CC BY
50
4. Скорев М.М. Образование как институциональный фактор воспроизводства знания и человеческого капитала в условиях неоэкономики. Автореф. дис. на со-
иск. уч.степ. д-ра экон.наук. - Ростов н/Дону, 2004.
5. Супян В. «Утечка умов»: мировые и российские тенденции // режим доступа: http://www.chelt.ru/2003/7-03/supian-7-03.html
6. Третьякова Ю.А. Воспроизводственные функции образования в системе отношений занятости. Автореф. дис. на соиск. уч. степ. канд.экон.наук. - Ростов н/Дону, 2001.
7. Филиппов Ф.Р. Социология образования. - М.: Наука, 1980.
8. Якунин В.И., Макаров В.Л., Багдасарян В.Э. и др. Государственная экономическая политика России. К умной и нравственной политике. - М.: Научный эксперт, 2007.
УДК 323
Ярошенко В.А., асп.
Отличительные черты современной волны террористической активности
В статье рассматриваются основные характеристики современного терроризма.
Ключевые слова: терроризм, активность, волновая теория терроризма, радикализация, политика интеграции.
На современном этапе противостоять существующим угрозам обществу можно лишь выработав комплекс мер по их профилактике, уяснив механизмы воспроизводства идеологии терроризма. Проблема истоков волн террористической активности на самом деле достаточно сложна в методологическом отношении, и ее восприятие действующими политиками во многом зависит от господствующего в стране дискурса повестки дня. Тем не менее, на макроуровне политологического анализа можно вести речь о существовании волн террористической активности.
Изучая историю терроризма с XIX века, наиболее известный автор волновой теории профессор Д. Рапопорт [1] выделяет четыре различные волны террористической активности, в ходе которых подпитывался общий идеологической посыл, исходящий соответственно, из анархизма, антиколониализма, социализма и религиозного фундаментализма. Каждая из предыдущих трех волн продолжалась примерно по 40 лет. Четыре волны международного терроризма, по мнению Рапопорта, имеют по три характеристики цикла деятельности:
а) цикл деятельности характеризуется расширением и сокращением фазы,
б) охватывает несколько стран,
в) обусловлены общим преобладанием политической энергии, которая формирует общую идентичность групп террористов и отношений внутри этих сообществ.
Кроме того, ведя речь о современной волне терроризма, Рапопорт указывает на исламский фундаментализм как на исторический, а также культурный фактор ре-
лигиозной детерминанты. Он утверждает, что иранская революция 1979 года, начало нового исламского века, и афганская война открыли путь для нынешней волны террористической активности. Успехом аятоллы Хомейни явилось достижение фундаментальных перемен в Иране посредством изгнания шаха, ближайшего на тот момент союзника США в исламском мире. Эти революционные преобразования дали огромный толчок многим мусульманским радикалам выбрать путь насильственной революции, чтобы изгнать неверных и муртадов.
Наконец, афганская война продемонстрировала победу моджахедов над могучей советской армией. Ведя речь о вкладе в победу религиозного фактора, полностью игнорируется роль, которую сыграла латентная военная помощь США и Пакистана.
В отличие от акцента Рапопорта на исторических и культурных факторах, другие представители общественных наук, ведя речь о детерминантах современной волны терроризма, сосредоточиваются на макроуровне социальных, экономических и политических переменных. Наличие большого числа факторов структурных дисбалансов, таких как бедность, безработица, неравенство доходов, а также отсутствие возможностей для выражения политических взглядов в исламском мире способствовали не только терроризму, но и революциям на ближнем и среднем востоке начала и середины 2011 года.
На наш взгляд, одной из отличительных черт современной волны терроризма, является возросшая радикализация. Большинство определений в настоящее время описывают радикализацию как процесс (или процессы), посредством которых индивиды или группы представляют обществу свои взгляды, чтобы получив признание участвовать в использовании насилия для политических целей. Некоторые авторы используют терминологию «сильной радикализации», чтобы подчеркнуть получаемые высокие результаты политического насилия, и тем самым отличить описываемый процесс от ненасильственных форм «радикальных» политических взглядов.
«Сильная радикализация» на самом деле чрезвычайно близка по смысловому наполнению к экстремизму. Политический же экстремизм близок к политическим идеологиям, ориентированным против основных ценностей общества и принципов демократии. В контексте либеральных демократических государств это могло быть применено к любой идеологии, которая защищает расовое или религиозное превосходство и/или выступает против основных принципов демократии и универсальных прав человека. Термин может также использоваться, чтобы описать методы, через которые политические акторы пытаются достигать заявленных целей. В данном случае мы подошли к проблеме кодификации проявлений терроризма.
В общественных науках классификация терроризма производится по различным основаниям. Исследователи отмечают, что современный терроризм действует на трех уровнях: национальном, региональном и глобальном. Некоторые авторы разделяют терроризм на внешний и внутренний. Наиболее часто выделяются такие виды терроризма, как религиозный, национальный, политический, ядерный, биологический, кибертерроризм и др. Нередко можно встретить классификации с нечетким основанием деления, в результате чего происходит смешение элементов террористической деятельности в соответствии с ее целями, средствами, методами [2]. В рамках рефлексии политологической науки актуальным для России оказалось проведение границы между внутренним государственным террором, который являлся неотъемлемой частью тоталитарного режима, внутренним оппозиционным и внешним международным терроризмом [3], целенаправленно импортируемым в страну извне. Соответственно необходимо вести речь о детерминантах общественного мнения
212
влияющих на реакцию общества в отношении действий власти по профилактике террористической активности.
Вторичный анализ данных социологических исследований свидетельствует о значительной доле недоверия со стороны населения действиями власти по проведению антитеррористической политики. Безопасность населения характеризуется преимущественно как реактивная на действия террористов, вместо того чтобы носить упреждающий характер как в ходе предупреждения терактов, так и в процессе устранения их последствий. Власть не демонстрирует обществу реальную программу действий, необходимую в качестве ответа на возрастающую сложность практик нападения террористических групп и мотивации их действий.
Упомянутую мотивацию необходимо рассматривать как на глобальном, так и на локальном уровне. На глобальном уровне особенностью современной волны терроризма стало усиление раскола между мусульманским и христианским мирами. Глобальный терроризм представляется прямым следствием указанного раскола и провала политики интеграции трудовых мигрантов в общества принимающих стран. Жители многих стран являются заложниками образов "враждебных других", полученных через средства массовой информации. Идея глобальной войны с террором чаще используется для пропаганды, чем для предотвращения терактов.
При этом конвергенция национального и международного терроризма становится опасной глобальной угрозой развитию цивилизации. Если внешние угрозы терроризма опасны и требуют рационального ответа от политических акторов принимающих решения, верно также и то, что внутренние экстремистские группы, могут стать более опасными для существования страны, если принимающие решения лица, не серьезно воспринимают угрозы и риски, связанные с внутригосударственным терроризмом.
Традиционно многие исследователи стремились измерить индивидуальное восприятие объективно существующих рисков. Вместе с тем результаты таких методов исследования могут легко интерпретироваться способами, которые искажают фактическое отношение народов к угрозам. Современное понимание восприятия риска предлагает, что отношения к определенным угрозам нельзя дистанцировать от социальноэкономического контекста, в пределах которого они расположены.
Соответственно, риск в большей степени является следствием какой-либо деятельности или политики.
Отметим, что с каждой новой волной террористической деятельности риск совершения терактов растет. Факт появления новой волны террористической активности подтверждается и на теоретическом уровне. Многие ученые, правительственные аналитики и политические деятели утверждают: начиная с середины 1990-х годов, терроризм качественно изменился.
Хотя «волновая» теория терроризма получила широкое распространение в академических кругах, тем не менее, насколько известно автору настоящей статьи, не так много исследовательских усилий было направлено на изучение причин соответствующих политических действий, а также связанных с ними политических процессов. Некоторые авторы для наименования нынешней волны террористической активности используют словосочетание «новый терроризм», утверждая, что террористы теперь используют транснациональный принцип действия, ориентируются на действия в социальных сетях. Кроме того, террористические акторы в значительной степени мотивируются религиозным экстремизмом, стремятся к массовым жертвам, и пытаются получать доступ к оружию массового поражения.
Новейший дискурс вовлекает различных акторов, мотиваций, тактику, цели и действия, по сравнению с предыдущей волной терроризма, использовавшегося с середины двадцатого столетия. С 11 сентября 2001 года так называемая новая волна терроризма характеризуется глобальной войной с терроризмом.
Исследователи выделяют особенности, отличающие современный терроризм от более ранних его проявлений [4]:
- угроза международной стабильности;
- выход за рамки внутригосударственного конфликта;
- связь с криминальными структурами;
- усиление взаимосвязи терроризма и СМИ;
- распространение модели террористической деятельности, в рамках которой группы активистов, лично неизвестных друг другу, но имеющих общую повестку дня, спонтанно совершают акты насилия против общего врага.
Независимо от выявляемых отличий старого терроризма от нового терроризма можно утверждать, что фундаментальные процессы принятия решений, связанных с организационными действиями, остались неизменными. То есть террористическая идентичность подразумевает включенность в идентификационные процессы не только фанатиков, но и рациональных акторов (которые составляют организационную структуру), принимающих рациональные решения с целью достигнуть желательных результатов. Итальянский социолог А. Пиззорно считает, что главным механизмом мобилизации является конструирование коллективной идентичности, которое представляет собой длительный процесс [5].
Ему вторит Альберто Мелуччи, утверждающий, что без создания коллективной идентичности общественное движение попросту невозможно. Он выделяет три измерения коллективной идентичности. Первое из них - разделяемое всеми участниками когнитивное определение целей, средств и сфер деятельности движения. Такое определение должно быть инкорпорировано в систему ритуалов, практик и культурных артефактов. Подобные когнитивные рамки не обязательно должны быть когерентными и логичными, и в этом они сущностно отличны от идеологий. Второй аспект коллективной идентичности - совместные действия, связывающие движение в подвижное, но, тем не менее, связанное взаимодействием и социальными сетями единое целое. Третье основание - эмоциональные инвестиции, общие чувства, которые должны составлять психологическое основание относительной стабильности движения [6].
Зарубежный же опыт свидетельствует: современная политика безопасности должна, по крайней мере, обеспечить интеллектуальный паритет средств нападения и защиты интересов общества, в соответствии с развитием тактики и стратегии конфликтующих сторон, не говоря уже о прозрачности стратегических действий государства. В современной России центр антитеррористической деятельности ориентирован на абстракции, основанные на предыдущих опытах нападения, в то время как в соответствии с законами функционирования сложных систем необходимо изыскивать методы противодействия на возможные варианты действий террористов, снижая эффективность их политической линии. В первую очередь, представляется автору настоящей статьи, необходимо сосредоточиться на анализе функционирования социальных сетей, в которых воспроизводится идеология терроризма и вербуются сторонники насильственных практик изменения системы власти.
Необходимо заметить, что в политологии незначительное число исследований посвящено изучению социальных сетей. Стоит отметить, что большинство из них акцентировано на анализе деятельности криминальных и террористических сетей
214
[7]. Из несколько тысяч зарегистрированных во всем мире террористических групп, только несколько сотен хорошо описаны и их деятельность относительно в полной мере изучена. При этом наблюдается очевидная недостаточность исследований, посвященных анализу существующих практик, создания и функционирования виртуальных сетевых сообществ, сторонников террористической деятельности, хотя через понимание механизмов воспроизводства идеологии терроризма, можно выйти и на выработку комплекса мер по профилактике соответствующих угроз обществу.
Прежде чем вести речь о детерминантах прихода новой волны терроризма, необходимо понять, почему люди становятся сторонниками связанных с ним идейных мега-трендов. Простота идейного посыла является одним из важнейших притягательных аспектов терроризма. В области политической коммуникации, где лидер пытается внушить идею большому количеству людей, многое зависит от простоты мысли. Например, сообщения бен Ладена уверяли нас, что ислам находится под угрозой политики Запада, евреев и их пособников в мусульманском мире. Речь шла не просто о перечислении обид, но и предлагался конкретной план действий: религиозный долг каждого мусульманина присоединиться к джихаду против тех, кто подвергают последователей пророка опасности.
Терроризм существует не в политическом вакууме. Эволюция насильственных движений является результатом динамического взаимодействия между правительством (правящей элитой) и диссидентскими группами. Правительства попадают в ловушку чрезмерной реакции, которая только усиливает революционные волнения в стране.
Современный терроризм представляет собой принципиально новый феномен, связанный с глобализацией и нелинейной динамикой общественного развития. Культурные разрывы, которые вызваны этими процессами, приводят к тому, что многие из реалий настоящего периода не имеют корней в прошлом. Современный терроризм не является исключением. Сегодня это принципиально новое, не имеющее аналогов в прошлом, явление, характеризующееся особенностями, обусловленными характером современной эпохи. Терроризм после 11 сентября 2001 года неформально отличается от проявлений, существовавших в 1960-е гг. или тем более в конце XIX века, а представляет собой феномен иного порядка.
Терроризм сегодня - сложное и комплексное явление. В силу подобной комплексности терроризм не является гомогенным феноменом. В настоящее время происходит плюрализация терроризма. То есть сегодня уже вряд ли можно просто говорить о том, что терроризм «многолик». Формы проявления современного терроризма представляют разные явления, как на содержательном, так и на сущностном уровнях. Это, в частности, подтверждается проведенным нами социолингвистическим анализом определений терроризма, существовавших до и после появления в обществе нелинейной социокультурной динамики [8]. События 11 сентября 2001 года застали правящие элиты большинства стран мира врасплох. К новой волне терроризма никто оказался не готов, за прошедшее десятилетие в политической науке происходило расширение понимания новых реалий.
Профессор Эндрю Курт Кронин напоминает нам, что использование террористами ядерного, химического или биологического оружия может кардинально изменить политику или восприятие крупной державы. Таким образом, терроризм может побудить отрицательный каскад политических реакций, приводящих к гораздо более серьезным формам межгосударственного насилия, вплоть до ядерной войны.
Кронин признает, что «цикл насилия отражает основные факторы, которые могут продолжать существовать и воспроизводиться, в зависимости от степени, в
215
которой правительство способно осуществлять контролировать насилие внутри общества». Необходимы реальные политические реформы, к примеру, если бы части Ирландии были объединены, то не было бы террористической Ирландской республиканской армии (ИРА). Аналогичная ситуация и в других странах с развитой террористической активностью.
Подводя итоги необходимо признать, что терроризм - это международная криминальная сила, технологически хорошо оснащенная, ставящая политические цели и выступающая в роли политического актора. Ее действия направлены против своего или чужого государства не напрямую, а в форме атак на гражданское население. Террористами движут ненависть, зависть, жадность и желание наживы. Это преступность, сопутствующая разрушению традиционного общества, без одновременной успешной модернизациии.
Подобная характеристика терроризма сочетает в себе три описанных выше подхода, но интегральной не является. Комбинация социального протеста, культурного конфликта и психологической ярости увеличивает число угроз в мире, уподобляет их непредсказуемым природным катаклизмам, превращая тем самым и общество в квазиприродную реальность.
Литература
1. Rapoport D. Four Waves of Terrorism./ In Dipak K. Gupta (ed.) Terrorism and Homeland Security. -Belmont, CA: Wadsworth. 2005.
2. Селезнев И.А. К вопросу о видах современного терроризма // Российская Федерация в международных отношениях: Сборник научных статей / Под общ. ред. В.А. Михайлова, Л.О. Терновой. М., 2008.
3. ПетрищевВ.Е. Заметки о терроризме. М.: УРСС, 2001.
4. Катрин Л.В. Проблема терроризма в отечественной социологической
мысли
в 1960-1990 гг. // Объединенный научный журнал. М.: Агентство научной печати, 2009.№ 5.
5. Pizzomo A. Some other kind of ‘otherness’: A critique of rational choice theories // Development, democracy and the art of trespassing. - Notre Dame.: Univ. of Notre-Dame press, 1986. P. 355-373.
6. Melucci A. Challenging codes. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1996.
7. См.: Ghosh S. Pakistan's ISI: Network of Terror in India. -New Delhi: APH, 2000. Albert J. Jongman. World Directory of Extremist, Terrorist and other Organizations Associated with Guerrilla Warfare, Political Violence, Protest, Organized Crime and Cyber-Crime. / In: A Alex P. Schmid (Ed.). The Routledge Handbook of Terrorism Research. -London & New York: Routledge, 2011, PP. 341-442.
8. Катрин Л.В. Современные тенденции исследования терроризма // Вестник Челябинского государственного университета - Серия Философия - Социология -Культурология / Под ред. А.Ю. Шатина. - Челябинск, 2007. № 16; Катрич Л.В. Проблема определения терроризма: социолингвистический анализ // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского: Серия Социальные науки. -Н.Новгород: Изд-во ННГУ им. Н.И. Лобачевского, 2009. № 1.
