CC BY
135
УДК 711.436.03
Е. В. Пономаренко
ОСОБЕННОСТИ ПЛАНИРОВКИ ЮЖНО-УРАЛЬСКИХ СЕЛЬСКИХ ПОСЕЛЕНИЙ РАЗЛИЧНЫХ ЭТНИЧЕСКИХ ГРУПП XVIII—^Х1Х вв.
(Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект № 05-04-85403а/У)
Основную часть населения ЮжногоУралав IX— XV веках составляли башкиры. На западе и северо-западе жили болгары и удмурты, на севере—потомки угров (ханты), на юге и юго-востоке различные тюркоязычные племена. Арабский путешественник Ахмед ибн Фадлан писал в X веке, что «он посетил страну турок—аль-Баштирид» [1, с. 27].
За период XVIII в. миграции населения различных этнических групп привели к тому, что к концу века преобладающим населением края стало русское. Первые русские попали на территорию Южного Урала с южных границ. Это были казаки-разбойники. П. И. Рычков записывал в XVIII в. устные придания, которые передавались из поколения в поколение: «В самые де те времена, когда Темир-Аксак, а по европейскому названию Тамерлан, со многими татарскими войсками разные области разорял (по истории об нем могло быть сие в исходе XIV или в начале XV столетия), был некто из Донских казаков именем и прозванием Василий Гугня; сей, прибрав себе в товарищество тамошних казаков человек с тридцать, в том числе был один татарин, отлучились с Дону на промысел, или паче для воровства, и, сделав лодки, тако же и запасу нагото-вя, сколько было надобно, сначала выехали на Каспийское море, где они в камышах все лето пробыли, произведя свои промыслы, и дошедь до устья, до протоков реки Яика, коим онав помянутое море впадает, пошли по ней вверх. Усмотря же, что оные места глухие, незаселенные, а при том и лесом имеющие (знатно, что тогда лесу там было довольно, хотя ныне оного весьма уже мало) рассудили как ту реку, так и оные места иметь себе убежищем и пристанищем...» [2, с. 279].
В XVI веке по просьбе башкир для защиты от нападений кочевников и для сбора ясака строится русская крепость Уфа. В XVI—началеXVII в. строятся крепости по реке Белой, затем порекеЧеремшане,в Тиинске, Билярске, Шемшинске и др. Они составили «Закамскую черту». Помимо русских, которые получали в надел башкирские земли, здесь селились татары, мещеряки, чуваши, мари,тепляры, мордва. Они арендовали земли на правах припущенников.
Встречный миграционный поток русских исетс-ких казаков проникает на территорию Южного Урала в середине XVII в. по рекам Исеть и Миасс. Они занимают район севера современной Челябинской области. Согласно первой переписи вотчин Далма-това монастыря 1680 г. жители деревень переселились из Северного Поморья, Перми, Вятки, Западного Урала, Верхнего и Среднего Поволжья [3, с. 40].
По данным четвертой ревизии 1781 г. самыми многочисленными жителями Южного Урала были русские, составлявшие 56,6 %. Почти втрое меньше проживало на территории башкир—22,8 %. Тепля-ры составляли 13,9 %, а мещеряки — 5,3 %. Все остальные народности (крещеные калмыки, татары, чуваши, марийцы и др.) — 1,4 %. При этом городское население края составляло 1,01 %, а сельское— 98,99% [4, с. 111].
Если игнорировать локальные переселения этнических групп, после XVI в. можно выделить два крупных этапав формировании этногеографической карты региона. В середине XVI—начале XVIII вв. к западу от Уральских гор местные тюркские этносы перемещаются в южном направлении от Чусовой по Миассу, с верховьев Яика и Уя направляются в Зауралье и занимают его территорию до Тобола. Русское население представлено небольшими очагами (крепостями). В XVIII и XIX веках наблюдается мощный поток русского населения с запада и в меньшем объеме украинского, чувашей, марийцев, татар, калмыков, мордвы, удмуртов, нагайба-ков, мещеряков.
В северной части региона преобладает русское население (Челябинский уезд); южная зона (Верхнеуральский, Орский, Оренбургский уезды)—наиболее полиэтнична, здесь представлены все этнические меньшинства; северо-западная зона отличается большим процентом тюркского населения (татар, башкир).
По планам и описаниям XVIII—XIX веков можно проследить особенности планировки сел разных этнических групп региона. Первыми деревнями на территории Южного Урала были зимовки — башкирские и других кочевников. У разных народов существует два вида кочевого скотоводства: круглогодичное кочевание и сезонное кочевание.
Зимние поселения кочевников возникали по берегам рек и озер. Зимние башкирские хутора (утар) появились еще в татаро-монгольскую эпоху. Обычно они состояли из двух—трех жилищ. Такие зимовья характерны также для ногайцев, киргизов, казахов и других кочевых народов. Например, И. И. Лепехин так описывал хутора калмыков: «Живут по степям, на пригористых местах в кибитках, которые они удобно с места на место переносить могут. Летнее свое кочевье избирают при реках и местах удобных к пастве, и всякое кочевье состоит не более, как из десяти кибиток, а иногда и меньше. Зимою выбирают такие места, где им удобнее от снежной вьюги укрыться можно. Такие места для них бывают удобные перелески или между горами долины». [5, с. 233].
Жилища в зимних хуторах представляли собой сруб с двускатной крышей из коры и деревянным полом-настилом. Вдоль передней стены очага устраивались широкие нары. Обогревалось помещение глинобитной печью. Котел для приготовления пищи крепился на небольшом каменном очаге, имевшем общий дымоход с основной печью. Полноценной усадьбы на зимовьях не было. Сооружались только утепленные землянки для ягнят, козлят и телят, а также загоны для коров и овец.
Летние стойбища при кочевом образе жизни менялись за год несколько раз. Одним из важных условий при выборе места для стойбища было наличие воды — речки или родника. Для кочевки обычно выбиралась открытая площадка или горная терраса. В горах это был, как правило, восточный или южный склон, защищенный от господствующего ветра. Основные сооружения стойбищ — юрты и шалаши. Единого типа летних поселений, характерного для всех башкир, вероятно, не существовало. По мнению Б. Г. Калимуллина наиболее соответствовало быту кочевников-воинов кольцеобразное расположение юрт, а треугольное — быту кочевни-ков-скотоводов [7, с. 19]. Другие исследователи наиболее древним способом расстановки башкирских юрт считают полукольцо [8, с. 18]. П. Небольсен отмечает постановку юрт на летовке в ряд, вдоль реки [6, с. 69].
В ориентации постановки жилищ не наблюдается зависимости от сторон света. Постановка временного жилища определяется местными условиями. Двери должны располагаться с подветренной стороны. По свидетельству С. И. Руденко: не располагаются двери только с южной стороны, так как это направление на Мекку. При наличии двери в южной стене мусульманам сложно совершать намаз, повернувшись в направлении Мекки [9, с. 189].
Кроме жилищ на территории летовки находились: печи, навесы, помещения для продовольственных припасов и другие хозяйственные сооружения. Все стойбище обносилось жердевой изгородью. В центре площадки ставили очаги для приготовления пищи с навесом.
В 1240 г. Рубук, проезжая через башкирскую территорию в Среднюю Азию отмечал, что это «пастухи, не имеющие никакого города» [6, с. 25]. О существовании зимних длительных остановок у башкир свидетельствовал Ибн Русте в X в.: «С наступлением зимнего времени кто из них к какой реке ближе, к той реке и перекочевывает и остается там в продолжении зимы» [6, с. 25].
Термин «ауыл» (аул) древнего происхождения. У киргизов и тувинцев он означал кочевую общину, которая могла состоять из нескольких групп родственных семей, кочевавших поблизости друг от друга [6, с. 26].
Вероятно, в XVI—XVII веках появляются стационарные башкирские деревни (аулы). Присоеди-
нение к русскому государству сделало процесс возникновения башкирских деревень интенсивнее. В
XVII в. карты и описания очевидцев фиксируют много башкирских деревень в бассейнах рек Ай и Юрюзань. Название деревень, как правило, совпадает с родовой номенклатурой. Система только зимних поселений действовала у башкир на протяжении всего XVIII и в начале XIX вв.
В конце XVIII века П. С. Паллас, путешествуя по Южному Уралу, отмечал, что «нередко случается, что целая деревня рушится, и жители, сломав свои деревянные домишки, перебираются на другое место. Вообще ж, а отчасти и по причине своего частого переселения не делают они заборов около своих жилищ» [10, с. 8].
Обнаруживает П. С. Паллас и «брошенные» перекочевавшим в летнее время башкирским населением деревни в районе Кыштымско-Каслинских заводов: «целая башкирская деревня со всеми ломовыми и пахотными припасами была оставлена впусте, все было за замком, а жители со своими стадами убрались в прохладнейшие горы» [10, с. 157].
Такое же наблюдение сделал в начале XIX в. И. И. Лепехин: «Прибыли в башкирскую деревню Емангулову... Они [башкиры] летом, как калмыки, кочуют в степи и живут в кибитках для лучшей паствы своему скоту; а осенью собираются на зимовье...» [5, с. 530].
Далее он в своих «Запасках» описывает юрты и шалаши башкир начала XIX в.: «...башкирская кочевка Муллакеева прозываемая, в 15 верстах от завода [Катав-Ивановского]. Кочующие близ сих хребтов башкиры, хотя были нарочито заживны в рассуждении других башкирцев, однако юрты их снаружи совершенно башкирскую представляют бедность. Тут везде расставлены были берестяные шалаши, в которых башкирцы от воздушных перемен искали себе защиты. Беспрестанный под горами туман и частые дожди, обыкновенные их войлочные юрты делают недолговременными и принуждают их скиляжничать» [5, с. 286].
Исследуя в 1925 г. жилища башкир, С. И. Руденко отмечал, что «с одной стороны, на северо-западе, у земледельческого населения лесной полосы мы встречаемся с вполне выработанным типом домов и надворных построек, типом весьма близким к типу построек финско-татарского населения Прикамья. С другой стороны, на крайнем востоке обитаемой башкирами области степные полукочевники добрую половину года проводят под покровом решетчатых кибиток, столь характерных для азиатских кочевников» [9, с. 166].
В «Описании всех в Российском государстве обитающих народов» И. Георги пишет: «В деревне (аул) бывает дворов от 10 до 50. Они срублены из бревен худо и непрочно и состоят по большей части в одной избе с плоской крышею... И самые молебные храмины знатнейших деревень не лучше построены...
Е. В. Пономаренко
Ежели им какое-нибудь место в их стране покажется лучше прежнего, то покидают они свою деревню и строят новую» [6, с. 40]. Такая «неустойчивость» башкирских деревень осталась от кочевого быта.
Сохранилось много свидетельств об отсутствии системы улиц в башкирских деревнях этого периода и, вообще, об отсутствии четких планов. П. Небольсин в середине XIX в. отмечает: «Прежде башкирские деревни в степных кантонах были совсем не такие правильные, какие мы теперь видим. Избы лепились по направлению ручьев и речек вдоль их течения, как бы оно извилисто не было; иногда дома расставлялись по обеим сторонам речки, вероятно, для большего удобства в водопое скота. Улиц почти не было, а существовали какие-то закоулки, неровные и кривые, вроде лабиринтов» [6, с. 41].
Таким образом, башкирские деревни строились по способу кучевой планировки, в виде небольших кварталов, объединявших близких родственников. Группы домов родственников соединялись сообщающимися дворами. Большое значение для планировки имела река, которая во многом определяла расстановку домов и форму плана селения. Вероятно, существовало много участков с запутанной нерегулярной и нерациональной планировкой. П. Небольсин отмечает со слов местных жителей, что раньше в башкирских деревнях дворы не было принято убирать, по мере того, как засорялись хлева, дом и хозяйственные постройки переносили на новое место [6, с. 41].
Башкирские деревни XVIII в. в плане состояли из относительно автономных образований, расположение и конфигурация которых не подчинялись определенным закономерностям. Регулярные улицы и кварталы в этот период отсутствовали. Б. Г. Калимул-лин объясняет это кочевническими традициями [7, с. 33]. Другие исследователи, например А. Р. Шир-газин, тем, что переселяющееся население не образовывало новые селения, а селилось на свободных местах в поселке [8, с. 19].
Такая планировка сохранялась в небольших башкирских деревнях длительное время. Подобные деревни описывают даже путеводители конца XIX в.: «Деревня Мурсалимкина заселена башкирами и, как все подобные деревни, представляет собой одну грусть-тоску. Домишки маленькие, худенькие, по-луразвалившиеся. Постройки, крытые тесом, исключение, всюду солома и солома» [11, с. 61].
Традиционная кучевая планировка долго сохраняется и в деревнях вотяков. Н. Н. Харузин отмечает: «Громадная масса вотякских селений указывает на происхождение от одного основателя и носит патронимические названия. ...В то время как русские поселения идут вдоль улицы, в финских деревнях подчас не видишь никакой правильности. Дома являются разбросанными без всякого порядка. Эта беспорядочность является прямым следствием происхождения самих деревень.
Разные соображения заставляют строить вновь возникающий дом там, где это оказывается удобнее. ...В первой половине нынешнего столетия (XIX в.) у вотяков встречались деревни, в которых каждый дом отделялся засеянным полем... Такие деревни вырастали , несомненно, из одного двора. В том случае, когда в соседство выделялась или садилась новая семья, она выбирала себе место за чертой расчищенных первыми поселенцами полей» [12, с. 36].
Поселения башкир, татар и чувашей, крещеных и некрещеных долгое время сохраняют черты кучевой планировки. Даже в середине XIX в. В. М. Че-ремшанский отмечает, что на Южном Урале: «Деревни черемисские не имеют никакой правильности в расположении домов, исключая тех, которые перестраиваются по планам; надворное строение в домах также большей частию разбросано» [13, с. 180].
И далее: «Деревни татар, как и других инородцев, везде отличаются теснотой населения, неправильным расположением улиц и самих жилищ. Избы у них строятся преимущественно во дворах — в различном у каждого направлении — безо всякой связи с другим надворным строением». [13, с, 169]
Татарские деревни разрастались из нескольких дворов, если не были основаны как казачья станица. «Деревня Могильная или по-татарски Елменкуль стоит на восточном берегу прекрасного, обширного и карасями изобилующего озера, которое русские по находящимся около его могилам Могильное, а татары Елмен-Кулом называют, оно в окружности имеет от 8 до 10 верст. В оной деревне находится до 20 татарских дворов.
Сии татары суть роду Ичкинских казаков, которые лет за сто, или как старики между ними говорят, во время юношества Петра Великого пришед-ши из Казанской провинции, поселились в малом числе на реке Ичкан, впадающей в реку Исеть. Теперь же число их столь умножилось, что составляет почти 200 семей, которые живут, расселившись порекеТечеиМиассу»[10,с. 30—31].
Нерегулярность планировки была характерна д ля сел северной части нашего региона, где многие села возникли путем добровольного переселения. В степной зоне Южного Урала заселение, в основном, проходило как основание казачьих поселений—форпостов и станиц. Неругулярная планировка долго сохранялась только в небольших селах, которые не были сразу построены как казачьи поселения (даже в русских и мордовских). В сочетании с обилием озер северной зоны региона поселения производили впечатление очень живописных. «Деревня Птичья построена между озерами, изобилующими карасями, Птичьим и Бухаровым, которые только на сто сажен друг от друга отстоят, и каждое не более, как на версту величиною, однако последнее (озеро), лежащее от оного к юго-западу несколько побольше.. .В сей деревне живет 40 семей, которые лет за 19 пересели-
лись сюда из Карасевского форпоста и за 6 лет воздвигли здесь церковь» [10, с. 29].
В целом В. М. Черемшанский делаетвывод, что на Южном Урале «русские и мордовские селения расположены с большей правильностью, чем татарские, чувашские и черемисские, большая часть которых устроена без всякого порядка, состоя часто из отдельных разбросанных изб, анбарушек, нередко без всякой изгороди. Главный недостаток здешних старых поселений заключается в тесном расположении жилищ, а потому случающиеся по неосторожности пожары истребляют у нас почти целые селения» [13, с. 229].
В середине XVIII в. в процессе освоения территории Южного Урала российскими казаками здесь появляются небольшие казачьи поселения, русских и других этнических групп. Они возникают одновременно с крепостями как слободы, необходимые для обслуживания армии. Эти поселения планировочно отличались от стихийно возникавших сел. Земля казакам отводилась одинаковыми участками, а поселение с момента основания приобретало уличную планировку. Ф. М. Стариков отмечает: «Величина служилых слобод соизмерялась с потребностью военной силы и силами народа, близ которого они были расположены. Иногда они были очень невелики, например человек в пятьдесят жителей и даже менее. Слободы Пушкарская и Пищальская по большей части находились близ городов и острогов. Казачьи же, Ямская и вообще слободы поселян были разбросаны по всему сибирскому краю» [14, с. 115].
Как правило, слободы обносились укреплениями. Известны описания многих казачьих слобод XVIII в. «Чумляцкая свобода, обнесенная деревянными укреплениями, построена на высоком берегу реки Миасса, потопляемые низменные ее места ниже впадающей в оную с сей стороны реки Большого Чумляка» [10, с. 26].
П. С. Паллас описывает:«...большую слободу Кундраву, состоящую более, нежели из ста дворов и лежащую на юго-западной стороне озера от башкирцев Кундрава-куле именуемого» [10, с. 101].
Подчеркивается регулярная планировка таких селений: «Нижнеувельская слобода. Сие весьма изрядное село имеет полтораста дворов, размежеванных на правильные улицы, обнесено обыкновенным укреплением» [10, с. 136].
Слободы могли быть достаточно большими поселениями, к которым приписывались деревни. «Слобода [Куртамыш] лежит на весьма приятном, открытом и песчаном холме, коего большую часть обтекает Куртамыш. Она лишь за 20 лет со всеми к ней принадлежащими селами и деревнями построена» [10, с. 35]. И далее о ней: «В слободе кроме деревянной церкви и управительского дому находится только 68 жилых дворов, ибо большая часть жителей по деревням рассеяна. Прежде заведения Уйской линии была здесь пограничнакрепость, да и теперь то место ради
киргизских набегов обнесено обыкновенным деревянным укреплением» [10, с. 36],
Из неказачьих русских поселений старейшими были дворцовые и монастырские села. Дворцовые села находились, в основном, на современной территории Башкирии. Из некоторых к XVIII в. уже сформировались города, например Бирск. Монастырские села были расположены в бассейне реки Исеть, так как относились к Далматову или Рафаилову монастырям.
Дворцовые села представляли собой укрепленные поселения: «Кроме оных крепостей в Уфимском уезде знатнейшими жилами почитаются старинные дворцовые села, которые для безопасности от башкирцев наподобие острогов укреплены оплотом; в некоторых же и рубленые стены с башнями сделаны. Из оных Каракулино на реке Каме, от города Уфы 210 верст» [2, с. 386].
Монастырские села не отличались планировочно от всех других неказачьих поселений. Например, такое село описывает священник Иван Протопопов: «Село Становое расположено в северо-восточной окраине Оренбергской губернии... Село Становое, как и все деревни его прихода, расположено кругом озера того же имени. Дома по большей части пятистенные. .. С недавнего времени появился новый тип постройки—саманный, удобный в противопожарном отношении. Саман приготовляется из местной глины с навозом, по качеству нем ного уступает кирпичу и значительно дешевле его. Из самана кладутся амбары и кладовые... Перед многими домами разведены небольшие садики. По красоте местоположения и построек село может быть причислено к одним из лучших в губернии» [15, с. 692].
В целом В. М. Черемшанский выделял следующие характерные черты сел Оренбургской губернии: «Расположение здешних сел и деревень весьма различно, по разнородности жителей и разновременности основания селений. Те из деревень, которые основывались с давних времен, не имеют никакой правильности в расположении,—улицы их разбросаны без всякого порядка — большей частию по направлению дорог, выходящих из них в разные сто-роны, исключая разве только те деревни, где сама местность способствовала правильному расположению жилищ. Деревни же вновь устроенные имеют более правильный вид, прорезаны продольными и поперечными улицами и дома в них расположены с надлежащим соблюдением общих для хозяев выгод» [13, с. 229].
Таким образом, одновременно с линиями крепостей формируется система расселения с поселками различной величины, которые заселялись казаками различных этнических и конфессиональных групп, предпочитавших селиться компактно. Для казачьих поселений, в отличие от издавна существовавших на Южном Урале деревень, характерна правильная уличная планировка. Села с нерегулярной планировкой,
Е. В. Пономаренко
вне зависимости от национальности его населения, преобладали в северной части региона—лесной и с большим количеством озер. В южной степной части большинство составляли изначально регулярные казачьи поселения.
Отличительной чертой в формировании русских южно-уральских деревень являются более широкие улицы, чем в центральной России. Эта особенность отмечается некоторыми более поздними исследователями и путешественниками: «Уральские деревни отличаются от великорусских только необыкновенно широкими улицами; ввдно здесь когда-то не было недостатка в земле. От главной улицы идет несколько поперечных; посреди деревни стоит обыкновенно часовенка, иногда церковь; избы стоят скучными однообразными рядами. Некоторые избы сложены из крепких восьмивершковых бревен; это постройки тех времен, когда в окрестностях стояли исполинские кондовые леса» [16, с. 136].
Ярко выраженной регулярностью с самого основания отличались села, принадлежащие заводам. Планы деревень и выселок, приписанных к заводам, проектировались с четкими широкими улицами и одинаковыми участками для застройки. Некоторое разнообразие в планировку вносило расположение речки или озера, которые обязательно имелись около деревни. Небольшие деревни порой состояли из одного или двух рядов домов и не имели никаких общественных или производственных сооружений. Более крупные—имели параллельные улицы вдоль или перпендикулярно реке, пересекаемые перпендикулярными им переулками, как это было принято в регулярном градостроительстве того времени.
Например, деревня Медведьевская Златоустовских заводов имела только один ряд домов вдоль реки Ай [17]. Подобную же композицию представляла деревня ПерпуринаЮрюзань-Ивановского завода. Два жилых массива, разделенные единственной деревенской улицей, тянулись вдоль речушки [18]. Похожую планировку имела деревня Аратская Усть-Катавского завода [19]. Деревня Анновка Преображенского завода имела две больших улицы вдоль реки Кургашки. Одна из этих улиц переходит в дорогу на завод [20]. Примером большой деревни с аналогичным типом планировки является Арныкша Архангельского завода. Деревня имеет кварталы, расположенные и вдоль, и поперек к реке. Основная часть селитьбы разделены тремя прямыми параллельными улицами [21].
Деревня Куштумгинская, приписанная к Златоустовским заводам, состоит из двух рядов домов с широкой улицей. Жилой массив расположен перпендикулярно течению реки [17]. Другой пример с жилым массивом, расположенным перпендикулярно реке— деревня Приверхнебуланская Юрюзань-Ивановских заводов. Здесь улица,разделяющая два массива селитьбы, резко поворачивает, подходя к реке. Это делает композицию более живописной [22]. Еще одним при-
мфом расположения жилого массива перпендикулярно реке является план выселки при Миньярском заводе. Этот поселок имеет мельничную плотину, которая образовала пруд. Тем не менее селитьба подходит к центру поселкасодной стороны пруда четкими массивами, разделенными двумя улицами. При плотине находится мельница и амбар [23]. Другая выселка того же завода имеет только одну длинную улицу, трассированную перпендикулярно речке [24]. Очень похожую планировку демонстрирует поселок Саткинской пристани. Он композиционнозавершен самой пристанью на окраине поселка у реки. В центре расположены кузница, весовая и склады [25].
Деревня Новотагильская Златоустовских заводов при регулярной однотипной планировке с одной улицей выглядит живописно за счет своего местонахождения в излучине реки Миасс [26]. Расположение в излучине реки Ералки делает необычной планировку деревни Ерал Миньярского завода. Небольшая речка с другой стороны деревни выделяет ее, несмотря на сухую уличную планировку [27].
Своеобразие деревень Шубиной Юрюзань-Ивановских заводов и Александровки Преображенского завода определяется расположением при впадении небольшой речки в большую. В первой деревне строения располагаются по обе стороны речушки Шубиной, которая впадает в речку Юрюзань [28]. Вторая деревня находится по одну стороны от небольшой речки, а соединение рек отмечено мостом—единственным выразительным элементом в планировке деревни [29]. Более крупная деревня с аналогичным расположением —Тебелес Юрюзань-Ивановских заводов [30]. Деревня Зилим Архангельского завода—это относительно большое поселение с пятью улицами, несколькими речками и озером. Несмотря на живописность местности, планировка отличается четкостью, даже сухостью [31]. Несколько выразительнее выглядит планировка выселки Миньярского завода на речке Биянке [32].
Аналогичную картину дают и воспоминания путешественников. Из описания XVIII века деревни, приписанной к заводам купца Твердышева, следует, что в ней было около ста тридцати домов, расположенных в четыре прямые с перекрестками довольно широкие улицы. Деревня была обнесена укреплениями; жители занимались производством угля для завода и хлебопашеством [10, с. 39]..
В XIX в. наблюдается дальнейшее развитие и регулярная перепланировка южно-уральских деревень. Развитие небольшой деревни начиналось с образования параллельной улицы. Глухие боковые переулки выводили к реке или к лугу. Поперечные улицы возникали редко, только при сложном рельефе местности. Однако по мере увеличения численности населения уличная планировка перерастала в квартальную.
Первые указы, определявшие порядок планирования деревень, размещение колодцев и земляных
угодий были приняты еще в XVIII в. Например, указ Петра 11722 г. «О строении крестьянских дворов по специальному чертежу» [8, с. 47].
В 1843 г. вышел указ оренбургского генерал-губернатора о перестройке деревень, в которых улицы предполагалось располагать прямыми и правильными линиями, одна от другой от 10 до 15 сажень. Между домами должны были быть расстояния 12 сажень. Бани и кузницы переносились на берег реки — во избежание пожаров [6, с. 47].
После воплощения в жизнь указа 1797 г. о размежевании земель часть мелких поселков исчезла. Более крупные поселения перепланировались в соответствии со стандартами восточноевропейских поселений средней полосы России. В этот период население прежних родовых деревень разрастается за счет пришлых групп переселенцев. Это способствует внедрению уличной планировки поселений.
Даже старые башкирские деревни, по описаниям современников, приобретают более регулярную планировку: «Деревни их [башкир] устроены большей частью правильно, дворы почти всегда огорожены; во дворах есть и конюшни, и амбары, и крытые загородки для рогатого скота и овец, позади— у некоторых имеются огороды и гумна; внутри двора летом у всех зелень, чисто и опрятно. Многие домохозяева имеют нередко по две и по три избы с белою печью; черных или курных изб, какиев большом употреблении у русских — у башкирцев нет» [13, с. 151].
Наблюдается срастание отдельных селений в единое более крупное. Это явление было обусловлено быстрым ростом деревень и развитием торговли. Торговля приводила к возникновению более устойчивых экономических связей между населенными пунктами. Во второй трети XIX в. наблюдается стабилизация количества небольших населенных пунктов. Характерной чертой расположения деревень является обязательная близость реки или озера. Обычно деревня располагалась на возвышенной надпойменной террасе. А луга с противоположной стороны реки. Во второй половине XIX века деревни укрупняются.
В 1859 г. В. М. Черемшанский отмечал, что на Южном Урале «старинные селения, как русские, так и иноверческие преимущественно отличаются многолюдностью и состоят нередко из 100,200 и более дворов; слишком дробных селений нет, исключая только некоторые помещичьи имения» [13, с. 229].
Несмотря на постоянные попытки сделать планировку старых сел более регулярной, во многих из них сохраняются традиции национального градостроительства, которые определяются образом жизни и обычаями народов. Они выражаются в расположении домов относительно улиц и в планировке самих усадеб. Общая планировка села при этом может быть уличной или квартальной, как того требовали нормативные документы. Например, «типичная черта
поселений, принадлежащих к финским народам, это вход фасада дома не на улицу, как в большинстве русских деревень, а во двор» [12, с. 38].
«У черемисов изба часто строится в глубине двора, а вокруг нее стоит множество амбаров, лачуг, клетей для летнего жилья и для хранения всевоз-можных запасов» [12, с. 39].
«В любой вотякской деревне можно встретить много изб, окна которых выходят во двор, а на улице сплошь да рядом видны лишь высокие бревенчатые стены избы или клети. Нередко, когда на улицу выходит клеть, то, так как окна чаще вырубаются лишь в избе, они выходят далеко в глубь дворов, которых в мало-мальски зажиточном хозяйстве бывает два» [12, с. 39].
«В мордовских деревнях встречаются еще дома, обращенные к улице боковым фасадом» [12, с. 39]. Таким образом, по воспоминаниям современников, в большинстве сел нерусских народностей как мусульман, так и крещеных сохранялась традиция расположения домов с входом со двора, а не с улицы.
Для деревень XIX в. наиболее характерна была планировка из одной улицы с двусторонней застройкой. В нерусских деревнях следствием прошлой кучевой планировки была некоторая свобода размещения строений и в более поздних деревнях. Улица могла внезапно поменять направление, сместиться или прерваться, а потом продолжиться.
В расположении нерусских деревень наблюдается группировка «кустами». Жители таких деревень были связаны в прошлом общностью происхождения. «Селения между собой расположены на различных расстояниях — от 1 до 20, 30 и более верст, но преимущественно от 5 до 10 верст. Татарские же и, особенно, башкирские селения часто бывают расположены одно от другого так близко, что промежуток между ними не занимает и полуверсты» [13, с. 230].
Другой особенность можно считать расположение деревень около рек и озер. Это было характерно для всех этнических групп населения Южного Урала и определялось изобилием водоемов, особенно в северной части региона. Например, села Губернское и Рождественское и древня Смолина сформировались с разных сторон озера Большие Ирдя-ги. Впоследствии они срослись и образовали, интересный ансамбль из нескольких сел, преходящих друг в друга. Застройка этих сел расположена по берегам двух озер — Большие и Малые Ирдяги.
В XIX в. многие градостроительные приемы деревень нерусских этнических групп населения основываются уже не на национальных традициях, а на опыте соседних русских поселков и слобод. Особенно в горнозаводской зоне появляется более частое расположение домов. В целом, по форме плана южно-уральские селения можно разделить на линейные и компактной планировки. Формирование того или иного типа планировки
Е. В. Пономаренко
определялось исторически, в процессе возникновения и роста села.
В особую группу сельских населенных пунктов Южного Урала следует выделить станицы новолинейного района, которые строились в Х1Хв. изначально по утвержденным регулярным планам. Казачьи станицы—своеобразный вид южно-уральс-кого поселения. Они с самого начала отличались регулярностью и прямоугольной сеткой улиц. Этому благоприятствовали топографические условия равнинной местности южно-уральских степей. Главные улицы селений проходят обыкновенно вдоль рек, в поперечном направлении идут второстепенные, более узкие. Об этом свидетельствует, например, описание станицы Варна. Поселок возводился по разработанному инженерами Оренбургского корпуса плану, характерен стройной линейной планировкой. Улицы и переулки, в отличие от крестьянских деревень, застраивавшихся бессистемно, образовывали правильные квадраты кварталов с площадью у поселкового правления. Казачьи усадьбы и хозяйственные постройки обносились каменными заборами или ивовыми плетнями [33].
Историк В. С. Кобзов дополняет: «С переводом станицы на новое место началось возведение капитальных жилых строений. Первоначально было заложено три улицы, разбитые на 8 кварталов. Нижняя улица выходила на берег реки, главной считалась средняя, где находилось поселковое правление и площадь. Дома, как правило, закладывались деревянные, на две комнаты, либо с крестообразной планировкой внутри... В начале следующего года в поселке уже насчитывалось 120 деревянных домов и общественных зданий, 35 землянок, школа и было начато строительство культовых сооружений» [34, с. 13].
Аналогично формировалась станица Бреды. Священник М. Горбушин в «Оренбургских епархиальных ведомостях» за 1908 г. так описывает ее возведение: «Основание поселку было положено весной 1843 года, место же, предназначенное для его заселения, как и для других, основанных в это время поселков, избрано войсковым начальством в июле 1841 года» [33]. Станица явилась редким исключением, поскольку была основана на правом берегу реки. Однако со временем она была перенесена на другой берег по соображениям безопасности и исходя из природных особенностей площадки. В1860 г. сразрешения войскового начальства жители переселились, так как на правом берегу реки зимой поселок так заносило снегом, что невозможно было выходить из домов по нескольку дней. Планировочная структура Бредов, как и Варны, с самого основания формировалась как регулярная с прямоугольным пересечением улиц. Одновременно формировалась система высотных ориентиров поселка. На месте водруженного при основании поселка креста построили деревянную часовню Покрова Божьей матери. Другими типичными высотными ориентирами были мельницы и маяки на
окраинах поселков. Дополнительными (подчиненными) высотными ориентирами становятся часовни при кладбищах. Так в Бредах около церкви была построена каменная пятиглавая часовня. Всего в 1860 г. поселок насчитывал 89 дворов.
Регулярный характер планировок казачьих станиц хорошо читается на сохранившихся генеральных планах периода их возникновения. В плане станицы Ки-чигинской 1852 г. прослеживается главная композиционная ось — центральная улица, ее трассировка необычна (имеются прямой и дугообразный участок). Остальные улицы образуюттипичныедля станиц четкие прямоугольные кварталы. Характерна организация центра поселка—крупных размеров площадь с церковью в центре и станичным правлением. В данном конкретном примере берег реки никак не обыгрывается, панорама поселения со стороны реки недостаточновыразительна. В другом примере—генеральном плане станицы Оренбургской 1860 г.—наоборот, панорама поселения со стороны реки является наиболее интересной. Главный высотный ориентир—церковь и центральная площадь раскрыты наводу. В целом планировка поселка регулярная прямоугольная, отличается некоторой схематичностью.
В планировке поселков формируется система противопожарных мероприятий. Используются следующие планировочные приемы: установка несгораемых стен, расположение домов далеко друг от друга, разбивка широких улиц и переулков. По свидетельству М. П. Мочаловой, исследовавшей казачьи поселения на территории Челябинской области, их основные улицы были шириной 30—50 и даже 60 метров, например, в селе Клястицком Троицкого района, второстепенные — 12—15 метров. Размеры кварталов не одинаковы, даже в одном селении, так в Николаевке они в среднем — 70x70 метров, а в Рымницком — 60x62,60х 120,105х 120 и 70х 130 метров. Заметна некоторая кратность размеров 60—70 метрам [35, с. 147].
Первоначально под казачьи усадьбы отводились достаточно большие территории, дома ставились свободно только по улицам квартала, как этого требовали градостроительные указы того времени. Позднее происходило уплотнение кварталов в результате семейных разделов.
В казачьих поселках не было зеленых насаждений, огородов и садов, даже палисадники появились только в начале XX века. Огороды и бахчи находились по берегам рек. Первоначально казаки пахали, где хотели, к распределению земельных фондов в Оренбургском войске приступили только в конце позапрошлого века. Для кочевников был выделен «миллионный отвод», были определены запасные войсковые земли, обозначены станичные и войсковые юрты. Первоначальный земельный пай казака составлял 15 десятин.
Композиционным центром казачьей станицы являлась крупных размеров площадь (плац для джи-
титовки). Это можно проследить на планах станиц и из описаний: «В городе (станице) место собрания Круга обносились перилами, а когда Круг собирался в поле, то нередко толпа народа сама составляла из себя цепь наподобие круга, как бы вместо перил, которых не было» [36,с. 226].
Эта площадь располагалась, как правило, в центре поселка, реже встречаются раскрытые на реку плацы (станицы Оренбургская, Нижнеувель-ская). На площади располагались церковь, школа, станичное правление, питейный дом и другие общественные здания. Размеры площадей, по свидетельству М. П. Мочаловой, составляли до 6—7 га [35, с. 149]. Эта площадь выполняла и функции торговой. Например, в Варне с 1 по 11 ноября проводилась ежегодная осенняя ярмарка, на которую жители ближайших станичных юртов съезжались для продажи и покупки сельскохозяйственной продукции. В Николаевской станице с 6 по 16 декабря и с 6 по 16 марта проводились ярмарки по продаже скота и хлеба. В поселке Кацбах ярмарка проводилась с 25 ноября по 1 декабря. Особенно славилась Наследницкая ярмарка, на которую приезжали из других станиц и поселков.
Основным высотным ориентиром села обычно являлась церковь или мечеть. Церкви располагались чаще всего в центре главной площади (Кичигинс-кая, Оренбургская, Чебаркульская, Варна, Берлин) или за селом, на возвышенности около кладбища (Бреды, Кундравинская). Иногда церковь могла находиться вне села в живописном месте. Например, в поселке Амурском церковь находилась за его пределами на горе Любашихе. Чаще всего церкви строили деревянные, в поселках побогаче впоследствии они были заменены каменными. Православные храмы имели крупные размеры, соответствующие пространству площади. Мечети обычно ставились в линию застройки. В больших башкирских или татарских деревнях находились мусульманские школы — медресе.
Во второй трети XIX в. в состав центра сел входят базарные и ярмарочные площади, здания волостных правлений, постоялые дворы, почтовые станции. В крупных казачьих поселках имелось по две (мужская и женская) школы. Среди казачьего населения России оренбургские казаки имели самый высокий процент грамотности. Административное здание станичной или поселковой управы, как правило, располагалось на площади или на главной улице поселка. На площади (плацу) проводились войсковые смотры и учеба казаков.
Еще одним крупным сооружением сел были водяные мельницы на окраинах. Встречались и ветряные мельницы, которые обогащали силуэт поселения. Интересный пример ветряной мельницы
XVIII века описывается у М. А. Круковского: «...мельница с четырехгранным срубом внизу, на
высоте сажени этот сруб сужается, а на самом верху переходит в восьмигранную верхушку вроде башни, увенчанную легкой навесной крышей. Этой почтенной старушке 130 лет, но она все еще мелет» [16, с. 295].
Кладбища,как правило,располагались навозвы-шенном месте в нескольких сотнях метров от деревни. Кладбища были выразительным элементом сельской панорамы. Их размещали на пологом склоне холма. В православных селах дополнительными пространственными акцентами являлись часовни кладбищ, расположенные на окраинных холмах. На мусульманских кладбищах устанавливали плиты-стел-лы и каменные ограды групп могил. В некоторых районах сохранился древний обычай устраивать мусульманские кладбища на опушке леса или сажать на могилах деревья.
Таким образом, деревни всех этнических групп населения строились по берегам рек и озер, особенно в северной зоне региона. Поскольку заселение края происходило,главным образом, по рекам, то и поселения размещались, в основном, вдоль их русла или около озер. Когда же все приречные территории были заняты, началось освоение водораздельных территорий. Такое расположение было характерно для всех этнических групп населения Южного Урала и определялось изобилием водоемов, особенно в северной части региона.
Планировочные структуры поселений изучаемой территории можно разделить на четыре основных типа: свободная (наиболее древняя); замкнутой формы селения, формирующие торговую площадь; структура многорядных поселений с ориентацией домов на юг; планировка смешанного характера. Во второй половине XIX в. многие селения приобретают четкие геометрические формы, порой не связанные с ландшафтом.
В башкирских деревнях в XVIII в. преобладала кучевая планировка в виде небольших кварталов, объединявших близких родственников. Группы домов родственников соединялись сообщающимися дворами. Поэтому планировка часто была запутанной, нерациональной. Поселения татар, чувашей, удмуртов (вотяков), калмыков, марийцев (черемисов) крещеных и некрещеных долгое время сохраняют черты кучевой планировки. Более регулярными были поселения русских и мордвы. Русские села на Южном Урале были следующих типов: казачьи слободы и станицы, дворцовые села, монастырские села.
Наиболее регулярной является планировка слобод и станиц, в которых жителям отводились одинаковые участки. Станицы сразу строились по регулярным планам. Дворцовые села, в основном, расположены в западной зоне региона, а монастырские— в северо-восточной. Нерегулярность планировки была характерна для сел северной части нашего региона, где многие села возникли
Е. В. Пономаренко
путем добровольного переселения. В степной зоне Южного Урала заселение, в основном, проходило как основание казачьих поселений — форпостов и станиц. Таким образом, планировка села определялась временем его возникновения. В старых селах—это была нерегулярная планировка, а в селах конца XVIII — начала XIX вв. — уличная регулярная.
Казачьи села могли быть заселены казаками различных этнических и конфессиональных групп, предпочитавших селиться компактно. Отличительной чертой в формировании казачьих южно-ураль-ских деревень являются более широкие улицы, чем в центральной России.
Ярко выраженной регулярностью с самого основания отличались села, принадлежащие заводам. Планы деревень и выселок, приписанных к заводам, проектировались с четкими широкими улицами и одинаковыми участками застройки. Некоторое разнообразие в планировку вносило расположение речки или озера, которые обязательно имелись около деревни.
После воплощения в жизнь указа 1797 г. о размежевании земель часть мелких поселков исчезла. Более крупные поселения перепланировались в соответствии со стандартами восточноевропейских поселений средней полосы России. Даже старые башкирские деревни, по описаниям современников, приобретают более регулярную планировку. Наблюдается срастание небольших селений в единое более крупное. В расположении нерусских деревень наблюдается группировка «кустами».
Несмотря на постоянные попытки сделать планировку старых сел более регулярной, во многих из них сохраняются традиции национального градостроительства. Они выражаются в расположении домов относительно улиц и в планировке самих усадеб. Общая планировка села при этом может быль уличной или квартальной. В XIX в. многие градостроительные решения деревень нерусских этнических групп населения основываются уже не на национальных традициях, а на опыте соседних русских поселков.
Литература
1. Путешествие Ахмеда Ибн-Фадлана на реку Итиль // Перевод Султана Шамси. — М.: Наука, 1992, — 165 с.
2. Рычков П. И. Топография Оренбургской губернии. —Оренбург: Изд. Оренб. Губернского стат. комитета, 1887. — 406 с.
3. Тарасов Ю. М. Русская крестьянская колонизация Южного Урала. — М.: Наука, 1984. — 175с.
4. Пятаков В. В. История Южного Урала.—Челябинск: Изд. ЧелГУ, 1995. — 135 с.
5. Лепехин И. И. Записки путешествия академика Ивана Лепехина. —СПб.: Императ. Акад. наук, 1821. —423 с.
6. Шитова С. Н. Традиционные поселения и жилища башкир. — М.: Наука, 1984. — 252 с.
7. Калимуллин Б. Г. Планировка и застройка башкирских деревень. — Уфа: Башкирское книжное издательство, 1959. — 108 с.
8. Ширгазин А. Р. Формирование планировочного устройства малых населенных мест Башкортостана. —Уфа: Гилем, 2000. — 188 с.
9. Руденко С. И. Башкиры. — Пг.: Якорь, 1925, —330 с.
10. ПалласП. С. Путешествие по разным провинциям Российского государства,—СПб.: Тип. При Имп. Академии наук, 1786. — Ч. 2.—476 с.
11. Путеводитель по Уралу. — Екатеринбург: Издание газеты «Урал», 1899. — 386 с.
12. Харузин Н. Н. Очерк развития жилища у финнов. — М.:Тов-во Левикон, 1895.— 125 с.
13. Черемшанский В. М. Описание Оренбургской губернии.—Уфа: Г уб. тип., 1859. — 406 с.
14. Стариков Ф. М. Откуда взялись казаки (исторический очерк). —Оренбург: Тип. Ефимовского-Мировицкого, 1881. — 264 с.
15. Оренбургские епархиальные ведомости. — 1908.
16. Круковский М. А. Южный Урал. Путевые очерки. — М.: Унив. тип., 1909. — 276 с.
17. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 37, оп. 63II, д. 22, л. 25.
18. РГИА, ф. 37, оп. 63 И, д. 55, л. 7.
19. РГИА, ф. 37, оп. 63 И, д. 57, л. 11.
20. РГИА, ф. 37, оп. 63II, д. 76, л. 12.
21. РГИА, ф. 37, оп. 63II,д. 114,л. 14.
22. РГИА, ф. 37, оп. 63II, д. 55, л. 8.
23. РГИА, ф. 37, оп. 63II, д. 53, л. 16.
24. РГИА, ф. 37, оп. 63II, д. 53, л. 18.
25. РГИА, ф. 37, оп. 63II, д. 26.
26. РГИА, ф. 37, оп. 63II, д. 22, л. 26.
27. РГИА, ф. 37, оп. 63II, д. 53, л. 17.
28. РГИА, ф. 37, оп. 63 И, д. 55, л. 9.
29. РГИА, ф. 37, оп. 63II, д. 76, л. 13.
30. РГИА, ф. 37, оп. 63 И, д. 55, л. 6.
31.РГИА,ф. 37, оп. 63II,д. 114,л. 13.
32. РГИА, ф. 37, оп. 63 И, д. 53, л. 19.
33. Оренбургские губернские ведомости, 1868.— 26 мая.
34. Кобзов В. С. Уральская Варна. — Челябинск: Южно-Уральское книжное издательство, 1992, —76 с.
35. Мочалова М. П. На полуденную сторону. — Челябинск: Южно-Уральское книжное издательство, 1978, — 192 с.
36. Витевский В. А. И. И. Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 года. — Казань: Изд. Каз.Губ., 1897.Т. 1—3.— 1514с.
