Научная статья на тему 'От схоластики к догматике права: курс «Проблем теории права и государства» как проект проблематизации, методологизации и юридизации языка'

От схоластики к догматике права: курс «Проблем теории права и государства» как проект проблематизации, методологизации и юридизации языка Текст научной статьи по специальности «Право»

CC BY
858
168
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ТЕОРИЯ ПРАВА / «ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА» / МЕТОДОЛОГИЯ ЮРИСПРУДЕНЦИИ / ЮРИДИЧЕСКАЯ ДОГМАТИКА / ЮРИДИЧЕСКИЙ ЯЗЫК / ЮРИДИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ / ЮРИДИЧЕСКИЙ МЕТОД / “PROBLEMS OF THEORY OF LAW AND STATE” / LEGAL THEORY / METHODOLOGY OF JURISPRUDENCE / LEGAL DOGMATICS / LEGAL LANGUAGE / LEGAL MEANING / LEGAL METHOD

Аннотация научной статьи по праву, автор научной работы — Касаткин Сергей Николаевич

В настоящей статье предлагается возможный вариант организации курса по дисциплине «Проблемы теории права и государства», описание его предмета, целей и задач, места в системе высшего юридического образования, сложностей его освоения. На его примере исследуются вопросы методологии и значимости (современной российской) юриспруденции, а равно обосновывается проект правовой теории как юридической догматики и учения о юридическом методе. Основной акцент в работе ставится на практике прояснения языка рассуждений о праве, его проблематизации (постановки под вопрос имеющихся интеллектуальных построений), методологизации (вскрытия его философских, мировоззренческих и т.п. оснований) и конструирования в юридическом ключе, в контексте перспективы официального права.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

From scholasticism to dogmatics of law: a course of “problems of theory of law and state” as a project of operating language in a problematic, methodological and juridical manner

This article suggests a possible version of organization of a course on the discipline “Problems of theory of law and state”, a description of its subject matter, goals and tasks, its place within the system of higher legal education, difficulties of its mastering. Taking that as an example, some issues of methodology and significance of (the contemporary Russian) jurisprudence are studied and also a project of legal theory as legal dogmatics and as a doctrine of legal method is grounded. The main emphasis in the article is made on elucidation of language of thinking about law, on its problematization (challenging present intellectual positions), methodologization (discerning its philosophical, worldview, etc. foundations) and its construction in juridical vein, within a context of an official law perspective

Текст научной работы на тему «От схоластики к догматике права: курс «Проблем теории права и государства» как проект проблематизации, методологизации и юридизации языка»

Вестник Самарской гуманитарной акалемии. Серия «Право». 2012. № 2(12)

= ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ИСТОРИИ = ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

ОТ СХОЛАСТИКИ К ДОГМАТИКЕ ПРАВА:

КУРС «ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА»

КАК ПРОЕКТ ПРОБЛЕМАТИЗАЦИИ, МЕТОДОЛОГИЗАЦИИ И ЮРИДИЗАЦИИ ЯЗЫКА*

© С. Н. Касаткин

Касаткин Сергей Николаевич

кандидат юридических наук, доцент

заведующий кафедрой методологии и философии права Самарская

гуманитарная академия ка$а!ка s@bk.ru

В настоящей статье преллатается возможный вариант организации курса по лисииплине «Проблемы теории права и госуларства», описание его прелмета, целей и залач, места в системе высшего юрилическо-го образования, сложностей его освоения. На его примере исслелуются вопросы метолологии и значимости (современной российской) юриспрулениии, а равно обосновывается проект правовой теории как юрилической логматики и учения о юрилическом метоле. Основной акцент в работе ставится на практике прояснения языка рассужлений о праве, его пробле-матизаиии (постановки пол вопрос имеющихся интеллектуальных построений), метолологизаиии (вскрытия его философских, мировоззренческих и т. п. оснований) и конструирования в юрилическом ключе, в контексте перспективы официального права.

Ключевые слова: теория права,««проблемы теории права и госуларства», метолология юриспрулениии, юрили-ческая логматика, юрилический язык, юрилическое значение, юрилический метол.

Современная отечественная «Теория государства и права» как академическая дисциплина занимает неоднозначное и противоречивое место в системе юридического познания и механизмах передачи юридического

* В основу данной статьи положен материал, подготовленный для научно-практического семинара (круглого стола) «О старом и новом в преподавании теории государства и права» (27 декабря 2010 года, Санкт-Петербург, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» в Санкт-Петербурге, кафедра теории и истории права и государства).

опыта. С одной стороны, она мыслится в качестве «царицы» юриспруденции, позиционируя себя в качестве универсальной, основополагающей, фундаментальной, методологической юридической науки и базовой учебной дисциплины1. С другой стороны, ее сегодняшние наработки зачастую малопригодны для их использования в юридической практике, современных юридических исследованиях, а на уровне юридического образования превращаются в набор схоластических положений с неясными основаниями и сомнительной значимостью. Последнее, как кажется, обусловлено как общим характером и структурой социальных практик в России и на постсоветском пространстве (где ценности права и законопослушания — в том числе институционально — проигрывают в конкуренции с другими ценностями и мотивами, что обусловливает снижение востребованности юриспруденции и юридического образования), так и кризисом самой общей теории права, выражающимся, в частности, в ее косности, догматизме и неинструментальности, отстраненности от решения актуальных практических проблем, непроясненности и забвении собственных оснований, релятивизме положений, смешении дискурсов и методологий, идеологи-зированности и мифологизированности и т. д., и т. п.2

Будучи ограниченными рамками статьи, вкратце отметим, что возможный выход из сложившейся ситуации видится нам на путях рефлексии и переосмысления самого статуса и оснований теории права, ее языка и методологии, логики определения понятий, построения и проверки ее суждений и проч., в контексте ориентации на решение актуальных проблем социальной/юридической практики («злобу дня») на базе достижений современной социогуманитаристики, интеграции положений и инструментария отечественной и современной западной правовой мысли, а также общего и отраслевого юридического знания.

С этих позиций, одним из возможных вариантов реформы статуса и значения теории права, который хотелось бы предложить вниманию читателей, может являться ее построение и преподавание в качестве юридической догматики и учения о юридическом методе, т. е. практически ориентированной систематической реконструкции (языка) официального права и логики принятия официального решения3. С одной стороны, ука-

1 См., например: Лазарев В. В, Лгтенъ С. В. Теория государства и права. 4-е изд. М., 2010; Проблемы общей теории права и государства / под ред. В. С. Нерсесянца. М., 2008; Проблемы теории государства и права / под ред. М. Н. Марченко. 2-е изд. М., 2008; Алексеев С. С. Общая теория права. 2-е изд. М., 2008; Протасов В. Н., Протасова Н. В. Лекции по общей теория права и государства. М., 2010; Теория государства и права / под ред. В. Д. Перевалова. 3-е изд. М., 2006; Теория государства и права / под ред. Н. И. Матузова и А. В. Малько. 3-е изд. М., 2004 и др.

2 См., например: Пермяков Ю. Е. Философские основания юриспруденции. Самара, 2006. § 1.

3 В качестве русскоязычных работ, содержащих ключевые идеи, значимые для указанной трактовки курса, можно назвать следующие: Муромцев С. А. Что такое догма права? // Юриспруденция в поисках идентичности : сб. ст., пер., реф. / под общ. ред. С. Н. Касаткина. Самара, 2010. С. 160—185; Келъзен Г. 1) Чистое учение

занная логика полагается как собственно/специфически юридическая, подлежащая обособлению от всех других языков рассуждения о праве и четкому осознанию учеными- (и учащимися-) юристами и юристами-практи-ками. С другой стороны, она не должна трактоваться как абсолютно верная и единственно возможная (в том числе в плане обновления отечественной правовой теории), но скорее рассматриваться в качестве способа изъяснения/теоретизирования со своими целями, задачами, инструментарием, базовыми презумпциями, логикой, сферой применения и т. д., всегда конкурирующего с другими дискурсивными образцами и практиками в социальном пространстве, а также в качестве языковой игры/дисциплины, освоение которой в рамках юридического образования должно обязательно сочетаться с постижением других логик рассуждения о праве. Вниманию и суду читателей предлагается возможный вариант реализации данного проекта на примере курса «Проблем теории права и государства».

Предлагаемый учебный курс посвящен ключевым проблемам современной теоретической юриспруденции. Его можно представить в качестве целенаправленной и институционализированной совокупности практик прояснения, анализа, обобщения и систематизации теоретико-правового (юридического и не-юридического) знания, проблематизации и деконст-

о праве : сб. переводов. Вып. 1. М., 1987. Вып. 2. М., 1988; 2) Чистое учение о праве: введение в проблему науки о праве // Ежегодник российской теории права / под ред.

А. В. Полякова. 2011. № 4. (выход в свет в 2013 году); Харт Г. Л. А. 1) Приписывание ответственности и прав // Юриспруденция в поисках идентичности... С. 242—270;

2) Определение и теория в юриспруденции // Правоведение. 2008. № 5. С. 6—32; Дворкин Р. О правах всерьез. М., 2004; Пермяков Ю. Е. 1) Правовые суждения. Самара, 2005; 2) Юриспруденция как строгая наука // Юриспруденция в поисках идентичности... С. 101—158; Бьдлински Ф. Основные положения учения о юридическом методе // Вестник гражданского права. 2006. Том 6. ц 1-2., 2007. Том 7. № 1; Шапп Я. Система германского гражданского права. М., 2006; Хесселинк М. Европейский юридический метод? О европейском частном праве и научном методе // Юриспруденция в поисках идентичности. С. 199—230; Михайлов А. М. Генезис континентальной юридической догматики. М., 2012; и др. См. также собственные работы автора: Касаткин С. Н. 1) Юриспруденция и словоупотребление. Проект юридической догматики // Юриспруденция в поисках идентичности. С. 10—25; 2) Проблемы обоснования и дифференциации языка правовых теорий. Проект юридической догматики // Наследие юридической науки и современность. Материалы заседаний V Международной школы-практикума молодых ученых-юристов (Москва, 26-28 мая

2010 г.) / отв. ред. В. И. Лафитский. М., 2011; 3) Правосубъектность как категория / практика юридического языка // Вопросы экономики и права. 2009. № 9,

4) На пересечении факта, нормы и языка: понятие действия в концепции Герберта Л. А. Харта // Проблема правосубъектности: современные интерпретации: Материалы международной научно-практической конференции. Вып. 9. Самара, 2011. С. 139—153; 5) Значимость правовой теории: интегративность, догматика, вызовы контекста // Энциклопедия правоведения или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания : матер. VII-х философско-правовых чтений памяти академика В. С. Нерсесянца (Москва, ИГП РАН, 2-3 октября 2012) (выход в свет в 2013 году).

рукции основополагающих положений — прежде всего отечественной — теории права и государства как дисциплины, претендующей на фундаментальный характер и методолого-мировоззренческое первенство среди других юридических дисциплин, на определяющую роль в процессах конструирования и воспроизводства государственных и правовых явлений.

В определении значимости «Теории государства и права» как академической дисциплины сегодня фигурируют противоположные (и крайние) позиции. Одной из таковых — представленной, как правило, среди студентов, практиков и представителей отраслевых юридических наук — является отрицание ее ценности, что, как полагаем, опять-таки связано с ее, отмеченной ранее, низкой практической пригодностью, невостре-бованностью, «паразитизмом» в отношении отраслевых наук и проч. Мы готовы согласиться со многими из подобных замечаний в отношении современной российской правовой теории, настаивая, при этом на одном принципиальном тезисе: можно отрицать важность конкретных концептуальных положений и инструментов применительно к тем или иным задачам, субъектам и ситуациям, однако, это вовсе не отменяет значимости вообще любой рефлексии и общих систематических построений (объяснений, программ, ценностно-регулятивных комплексов и т. п.) в рамках той или иной социальной практики. То же верно и в отношении юридической теории, если институт официального права, его надлежащее и эффективное существование и использование, в принципе представляет для нас какую-либо ценность. Определенная теория оказывается встроенной в структуры деятельности, зачастую «растворяется» в ней. Ее значимость и фундаментальность — или наоборот, слабость, несостоятельность — ощущается, как правило, именно в случаях столкновения с непредвиденной практической проблемой, прерыва нормального течения жизни и смысла. Это могут быть ситуации пробела («молчания законодателя»), противоречия и терминологической многозначности, отсутствия общих оснований («инстанции», нормы, языка) для общения и взаимопонимания социальных деятелей, государств, культур. Это могут быть как периоды коренной трансформации всего общества, парадиг-мальных изменений в стереотипах восприятия, мышления и поведения, ревизии оснований правовой системы и юридической мысли, так и нестандартные случаи в нормотворческой и правореализационной практике, требующие для своего разрешения технологий более высокого порядка, не ограниченных возможностями отраслевых юридических дисциплин. Даже диагностируемый кризис отечественной теории права и государства не устраняет потребности в теоретической юриспруденции как определенном проекте и исследовательской структуре, в рамках которой осуществляется конкуренция и диалог мировоззренческих и регулятивных схем (как собственно «академических», так и обыденных, практических, субкультурных), выстраивается (реконструируется) официальная/юридическая перспектива, специфическая логика авторитетных правовых суждений. Неслучайно поэтому, что деградация и забвение правовой теории как академической дисциплины неизменно сказы-

вается как на качестве выпускаемых вузами юридических кадров и профессионального юридического сообщества, так и на общем состоянии правовой системы и культуры в государстве в целом.

Противоположной позицией (крайностью) является — традиционное, в частности, для учебной литературы по дисциплине — утверждение безусловной значимости «Теории государства и права», ее постулирование без сколько-нибудь серьезных аргументов. Между тем, по нашему убеждению, теория не имеет заданной ценности сама по себе; последняя раскрывается как пригодность/эффективность предлагаемого интеллектуального инструментария для конкретного субъекта, обращающегося к данной теории, принимающего ее «на вооружение», по отношению к характеру решаемых с ее помощью задач, определенному социальному, мировоззренческому контексту и т.д. Отсюда, собранные под рубрикой «Теория государства и права» разнородные концептуальные построения требуют специального и четкого обоснования своей ценности, нужности и с необходимостью будут иметь для разных ситуаций и адресатов различное значение (включая возможность того, что они вообще не будут представлять сколь-нибудь серьезного интереса, и даже более того — будут играть в тех или иных контекстах негативную, запутывающую, контрпродуктивную роль).

С этих позиций, конструирование теории права как интересующей нас юридической догматики и учения о юридическом методе имеет значение для воспроизводства и развития института официального права и подготовки профессиональных юристов, способных понимать и использовать его «правила игры». Истолкованная подобным образом теория права (и государства) имеет целью обеспечить обоснование и инвентаризацию ключевых правовых категорий, удержание критериев и логики юридического (официального), направлена на то, чтобы опосредовать, обобщать и стимулировать построения отраслевых юридических наук. Она призвана формировать язык, на котором говорят юристы и который делает возможным их ремесло, обуславливает специфически юридическое описание, объяснение и легитимацию социального мира, определение юридических ситуаций и их последующее разрешение, соучаствует в выборе адекватной стратегии и тактики правового поведения и, в более широком контексте, в выстраивании целостной, непротиворечивой и эффективной правовой политики, законодательства, правоприменительной практики. В этом смысле так понимаемая теория права и государства выступает не просто неким «внешним описанием» объективных правовых данностей, но важной составляющей национальной (и наднациональной) юридической доктрины и правовой культуры, включенной в конструирование и удержание юридического поля, официального права как социальной институции и выступающей общей частью/прологом любого правового решения.

В связи с вопросом о значимости правового теоретизирования, необходимо указать и на важные ограничения юридико-догматического (юридико-аналитического) способа рассуждения и конструирования правовой

теории4. Будучи призванной раскрыть полноту языковой игры официального права, юридическая догматика воспроизводит его «внутреннюю» мифологию, картину мира, тем самым обеспечивая ее (скрытую) объективацию и легитимацию, эффект реальности, присутствия. Возможная критика официального нормативного материала осуществляется здесь лишь с позиций его (минимальной) функциональности и системности, формально-логических параметров и т. п.; это критика права с точки зрения самого же права, его же средствами, критика части в перспективе целого, конкретного проявления — с позиций идеи, надлежащего образца, типа. Ориентируясь на официальное право как основу/принцип построения и верификации собственных понятий и заключений, юридическая догматика во многом воздерживается от рассуждений и оценок, базирующихся на критериях социальной действенности и ценностной правоты (в том числе в отношении структур официального права). Тем самым она «нейтрализует» альтернативные языки рассуждения о праве, вытесняя за границы собственного рассмотрения как анализ домини-рующих/«реально» действующих в неком сообществе/сфере нормативных образцов и практик (в том числе, анализ практической востребованности законных инструментов), так и проблематику их ценностной квалификации, легитимности, воспроизводства на их основе структур символической власти. Как следствие, ее внутренняя логика вступает в противоречие с потребностью, с одной стороны, в теории, способной гарантировать социальную эффективность предлагаемых ею инструментов, подтвержденную эмпирически (и способной, в свою очередь, обеспечить успешность профессионального юриста), с другой — в теории, представляющей средства идеально-сущностной и ценностной интерпретации феноменов/знаков права, обеспечивающей критерии различения официально установленного и справедливого, учреждающей позицию нетождественности с политической властью и возможности независимых оценок и суждений.

Вместе с тем, как представляется, указанные опасности и ограничения, при всей их важности и серьезности, полностью не устраняют значения юридической догмы как языка правоговорения и способа правового теоретизирования. Еще раз подчеркнем, что такое значение обусловлено как потребностью в существовании и гарантировании института официального права, связанной с этим публичной власти и порядка (юридичес-

4 Ср., например, с пониманием и критикой юридико-догматического подхода в следующих работах: Мамут Л. С. Юриспруденция и легалистика // Юриспруденция XXI века: горизонты развития: Очерки / под ред. Р. А. Ромашова, Н. С. Нижник. СПб., 2006. С. 7—23; Варламова Н. В. Предметно-методологическое единство и дифференциация теоретического знания о праве // Ежегодник либертарно-юридической теории. 2007. № 1. С. 9—25; Поляков А. В. Энциклопедия права или интегративная юриспруденция? // Седьмые философско-правовые чтения памяти академика

В. С. Нерсесянца. Энциклопедия правоведения или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания: Тезисы участников. С. 6—9; Честнов И. Л. 1) Практическая, человекоцентристская юриспруденция — выход из тупика дог-матизации права // Там же. С. 10—11; 2) Постклассическая теория права: монография. СПб., 2012; и др.

кая теория соучаствует в конструировании и воспроизводстве присущих данному социальному институту образцов восприятия, суждения, поведения, системы правил, ролей и статусов, необходимых компетентных агентов, способных изъясняться на ее языке), так и определенным мировоззренческим, ценностным, социальным выбором/позицией (ориентацией на «высокую планку» в ситуации нигилизма, лицемерия и двойных стандартов, несводимостью «социального субъекта» к наличной практики, означенной по отношению к ней отстраненностью, дистанцией). При этом ограничения юридической догмы, полагаем, можно преодолеть через ее включение в более широкий контекст исследовательских и образовательных дисциплин, при прояснении и удержании ее специфики, несводимости к иным формам/логикам рассуждения о праве.

Как известно, изучение общей теории права в вузе обладает своей спецификой на разных этапах и в разных моделях юридического образования. В рамках специалитета она традиционно преподавалась на первом курсе («Теория государства и права»), выступая юридической пропедевтикой, т. е. введением в изучение юриспруденции, и энциклопедией права, т. е. обобщением и кратким изложением основных понятий и положений отраслевых юридических наук, а также на заключительном курсе («Проблемы теории государства и права») — в качестве некой обобщающей дисциплины, венчающей завершение высшего юридического образования. В рамках модели бакалавриата-магистратуры государственно-правовая теория преподается как правило в начале соответствующей ступени обучения5.

В качестве основной цели интересующей нас здесь дисциплины «Проблемы теории государства и права» следует назвать подведение теоретических итогов предшествующему обучению, углубление и систематизация юридических знаний и соответствующих навыков, представление целостной «картины» юридического мира (при этом, для студентов специалитета курс «Проблем» призван обеспечить подготовку к сдаче итогового государственного экзамена, для учащихся в магистратуре — сформировать более серьезную базу для последующей самостоятельной исследовательской и возможной педагогической деятельности).

В качестве задач предлагаемого курса можно назвать следующие:

— обновление и упорядочение знаний и навыков, приобретенных как при изучении «Теории государства и права», так и при последующем освоении соответствующего материала по другим — юридическим и неюридическим — дисциплинам;

— освещение наиболее актуальных, фундаментально и практически значимых дискуссий в современной теоретической юриспруденции, их всесторонняя и комплексная проработка;

5 Идея сквозного преподавания теоретической юриспруденции на каждом курсе, сочетающая более глубокое исследование проблематики (изучаемых на каждом соответствующем этапе) отраслевых юридических наук и последовательное синтезирование и развитие на этой основе общетеоретических построений, в отечественной образовательной системе не практикуется.

— обеспечение и углубление систематической и методологической связи материала теоретических и отраслевых юридических наук, в сочетании с прояснением концептуально-методологических/доктринальных основ для решения практических (юридико-отраслевых) проблем и обогащением (коррекцией) теоретических конструкций данными отраслевых и специальных юридических дисциплин;

— расширение/переосмысление исследовательского поля и инструментария сегодняшней российской теории права и государства на базе достижений современной социогуманитаристики, а равно современной западной и дореволюционной отечественной политико-правовой мысли;

— активизация навыков теоретической и методологической подготовки студентов, включая навыки самостоятельной работы с научными и философскими текстами, постановки и решения фундаментальных и прикладных юридических проблем, аргументации и презентации собственной позиции, а также расширение возможностей их практического применения.

В отечественной системе юридического образования сложилось две основных модели преподавания/освоении дисциплины «Проблем теории государства и права». Первая — господствующая — модель заключается в систематическом изложении предмета дисциплины в более расширенном, подробном и всестороннем (по сравнению с первым курсом) виде. В противоположность этому вторая модель ориентирована на рефлексию наиболее основополагающих и значимых понятий и положений теоретической юриспруденции, на проблематизацию ее оснований, логик и объяснительных схем, выдвигаемых выводов и рекомендаций. Как представляется, такая форма в наибольшей степени соответствует целям актуализации/реконструкции теории как «живого» знания/общения, взятых в контексте официальной практики/языка, юридического спора, теоретического осмысления «злобы дня», выработке навыков аналитики, аргументации, обретению понимания релятивности, конструктивности и инст-рументальности категориального аппарата теоретической и практической юриспруденции, методологической дистанции по отношению к официальным позициям, идеологическим постулатам и теоретическим выкладкам. Кроме того, она видится более эффективным в силу необходимости применения интерактивных методик, обязательности диалога и борьбы обоснований, стимулирования активности и самостоятельности участников образовательных практик. Наконец — что важно в силу небольшого количества часов, отведенных на данную дисциплину — подобная модель требует существенно меньших затрат аудиторного времени, основная часть которого посвящена разбору и обсуждению именно ключевых и проблемных моментов, составляющих/проявляющих основания, содержание и систематику теоретической юриспруденции, тогда как акцент в освоении традиционных положений последней (презюмируемых более-менее известными) и альтернативных им позиций переносится на самостоятельное внеаудиторное изучение учащимися. По названным причинам именно вторая модель видится нам более предпочтительной для построения курса.

Как было заявлено ранее, в основу предлагаемого здесь курса положена интерпретация правовой теории прежде всего как юридической догматики (аналитической юриспруденции), нацеленной, с одной стороны, на рефлексию и реконструкцию (формально-логическую обработку и систематическое изложение) официального права, легитимно-юридического метода нахождения/обоснования правильного ответа на любой юридический вопрос, с другой — выстраивание на базе официально-правовой логики особого смыслового пространства/языка, конструирование социального/юридического поля6 . Соответственно, центральным объектом и главной целью проблематизации в рамках курса полагается юридическое словоупотребление/дискурс — и как специфическая, несводимая к другим языковая игра официального права со своими основаниями, смыслами, правилами, конвенциями, терминологией, и как одна из разновидностей сосуществующих и конкурирующих лингвистических практик, встроенная в социальные связи и институты, и доступная переинтерпретации/ критике/«терапии» в контексте иных социальных языков — повседневности, экономики, политики, морали, философии и проч. Это, в свою очередь, обусловливает основную направленность курса, во-первых, на ак-центацию и обоснование юридического значения употребляемых в рассуждениях понятий и тезисов, трактуемого здесь как критерий/метод выстраивания и верификации теоретико-юридических построений, во-вторых, на прояснение/экспликацию оснований и специфической логики юридического/официального словоупотребления.

В предлагаемом формате курс «Проблем теории права и государства» имеет определенную специфику и сложность для своего успешного преподавания и изучения, что в свою очередь требует учета ряда обстоятельств:

1. Данный курс ориентирован прежде всего на проблематизацию имеющегося теоретического материала (в том числе усвоенного и принятого в качестве само собой разумеющегося в ходе предыдущего обучения как студентами, так и теоретиками и преподавателями), артикуляцию и обоснование позиции, удержание ее онтологических, гносеологических и ценностно-практических оснований (допущений).

2. Подобный акцент на проблематизацию, как представляется, в целом не характерен для сегодняшней отечественной теории права, во многом косной и мифологизированной, не осознающей собственных мировоззренческо-методологических оснований, не дифференцирующей различные парадигмы и дискурсы рассуждений о праве, вбирающей в себя скорее набор мнений и «исповеданий веры», нежели систему позиций, четко аргументированных и верифицируемых, идеологически проясненных, методологически нагруженных, практически/юридически адекватных и значимых. Как кажется, в сегодняшней российской теории права по большому счету отсутствуют споры, имеющие организующий, структурирую-

6 Подробнее об этом см.: Касаткин С. Н. Юриспруденция и словоупотребление. Проект юридической догматики. Пар. 3.

щий по отношению к ней характер, соответственно, многие проблемы остаются просто не поставленными и/или не получившими широкого признания и разработки. Отсюда также следует преимущественно авторский характер любого сколько-нибудь серьезно и логически связно построенного курса «Проблем теории государства и права».

3. Направленность курса на выстраивание правовой теории как юридической догматики, будучи, с одной стороны, приближена к официальному праву и юридической практике, с другой — вступает в определенное противоречие с существующей отечественной государственно-правовой теорией, основанной на восприятии различных дискурсов о праве как описаниях некой единой объективной данности, отсутствии спецификации юридического словоупотребления, верифицированности собственных утверждений официальным правом. А потому, достижение целей курса требует усилий его участников по рефлексии/ревизии сложившегося общего строя правового рассуждения, инвентаризации, дифференциации и юридизации существующего категориального аппарата теории государства и права.

4. (Пере)осмысление проблематики и инструментария правовой теории в контексте достижений современной социогуманитаристики наиболее эффективно при соответствующем владении современной методологией, что по большому счету не обеспечивается сегодняшним российским правоведением, зачастую продолжающим — при смене идеологической и терминологической риторики — воспроизводить схематизмы классической рациональности.

5. Упоминавшийся ранее не-проблемный и скрыто эклектичный характер отечественной юриспруденции, присущая ей методологическая не-проясненность (а порой и неадекватность) обуславливает и низкое качество учебной литературы по курсу и/или ее несоответствие заявленному ранее видению курса как проблемного, методологического и юридико-догматического: так, практически во всех имеющихся сегодня учебниках по дисциплине «Проблемы теории государства и права» отсутствует четкая дифференциация юридического языка, верификация собственных положений официальной юридической практикой, всем им так или иначе недостает практической ориентированности, проблемности, систематичности в изложении материала, проясненности и обоснованности собственных методоло-го-мировоззренческих оснований и выводов, достаточного учета достижений зарубежной юриспруденции, современной социогуманитаристики, а также отраслевых юридических наук. Отсюда, применительно к каждой теме, проблеме или позиции предпочительнее обращаться к рекомендованным изданиям, а имеющиеся учебники либо использовать как дополнительные пособия, положения которых требуют своей проблематизации, переосмысления и верификации на соответствие официальному праву, либо не использовать вовсе. Как следствие, это порождает необходимость проработки студентами существенного числа дополнительной литературы и нормативного материала, больший акцент на самостоятельную активность и соответствующую подготовку, а также повышенную значимость совместной работы учащихся и ведущего данный курс преподавателя.

6. Освоение указанного курса в частности, как и юридическое теоретизирование в целом, предполагает определенный уровень общеобразовательных и специально-юридических знаний и навыков, который, увы, не всегда присутствует у студентов даже на заключительном курсе спе-циалитета или на первом курсе магистратуры.

Для успешного преподавания и изучения данного курса представляются важными и ряд рекомендаций методолого-методического характера, посвященных формам и процедурам изложения/освоения материала.

Одной из основополагающих для содержания и построения курса является идея специфичности социальности и обусловленное этим признание специфики социогуманитарного знания. С этих позиций представляется необоснованным трактовать социальный мир (право) как некую систему вещей, имеющих собственную пред-данную, объективную сущность, границы, свойства, закономерности, а язык (теорию) — как совокупность закрепленных за ними знаков-указателей с фиксированным значением, как их истинностное или ложное описание. Социальность интерпретатив-на: ее можно представить как смысловое пространство, как «поле» смыслов, ценностей, норм, поведенческих образцов, существующее постольку, поскольку активно разделяется или пассивно признается людьми, невидимое/непонятное вне определенного «культурного инструментария», «внутренней перспективы». Социальность конструктивна и интерсубъективна: она есть человеческое творение, изобретение, артефакт, нечто, что совместно создается и воспроизводится людьми. Социальность процессуальна: она существует в рамках и в силу практик сообщества, в том числе как практика самовоспроизводства. Язык здесь — не внешнее описание (дескрипция), но фундаментальная и неотъемлемая часть социальных феноменов. Последние не существуют сами по себе, они конституируются и удерживаются в языке, манифестируются (т.е. проявляются, обнаруживаются) посредством словоупотребления, «языковых игр», которые «встроены» в институты и практики сообщества, фиксируют важные взаимосвязи и различия между социальными явлениями/концептами, выступают «ключами» к их «обостренному восприятию». Лингвистические единицы не имеют четких, устойчивых «фактуальных» аналогов/референтов (т. е. обозначаемых объектов), но обретают их «внутри» социальной практики: значение знака есть «конвенция», способ (практика, традиция) его употребления. Таким образом, получается, социальность непонятна и невозможна вне своего описания/означивания, она существует как производство и воспроизводство описаний, их принятие и вменение, конкуренция, борьба за них; давая описания, мы в определенном смысле соучаствуем в создании, продлении, изменении социального. Множество языковых игр рождает многообразие социальных миров. Социальная теория, следовательно, выступает в качестве рефлексии языка, «конструкта второго порядка», выстраивается в контексте и в отношении к практикуемым смысловым/дискурсивным образцам, и сама реализуется как новояз, имеющий собственную логику употребления и вступающий в конкуренцию с другими языковыми играми.

С этих позиций, право и его теория, представляют собой не данность («вещь») и его отражение, но конструкты, «конвенции», объяснительные и интерпретативные схемы/традиции, разворачивающиеся в пространстве того или иного языка/методологии; они суть особые языковые игры, правила/практики словоупотребления, реализуемые в определенном контексте определенной социальной общностью. Социальная, лингвистическая, идейно-методологическая разнородность воспроизводит неустранимую (возможную и действующую) множественность трактовок и практик права, в частности, существование множества теорий — в том числе объединенных под (вводящей в заблуждение) официальной рубрикой «Теория государства и права» — с различными, несводимыми друг к другу целями, вопросами, референтами, инструментарием, аксиомами и т. п.

Таким образом, признание отсутствия очевидной предметности права, его конструктивности, конвенциональности, лингвистической заданно-сти, возможность и существование множества языков/методологий концептуализации «правового» ведет к тому, что построение любой правовой теории (как и теории государствоведческой) предполагает рефлексию, спецификацию и критику словоупотребления, поиск (создание/выбор) и обоснование собственного языка рассуждений о праве7.

Отсюда основополагающим в рамках представляемого курса является характерный для современного социогуманитарного мышления поворот от объекта к методу, от содержания — к языку, от выводов — к основаниям и процедурам аргументации. Одними из ключевых компетенций, которые должен владеть ведущий курс преподаватель и которые должны обрести учащиеся, — это методологическая рефлексия (т. е. обращенность внимания не столько на то, что говориться, на содержание понятий и высказываний, сколько на то, кто, как, для чего и в какой ситуации говорит, в частности, на условия и специфику употребления, на язык, с помощью и в пространстве которого осуществляется конструирование и воспроизводства смысла/предметности) и методологическая дистанция (осознание ограниченности, контекстуальной обусловленности, релятивности, инструментальности любых концептуальных построений, непогло-щенность их «предметом», «языковой игрой», удержание возможности иной перспективы/языка). Важная задача курса — деконструкция правовых теорий/методологий (в том числе юридического словоупотребления), т. е. «расколдовывание», вскрытие их явных и неявных оснований, логик, инструментов, мифологем, чему, как отмечалось, уделяется чрезвычайно мало внимания в сегодняшнем российском правоведении.

Сообразно этому, выстраивание и освоение языка права, правовой теории, обоснование того или иного концепта/утверждения требует удержания контекстуальности и функциональности последних, их значимости, вплетенности в общую ситуацию и логику словоупотребления, а соответ-

7 См.: Касаткин С. Н. Юриспруденция и словоупотребление. Проект юридической догматики. Пар. 1 и др. См. также: Пермяков Ю. Е. Философские основания юриспруденции. Самара, 2006.

ственно нуждается в изменении общей последовательности шагов в построении понятия. Вместо традиционно используемых абстрактных вневременных вопросов («Что это такое?»), непроясненного постулирования «естественных» данностей, овеществления доктринальных и обыденных суждений и т. п. следует делать акцент на осознании значения/значимости конструируемого понятия, задающего горизонт (цели, методологию) рассуждения, критерии выбора из потенциального множества трактовок и проведения границы понятия/явления, установления его дефиниции и иных характеристик (признаков, сущности, структуры, функций, классификации, действия, идеала, нормы и патология и проч.), иначе говоря, на прояснение и обоснование значимого — в том или ином контексте, с точки зрения той или иной цели, ценности, позиции — употребления лингвистической единицы: [многообразие контекстов и интерпретаций] о значение ^ [цель, методология] ^ определение ^ иные характеристики8.

Заявленная выше ориентация предлагаемого курса на построение правовой теории как юридической догматики и учения о юридическом методе, нацеленных на рефлексию и реконструкцию официального права и конструирование на этой основе юридического поля, своим непосредственным предметом имеет юридический язык как языковую игру официального права. В качестве метода (критерия, процедуры) спецификации догмы права можно назвать постановку вопроса о юридическом значении определяемого понятия/характеризуемого утверждения, т. е. связанных с ним различении/изменении в правовой квалификации, правовом статусе/ режиме, гарантированности правомочий, обязательности и принудительности юридических следствий и т. п. («Имеет ли данное употребление термина (например, “естественное право”, “правовая норма”, “фикция”, “источник права”, “правовой акт”, “доктрина”, “отрасль права”, “пробел”, “государство”, “суверенитет” и проч.) юридическое значение?», «Какое... ?», «При каких условиях. ?», «Какое/при каких условиях употребление данного термина будет иметь юридическое значение?», «Как это подтвердить/проверить?» и т. д.). Отсюда, в рамках освоения курса его участникам следует уделять первоочередное внимание, во-первых, удержанию специфичности юридического языка, его несводимости к иным системам словоупотребления (обыденному языку, специальным языкам логики, философии, науки, политики, морали и т. д.), способным выступать фоном/инструментарием его прояснения и критики (но не устраняющих его), во-вторых, обоснованию юридически значимого употребления используемых теоретико-юридических построений, что с учетом сегодняшнего положения отечественного правоведения требует (пере)осмысления и дифференциации (юридизации) ее категориального аппарата. Базой для названной юридизации конструируемых понятий и тезисов, а также для их верификации/фальсификации — проверки на истинность/ложность — является официальное право, юридическая доктрина и практика. Этим

8 См: Касаткин С. Н. Юриспруденция и словоупотребление. Проект юридической догматики. Пар. 3.

обусловлена ориентации правовой догмы прежде всего на реконструкцию конкретной правовой системы, ее логики, юридического метода, инструментария, в нашем случае, системы российского права. Соответственно, весьма значимым для освоения курса является обращение преподавателей и студентов к материалам отечественной (а также зарубежной и международной) правотворческой и правореализационной практики, что в свою очередь также способствует устранению голословности, схоластического характера концептуальных построений, повышению практической ценности юридической теории как общей/доктринальной части любого официального решения, ее интеграции с положениями отраслевых юридических наук, не говоря уже о повышении интереса к предмету со стороны учащихся. Выступая реконструкцией официального права, юридическая догматика сама нацелена на (нормативное) решение вопросов права, что зачастую ведет к сближению (отождествлению) методов юридического исследования и принятия (судебного) решения («нахождения права для конкретного случая»). В этом отношении догма выступает отрефлексированной рационализированной технологией ответа на вопросы о праве (особенно ценной в «трудных случаях», когда официальные правоположения не дают четких ориентиров для ответа), выстраиванием логически стройной, легитимной процедуры принятия решения. Отсюда возможным значимым ориентиром/вариантом структурной организации правовой догмы — помимо деления на общую и особенную часть — видится модель юридического метода (силлогизма), где большой посылкой выступает норма (нормативный тип), малой посылкой — юридический факт, надлежащий знак/проявление нормативного типа, с которым связываются юридические последствия, а выводом — сами нормативные следствия, соответствующие изменения в сфере официального должного, в действующем субъективном и/или объективном праве.

В завершении своего сообщения, еще раз обратим внимание на характеристику проблемности курса. В отличие от трактовки, принятой в философии науки, под «проблемами» здесь предлагается понимать актуальные вопросы, не имеющие однозначного решения, предполагающие различные формы своей мировоззренческой, теоретико-методологической постановки и обоснования. В качестве предпочтительной схемы изложения и анализа проблемы можно порекомендовать следующую структуру/ последовательность операций: 1) общая постановка (обоснование) проблемы, обоснование ее смысла, содержания и значения, социальных, методологических и мировоззренческих оснований (как, в силу чего она стала возможной), динамики (исторических форм и современного состояния) и 2) обоснование решения проблемы, подробный разбор существующих решений, доводов «за» и «против», представление собственной артикулированной (т. е. осознанной и четко выраженной) и аргументированной позиции, видение возможных будущих перспектив проблемы. Различаясь по своему характеру, содержанию, сложности и проч., разбираемые здесь проблемы зачастую взаимосвязаны и имеют различные уровни, аспекты, пути своего понимания и решения. Вместе с тем, еще раз подчеркнем, что центральной для курса полагается именно юридическая и связанная с ней

не-юридическая проблематика, а посему целый ряд дискуссионных вопросов и их решений (в том числе отраженных в традиционной программе дисциплины и учебной литературе) будут в лучшем случае иметь лишь периферийное значение, а в худшем — осложнять и запутывать базовую проблематику данного курса. Заметим также, что помимо «собственно проблемной» структуры — приоритетной в рамках курса — последнему также присущи, условно, «догматический», исторический и сравнительно-правовой элементы, носящие вспомогательный характер: первый предполагает овладение студентами сложившимися в теории государства и права понятиями и категориями, шире — также различными точками зрения по тому или иному вопросу, образующими материал для последующей проблематизации; второй и третий демонстрируют названные построения как плод конкретного этапа развития и социокультурной специфики теории (шире — общества, права и государства), раскрывая обусловленность объяснительных и нормативных схем определенным социальным и методолого-мировоззренческим контекстом.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Алексеев, С. С. Общая теория права : учебник для вузов. — 2-е изд — М., 2008.

2. Быдлински, Ф. Основные положения учения о юридическом методе // Вестник гражданского права. — 2006. — Том 6. № 1-2; 2007. — Том 7. ц 1.

3. Варламова, Н. В. Предметно-методологическое единство и дифференциация теоретического знания о праве // Ежегодник либертарно-юридической теории. —

2007. — № 1. — С. 9—25.

4. Дворкин, Р. О правах всерьез : пер. с англ. — М., 2004.

5. Касаткин, С. Н. Значимость правовой теории: интегративность, догматика, вызовы контекста // Энциклопедия правоведения или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания : матер. УП-х философско-правовых чтений памяти академика В. С. Нерсесянца (Москва, ИГП РАН, 2-3 октября 2012) (выход в свет в 2013 году).

6. Касаткин, С. Н. На пересечении факта, нормы и языка: понятие действия в концепции Герберта Л. А. Харта // Проблема правосубъектности: современные интерпретации : матер. международ. науч.-практ. конф. Вып. 9. — Самара, 2011. — С. 139—153.

7. Касаткин, С. Н. Правосубъектность как категория / практика юридического языка // Вопросы экономики и права. — 2009. — № 9. — С. 15—20.

8. Касаткин, С. Н. Проблемы обоснования и дифференциации языка правовых теорий. Проект юридической догматики // Наследие юридической науки и современность. Материалы заседаний У Международной школы-практикума молодых ученых-юристов (Москва, 26-28 мая 2010 г.) / отв. ред. В. И. Лафитский. — М., 2011.

9. Касаткин, С. Н. Юриспруденция и словоупотребление. Проект юридической догмати-ки // Юриспруденция в поисках идентичности : сб. ст., перев., реф. / под общ. ред. С. Н. Касаткина. — Самара, 2010. — С. 10—25.

10. Кельзен, Г. Чистое учение о праве : сб. переводов. Вып. 1. — М., 1987; Вып. 2. М., 1988.

11. Кельзен, Г. Чистое учение о праве: введение в проблему науки о праве // Ежегодник российской теории права / под ред. А. В. Полякова. — 2011. — № 4 (выход в свет в 2013 году).

12. Лазарев В. В, Липень С. В. Теория государства и права : учебник для вузов. — 4-е изд. — М., 2010.

13. Мамут,, Л. С. Юриспруденция и легалистика // Юриспруденция XXI века: горизонты развития: Очерки / под ред. Р. А. Ромашова, Н. С. Нижник — СПб., 2006. —

С. 7—23.

14. Михайлов, А. М. Генезис континентальной юридической догматики: монография. — М., 2012.

15. Муромцев, С. А. Что такое догма права? // Юриспруденция в поисках идентичности: сборник статей, переводов, рефератов / под общ. ред. С. Н. Касаткина. — Самара, 2010. — С. 160—185.

16. Пермяков, Ю. Е. Правовые суждения : монография. — Самара, 2005.

17. Пермяков, Ю. Е. Философские основания юриспруденции : монография. —

Самара, 2006.

18. Пермяков, Ю. Е. Юриспруденция как строгая наука // Юриспруденция в

поисках идентичности : сб. ст., пер., реф. / под общ. ред. С. Н. Касаткина. — Самара,

2010. — С. 101—158.

19. Поляков, А. В. Энциклопедия права или интегративная юриспруденция? // Седьмые философско-правовые чтения памяти академика В. С. Нерсесянца. Энциклопедия правоведения или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания : тезисы участников. — М., 2012. — С. 6—9.

20. Проблемы общей теории права и государства : учебник для вузов / под ред.

В. С. Нерсесянца. — М., 2008.

21. Проблемы теории государства и права : учебник для вузов / под ред. М. Н. Марченко. — 2-е изд. — М., 2008.

22. Протасов В. Н., Протасова Н. В. Лекции по общей теория права и государства : учебник для вузов. — М., 2010.

23. Теория государства и права : учебник для вузов / под ред. В. Д. Перевалова. — 3-е изд. — М., 2006.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

24. Теория государства и права : учебник для вузов / под ред. Н. И. Матузова и А. В. Малько. — 3-е изд. — М., 2004.

25. Харт, Г. Л. А. Определение и теория в юриспруденции // Правоведение. —

2008. — ц 5. — С. 6—32.

26. Харт, Г. Л. А. Приписывание ответственности и прав // Юриспруденция в поисках идентичности : сб. ст., пер., реф. / под общ. ред. С. Н. Касаткина. — Самара, 2010. — С. 242—270.

27. Хесселинк, М. Европейский юридический метод? О европейском частном праве и научном методе // Юриспруденция в поисках идентичности : сб. ст., пер., реф. / под общ. ред. С. Н. Касаткина. — Самара, 2010. — С. 199—230.

28. Честнов, И. Л. Постклассическая теория права : монография. — СПб., 2012.

29. Честнов, И. Л. Практическая, человекоцентристская юриспруденция — выход из тупика догматизации права // Седьмые философско-правовые чтения памяти академика В. С. Нерсесянца. Энциклопедия правоведения или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания : тезисы участников. — М., 2012. — С. 10—11.

30. Шапп, Я. Система германского гражданского права : пер. с нем. — М., 2006.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.