CC BY
47
УДК 821.161.1 Arguyanova F.X., Thajcuhova A.M. FROM FOLK POETRY TO AUTHOR'S INDIVIDUALITY (BASED ON THE POEM BY T. TABULOVA «OLD SAGE»). The article «From folk poetry to author's individuality» (on the material of the poets t. Tabulova «old man-Sage») is dedicated to one of the actual problems of literary criticism - the problem of zanroobrazovania in the literature of Abkhazian-adyg peoples.
Key words: author's individuality, genre system, novopis2mennaв, literature, folk poem Poetics.
Ф.К. Аргуянова, канд. филол. наук, доц., Карачаево-Черкесский гос. университет им. УД. Алиева, E-mail: batalova.vika@mail.ru; А.М. Тхайцухова, канд. филол. наук, доц., Карачаево-Черкесский
гос. университет им. У.Д. Алиева, E-mail: batalova.vika@mail.ru
ОТ ФОЛЬКЛОРНОЙ ПОЭТИКИ К АВТОРСКОЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ (НА МАТЕРИАЛЕ ПОЭМЫ Т. ТАБУЛОВА «СТАРИК-МУДРЕЦ»)
Статья «От фольклорной поэтики к авторской индивидуальности» (на материале поэмы Т. Табулова «Старик-мудрец») посвящена одной из актуальных проблем национального литературоведения - проблеме жанро-образования в литературах абхазско-адыгских народов.
Ключевые слова: авторская индивидуальность, жанровая система, новописьменная литература, поэма, фольклорная поэтика.
Закономерность, прослеживающаяся во всех национальных новописьменных литературах такова что, талантливые художественные произведения, как в поэзии, так и в прозе, создали те авторы, которые лучше других знали (не механически, а творчески) богатейшие художественные богатства, накопленные в устном народном творчестве. Эти авторы всем существом своего таланта и эстетической проницательности осознали, прочувствовали, что действительные художественные произведения могут быть созданы на почве творческого развития национальных художественно-эстетических традиций, обогащенных, без видимого насилия, иноязычным художественным опытом, духом и содержанием эпохи, ее философией, моралью, этикой. Примечательно, что наибольшие эстетические достижения обнаруживаются в поэме, которая сразу же становится одним из ведущих жанров литературы (и остается таковым и сейчас). Это закономерно. Как отмечают исследователи абхазо-адыгских литератур В. Агрба, В. Тугов, К. Шаззо, П. Чекалов, А. Хакуашев и др., в фольклоре этих народов, мощное развитие получили эпические жанры, в том числе и поэтические. Они-то и обеспечили жизненность письменной поэмы.
До начала Великой Отечественной войны в абазинской литературе увидели свет поэмы: Т.З. Табулова «Старик-мудрец» (1940 г.), «Сосруко и Сотраш» (1941 г.), «Сосруко и Сосранпа» (1941 г.), М. Малхозова «Рождение счастья» (1940 г.), в адыгейской - И. Цея «Заячья тризна», А. Хаткова «Кот-Хаджи», М. Па-ранука «Бей, моя палка», в кабардинской - А. Шогенцукова «Мадина», «Зимняя ночь» и др.
Первой письменной поэмой в абазинской литературе стала поэма «Старик-мудрец» (1940) основоположника абазинской литературы Татлустана Зекерьяевича Табулова. Она дает обильную пищу для серьезных теоретических размышлений и выводов. Поэтому обратимся к творческой истории поэмы и к её образной структуре.
11 октября 1940 года в областной газете «Черкес къапщ» («Красная Черкесия»), выходившей на абазинском языке, была напечатана сказка «Как три брата обманули князя», записанная Т.З. Табуловым в ауле Эльбурган Черкесской автономной области (ныне Карачаево-Черкесская Республика). В том же году М. Малхозов и Н. Меремкулов поместили в составленную ими хрестоматию для 4 класса поэму в стихах Т. Табулова «Старик-мудрец». В 1947 году Т. Табулов издал книгу «Абазинские сказки», в которую включил сказку под названием «Как три брата обманули князя». Этот текст был воспроизведен в собрании сочинений Т. Табулова «Свет зари» (1982). Сказка из сборника «Абазинские сказки» была переведена в свое время на русский язык Н.В. Капиевой и включена в составленный ею сборник «Сказки четырех братьев: Сказки народов Карачаево-Черкесии» (Ставрополь, 1964), а затем В.Б. Туговым и обнародована в сборнике «Абазинские народные сказки» (М., 1985).
Поэма «Старик-мудрец» после первой публикации не переиздавалась.
Между публикациями на абазинском языке есть существенные различия. В газетной - лишь один эпизод о том, как три
брата хитростью взяли у князя большой участок земли, в «Ста-рике-мудреце» - рассказ о дележе отцовского наследия (имущества, скота, золота, драгоценного камня). В сборнике «Абазинские сказки» все эпизоды объединены в один сюжет. В газетном и книжном вариантах персонажи - сыновья бедного старика - табунщика, а в «Старике-мудреце» - князя. Еще одно отличие. В прозаических вариантах суд вершат братья, а в стихотворной - старик-мудрец (чабан).
В 1999 г. литературоведы Л.В. Котова и П.К. Чекалов опубликовали содержательную статью «Веселовский, Куприн, Соломон и сказки народов Кавказа», в которой авторы впервые обратили внимание на то, что между абазинской сказкой «Как три брата обманули князя» в части дележа наследства отца и аналогичными сценами суда царя Соломона в повести «Суламифь» А.И. Куприна обнаруживаются поразительные совпадения. Исследуя проблему, Л.В. Котова и П.К. Чекалов установили, что русский писатель основательно знал «Библию», «Историю израильского народа» Ренана, «Драгоценные камни» М.И. Пыля-ева, «Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе» А.И. Веселовского. А.И. Куприн в «Суламифи» (в сценах суда Соломона) широко использовал книгу Веселовского. Сцены суда Соломона перекликаются с подобными же сценами в сказках кавказских народов, в частности, с абазинской «Как три брата обманули князя». Значит ли это, что кавказский фольклор стал одним из источников знаменитой повести А.И.Куприна? Скорее всего, нет. Вероятнее другое: публикации обоих авторов, очевидно, восходят к одному и тому же источнику.
В книге А.И. Веселовского, на которую, повторим, опирался А.И. Куприн, приводятся 12 русских, западных и восточных, в том числе и «мусульманских», легенд о судах иудейского царя Соломона. В своей повести А. Куприн в основном использовал следующий сюжет, приведённый в книге А.И. Веселовского: жил во времена Соломона некий муж, у него было три сына. Умирая, отец завещал сыновьям наследство: на некоей горе зарыты один под другим три сосуда; старшему отец завещает верхнюю часть, среднему - среднюю, младшему нижнюю. Когда отец умер, обнаружилось, что в верхнем сосуде - семейное золото, в - среднем кости, а в нижнем - прах, земля. Сыновья посчитали, что отец был несправедлив в своем завещании, и обратились к царю Соломону, который и рассудил их.
Сходная ситуация и в поэме Т. Табулова. Т. Табулов, как и А. Куприн, безусловно, знал сюжеты о суде Соломона, как восточные, «мусульманские», так и русские и западноевропейские. Основоположник абазинской литературы был одним из самых образованных людей своего времени. Он всесторонне знал восточную культуру, свободно владел арабским языком, был одним из самых авторитетных арабистов. О глубоком знании Т. Табуловым русской литературы красноречиво говорят многие и многие факты, в том числе и блестящие переводы русской классики, в частности, «Сказки о рыбаке и рыбке» А.С. Пушкина и басни «Слон и Моська» А.И. Крылова (переводы эти могли бы стать пособиями по теории и практике переводческого искусства).
Еще одно. Сюжеты о суде Соломона могли проникнуть в абазинскую среду (как, впрочем, во всю мусульманскую) независимо от Табулова и стать широко популярными в народе. Сказители, даже не подозревая об источниках сюжета о суде Соломона, могли рассказывать его как традиционную народную сказку, а собиратели - записывать и публиковать как обычное произведение устного народного творчества.
В статье Л. Котова и П. Чекалов, рассуждая о круге проблем, связанных с сюжетом о суде царя Соломона, приходят к верному, на наш взгляд, выводу: «Большая популярность сюжета и широкая его миграция привели к тому, что он видоизменялся, обогащаясь новыми национальными и этнографическими чертами, деталями и подробностями в зависимости от особенностей жизнеуклада воспринимающей стороны» [1, с. 176].
Присмотримся с этой точки зрения, как интерпретирует «воспринимающая сторона», в данном случае Т. Табулов, популярный сюжет. Прозаическая версия Табулова значительно отличается от поэтической. Во-первых, сказка «Как три брата обманули князя» состоит из трех эпизодов. В первом братья, от природы необыкновенно мудрые, находят уведенного кем-то у них коня, во втором - они же справедливо делят имущество умершего князя между двумя его сыновьями, в третьем -хитростью завладевают большим участком земли у князя («столько, сколько накроет воловья шкура»). В «Старике-муд-реце» Т. Табулов излагает в стихах второй эпизод сказки, т.е. то, что использовано в «Суламифи»: умирая, старый князь объявляет, что все свое наследство он поделил на три части, поместил в сундук и завещал: то, что лежит сверху - старшему, что по середине - среднему, а что в самом низу - младшему. Т. Табулов, по фольклорной традиции, не забывает отме-
Библиографический список
тить, что злой и богатый князь «имел много отар овец, немало было у него скота и золота, ульев, табунов и другого имущества, а также немало рабов» [2, с. 40].
«Старик-мудрец» Т. Табулова, как уже сказано, - первая поэма в абазинской литературе. Она - сюжетно-повествовательная (эпическая) и другой не могла быть, ибо прямо и непосредственно выросла из фольклора, «не ведающего» психологического анализа событий и действий персонажа. Непреходящее значение ее в истории национальной литературы - в ее народности, в великолепном языке, в мастерстве повествования, в словарном богатстве лексики.
Поэма «Старик-мудрец» в значительной степени помогает решить теоретическую проблему, получившую определение «ускоренное развитие новописьменных литератур». Разгадывая тайну упомянутого ускоренного развития, ученые называют разные, в общем верные, соображения, но упускается из виду, что так называемые бесписьменные в прошлом народы обладали неисчерпаемым художественным богатством, вобравшим в свою орбиту не только собственный, но и иноэтнический опыт. Малые народы впитывали в себя духовную культуру многих народов, обогащая ею свою. Об этом, как нам кажется, недвусмысленно говорит поэма Т. Табулова «Старик-мудрец».
Накопленные в веках богатства искусства слова, выразившие собой общечеловеческое содержание и художественные методы его выражения, способствовали, наряду с другими факторами, скорейшему овладению наиболее талантливыми представителями молодых литератур жанровой системой развитых словесных культур, адаптации в стихии родной речи «секретов» профессионального мастерства ведущих писателей старописьменных литератур.
1. Котова, Л.В. Веселовский, Куприн, Соломон и сказки народов Кавказа / Л.В. Котова, П.К. Чекалов // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. - Майкоп, 1999.
2. Табулов, Т.З. Старик-мудрец // М. Малхозов, Н. Меремкулов. Хрестоматия по литературе для 4 кл. начальной школы. - Черкесск, 1940. - на абазинском языке.
Bibliography
1. Kotova, L.V. Veselovskiyj, Kuprin, Solomon i skazki narodov Kavkaza / L.V. Kotova, P.K. Chekalov // Aktualjnihe problemih obtheyj i adihgskoyj filologii. - Mayjkop, 1999.
2. Tabulov, T.Z. Starik-mudrec // M. Malkhozov, N. Meremkulov. Khrestomatiya po literature dlya 4 kl. nachaljnoyj shkolih. - Cher-kessk, 1940. - na abazinskom yazihke.
Статья поступила в редакцию 20.05.13
УДК 82-6
Stenina V.F. THE HUNT IN THE CHEKHOVS TEXT: THE RITE AND THE BEHAVIOUR'S STRATEGIES. In the
article the earliest chekhovs about the hunt are compared to, which are discovered the general plot's situations, the knot's moments jf narrative. It allows to combain them in the single text, where the hunt is represented in the realization of interdue meanings: as the rite which is connected with the orthodox's date of the finishing of Petrov's post, and as the behaviour's strategies of characters are showntheirs weaknesses and undiscretion.
Key words: Russian literature, A.P. Chekhov, the poetic, the hunt, the rite, the behaviour's strategies.
В.Ф. Стенина, канд. филол. наук, доц. АлтГПА, г. Барнаул, E-mail: steninavf@rambler.ru
ОХОТА В ЧЕХОВСКОМ ТЕКСТЕ: РИТУАЛ И ПОВЕДЕНЧЕСКИЕ СТРАТЕГИИ
В статье сопоставляются ранние чеховские рассказы об охоте, которые обнаруживают общие сюжетные ситуации, узловые моменты нарратива. Это позволяет их объединить в единый текст, где охота представлена в реализации взаимообусловленных смыслов: как ритуал, связанный с православной датой окончания Петрова поста, и как поведенческие стратегии персонажей, выявляющие их слабости и несдержанность.
Ключевые слова: русская литература, А.П. Чехов, поэтика, охота, ритуал, поведенческие стратегии.
В прозе А.П. Чехова существует два рассказа, названия и история создания которых объединяют их в единый текст об охоте: «Петров день» (1881) и «Двадцать девятое июня» (1882). Данные произведения опубликованы с разницей в один год (29 июня), в канун православного праздника, Петрова дня. Названия текстов напрямую отсылают к этой знаковой дате. Более того, в первоначальной редакции рассказ «Петров день» назывался «Двадцать девятое июня (Шутка). (С удовольствием посвящается гг. охотникам, плохо стреляющим и не умеющим стре-
лять)» и опубликован в журнале под псевдонимом Антоша Че-хонте [1, т. 1, с. 567, 586]. Заглавия текстов являются прямыми синонимами. Сравнение произведений выявляет общие архе-типические ситуации, узловые моменты нарратива, что позволяет говорить о едином пространстве повествования.
В культуре охота сопровождается всевозможными запретами и табу, что придает данному действу ритуальный характер [2; 3]. В произведениях писателя охотничьи мероприятия неотделимы от православного праздника, это отсылает к реалиям
