CC BY
489
4. Флоровский, Г. Понятие творения у святителя Афанасия Великого/Г.Флоровскнй //Догмати история. — М.:Изд-воСв.-Владимирского Братства, 1998. — С.81.
5. Лопухин, АП Библейская космогония по умению отцов и учителей Церкви /А.П. Лопухин. — СПб.: Тип. А.П. Лопухина, 1898. - С. 37.
6. Лосский, В.Н. Догматическое богословие / В. Н. Лосский // Очерк мистического богословия Восточной церкви. Догматическое богословие. - М : Центр «СЭИ», 1991. — С. 225.
7. Зельдович, Я.Б. Теория расширяющейся Вселенной, созданная АА Фридманом / Я.Б. Зельдович //Успехи физических наук. — 1963. - Том ЬХХХ. вып.З. - С. 382 - 383.
8 Венециано, Г. Миф о начале времен / Г. Вонициано // В мире науки. - 2004. - N»8. - С. 28.
9. Линде, АД. Раздувающаяся Вселенная / АА Линде //Успехи физических наук. - 1984. — Том 144, вып. 2. — С. 187.
10. Девис, П. Пространство и время в современной картине Вселенной / П. Девис. - М.: Мир, 1979. - С. 205.
11. Новиков, И.Д. Инфляционная модель ранней Вселенной / И.Д Новиков // Вестник Российской академии наук. — 2001. — Том 71, N9 10. - С.886-914.
12. Линде АД Физика элементарных частиц и инфляционная космология / А.Д. Линде — М.: Наука, 1990. — С. 35.
13. Linde, Andrei The Self-Reproducing Inflationary Universe / A Unde//Scientific American. - November 1994. - V.271 — P.54. — Режим доступа: http://www.stanford.edu/-alinde/ I032226.pdf
14. Василий; Родзянко В.М., еп. Сан-Францисканский. Теория распада Вселенной и вера отцов. Каппадокнйское богословие — ключ к апологетке нашего времени. Апологетика XXI века/ Еп. Василий (Родзянко). — М.: Паломник, 2003. — Режим доступа: http://hramnagorke.ru/science/98/1734/
15. Борхес, ХЛ. История вечности / Х-Л. Борхес // Собрание сочинений:в4-хт.Т. 1.Произведения 1921-1941. - СПб.: Амфора. 2005. - С. 306.
16. Грнн, А Блистающий мир / А Грин // Бегущая по волнам: рассказы, романы. — М.: ОЛМА-ПРЕСС Образование. 2006. — С. 181 -182.
МАКСИМЕНКО Людмила Александровна, кандидат философских наук, доцент кафедры философии. Адрес для ля переписки: e-mail: msw6@rambler.ni
Статья поступила в редакцию 04.12.2009 г.
© Л. А. Максименко
УДК 1 314.334.3 Л- Н> КИБАРДИНА
Омский государственный педагогический университет
ОСОБЕННОСТИ ПАТЕРНАЛИСТСКОЙ МОДЕЛИ РОССИЙСКОГО СОЦИАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА
В статье проводится анализ исторических предпосылок патерналистской традиции модели российского социального государства и свойственных ей специфических черт, определяются основные причины влияния ее логики на развитие современного социального государства в России, исследуются компромиссные варианты и перспективы ее модернизации в контексте социально-экономической политики.
Ключевые слова: модели социального государства, патернализм, этакратизм, эгалитаризм, традиционное общество, социальная политика.
В индустриально развитых странах во второй половине XX в. утвердилась новая концепция и новая форма организации общественной жизни, в сосут-ветствие с которой программной целью государства стало обеспечение достойных условий жизни и благосостояния всех членов общества. Россия сделала свой выбор в сторону развития правового, социального государства, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободу развития человека, что особенно важно в период ломки старых механизмов саморегуляции общества. Одной из основных проблем сегодняшнего российского государства является проблема формирования такой модели социального государства, которая включала бы в себя опыт и достижения социальных государств мирового сообщества и одновременно учитывала российские условия, способствуя оптимизации социальных и экономических процессов. Это необходимо д ля того, чтобы двигаться в русле экономической и социальной модернизации, интеграции с мировым сообществом, достижения идеалов социальной справедливости.
Специфика российской полемики по проблематике социального государства определяется особенностями развития отечественных представлений об этом феномене. Несмотря на то, что бывший СССР с точки зрения реальных достижений социальной защиты долгое время был одним из первых и ведущих социальных государств в мире, в советской науке проблематика современного социального государства была в значительной степени обойдена. Несомненные успехи социальной деятельности западноевропейских государств рассматривались как результат обострения классовой борьбы и значительного влияния примера стран реальною социализма. Науч-ный и общественный интерес к проблематике социального государства существенно возрос в России во второй половине 90-х гг. прошлого века, когда предпринимаются попытки создать собственную концепцию социального государства.
Известный финский социолог М. Кивинен в своей книге «Прогресс и хаос» (2002) так оценивает российский уровень развития социальных теорий: «Поразительно, что, несмотря на глубину потрясений и траге-
дий, пережитых российским обществом, российская социология не вышла за рамки безобидных эмпирических исследований, не выработала сколько-нибудь серьезных теоретических концепций... В определенной степени отсутствие социологических концепций и ныне является проблемой для российских обществен-ных наук. Создается впечатление, что почти все более или менее известные российские социологи обзавелись собственными научными институтами, в которых проводятся многочисленные прикладные исследования мнений и ценностей по самым разным проблемам, вызывающим интерес у их создателей. Может показаться, что лишь немногие из этих научных учреждений имеют достаточно энергии и энтузиазма, чтобы заниматься серьезной теоретической работой» [1].
Исследования социального государства, социальной политики и социальной сферы в российском гуманитарном знании находятся на первоначальном этапе своего развития, поэтому, при всем изобилии публикаций, не представляется возможным предложить ни одного систематизированного свода знаний о сути и специфике трансформации российского социального государства. В ряде современных публикаций по социальной проблематике становятся очевидными причины торможения в области решения социальных проблем и возможных траекторий дальнейшего развития социальной сферы в России, которые стали логическим завершением концептуальной разноголосицы последних лет. Как считает Т.Ю. Сидорина, причина этому лежит в слабости теоретических оснований, которые представляются «неким собранием мероприятий в сфере социального обеспечения, прикладной областью, весьма удаленной от творческого научного поиска», что влечет за собой отложенность решения социальных вопросов (2].
Необходимость рефлексии различ1 пах сторон общественной жизни обусловлена тем, что в современной России формируется новая модель социального государства, в которой актуальным является решение проблемы оптимального соотношения между государством, рынком и различными социальными субъектами с целью обеспечении социального согласия и социальной стабильности в обществе. Основой построения концепций является вопрос о том, является ли социальное государство лишь функциональной стороной современного общественного устройства, и тогда действительно следует говорить о выполнении определенных функций обеспечения благосостояния, понимаемом как комплекс мер социальной политики (основной актор - государство). Или Же социальное государство является комплексной и системной характеристикой любого высокоразвитого сообщества, и тогда следует говорить об определенном типе и способах его взаимоотношений с бизнес группами и индивидом, между которыми распределяются ресурсы и ответственность (основных акторов несколько).
Наиболее широко в рамках социологического подхода в российских исследованиях социального государства представлена его патерналистская модель, что не удивительно и укладывается в логику исторического развития. Данная модель сложилась в предыдущую эпоху командной экономики, и продолжает оказывать существенное влияние на современные процессы развития социальной сферы. Венгерский социолог и экономист Я. Корнай так определяет патернализм: «Центральное руководство берет на себя ответственность за экономическое положение и одно-
временно претендует на использование любого инструмента из арсенала административных средств, который представляется ему наиболее целесообразным» [3].
Сосредоточение в руках государства основной массы необходимых для социального развития ресурсов оправдывалось возможностью осуществлять их распределение с наибольшей эффективностью, обеспечивая необходимый социальный порядок, солидарность, справедливость, ответственность, удовлетворяя по мере возможности насущные потребности всех членов общества. Однако в условиях тоталитарной политической системы ее побочным продуктом становилось усиление бесконтрольности бюрократии, снижение эффективности принимаемых узкогрупповых решений, вторжение государства в частную жизнь индивидов, всеохватное регулирование и контроль общественных институтов и организаций, порождающие захват привилегий и коррупцию. Не менее негативным эффектом тотального регулирования социальной сферы становился существенный рост иждивенческих устремлений и социальной пассивности, перекладывание на государство решение всех социальных проблем. Как следствие, патерналистская модель отличается огосударствлением социальной сферы, ее отдельных отраслей и учреждений (этатизмом).
Один из исследователей современного российского социального государства и социальной политики, известный социолог О.И. Шкаратан в своей работе «Тип общества, тип социальных отношений», оценивает советское общественное устройство как этакратическое, обладающее специфическими и устойчиво воспроизводящимися чертами, которые не были свойст венны ни социалистической, ни капиталистической социальной системе. По мнению О. И. Шкаратана, этакратическая система является самостоятельной моделью (ветвью, ступенью) исторического разви тия современного общества, а не цепью деформаций или отклонений, и выделяет ее основные черты:
— обособление собственности как функции власти, доминирование отношений типа «власть собственность»;
— преобладание государственной собственности, процесс постоянного углубления огосударствления;
— государственно монополистический способ производства;
— доминирование централизованного распределения;
— зависимость развития технологий от внешних стимулов (технологическая стагнация);
— милитаризация экономики;
— сословно слоевая стратификация иерархического типа, в которой позиции индивидов и социальных групп определяются их местом в структуре власти и закрепляются в формальных рангах и соотнесенных с ними привилегиях;
— корпоративная система как доминирующая форма реализации властных отношений, а соответственно иерархического ранжирования и объема и характера привилегий членов социума;
— социальная мобильность как организуемая сверху селекция наиболее послушных и преданных системе людей;
— отсутствие гражданского общества, правового государства и соответственно наличие системы помэнства, партократии;
— имперский полиэтнический тип национально государственного устройства, фиксация этнической принадлежности как статуса (при определении ее «по крови», а не по культуре или самосознанию) (4).
Так же в патерналистской модели отмечается такая существенная черта, как эгалитаризм (равенство в потреблении материальных благ и услуг), который, несмотря на значительные успехи в обеспечении общедоступности социальных благ, снижал стимулы к труду, отрицательно влиял на качество товаров и услуг и вступал в противоречие с многочисленными привилегиями номенклатурною класса. Обеспечение гарантированной всеобщей занятости как существенной характеристики патерналистской модели, было обусловлено отсутствием реального рынка труда и находило свое выражение в скрытой безработице, слаборазвитой системе переподготовки кадров. Как отмечают Л.Т. Волчкова и В.Н. Минина, через занятость (предприятия и профсоюзы) так же осуществлялось широкомасштабное обеспечение социальными благами: медицинские и оздоровительные услуги, жилье, питание, праздники, образование (включая детские сады), доплаты к пенсии |5|.
Такие авторитетные российские ученые, как Н. Лапин, В. Радаев и О. Шкаратан, развивают идущую от К. Маркса мысль о том, что развитие патерналистской модели российскою социального государства было предопределено исторически, соответствовало азиатскому способу производства и особенностям российского менталитета. Российское общество даже и на современном этапе своего развития выступает как общество традиционного типа, характерной особенностью которого являются персонификация интересов общности в государстве, деятельность которого приобретает легитимно всепроникающий характер, а также максимальное сращивание отношений «власть собственность». На определенное влияние традиций патернализма в русле исторической логики указывают такие ученые, как Л.И. Якобсон, Н.Е. Тихонова, А.И. Гордон и др.
Известный социолог Н.Е. Тихонова, исследуя российское общественное сознание в условиях социокультурной модернизации, обнаружила ряд свойственных для традиционного общества представлений: 1) представления о приоритете интересов общности и вторичности прав личности: 2) отношение к традиции как к писаному праву; 3) отношение к государственной собственности как к главенствующей; 4) отношение к природе как к «неорганическому телу» человека, которое не может быть объектом купли продажи; 5) отношение к функционально ролевому распределению полномочий но линии руководитель подчиненный как к образцу построению неформальных отношений; 6) позитивное отношение к легитимному применению насилия; 7) представление о критериях принадлежности к «своим» и «чужим»; 8) пон^г мание свободы, и ряд других (6).
Как продолжает Н.Е. Тихонова, российская модель взаимоотношений общества, личности и государства, тяготеет к устойчивой исторической тенденции, которая заключается в приоритетах и значимости интересов общности. Однако эта тенденция имеет уже далеко не безусловный, а консенсусный характер, предполагающий, что человек обязан выполнять свои обязательства по отношению к общности (государству) только при определенных условиях. Главная функция государства заботиться о текущих нуждах всех членов общности может быть реализована только при условии, что наиболее сильные ее члены (богатые, успешные и т.д.) несут ответственность за своих менее успешных «собратьев», а если они этого не делают, то государство должно заставить их это делать. При невыполнении этого условия государство выступает виновным в гораздо
большей степени, что дает возможность «согражда-нам» не выполнять и свои функции по отношении к нему (признание, легитимность, право, обязанности). В связи с этим, в рамках патерналистских отношений социальная функция 1'осударства всегда должна доминировать над экономической (6J.
Л.И. Якобсон так же относит Россию к государ-ствоцентричным обществам и считает, что для нее характерен консервативный режим, причем в структурировании общества решающее значение имеет иерархия власти, а не богатства. Тяготение Россия к консервативной модели благосостояния вряд ли изменится, пока ключевую роль в экономической жизни играет распределение доходов от использования природных ресурсов, неизбежно связанное с распределением власти. В современной России эта тенденция поддерживается так же социокультурным фоном и ассоциируется с установками государственниче-ских сил, потенциал которых превосходит потенциал носителей социалистических и либеральных установок.
Исследуя советский тип институтов благосостояния, он обнаружил такое явление, как мягкость обязательств государства, которая выражалась в принципиальной вариабельности провозглашаемых социальных прав при посредстве «множества формальных и неформальных норм и конкретных решений, принимаемых в режиме «ручного управления» нечетко очерчен-ным кругом лиц на основе подчас сомнительных полномочий». Тем не менее такая система позволяла гибко адаптироваться к ресурсным возможностям и поддерживать специфическую систему стимулирования. Эта мягкость как способность государства и его представителей избегать однозначности и ответственности во взаимоотношениях с гражданами и хозяйствующими субъектами, «прямое следствие и выражение монополии на власть и собственность», а связанная с этим явлением неэффективность «определялась педоговороспособностью социалистического государства»(7).
Впоследствии эти специфические особенности режима благосостояния повлияли на возможности осуществления целостной социальной стратегии российского государства в процессе модернизации. Дело в том, что в России в начале 1990-х годов была принята либеральная модель трансформации, в соответствии с которой, как считает И. Григорьева, «значение государства в социальной политике постоянно уменьшалось, но в то же время значение его как института, способного обеспечить более справедливое распределение выгод от развития рыночной экономики, росло». С ее точки зрения, это обусловлено традиционными ожиданиями населения по отношению к государству и необходимостью правового обеспечения условий развития самой рыночной экономики, поскольку «отсутствие правовых границ и норм парализует «невидимую руку рынка», приводит к войне всех против всех, коррупции и анархическому произволу, к монополизации экономики, захвату отраслей олигархическими структурами» (8).
Широко распространенные либеральные воззрения многих представителей социальной мысли в России в последнее время подвергаются широкой критике со стороны ученых, общественных деятелей, политиков, поскольку предлагаемая ими еще несколько лет назад модель социального государства не смогла обеспечить значительных изменений ни в сфере экономики, ни в социальных отношениях. И хотя многовековая история развитых стран с рыночной системой хозяйства продемонстрировала неоспо-
римые преимущества частных рынков в большинстве секторов экономики, они не всегда и не везде были способными обеспечить успешную реализацию социально значимых целей. Это связано с тем, что производство общественных благ и социальных услуг ориентировано не на получение экономической прибыли, а на достижение определенных социальных эффектов, связанных с развитием социальных ресурсов (9).
В 1994 г. Инсти тут социально-экономических проблем народонаселения РАН осуществил попытку целостного осмысления происходящих социальных изменений и предложил «Концепцию социальной политики в России», в которой отмечена реальная угроза превращения острых социальных противоречий в прямое противоборство социальных групп, ведущее к утрате социальной мобильности и устойчивости общества в целом. В связи с наличием в обществе различных слоев и групп, находящихся на разных стадиях адаптационного процесса и поэтому сталкивающимися с неоднородными проблемами, в «Концепции...» обосновывалась необходимость интеграционноориентированной социальной политики, учитывающей специфику различных социальных интересов и предусматривающей дифференцированный подход в их реализации 110).
Эти дифференцированные подходы в основных своих характеристиках совпадали с известными либеральным, консервативным и социалистическим (не-опатерналистским) моделями социального государства, а их сочетание должно обеспечивать возможность сохранения стабильности и интеграции общества и поддерживать неконфликтное взаимодействие между различными социальными группами. Например, для наиболее продвинутой части населения в качестве такой системы и направления развития могут использоваться ценности либерализма; для сектора, находящегося в начальной стадии адаптации, более правомерно применение социальной философии консерватизма; для неадаптированной части населения концептуальной основой может стать патернализм. Авторами двигало желание «взять лучшее» в разных моделях, однако кажущаяся логичность такого подхода привела к дезорганизации социального порядка и ценностных ориентации населения, поскольку последнее обладало различными адаптациош!ыми возможностями и опиралось на различные нормы и ценности.
Определенное и существующее неравенство в подходе государства к решению социальных проблем породило и неравные его обязательства по отношению к различным группам, что еще более законсервировало и саму проблематику перехода к социальному государству в контексте реализации социальны*6* прав, и систему социальных противоречий, неравенства, марганализации, эксклюзии. Такая консервация породила устойчивые тенденции снижения ожиданий, «смягчения» взаимных обязательств и невыполнение со стороны граждан условий социального контракта. Одновременное сочетание модели «трудовых достижений» и «помощи бедным» приводит к возникновению множества теневых зон и взаимодействий, внутри которых появляются иные способы получения доходов, нежели занятость. Одна часть населения, ожидая заботы и соответствующих действий от государства, заметно «снизила» свое положение на социальной лестнице, другие «поднялись» за счет противоправных или криминальных действий, что отразило существенные различия в разнонаправ-ленности интересов в социально классовом, групповом и региональном уровнях.
В связи с вышеизложенным, можно сделать следующие выводы. Во-первых, на развитие и формирование современной российской модели социального государства будут оказывать существенное влияние и традиции патерналистской модели государства в рамках лотки исторического развития и существующих в общественном сознании представлений и предпочтений о роли и функциях государства. Во-вторых, та же логика исторического развития требует модернизации патерналистской модели и обновления существующих теоретических подходов в связи с формированием института собственности и появ-лением на социальной арене новых действующих социально политических сил. В-третьих, переходная модель социального государства, выступающая как компромисс между этими силами, имеет ряд недостатков, связанных с преувеличе!тием значения действия рыночных сил и самообеспечения большинства слоев российского населения. В-четвертых, попытки переложить большую часть социальной ответственности на корпорации, в которых индивиды в обмен на лояльность получают блага, снова возвращает нас к патерналистской модели, что в значительной степени консервирует систему несправедливых неравенств. В пятых, сохранение общества как целостности требует доминирования социальной функции государства над экономической, и в этом контексте перспективно развитие социал реформистской модели, которая по своей природе тяготеет к универсализму и отвечает интересам развития России.
Библиографический список
1. Кивинеи, М. Прогресс и хаос. Социологический анализ прошлого и будущего России /М. Кивинен. — СПб., 2002. - С. 13—14.
2. Сидорина.Т. Ю. Социальная теория — коридор развития социальной политики /Т.Ю. Сидорина//ОНС. — 2006. — N9 4. — С. 54.
3. Корнай.Я. Д ефицит/Я. Корнай; пер. с венг. - М, 1990. - С. 586.
4. Шкаратан.О.И. Тип общества — тип социальных отношений: о современной России / О. И. Шкаратан // Мир России. — 2000. - N9 2. - С. 78.
5. Волчкова, Л.Т. Становление и развитие системы социальной защиты населения в России в 1991 —2002 г. / Л.Т. Волчкова, В.Н. Минина // Становление и развитие государства благосостояния в странах Северной Европы и России: сравнительная перспектива. — СПб.: Скифия-Принт, 2004. — С. 66 - 67.
6. Тихонова, Н.Е. Россияне: нормативная модель взаимоотношений общества, личности и государства / Н.Е. Тихонова // ОНС. - 2005. - №6. - С. 41-42.
7. Якобсон. Л.И. Социальная политика: коридоры возможностей / Л.И. Якобсон // ОНС. — 2006. — N0 2. — С. 54.
8. Григорьева. И. Социальная политика в России: поиски вариантов и направлений трансформации / И. Григорьева // Социальная политика в современной России: реформы и повседневность. — М.: ООО «Вариант», 2008. — С. 34.
9. Рынок труда и социальная политика в Центральной и Восточной Европе: Переходный период и дальнейшее развитие. — М.. 1997. - С. 36.
10. Концепция социальной политики в России (из доклада Института социально-экономических проблем народонаселения РАН)//ОНС. - 1994. - N«6. — С.23-31.
КИБАРДИНА Людмила Николаевна, кандидат философских наук, доцент кафедры социологии, социальной работы и политологии.
Адрес для переписки: 644050, г. Омск, пр. Мира, 11.
Статья поступила в редакцию 15.09.2009 г.
© Л. Н. Кибардина
