Adaptation versus mitigation policies on demographic change in Europe // Vienna Yearbook of Population Research, pp. 19-25.
15. McDonald P. 2000. The “Toolbox” of Public Policies to Impact on Fertility
- a Global View // Low fertility, families and public policies. Sevilla: European observatory on family Matters, 2000.
16. McDonald P. 2006. An assessment of policies that support having children from perspectives of equity, efficiency and efficacy // Vienna yearbook.
17. Neyer G. 2003. Family policies and low fertility in Western Europe // MPIDR Working papers WP-2003-021.
18. Orloff A.S. 1993. Gender and the social rights of citizenship: The comparative analysis of gender relations and welfare states // American Sociological Review 58/3, 303-328.
19. Ray R., Gornick J.C, Schmitt J. 2009. Parental Leave Policies in 21 Countries. Assessing Generosity and Gender Equality // Center for Economic and Policy Research Briefing Paper.
20. Ruhm C.J. 2000. Parental leave and child health // Journal of Health Economics, vol. 19, pp. 931-960.
21. Sobotka T., Zeman K., Kantorova V. 2003. Demographic shifts in the Czech Republic after 1989: A second demographic transition view, European Journal of Population, 19: 249-277.