CC BY
45
© 2013
А. А. Масленников
ОТ ХИЖИН К «ДВОРЦАМ» И «КАЗАРМАМ» (к эволюции домостроительства на хоре античного Боспора)*
Анализ различных примеров домостроительной практики на памятниках сельской территории античного Боспора, в том числе выявленных раскопками последних десятилетий, позволяет не только проследить эволюцию типологии и планировки отдельных домов, уровня строительного дела и принципов их блокировки внутри более общих структур, но и по возможности оценить степень государственного регулирования и частной инициативы в этих процессах, а также некие основные направления развития с их временной и локальной спецификой.
Ключевые слова: Боспор, хора, принципы общей и частной планировки сельских домов и поселений, строительное дело, государственное регулирование, общественная организация работ
Название, конечно, претенциозное. Не без этого. Вообще говоря, речь пойдёт о домостроительных традициях. Не в целом на античном Боспоре, а всего лишь на поселенческих памятниках его сельской территории. Про здешние города — разговор особый и длинный, хотя и тут до соответствующих объектов Средиземноморья, да и отчасти Причерноморья по степени сохранности, сложности, разнообразию и изученности нам, что называется, далеко. Как и принято, вначале об источниках. В сущности, в нашем распоряжении, в отличие от «митрополии», нет ни одной по-настоящему пространной и информативной надписи, повествующей о регламентации, оплате и иных аспектах организации общественных или частных строительных работ1. В лучшем случае о них только сообщается, иногда с незначительными подробностями, вроде того: кто и за чей счёт их проводил2. Про постройки на хоре и вовсе почти нет письменных свидетельств, не считая многократно цитированного и всячески интерпретированного «пассажи-ка» у Страбона о строительной деятельности Асандра. Да и в плане археологии наши знания невелики, а возможности не столь уж и очевидны. В самом деле: как всем хорошо известно, в своём абсолютно подавляющем большинстве на про-
Масленников Александр Александрович — доктор исторических наук, заведующий отделом полевых исследований Института археологии РАН. E-mail: iscander48@mail.ru
*Работа подготовлена при поддержке гранта Президиума РАН и ОИФН РАН. Проект «Боспор в VI в. до -VI в. н.э. От полиса к монархии, эволюция государственности».
1 Для сравнения: см. капитальное исследование В. Д. Кузнецова на эту тему: «Организация общественного строительства в Древней Греции». М., 2000
2 См. КБН соответствующие надписи.
странствах сельской территории (каков бы ни был её конкретный статус) Азиатской части Боспорского государства мы имеем дело с сотнями местонахождений археологических артефактов. А проще — керамических фрагментов. А это, как понятно каждому, вовсе не однозначно наличию собственно поселения, какого бы типа оно ни было, хотя в большинстве случаев такая идентификация и наиболее вероятна. Также хорошо известно, что, за редчайшим исключением (т.н. сторожевые башни-форты главным образом на юго-восточном боспорском пограничье, маленькие сельские усадьбы в ближайших окрестностях Анапы - Горгиппии и недавние работы у с. Вестник, открывшие то ли храм, то ли усадьбу довольно раннего времени), даже достаточно масштабные раскопки на месте этих «поселений» почти ничего, кроме хозяйственных и иных ям, не обнаруживают. Остатки оборонительных сооружений, выявленные на некоторых из них (пос. Голубицкое II, Стрелка, Ахтанизовская IV), хотя и впечатляют, заставляя задаваться рядом вопросов, но, в общем-то, предмет для рассуждений на другую тему. Иными словами: как, вернее, в чём жил, так сказать, рядовой боспорский поселянин (кем бы по этносу, культуре и социальному статусу он ни был) на Азиатской части этого государства, мы не знаем.
Ситуация в этом отношении по другую сторону пролива существенно лучше, вернее, отличнее. Здесь усилиями нескольких поколений исследователей раскопаны с той или иной степенью полноты, основательности и масштабности поселенческие структуры самого разного времени. И хотя в ряде случаев наши представления об этих памятниках, точнее их частной и общей планировке, характере строительного дела и иных сопутствовавших «обстоятельствах» весьма неполные, напоминающие образную восточную байку «о слепых и слоне», всё же у нас есть основания для некоторых соответствующих наблюдений и предположений. (Далеко не всегда удаётся, например, определить не только назначение каждого помещения, но даже расположение входа или очага и других «деталей» интерьера, что весьма затрудняет последующие реконструкции. А самое главное: раскопками должна быть выявлена либо вся площадь памятника, либо его значительная часть, причём такая, которая позволяла бы более или менее обоснованно судить о «границах» внутренних структур, то есть домов и кварталов, там, где они были или предполагаются. До недавнего времени таковыми эталонными памятниками в Восточном Крыму являлись Илурат, Ново-Отрадное, Семёновское городище и, отчасти, поселения Андреевка-Южная и Киммерик-холм А).
В сумме своей и, что называется, по идее эти изыскания должны ответить на следующий круг вопросов: особенности локальной топографии памятника и т.н. разбивки его на местности, строительный материал, строительные приёмы и техника работ, общая и частная планировки, примерная организация работ и трудозатраты, функциональное назначение построек и их частей и, наконец, ген-дерно-демографические и социально-имущественные реконструкции. Разумеется, всё это задачи со многими неизвестными, и их проще обозначить, нежели хотя бы отчасти решить.
В этой связи должно сказать, что первая попытка такого рода изысканий была предпринята ещё довольно давно на материалах раскопок Пантикапея В. Д. Бла-ватским. Затем к этой теме в той или иной степени обращались и другие специ-алисты-антиковеды. Наконец, как хорошо известно, последовало и обобщающее
исследование С.Д. Крыжицкого3, в полной мере сохраняющее свою актуальность. Новые археологические материалы и наблюдения, а таковых немало (назовём прежде всего итоги многолетних работ на поселениях городской — ближней, а также т.н. дальней хоры экспедиций В.Н. Зинько, С.Л. Соловьёва, В.Г. Зубарева, Н.И. Винокурова, А.Н. Гаврилова, да и автора тоже, а также по другую сторону пролива — А.А. Малышева, Н.И. Сударева, Д.В.Журавлёва, Г.А. Ломмтадзе, Г.А. Гарбузова, С. Кашаева), естественно, дополняют, и порой существенно, наши знания и представления в области строительного дела и архитектуры (да простит меня читатель за столь высокий термин, применительно к по большей части весьма скромным во всех отношениях объектам на пространствах боспорской хоры) сельских поселений античного Боспора. Хотя, конечно, желалось бы большего... Вовсе не претендуя на исчерпывание или исчерпание данной темы, автор хотел бы только предложить некий краткий, почти тезисный очерк.
Итак, в чём и как жили обитатели хоры (а таковая неизбежно должна была быть, даже если мы имеем дело с торгово-ориентированными постоянными поселениями) боспорских апойкий и первогородов (точнее городков) в изначальный и относительно ранний периоды их истории? Вопрос «как» оставим в данном случае «за скобками». А вот в чём — тоже непрост. В настоящий момент общепринято, что эти самые «городки» на протяжении нескольких первых десятилетий (вплоть до последней трети — четверти VI в. до н.э., а то и позднее) таковыми по облику и «содержанию», скорее всего, не являлись. Возможно, лишь относительно поздняя Фанагория сразу строилась как «поселение городского типа». В любом случае, все они по своему демографическому потенциалу и экономическим возможностям были пока не в состоянии осваивать на сколько-либо постоянной основе прилегающие земельные пространства. Или, лучше сказать, их обитатели, точнее — те, кто владели окрестными землями и эксплуатировали их, постоянно или хотя бы сезонно там не жили. Да и пространства эти были, надо думать, невелики. Во всяком случае, всё, что нам известно в этом отношении на европейских берегах Боспора Киммерийского, а также в ближайших окрестностях Феодосии (а это, в сущности, почти полное отсутствие всякой археологической конкретики), не противоречит такому выводу.
Написав всё это, автор должен «расшаркаться» в собственной необъективности. И вот почему. Эта, по-своему, казалось бы, логичная и археологически обоснованная «картина», совершенно не касается территорий по другую сторону пролива, где, условно говоря, поселения архаического и классического времени известны во множестве. Факт этот, уже довольно давно ставший очевидным, столь же давно остаётся и необъяснимым, какие бы предположения ни были высказаны. (Ведь сами-то греки со всеми их соответствующими традициями везде, вроде как, были одинаковыми? А местные варвары., а что варвары? О них ни там, ни тут ничего конкретного для этого периода сказать нельзя. Даже неясно, жили ли они здесь или только появлялись время от времени. Природные особенности. Но и тут, при всей некоторой разнице климата, почв, влажности и т.п., они не были уж слишком велики. Различия в основной хозяйственной направленности: торговая или земледельческая? Да, тоже как-то безосновательно.) Так или иначе, но о сель-
3 Крыжицкий, 1982.
ских жилищах VI, да и значительной части V вв. до н.э. мы не имеем пока никаких представлений. Может, и были какие-то «шалаши», да только следов не осталось. Тоже касается и вероятных земляночных конструкций, столь характерных для архаических поселений ольвийской округи.
Следующий хронологический этап (вторая половина V — начало следующего столетия) также небогат на соответствующие примеры. Следы неких заглублённых в землю построек (землянок и полуземлянок), возможно, служивших и жилищами и даже остатки каких-то строений на каменном цоколе, известны на предполагаемой хоре Нимфея, Тиритаки и, возможно, Акры (раскопки В.Н. Зинько и С. Л. Соловьёва). Косвенно наличие каких-то жилых построек, причём даже более раннего времени, можно считать доказанным для района Чокракского озера, мыса Казантип, мыса Зюк, а также ближней и, не исключено, более отдалённой округи Феодосии. Пожалуй, эти жилища действительно можно назвать хижинами, причём, скорее, боспорских греков, нежели каких-то местных варваров. Да и то (за исключением ям-землянок), почти безо всякой конкретики, касающейся пощади, планировки, интерьера, характера кровли, размещения на местности и местоположения относительно им подобных. Судя по тому, что известно, характер кладки и материала был тут самым простым и распространённым в обыденной античной строительной практике, а работы не требовали больших временных и иных затрат и велись силами одной или нескольких семей. Ничего явно варварского (как, впрочем, и в облике землянок) мы тут не видим. Хрестоматийный пример с постройкой в районе горы Опук (т.н. холм А) (кстати, несмотря на все старания последних лет, не получивший своего дальнейшего археологического «развития») демонстрирует как будто бы некий единый комплекс-квартал из трёх почти идентичных по всем параметрам, но изолированных (самостоятельных в демографо-хозяйственном отношении?) однокамерных помещений-жилищ с примыкавшими к ним крохотными двориками. Характеристика строений (качество и тип кладок, строительный материал, кровля, планировка, прямолинейная разбивка на местности с использованием особенностей микрорельефа) хотя и проста, но достаточно качественна и, что существенно, вполне в духе соответствующих античных традиций. Сам принцип линейной блокировки однотипных «структур» (равнозначно-параллельный) по-своему показателен, и ... найдёт неожиданное повторение спустя более чем полутысячалетие здесь же, но на другой стороне полуострова (Семёновское городище, см. ниже). Итак, перед нами вариант «многоквартирного» дома, по крайней мере, для трёх семей. По степени трудозатрат, особенно с учётом того, что строительный материал — местный известняк — находился и находится буквально «под рукой», а точнее — «под ногами», реализован силами их членов и, вероятно, в весьма непродолжительное время. Всё, включая находки, говорит об имущественном (и социальном?) равенстве при относительной немногочисленности обитателей этих «выселок». (Данное название не случайно: уж очень мал этот коллектив для, т.с., автономного населённого пункта, да ещё в столь раннее время и на таком удалении от местных центров «цивилизации», не считая, конечно, Киммерика, о котором именно в эту эпоху мы по-прежнему почти ничего не знаем. Да и вообще всё, что известно, как-то не производит впечатления, заставляя уповать на подводную «составляющую», в существовании которой ещё следует удостовериться.) Кстати, такая общая постройка, помимо несколько
меньших, чем строительство обособленных, хотя и соседствующих домов трудовых усилий, явно демонстрирует некий единый замысел, общую организацию и заинтересованность. Какие-либо защитные преимущества такой планировки, вопреки высказываемым мнениям, сомнительны. А относительно приличная (до 0,8 м) толщина внешних стен говорит только об их основательности. Стоит ли за всем этим маленький, близкородственный коллектив (большая семья на стадии выделения малой или скорее малая — с сохранением кровнородственных связей) или, что менее вероятно, столь же маленькая группа семей-первоколонистов этих мест, мы вряд ли когда узнаем. Очевидно лишь, что обосновались они тут не ранее второй половины V в. до н.э. или даже несколько позднее. Да и прожили недолго.
На Таманском п-ове ценой значительных усилий (вскрытая площадь составила 850 кв. м) лишь в одном случае (поселение Вышестеблиевская 11) как будто бы удалось выявить некую систему застройки и планировки на «посадской» части поселения. Сложившаяся, по мнению исследователей, во второй половине V в. до н.э. или несколько позднее, она просуществовала довольно долго, представляя собой десятки хозяйственных ям, «сопровождавших» полтора десятка построек. Большинство из последних — слегка заглублённые в материковый суглинок, как правило, однокамерные, подпрямоугольные в плане (с округлыми углами) помещения средней площадью около 20 кв.м, прослеженные благодаря хорошо «читаемым» полам с многослойными обмазками. Стены без всякого цоколя почти во всех случаях складывались из сырцовых (саманных?) кирпичей и снаружи были оштукатурены для лучшей сохранности. Лишь в одном случае зафиксированы остатки стен (цоколя?), сложенных из мелких камней. Иногда постройки перекрывали друг друга, но в основном возобновлялись на прежнем месте, функционируя достаточно продолжительное время. Кровля не предполагала черепицы. Можно допустить, что почти общая ориентация всех помещений объяснялась их «привязкой» к улице, прямое полотно которой шириной 3,5 м состояло из плотного слоя глины и фрагментов керамики (V — начала IV вв. до н.э.). Составляли ли эти строения вместе с ямами своего рода кварталы вдоль дороги, да и вообще, являлись ли они жилыми домами? Последнее — отнюдь не несомненно (нет следов очагов). Первое — наверняка невозможно. Об этом помимо неодновременности всех построек-«домов» говорит их хаотичность в «разбивке на местности», отсутствие границ домовладений, да и вообще какой-либо взаимосвязи всех раскопанных сооружений, исключая, да и то отчасти, хронологию. Таким образом, вопрос о том, считать ли данный тип поселения своего рода деревней с довольно примитивной общей планировкой, остаётся открытым. Непросто судить и об уровне строительного дела оставившего памятник населения. Так или иначе, но сооружение этих домов, точнее жилищ, не требовало больших временных и трудовых затрат и особых знаний и навыков, и вполне могло вестись силами одной семьи. Какая-либо общая регламентация почти не прослеживается. Быть может, как и в большинстве случаев на этой территории, мы имеем здесь дело с сезонными (но долговременными) «деревнями» жителей близлежащих городов и городков и, соответственно, их «частной» инициативой. Самые масштабные, пожалуй, за все годы раскопки на пространствах хоры Азиатского Боспора близ современного посёлка Волна позволили выявить немало интересных археологических деталей и сделать соответствующих наблюдений. Открыты также и остатки нескольких
строений приблизительно V-!!! вв. до н.э. Но сохранность их оставляет желать лучшего и интерпретация поэтому — сомнительна. К тому же они практически не опубликованы.
Эпоха начиная примерно со второй четверти IV в. до н.э. и по конец первой трети следующего столетия по праву, благодаря новым исследованиям, может считаться для сельской территории Европейского Боспора периодом не только хозяйственного процветания и очевидного демографического подъёма, но и временем пригородных усадеб, усадебных комплексов — «дворцов» и хижин, причём одновременно. Поскольку соответствующая общая и частная археологическая конкретика изложена в целом ряде изданий достаточно полно, ограничимся самыми общими выводами и наблюдениями. При этом почти все они касаются территории т.н. дальней хоры. Прежде всего, это уже достаточно хорошо известные специалистам строительные комплексы усадебного типа в Крымском Приазовье — «Царская» хора (объекты Чокракский мыс, Бакланья скала, Генеральское-западное, Генеральское-западное, юго-западный склон и, не исключено, некое поселение в западной части мыса Казантип). Не повторяясь относительно их площади, площади дворов и отдельных помещений, отметим следующие общие или практически общие «моменты». Тщательный (хотя и не всегда оказавшийся впоследствии удачным) учёт локальных топографических особенностей, природных условий и ресурсов. Мы имеем в виду выбор, как правило, удобных участков побережья (относительно ровных, но не обязательно скалисто-возвышенных, на твёрдых, преимущественно скальных «грунтах», в непосредственной или максимально возможной близости от удобных бухт и бухточек, а также постоянных естественных или специально устроенных и достаточно обильных источников питьевой воды). Во-вторых, прямолинейная, приближающаяся к прямоугольной «генеральная» разбивка на местности. В-третьих, в основе общей планировки лежал принцип блокировки в целом примерно однотипных структур (одно-, реже двухкамерных помещений) вокруг общего двора (равнозначно-параллельный с незначительными элементами последовательно-иерархического). В-четвёртых, наличие в той или иной степени, но достаточно чётко и даже ярко выраженного доминирования (вплоть до полного обособления) отдельных строительных структур в рамках общей «схемы», т.е., некоей «хозяйской половины». В-пятых, весьма высокий уровень строительного дела. А именно: господство постелистой или иррегулярно-по-стелистой двух-трёхслойной, двухлицевой типов кладок, при наличии участков квадровой, в том числе, простой орфостатной, двухрядной и даже рустованной (более или менее выраженной). В наиболее важных местах — цокольный «ряд» с вырытой под его основание специальной траншеей и «подушкой» (подсыпок-суб-струкций). Более или менее тщательная, но не всегда очевидная подборка строительного материала (камня) «по месту», а нередко и подтёска «по месту» с фа-сировкой или без; перевязка между слоями и рядами; использование специально обработанных блоков при оформлении углов и дверных проёмов; в подавляющем большинстве строгая вертикальность и прямолинейность фасов; применение раствора глины и мелкого щебня. Всё это обеспечивало устойчивость даже относительно нетолстых стен (хотя крупные и просто большие камни использовались не столь часто) при их довольно большой высоте. (И даже, местами двухэтажности?) Кое-где зафиксирована кладка (верхних рядов) из сырцовых кирпичей. В-шестых,
налицо определённое внимание к соблюдению достаточно высокому уровня благоустройства и санитарии (черепичная кровля практически всех построек, водостоки, в том числе целиком каменные, водосливы, искусственные уклоны поверхностей полов помещений и общих дворов весьма значительных по площади, крайне небольшое число т.н. хозяйственно-мусорных ям непосредственно в помещениях и на дворах; наличие в целом очень немногих очагов в помещениях, что тоже не случайно; вероятное существование помещений по туалеты; пифосы для наружного сбора осадков (?) и н.др. находки и конструктивные особенности). В-седьмых, присутствие всех признаков основательного и даже товарного винодельческого производства, явно рассчитанного на удовлетворение нужд весьма большого коллектива или даже на некоторые объёмы вывоза (продажи?). А также, пусть и не в таких масштабах, — следов «домашнего» (местного) ремесла. В-восьмых, явные археологические свидетельства перистильного оформления дворов и даже отдельные ордерные элементы (прямоугольные капители аттического ордера?) экстерьера некоторых построек. Столь же явны остатки культовых, общественных и частных (домашних) сооружений (алтари разного типа и размера, специальные культовые сосуды и предметы). Это в-девятых. Данный перечень можно было бы продолжить, но и сказанного, как нам кажется, достаточно, чтобы убедиться в очевидной неординарности этих усадебных комплексов, кому бы конкретно они не принадлежали. А если к этому добавить некую инфраструктуры, прежде всего, из т.н. сопутствующих поселений сезонно-производственного или дозорного характера, наличие, хотя и не везде, солидных оборонительных сооружений, специфику массового археологического материала, а также т.н. индивидуальных находок, то картина станет ещё более впечатляющей.
Несомненна единая (в том числе близкая по времени) и достаточно эффективная организация строительных работ по заранее составленным планам и образцам, что неизбежно подразумевает, как присутствие профессионалов, так и тех, кто их искал, нанимал, оплачивал и обеспечивал всем необходимым, включая, естественно, строительный материал и рабочую силу. Последний фактор совсем немаловажен. Быстрое возведение этих усадеб — сельских резиденций — «дворцов» было невозможно только силами их будущих обитателей. Что же касается строительных материалов, то, хотя древних каменоломен в непосредственной близости от них не выявлено, местность изобилует выходами известняковых пород разной степени прочности. Более чем достаточно и песка. Зато весьма значительный объём кровельной черепицы был привезён (лучше сказать, неоднократно привозился) очень крупными партиями и совершенно очевидно по морю, по крайней мере, из боспорской столицы. Впрочем, на сей счёт есть и иные предположения (частично делалась на месте). Так или иначе, но социально - имущественная, а, быть может, и гендерно-этническая неоднородность (т.е. статус) жителей этих приморских «вилл», бесспорно, что называется, налицо. Весьма примечательна и хронологическая характеристика этих памятников.
Теперь о хижинах. Уже довольно давно и неоднократно отмечалось, что практически синхронно вышеописанным «дворцам» на пространствах Керченского полуострова, условно за пределами хоры городов и угодий, вероятно, принадлежавших правящей династии, располагались земли, скорее всего, имевших некий особый статус и соответственно, характеризующиеся совершенно иным типом
сельских поселений. По всей видимости, значительные территории, примыкавших к Восточному Крыму с запада, также входили в ареал их распространения. И если об их статусе (вернее — статусе их обитателей) почти ничего более конкретного сказать пока нельзя и есть только предположения, то о поселениях, точнее селищах, наши представления хотя далеко не такие полные, как хотелось бы, но всё же достаточно определённые. Во-первых, их — великое множество: сотни. Отсюда — демографический фактор. Во-вторых, они в принципе почти одновременны, разумеется, в рамках одной эпохи. В-третьих, они характеризуются примерно общими принципами локализации (планографии), планировки и домостроения. Обо всём этом также уже писалось и также неоднократно. Если коротко, то эти селища состояли из хаотично расположенных по отношению друг к другу построек жилищно-хозяйственного назначения. Иными словами, эти «дома» не образовывали кварталов или неких обособленных в застроично-хозяйственном и демографическом плане структур («хуторов»). Для «домов» (при всём их разнообразии, что также, кстати, примечательно, ибо отсутствие некоего принятого стандарта есть свидетельство неразвитости строительного (и не только) дела и соответствующих традиций) вне зависимости от площади, числа «помещений» и общей «конфигурации» характерны следующие черты. Непрямоугольная разбивка на местности; доминирование криволинейных, как бы аморфных «очертаний» самих построек, отсутствие чётких углов, хотя отмечены и относительно прямые участки стен. Наверняка эти дома не имели «правильной», одно-двухскатных кровли, тем более приспособленной под черепичное покрытие. Внутренняя планировка предполагала в подавляющем большинстве случаев наличие нескольких «секций»: частью — крытых помещений, частью — крохотных внутренних двориков или, скорее, сеней — тамбуров, а также пристроек разного назначения и времени, общий принцип группировки которых по большей части можно считать последовательно-иерархическим. Полы земляные, с золистой подсыпкой («подушкой»), несколько заглублённые по отношению к внешней поверхности. Очаги самых простых конструкций и, как следствие, плохой сохранности. Впрочем, как и стены. Обращает на себя внимание низкий уровень строительной техники. Кладки, как правило, одно-, двух- и трёхслойные, одно-двухлицевые, иррегулярные. Естественно, из рваного камня, без намёков не только на притёску, но и подборку «по месту», на растворе земли. Цоколь, как таковой, не фиксируется вовсе. Фасы, даже внешние, насколько можно судить по наиболее сохранившимся участкам стен, практически всегда не вертикальные и тем более, не прямые. Всякая перевязка рядов и слоёв кладки отсутствует. Даже использование в нижних «рядах» в ряде случаев (вероятно, в т.н. основных помещениях) достаточно больших камней не делает её ни ровнее, ни прочнее, хотя в углах стен иногда и присутствуют наиболее крупные из камней. Стены, изначально имели вид не столько собственно кладки, сколько некоего навала камней, непрочного и, естественно, невысокого. Особенно примитивно и хило выглядят стены т.н. загородок и пристроек. Не удивительно, что такие конструкции, надо думать, весьма быстро и легко разрушались, камни осыпались, кровля приходила в негодность. Тем более, если случались пожары или какие-то природные катаклизмы, например — землетрясения. Не случайно, до раскопок эти селища, как правило, фиксируются по «пятнам» скоплений камней и бута, а при раскопках дело приходится иметь со сплошными
завалами порой значительной площади и мощности, в которых не просто выявить остатки собственно строительных конструкций. Совершенно очевидно, что у обитателей этих селищ отсутствовал сколь — либо основательный опыт каменного домостроительства, не говоря уже о конкретных приёмах и нормах, выработанных соответствующей античной практикой. Для нас из всего сказанного важно следующее. Данные дома и деревни не могли принадлежать населению, отожде-ствимому с боспорскими греками. (Кстати, и демографически это маловероятно. Никакого не просто массового, а невероятно массового притока населения откуда-то из Средиземноморья или Причерноморья, готового к тому же обосноваться именно на сельской территории Европейского Боспора, нам не известно. Тысяча каллатийцев, упомянутых Диодором Сицилийским, в данном случае «не в счёт».) По всей видимости, в них жили т.н. малые, неразделённые семьи каких-то местных варваров-«скифов», полностью или по большей части перешедших к осёдло-му образу жизни и земледелию. Строились эти дома из «подручного» материала без специального плана или хотя бы какой-то регламентации, а скорее — по «обстоятельствам». Надо думать, — силами отдельных семейно-родственных общин, которые и составляли население каждой такой «деревни». Разумеется, без участия специалистов, если считать таковыми — тех, кто был хорошо знаком с соответствующей античной практикой. В тоже время, их строители вполне могли иметь о ней хотя бы поверхностно представление, соседствуя, нередко довольно тесно, с обитателями боспорских городов и сельских усадеб. Иначе сложно объяснить массовость и стремительность процесса появления этих «деревень». Впрочем, если известный рассказ Полиэна о неких эпимелетах, помогавших боспорскому династу Сатиру, отражает какие-то реалии, не исключена и организующая роль в этом верховной боспорской власти. Но — достаточно о «деревнях», хотя таковые, в сущности, и были «собранием» хижин. Тем более что, как и усадебные комплексы — «дворцы», они исчезают с пространств европейской части боспорской хоры ещё стремительнее, нежели появились.
Как шло развитие планировочных принципов и строительной практики в интересующих нас аспектах дальше, в эпоху «общего» эллинизма, а за ней римскую и позднеантичную? Надо сказать, до относительно недавнего времени соответствующих примеров и материалов в распоряжении исследователей почти не было. О т.н. домах башенного типа было написано так много, что они, пожалуй, этого и не заслужили. Число раскопанных — в последние полтора — два десятилетия увеличилось более чем втрое, в том числе и за счёт памятников в Восточном Крыму. Общая же их характеристике при уточнении деталей и хронологии осталась прежней. Это обособленные строения с явно преобладающей над жилой и хозяйственной оборонительной функцией, с прямоугольной, чёткой разбивкой на местности и правильной очень схожей общей планировкой. Совершенно очевиден при этом учёт условий и особенностей окружавшего их ландшафта. Внутренняя застройка характеризуется компактностью и симметричностью при доминировании равнозначно-параллельного принципа. Качество кладок, несмотря на локальную разницу строительных материалов, высокое. А самое главное — они типологически, в том числе и в деталях, очень близки. В сущности, это одна схема, отвечавшая современным им требованиям античного военного и строительного дела к такого рода постройкам. Единый замысел и реализация этого «проекта» не могли быть
частной инициативой, а, как отмечалось уже неоднократно рядом исследователей, являлись своего рода частью государственной программы. Отсюда — статус их обитателей (постоянных или временных), характер организации самих работ, сроки возведения и известная общность судеб. Их населяли относительно немногочисленные гарнизоны, может быть, вместе с их семьями.
Ближнюю, городскую хору III—I вв. до н.э., по-прежнему «достойно» представляют маленькие и простые в планировке усадебки в окрестностях Анапы (Горгиппии) и весьма сложный по планировке и значительный по площади усадебный комплекс, раскопанный, скорее всего, на хоре Мирмекия. Согласно новейшим изысканиям, он мог принадлежать кому-то из оставшихся на Боспоре важных выходцев из города Каллатиса4... (Бедные каллатийцы, и куда только из по Боспору не «гоняют».) Не исключено, что усадьба эта была лишь одной среди ей подобных. Так или иначе, она остаётся примером чисто античных архитектурно-строительных решений, реализация которых наверняка потребовала и частной инициативы, и знаний, и привлечения специалистов, и достаточно сложной организации соответствующих работ. Близость к боспорским городским центрам подразумевает под последней — наём рабочих-ремесленников и строителей, может быть, подряд, и т.п., с заключением принятых в таких случаях соглашений и соблюдением неких столь же оговорённых условий.
Что же касается дальней хоры, то тут к прошлому «блеску и нищете» уже никогда не было возврата. Давно было замечено, что новые поселения появились около середины III в. до н.э., как бы одновременно и только в удобных для обороны местах побережья. Некоторые просуществовали недолго (до конца II в. до н.э. или до конца следующего столетия), но значительная часть — с перестройками до катаклизмов середины III в. н.э. и даже дольше. Что же представляли собой первые? Судя по относительно недавним, но достаточно масштабным раскопкам (Крутой берег, Золотое восточное, отчасти, Казантип — восточный 2, Пустынный берег), всё это — по большей части значительные по площади, укреплённые поселения-городища с довольно сложной и неоднозначной внутренней планировкой.
Несомненно, что строительство таких поселений велось централизовано, а оборонительные сооружения возводились, если и не греческими (боспорскими) мастерами - каменщиками, то при участии или под надзором неких специалистов в данной области. Зато жилища невелики по площади, непритязательны по своему «экстерьеру» и просты по общей планировке (одна-двухкамерные с блокировкой помещений преимущественно по последовательно-иерархическому принципу, хотя наличествуют и примеры равнозначно параллельного). Они достаточно прямолинейны и прямоугольны в разбивке на местности. Главное — эти дома-помещения были сгруппированы в кварталы, чего прежде мы на пространствах хоры не наблюдали. Частью кварталы представляли собой ряд (линию) из почти одинаковых построек, которые примыкали либо к участкам внешних стен, либо к подпорным стенам невысоких террас. Но «внутренние» кварталы, не исключено, были образованы по иному принципу. Между ними (кварталами) оставлены вполне прямые улицы. Главная, шедшая от основных ворот имела ширину до 6 м и представляла собой плотно утрамбованный слой грунта, насыщенный обломка-
4 Федосеев Н.Ф.
ми керамики (городище Золотое-восточное или Сююрташ); поперечные — были много уже, но зато вымощенные и со ступеньками в районах перепада высот. Всё это подтверждает тезис о наличии единого архитектурно-строительного замысла и руководстве всеми работами, может быть, из некоего «центра». Стены домов-помещений сложены, как правило, в простой технике иррегулярной, местам приближающейся к постелистой, двухлицевой, двух-трёхслойной кладки, в массе своей из небольших камней и бута. Цоколь, как таковой, отсутствовал, но кое -где зафиксировано специальное заглубление основания стен до скальной породы. Связки между рядами — редкость. Подборка камня «по месту», вероятно, в ряде случаев проводилась, подтёска — не зафиксирована. Толщина стен в основном небольшая, хотя они в целом прямые, а внешние фасы более или менее вертикальные и ровные. Связующий раствор — земля на воде, реже — глина. Иногда углы стен и проёмы «фиксированы» обработанными плитами. Но это не правило. В общем, даже внешние стены помещений (кварталов), судя по их характеристикам, изначально не были высокими. Нет и иных указаний на наличие, хотя бы у части домов-помещений вторых этажей. В качестве специфики строительного дела самого большого из упомянутых городищ можно сослаться на использования в кладках некоторых стен очень больших, подчас громадных, поставленных на ребро каменных плит, вывернутых из скального массива материка тут же, или притащенных (наряду с аналогичными — для оборонительной стены) откуда-то неподалёку. Напрочь отсутствовала кровельная черепица. В целом, особенно на примере городища Золотое-восточное, бросается в глаза явное несоответствие масштабов и качества оборонительных сооружений и довольно простенького облика, да и интерьера жилых помещений. Создаётся впечатление, что эти поселения строились специально и в спешке центральной властью для некоего «контингента», материально-культурные запросы и традиции которого были достаточно простыми и скромными, если не сказать: ограниченными и полуварварскими. Отсюда встают вопросы сложности организации строительных работ, о чём упомянуто выше. И, конечно, статуса «местных» жителей (полувоенные поселенцы — условные «арендаторы» на царских землях, своего рода катойки и т.п.). Ясно одно: прежние формы хозяйственной деятельности, землевладения и «общежития» стали вдруг или не вдруг нерентабельными и невозможными. Впрочем, другие упомянутые поселения этого периода демонстрируют либо менее определённую, либо как бы усложнённую планировочные схемы. Так относительно «Крутого берега», по-видимому, также можно говорить о застройке кварталами. (Задача в данном случае усложнена тем, что на этом памятнике явно выделяется два-три строительных периода.) Примерно однотипные помещения примыкали к оборонительной стене, образуя один (несколько) из них. Есть однокамерные и двухкамерные, как бы обособленные помещения-дома. Но в массе своей застройка предполагала более сложную их группировку, вычленить в которой отдельные комплексы-дома из нескольких помещений и двориков, построенных согласно равнозначно-параллельному принципу, пока сложно. В целом господствует прямоугольная разбивка на местности и достаточная прямолинейность каменных конструкций. Уровень самой строительной техники, в том числе кладки (в основном двухлицевая, иррегулярная, трёхслойная, местами приближающаяся к постелистой), можно признать удовлетворительным. Кое -где очевидна подборка камня «по месту», есть
примеры использования подтёсанных камней и плит по углам фасадов. Цоколи, кроме оборонительной стены, особо нигде не зафиксированы. Использован необработанный местный известняковый камень, добыча которого не представляет большой сложности, а также бут и земляной раствор (грязь). Свидетельств сырцо-во-кирпичной кладки вроде бы нет. Нет и находок кровельной черепицы. Между домами и кварталами существовали улицы, вернее узенькие улочки и проулки, в общем довольно прямые, хотя и, как правило, не мощёные. Единство планировочного решения и указание на общественный характер большей части работ, а, следовательно, и их особую организацию, на наш взгляд, просматривается и на этом примере. Да собственно, иначе не могли быть воздвигнуты упомянутые (мы специально не говорим о них подробно) оборонительные сооружения и соблюдена квартальная застройка. Всё это в известной мере относится и к поселению на мысе Казантип, с той лишь разницей, что здесь таковая была существенно усложнена террасным расположением, причём на весьма крутом склоне. Постройка дома, точнее квартала домов требовала предварительного сооружения подпорных стен и значительных земляных работ, что, разумеется, также выполнялось всем коллективом будущих обитателей этого населённого пункта. О прочих особенностях местных построек и принципах их планировки судить пока рано. Ясно лишь, что и тут и на всех вышеописанных памятниках мы имеем дело с вполне античными, хотя и не первоклассными примерами и приёмами рядового, массового жи-лищно-хозяйственного строительства при весьма и весьма скромных и даже непритязательных запросах и возможностях их исполнителей, а затем и обитателей. Верховная власть берёт на себя функцию защиты своих подданных, ограничивая их «свободу выбора», но гарантируя, скорее всего, хотя и минимальный, но всё же уровень некоего благосостояния. При этом (или в тоже время) также ограничивая, вольно или невольно, и свои притязания и проявления в том, что касается, так сказать, непосредственной среды обитания. Данный тезис можно считать определяющим по отношению почти ко всему, только что, а равно и нижесказанному, т.е. для всех последующих эпох. Иными словами, время хижин прошло, но время дворцов уже никогда не повторится.
Итак, государственное «регулирование» с эллинистического периода местной истории сказалось на дальней хоре в появлении новых типов поселений. Помимо только что описанного, другой составлял как бы второе основное направление в планировочном решении и общем архитектурном замысле. Мы имеем в виду поселения, ядром которого являлись прямоугольные или многоугольные укрепления-крепости разной, но, в общем, довольно ограниченной, хотя порой и не малой площади. В какой-то степени их можно считать развитием и усложнением того направления, которое было представлено выше упоминавшимися домами башенного типа и, так называемыми, дальними «усадьбами — крепостями» (поселение у с. Ново-Отрадное, I -й строительный период). Но в целом это совершенно особый, реализованный, кстати, по обоим берегам пролива «проект». Азиатским «батарейкам» посвящена у нас весьма обширная литература. Об их европейских аналогиях (Ново-Отрадное, Артезиан, Михайловка) тоже написано не мало. При этом остаются спорными вопросы их общей и частной хронологии, да и некоторые другие. Отметим лишь самые основные моменты в рассматриваемом аспекте. Прежде всего, это максимально чёткая, по большей части прямоугольная (прибли-
жающаяся к квадрату) разбивка на местности. При этом выбиралась относительно небольшая природная возвышенность, как в прибрежной части, так и в «глубинке». Важен был (как и в целом для всей системы обороны сельской территории в постмитридатовское и римское время) принцип взаимосвязи, прямой видимости. Затем, — наличие двора (иногда двух), вокруг которого (точнее - по периметру) или с двух-трёх сторон равнозначно-параллельно группировались ряды (кварталы) в основном однотипных, чаще всего однокамерных помещений. Почти не прослеживается последовательно-иерархический принцип их расположения. Самая же яркая черта — это явное доминирование оборонительных функций (толстые стены, башни, рвы, укреплённые ворота). Всем постройкам присуща чёткая прямолинейность планировочных решений. В домостроительстве применялись различные типы кладок, причём в целом несколько более сложных, качественных, нежели на предшествовавших им или синхронных городищах первого типа. Камень, конечно, в основном местный необработанный известняк, но подборка «по месту» и даже подтёска засвидетельствованы. Совершенно очевидно применение сырцовых кирпичей, естественно, более масштабное на Азиатской территории. Фасировка стен если и не безупречна, то вполне «на уровне». Есть свидетельства их оштукатуривания. Обычен приём отделки — связки углов стен и дверных проходов обработанными, специально подобранными плитами. Весьма вероятно наличие вторых этажей и, следовательно, каменных и деревянных лестниц, а также, хотя бы частично, черепичной кровли. Несомненно, были водостоки и водосливы (канализация) и вымостки разной площади и качества. Иными словами, использовались все подходящие, доступные и целесообразные в местных условиях античные строительные приёмы и домостроительные традиции. Чем больше исследуются такого рода памятники, тем больше растёт уверенность в том, что они никак (кроме, да и то лишь вероятного временного проживания) не связаны с какими бы то ни было варварскими традициями. А также в том, что это по своему основному назначению были вполне отвечавшие соответствовавшим задачам крепости разного ранга и значимости, безусловно, построенные если и не совсем одновременно, то всё же по общему стратегическому замыслу. Отсюда, несомненно, централизованная организация работ, со всеми вытекающими отсюда «текущими моментами». В известном отношении, как подсказывают результаты самых недавних раскопок (поселение Артезиан — Н.И. Винокуров), по уровню строительного дела, благоустройству (насколько это возможно на достаточно ограниченном пространстве внутри оборонительных стен), общей характеристике индивидуальных и массовых находок эти поселения-крепости практически почти ни в чём не уступали одновременным им боспорским городам. Не исключено, что их гарнизоны «инспектировались» время от времени высшими иерархами боспор-ской администрации и даже царём. Но для его резиденции они не годились. Более того, облик жилых и хозяйственных помещений (домов), а равно и находки отсюда рисуют нам картину некоего если и не социально-имущественного равенства, то чего-то близкого к этому. Оно и понятно: военный гарнизон (вместе с «пригородом»- канабой) — всё же подразумевает совершенно очевидную стандартизацию и единообразие. Однако оставим «за скобками» рассуждения на самые заманчивые социально-демографические и культурно-этнические сюжеты и вернёмся к
главной нашей домостроительной теме. Точнее - к характеристике других типов поселений позднеэллинистического и римского времени.
И здесь нельзя обойти вниманием примеры, показательные для т.н. переходной эпохи, т.е. I в. до н.э. Пока памятников с таким узким «диапазоном» исследовано совсем немного. Прежде всего, это поселение Полянка. Раскопанная площадь (более 2500 кв. м) вполне позволяет сделать некоторые выводы. Застройка представляла собой комплекс из нескольких (менее десятка) небольших по размерам кварталов, располагавшихся на ряде невысоких и одной возвышенной террасах. Некоторые — при этом примыкали к оборонительным стенам. Каждый квартал имел свою конфигурацию, площадь и состоял из разного числа условных помещений. Расположение на достаточно ограниченном естественным образом пространстве, видимо, диктовало и известную разницу в господствующей ориентации стен этих построек. Судя по характеру блокировки помещений внутри квартала, заметно преобладал равнозначно-параллельный принцип. Определиться с тем, какое из них являлось жилым, какое хозяйственным, а что — мощёным или нет двориком можно далеко не всегда. В сущности, за небольшим исключением явно обособленных, однокамерных строений разного назначения (винодельческий комплекс, святилище, «башня») эти кварталы можно рассматривать, как одно домовладение (дом-квартал), отделённое от соседних неким подобием мощёных или нет улиц и переулков. Господствует регулярная, прямоугольная разбивка на местности и прямолинейная планировка. Но в ряде случаев — стены помещений и стены-ограды изогнуты и даже круглые. Кладки в основном двухлицевые, двух-трёхслойные, иррегулярные из необработанных камней местного известняка. Однако специфика расположения ряда помещений и даже кварталов на месте раннего зольно-мусорного сброса определила наличие однорядных, однолицевых кладок, составлявших обкладку бортов котлованов, вырытых под помещения. Цоколи стен специально нигде не выделяются, но фасировка большинства — вполне ровная и вертикальная, не считая чуть ли не показательных примеров их последующего искривления, как вероятного последствия некоей сейсмической катастрофы. Следов притёски «по месту» нет, но подборка — в ряде случаев допустима. Примеры специального оформления углов стен и дверных проёмов обработанными плитами единичны. Соединительный раствор — земля на воде. Штукатурка и черепица, скорее всего, не нашли применения, но имеются два примера вполне качественных ливнестоков и довольно значительное по размерам вымощенное пространство — нечто вроде общественной площади, а также весьма производительная винодельня. Существовали, как уже писалось, специальные подпорные стены террас. Помещения домов-кварталов не отличаются разнообразием и числом объектов «интерьера». Это почти всегда один-два прямоугольных очага, прямоугольный или сегментовидный «ларь» из поставленных на ребро плит, кое-где по углам — сегментовидные же возвышения из камней неясного назначения. Сколь-либо примечательные находки (за исключением помещения-святилища) весьма редки. Впрочем, этот показатель вообще относителен ибо, во многом зависел от разного рода «внебытовых» обстоятельствами. Для нас важно подчеркнуть знакомство строителей и обитателей поселения хотя бы с простейшими приёмами античного домостроения, а также то, что таковое велось, скорее всего, в каждом конкретном случае силами одной или нескольких семей. При этом что-то и по-
мимо оборонительных сооружений — всем коллективом. Строительный материал был, как и повсюду в Восточном Крыму, «под рукой». Особой регламентации в общей и частной планировке как будто бы тут не заметно. Значит ли это, что все соответствующие работы были делом «местной» инициативы, опыта и труда? Создаётся впечатление, что в известной степени это так. Центральной власти в это непростое время было просто «недосуг».
Говоря о первых веках н.э. в интересующем нас аспекте, нельзя не отметить следующие важные моменты. Новый экономический подъём и относительная политическая стабильность (скорее — вначале второе, потом первое) не могли не сказаться на демографо-поселенческой структуре сельской территории, а отчасти и наоборот. Это выразилось, прежде всего, в появлении нескольких новых, к тому же с самого начала, очень крупных и важных в хозяйственно-военном отношении городищ. Во-вторых, полноценно или даже в развитии существует подавляющее большинство городищ разного типа, появившихся в I в. до н.э. или даже ранее. В-третьих, проводятся работы по укреплению внешних границ, но уже исходя, видимо, из неких иных принципов и стратегических установок. (Прежние сторожевые дома башенного типа к середине I в. н.э. повсеместно разрушены и в дальнейшем не восстанавливаются.) Одновременно нельзя не отметить полное отсутствие информации о поселенческих памятниках ближней, городской хоры, что вряд ли случайность в контексте столь важной проблемы, как взаимоотношение полиса и царской власти.
Не увлекаясь разного рода гипотетическими построениями относительно всего вышесказанного, обратимся к рассматриваемому сюжету. Не одновременно, но как бы сразу, по заранее «намеченному плану» в Восточном Крыму появляются такие крупные, хорошо укреплённые поселения, как Илурат, Белинское и Савро-матий (городище у села Ново-Николаевка). Возможно, этот перечень следует расширить за счёт некоторых городищ в округе Феодосии а также и на Азиатском Бо-споре. И если первое из них благодаря масштабным и долговременным раскопкам стало уже давно хрестоматийным памятником, то другие стали известны совсем недавно. Илурат в плане домостроения характеризуется следующими основными чертами. Четкая прямоугольная разбивка построек на местности при господстве равнозначно-параллельного принципа расположения помещений в многокамерных строениях (домах). Все они безордерные, различаются площадью и общей планировкой в основе которой — П- или Г-образная, реже по всему периметру блокировка помещений жилищно-хозяйственного назначения вокруг, как правило, вымощенных двориков, площадь которых достигает трети от общей. Обычны т.н. входные коридоры; заметно выражены хозяйственные функции (лари — кормушки и стойла для скота, зерновые ямы, печи и зернотёрки); вполне вероятно наличие в ряде случаев второго этажа. Но самое примечательное, как уже писалось, правильная, явно предварительно разработанная и тщательно выполненная разбивка на местности. Несколько домов образуют прямоугольные кварталы, чётко разделённые достаточно широкими и прямыми продольными и поперечными улицами. И планировка домов и строительные приёмы совершенно типичны для ординарной античной домостроительной практики и традиции. Кладки, как правило, двухрядные, двух-трёхслойные, постелисто-иррегулярные из местного «рваного» известняка (добытого тут же) и бута. Применялась перевязка между
рядами и слоями. Цоколи специально не выделялись. Фасировка стен изначально прямая и вертикальная. Связующий раствор — глина и «грязь». Толщина стен не превышает традиционных для Крыма размеров (0.6-0.7 м). Примеры использования отёсанных плит и блоков в углах стен и в оформлении дверных проходов многочисленны. Столь же обычны пороговые плиты, вымостки во дворах и части помещений, высота которых совершенно определённо (сохранность это позволяла) была не ниже 2,3-2,4 м. Кровли по большей части двускатные, но черепица — редкость. Подборка камня «по месту» очевидна, подтёска — уверенно не фиксируется. Некоторые стены, вероятно, были оштукатурены (известны граффити). Участие профессионалов-архитекторов и руководителей масштабных работ, равно, как и достаточно многочисленный контингент непосредственных исполнителей (все работы были завершены в очень короткий срок) — несомненны. Отсюда и столь же несомненное государственное руководство и регламентация. Даже значительному коллективу дилетантов-новосёлов такой труд (а мы сознательно ничего не говорим об оборонительных сооружениях) в такой срок не под силу. Вместе с тем, в интерьере и экстерьере домов нет ничего, что свидетельствовало бы о подчёркнуто особом статусе и достатке кого-то из обитателей этого городка. Данный термин, кажется, наиболее подходящим, вследствие не только мощности и сложности системы обороны, но и исходя из чёткой поквартальной внутренней группировки домов.
Судить о домостроительной практике на Савроматии ещё рано, но имеющаяся информация даёт основания для хотя бы частичных аналогий с только что рассмотренными илуратскими примерами. Впрочем, самоназвание данного городища, если оно соответствует таковому, позволяет «пофантазировать» относительно расположения тут царской ставки и, соответственно...
Городище у села Белинское — пожалуй, самое большое по площади на дальней хоре Европейского Боспора. Но о его характеристике в исследуемом контексте можно сказать немногое. Считается, что вся площадь плато, на котором располагалось городище (а в пределах оборонительных стен это около 9 га) была освоена одновременно и по единому плану где-то в начале II в. н.э. Первоначальный строительный замысел был воплощён в регулярной жилой застройке, разделявшейся сетью нескольких пересекавшихся почти под прямым углом улиц шириной от 2,5 до 5 м, представлявших собой плотно утрамбованные слои битой керамики с золой, мелкого бута и известняковой крошки. «Заполнение» кварталов состояло, по-видимому, из однотипных или близких в плане многокамерных жилищно-хо-зяйственных построек (домов) с равнозначно-параллельным принципом блокировки различных по функциональному назначению помещений «вокруг» общего дворика. Но, ни один из них, не говоря уже о квартале, полностью не раскопан или же последующие перестройки не позволяют охарактеризовать эти дома более основательно. Зато на северном участке городища, вдоль крепостной стены, открыт ряд почти одинаковых, довольно больших по площади, прямоугольных в плане двухкаменых строений. Здесь отчётливо прослеживался последовательно-иерархический принцип расположения помещений. В каждой такой «секции»-доме имелся очаг. В некоторых — т.н. кормушки из поставленных на ребро каменных плит и каменные лари. Вдоль основных улиц выявлены водостоки. Вероятно, существовали на этом городище и какие-то общественные здания. Общая оцен-
ка качества, материала и приёмов самих строительных работ близка илуратским примерам. Как и там первоначальной основой планировочных решений могла быть и, скорее всего, была разбивка на местности под военный лагерь римского типа. В любом случае, роль государственного «начала», особенно в том, что касалось организации работ, выступает достаточно отчётливо. Не исключено, что впоследствии, оба эти значительных населённых пункта постепенно теряли своё преимущественно военное назначение, эволюционизируя в окраинные и очень непритязательные даже по местным понятиям поселения городского типа. Однако этот псевдо-урбанистический процесс был прерван потрясениями и неурядицами «середины» III. в. до н.э. Так или иначе, но когда пошатнулась боспорская государственность, пришли в упадок, а то и вовсе были заброшены многие, если не большинство поселений-городищ на пространствах дальней хоры. Но прежде, чем поставить «точку» в нашем экскурсе завершим соответствующий обзор-анализ самым, пожалуй, показательным примеров, а именно: почти что подлинным поселением-казармой. Мы имеем в виду, как легко догадаться, также уже ставшее хрестоматийным городище близ с. Семёновское на северо-западе Керченского п-ова. Раскопанное почти целиком оно в рассматриваемом плане являет собой как бы наиболее полное воплощение того типологического направления, начало которому положили прибрежные городища III-II вв. до н.э. Да и появилось-то оно, в сущности, тогда же. Просто раскопки в основном зафиксировали соответствующую «эволюцию» на завершающей стадии.
Итак, для поселения был выбран довольно значительный, продолговатый скалистый прибрежный мыс с естественно укреплёнными подходами со стороны суши и моря. Его неровная поверхность и ограниченность площади диктовали относительную компактность и регулярность при заметных элементах криволи-нейности и непрямоугольности в разбивке на местности и общей планировке. Основной принцип расположения жилых и хозяйственных помещений и двориков в однотипных домах — последовательно-иерархический. В свою очередь эти дома блокировались в линейные кварталы, разделённые продольными улочками и поперечными переулками и располагавшиеся на относительно невысоких террасах. Эти дома, в большинстве своём напоминавшие безордерные постройки мегарон-ного типа, имели, скорее всего, двускатные кровли, многие — второй (жилой) этаж. На первом помещались очаги, содержался скот (каменные лари и кормушки), а с юга примыкали небольшие мощёные дворики. Были и ещё более простые, одноэтажные, однокамерные дома-помещения без двориков. Но, как исключения, зафиксированы и те, что напоминали скорее типично илуратский тип домовладения. Кладки стен иррегулярные, двух-трёхслойные, одно-двухлицевые из необработанных камней местного же известняка. Иногда фиксировалась «перевязка» слоёв, укрепление углов и стыков стен более крупными и даже подработанными камнями, а также подборка камней «по месту». Связующий раствор, как обычно, глина и грязь. Дверные проёмы, как правило, не имели специального оформления. Нет находок кровельной черепицы и штукатурки. Качество кладки в целом невысокое (стены рассыпаются), фасы нередко неровные, цоколи специально не выделяются. Несомненно, строительство на поселении велось по некоему плану. Но его целостность, единство или не всегда удавалось соблюсти, или оно нарушалось неоднократно впоследствии, при более поздних перестройках. Организация стро-
ительных работ здесь, конечно, требовала единоначалия и какого-то опыта. Но, в общем, все работы могли вестись силами непрофессионалов. Так или иначе, но, как и следовало ожидать, на этой «забытой богом» боспорской окраине античные домостроительные традиции для тех, кто имел удовольствие побывать на памятнике, даже зрительно улавливаются с трудом. Это действительно до конца «своих дней» было поселение-казарма, причём довольно-таки плотнонаселённая.
Что было потом, т.е. в позднеантичный период местной истории? Жизнь продолжалась, это точно, причём по обоим берегам пролива. Но общий упадок государственности уже не позволял говорить о поступательном развитии домостроительной практики и новых планировочных решениях. Некоторые из упомянутых и неупомянутых городищ Крымского Приазовья и, отчасти, «глубинки» п-ова оставались обитаемы вплоть до V — и даже середины VI вв. н.э. И, насколько это позволяют судить раскопки, или сохраняли в целом ту планировку и тот облик домов-помещений, которые им были присущи в предшествовавшие столетия, или же заметно «упростились», потеряв многие черты прежней полуурбанистической структуры. Для Таманского п-ова, да и всего Азиатского Боспора эталонным памятником этого времени, по-прежнему, остаётся Ильичёвское городище. Казар-моподобный характер его застройки внутри периметра оборонительных стен неоднократно отмечался в публикациях, к которым мы и отсылаем читателя.
ЛИТЕРАТУРА
Блаватский В. Д. 1957: Строительное дело Пантикапея по данным раскопок 1945-49 м 1952-53 гг. // МИА. 56, 13-46.
Винокуров Н.И. 2012: Городище Артезиан: инфраструктура и планировка // Боспор Киммерийский и варварский мир в период античности и средневековья. Проблемы урбанизации. Боспорские чтения XIII / В.Н. Зинько (ред.). Керчь, 92-98.
ГавриловА. В. 2004: Округа античной Феодосии. Симферополь.
Гайдукевич В. Ф. 1981: Загородная сельская усадьба эллинистической эпохи в районе Мирмекия // Боспорские города. Ч. II / А.Л. Якобсон (ред.). Л., 55-75.
Гарбузов Г. П., Завойкин А. А. 2012: Сельская территория центров Азиатского Боспора в период автономии (вторая пол. УИ-У вв. до н.э.) и в составе державы Спартокидов (IV — начало III вв. до н.э.) // Дб.16, 114-149.
Завойкин А. А., Гарбузов Г. П. 2010: О первом этапе освоения греками Таманского полуострова // ДБ. 14, 189-219.
Зинько В. Н. 1999: Античное сельское поселение близ Мирмекия //Археология и история Боспора. Т. 3 / В. Н. Зинько (ред.). Керчь, 133-142.
Зинько В.Н. 2007: Хора городов европейского побережья Боспора Киммерийского // Боспорские исследования. Вып. ХУ Керчь.
Зубарев В. Г., Смекалов С. Л. 2010: К вопросу о планировке и численности населения городища «Белинское» на начальном этапе его существования//ДБ. 14 / А. А. Масленников (ред.). М., 232-243.
Зубарев В. Г., Седых Е. Е. 2012: Городище «Белинское» во II — первой половине III вв. н.э.// Боспор Киммерийский и варварский мир в период античности и средневековья. Проблемы урбанизации. Боспорские чтения XIII / В.Н. Зинько (ред.). Керчь, 163-169.
Журавлёв Д. В., Ломтадзе Г. А., Шлотцауер У. 2010: Памятники северо-восточной части Таманского полуострова //Античное наследие Кубани. Т. 1. / Г. М. Бонгард-Левин, В. Д. Кузнецов (ред.). М., 556-581.
Журавлёв Д. В., Шлотцауер У. 2011: Греческая колонизация восточной части Таманского полуострова // Scripta antiqua. I, 252-294.
Кашаев С. В. 2012: Строительные комплексы и планировка поселения Вышестебли-евская 11 // Боспор Киммерийский и варварский мир в период античности и средневековья. Проблемы урбанизации. Боспорские чтения XIII / В.Н. Зинько (ред.). Керчь, 193-197.
Кругликова И. Т. 1975: Сельское хозяйство Боспора. М.
Кругликова И. Т. 1970: Раскопки поселения у дер. Семёновка // МИА. 155, 4-81.
Кругликова И. Т. 1998: Поселение у дер. Ново-Отрадное // ДБ.1, 143-185.
Кругликова И. Т. 2001: Поселение Андреевка Южная // ДБ. 4, 182-226.
Кругликова И. Т. 2002: Южно-Чурубашское поселение // ДБ. 5, 138-170.
Крыжицкий С.Д. 1982: Жилые дома античных городов Северного Причерноморья. Киев.
Малышев А. А. 2010: Юго-восточная периферия // Античное наследие Кубани. Т. 1 / Г. М. Бонгард-Левин, В. Д. Кузнецов (ред.). М., 582-595.
Малышев А. А. 2012: Периферийные районы Азиатского Боспора в свете новых археологических открытий // Scripta antiqua. 2, 66-94.
Масленников А. А. 1998: Эллинская хора на краю Ойкумены (Сельская территория Европейского Боспора в античную эпоху). М.
Масленников А. А. 2010: Царская хора Боспора (По материалам раскопок в Крымском Приазовье). Т. I // ДБ. III. М.
Соловьёв С. Л., Бутягин А.М. 1998: Землянки на хоре Нимфея // РА. 2, 138-148.
Соловьёв С. Л., Куликов А. В., Шепко Л. Г. 2003: Землянки на хоре Акры // Боспор Киммерийский и варварский мир в период античности и средневековья. Материалы IV Боспорских чтений / В. Н. Зинько (ред.). Керчь, 234-239.
Соловьёв С. Л., Шепко Л. Г. 2006: Археологические памятники сельской округи Акры: поселение Заветное 5; Отчёт античной комплексной археологической экспедиции 2003-2004 гг.// ГЭ. СПб.
Шепко Л. Г. 2010: Археологические исследования памятника Заветное 5 // Проблемы истории и археологии Украины. Материалы VII междун. научн. конф. Харьков, 47-48.
FROM HUTS TO PALACES AND TO MILITARY BARRACKS (HOUSEBUILDING EVOLUTION ON ANCIENT BOSPORAN CHORA)
A. A. Maslennikov
House-building practice analysis based on ancient Bosporan rural monuments, recently excavated ones among them, makes it possible to trace the evolution of typology and layout of buildings, house-building level, principles of interlocking them with bigger constructions as well as to estimate the extent to which state and private initiative control these processes, The analysis also reveals some principal lines of development with their temporal and local peculiarities.
Key words: Bosporan, chora, principles of general and particular layout of rural houses and settlements, building, state control, communitu public work
