CC BY
110
6. Суммарный отчет о коммунистическом студенчестве (форма №№ 31/1 и 32/2) и именные списки, личные листки и характеристики комсту-дентов последних курсов.
7. Отчет об израсходовании полученных из ЦК бланков партбилетов.
5 РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 243, л. 19.
6 ЦДНИ ГАЯО, ф. 1, оп. 27, д. 433, л. 57.
7 РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 563, л. 18.
8 ГАЯО, ф.р. 829, оп. 1, д. 13, л. 82.
9 АндреюкГ.П. - С. 14-16.
10 ГАИО, ф. 2, оп. 5, д. 16, л. 34.
11 ГАРФ, ф. 1565, оп. 10, д. 17, л. 1.
12 РГАСПИ, ф. 17, оп. 34, д. 42, л. 23.
13 ГАЯО, ф.р. 829, оп. 1, д. 41, л. 58.
14 Там же, д. 45. л. 14.
15 ЦДНИ ГАЯО, ф. 1, оп. 27, д. 745, л. 38 (об.).
16 Известия ЦК РКП(б). - 1923. - №>3. - С. 39-40.
17 Павлова И.В. Сталинизм: становление ме-
ханизма власти. - Новосибирск, 1993. - С. 70.
18 Правда. - 1923. - 16 окт.
19 Павлова И.В. Указ. соч. - С. 72.
20 РГАСПИ, ф. 17, оп. 60, д. 167, л. 89.
21 ЦДНИКО, ф. 713, оп. 1, д. 3, л. 5.
22 ГАЯО, ф.р. 829, оп. 1, д. 65, л. 233.
23 ГАРФ, ф. 1565, оп. 3, д. 424, л. 6.
24 ЦДНИ ГАЯО, ф. 1, оп. 27, д. 812, л. 3.
25 ГАЯО, ф.р. 829, оп. 1, д. 56, л. 67.
26 ГАИО, ф. 2, оп. 7, д. 178, л. 16 (об).
27 Березкина О. С. Партийные форумы переходного периода: соотношение формального и реального (1921-1927 гг.) // Социальная история. Ежегодник. - М., 2000. - С. 129.
28 II Пленум ЦКК созыва XIV съезда ВКП(б). Стенографический отчет. - М., 1926. - С. 80-82.
29 Красный мир. - 1923. - 23 марта.
30 ЦДНИ ГАЯО, ф. 1, оп. 27, д. 285, л. 61; ГАИО, ф. 2, оп. 5, д. 89, л. 16.
УДК 94 (47+57) 1914/1918
Борщукова Елена Дмитриевна
кандидат исторических наук
Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена (Санкт-Петербург)
skazochnik8@yandex.ru
ОСОБЕННОСТИ ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ РОССИЙСКИХ ПОДДАННЫХ В НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Работа посвящена изучению феномена общественного сознания российских подданных в условиях начавшейся Первой мировой войны. Прослеживаются различные формы выражения патриотических чувств, в том числе и верноподданнические, особенности их проявления в разных социальных слоях общества.
Ключевые слова: общественное сознание, патриотизм, верноподданнические чувства, пацифистское дви-
Первая мировая война стала испытанием всей общественной и государствен. ной системы Российской империи на прочность. Вступление России в войну вызвало в различных слоях общества взрыв патриотизма, который принял весьма разнообразные формы. Однако патриотический порыв продолжался недолго и по мере ухудшения положения на фронте пошел на спад. Меры, принимаемые правительством и общественными организациями для удержания патриотических настроений на высоком уровне, не дали результатов, хотя силы и средства были затрачены значительные.
Реакция российских подданных на начавшуюся войну до сих пор недостаточно изучена. В работах Е.С. Сенявской, Ю.И. Кирьянова, О.С. Пор-
шневой, Б.И. Колоницкого и др. исследовались патриотические настроения, проблемы войны и российского общества. Всплеск патриотических чувств у населения Российской империи привел к патриотическим манифестациям и национальной мобилизации.
Спецификой российского патриотизма времен Первой мировой войны следовало бы, вероятно, считать выражение верноподданнических чувств представителями различных слоев российского общества. Верноподданнические чувства граждан выражались как в лояльности населения по отношению к государственной политике, так и в проявлении любви к своей стране, одним из главных символов, олицетворением которой были Государь император и его семья.
С началом войны российский патриотизм стал не менее ценной составляющей боевого потенциала страны, чем боевая техника, вооружение, боеприпасы и продовольствие. В связи с этим государственный подход к развитию патриотизма требовал стройной и целенаправленной системы практических действий.
Патриотические чувства охватили представителей всех слоев населения Петербурга. Так, служащие Санкт-Петербургского почтамта, не призванные в армию в силу особых условий их деятельности, через военного министра обратились с выражением верноподданнических чувств к Государю императору, заявив о своей полной готовности по первому призыву направиться на фронт, чтобы «стать на защиту Родины от нападения дерзкого врага» [1, с. 21-26].
Представители крестьянства, рабочих, составлявшие основу армии, в силу малограмотности смотрели на военные события более прямолинейно. В их сознании меньше было места для борьбы нравственных противоречий и определения своего места в разворачивавшихся событиях. Газеты того времени в один голос утверждали, что люди всех политических взглядов, разной партийной принадлежности выразили свою готовность грудью встать на защиту Родины от напавшего врага, доказав таким образом свою «государственность». Особо отмечалось, что на призывных участках Петербурга - толпы народа. «Молодежь вся рвется в армию», «настроение у всех приподнятое. Не видно ни одного пьяного ...одушевленные высоким чувством патриотизма, идут охотно», - писали современники о первых днях войны. «Русский народ не испытывал подобного патриотического подъема с 1812 года», - такой вывод сделал М.В. Родзянко, председатель Государственной Думы [6, с. 23].
Начало Первой мировой войны вызвало патриотический подъем в студенческой среде. 9 октября 1914 года в Петербурге часть студентов участвовала в промонархическом шествии. Осудив попытки академистов толкнуть учащуюся молодежь «на дорогу рабского патриотизма и угодничества», студенты-трудовики призвали своих товарищей к борьбе «за честь и достоинство Родины». Принимая решение защищать Россию, «левое студенчество» требовало от царского правительства амнистии политическим заключенным. Антисамодержавный патриотизм имел и такое выражение: «Я бы вступил в бельгийскую ар-
мию - защищать ее независимость, вступил бы во французскую армию - защищать свободу Франции, но в ряды русской армии вступать считаю невозможным, так как русская армия защищает свое правительство, которое в прошлом достаточно показало себя и даже арестует... готовых сражаться за Родину» [3, с. 152]. Это заявление студента Каминского прозвучало 13 октября 1914 года на митинге в Петербургском политехникуме.
Между тем высшая школа стала почти основным источником пополнения таявшего в боях младшего командного состава офицерского корпуса. Российская империя начала воевать без необходимого командного резерва. Военное ведомство вынуждено было даже закрывать свои академии, направив в действующую армию всех их слушателей и преподавателей.
Положением Совета Министров от 30 сентября 1914 года отменились отсрочки от военной службы для студентов. Они мобилизовались в запасные полки, сообразно специальностям. Достойных направляли на краткосрочное обучение (4-
8 месяцев) и затем определяли в войска унтер-офицерами, менее «достойных» - рядовыми.
С 1915 года поминальные списки погибших в боях и от ран регистрировались в годовых отчетах учебных заведений.
Бессмысленное растрачивание молодых интеллектуальных сил тревожило министерство народного просвещения, т.к. студенческие мобилизации шли одна за другой. Так, Петроградский политехникум 1915-1916 гг. направил в армию 1615 студентов; Институт инженеров путей сообщения в Петрограде в 1915 году - 400 человек; Московский коммерческий институт в 1916 году -1800 человек.
Медицинские факультеты были переведены на сокращенную программу обучения, студенты и курсистки составляли немалую часть низшего и среднего персонала полевых, стационарных госпиталей и поездов для раненых воинов. В один из таких поездов попал студент-филолог К. Паустовский [5, с. 342]. Военные поражения, каждодневные вести об убитых и покалеченных, тяготы быта - все это умерило пыл учащейся молодежи.
Анализ документов, направлявшихся на имя Государя императора и его семьи в 1915 году, свидетельствует о том, что уже меняется не только тональность документов, но и их сущностный
характер. На смену здравицам в Дом Романовых стали чаще приходить письма и телеграммы, в которых осуществлялись частные и коллективные попытки высказать конструктивные предложения по улучшению ситуации на фронте и в тылу. Появились отдельные нотки жалоб на трудности и лишения военного времени. В 1916 году обращения к Государю императору стали носить еще более резкий характер. Заверения в верноподданнических чувствах носили лишь формальный, протокольный характер, являясь данью традиции и своеобразным проявлением формы обращения российских подданных к своему Государю. На этом фоне конструктивизм обращений к Государю стал более жестким, нередко гранича с требованиями, близкими к ультиматумам.
Так, в письме председателя Астраханской народной монархической партии Н. Тихановича-Са-вицкого от 20 марта 1916 года предлагалось распустить союзы и военно-промышленные комитеты, Думу, издать новые Основные законы [9, с. 88].
В письмах промонархического «Союза русского народа» и других промонархических организаций содержались требования разгона Государственной Думы, роспуска военно-промышленных комитетов и созыва съезда монархистов для обсуждения вопроса об изменении Основных законов и положения о Госсовете [9, с. 47]. Крайне важным и любопытным источником являются солдатские письма и дневники [2, с. 3742]. Они дают ценные сведения не только о быте солдат в плену, но и об изменениях в духовном мире военнослужащих на завершающем этапе войны. Интересно, что автор писем ни разу не упоминает царскую семью, не пишет патетических фраз о любви к родине. Все содержание его записок проникнуто горечью и болью за положение российских солдат на чужбине, верой в скорейшее возвращение домой. Это не исключение, а характерная черта всего эпистолярного наследия военнослужащих и жителей тыла периода 1916 года. В письмах, телеграммах, дневниках уже нет восхваления царской семьи. Им на смену пришли апатия, безразличие, а подчас и озлобленность из-за неправильной деятельности военно-политического руководства страны. Как частные лица, так и общественные организации требовали от Государя императора решительных действий. Даже такая промонархическая организация, как «Союз русского народа», в телеграмме, направленной 5 декабря 1916 года в Ставку на
имя Николая II, не заверяла его в своих верноподданнических чувствах, а требовала решительно бороться с парламентаризмом и попытками ограничения самодержавия [9, с. 89].
По-разному проявлялся патриотизм со стороны военнослужащих. В ряде случаев офицерство, находившееся на фронте, видело свой патриотический долг не столько в службе «царю и отечеству», сколько в выполнении своих профессиональных обязанностей. Боязнь запятнать честь мундира была страшнее смерти. Анализ неопубликованных материалов о драматических событиях Первой мировой войны позволяет ученым утверждать, что общая атмосфера, царившая среди российских военнослужащих в тот момент, представляла собой обстановку всеобщей подавленности. Эта подавленность была вызвана массовым отступлением наших войск. Но на ее фоне не было паники, войска не были деморализованы. Не произнося высоких слов, не думая о своих патриотических чувствах, офицеры не представляли себе иных действий, кроме противоборства врагу. В то же время офицеры, находившиеся в штабах, относились к событиям иначе. Как известно, Петроградский военный округ во время войны считался находящимся на театре военных действий. По этой причине чины его управлений, равно как и располагавшиеся в том же здании (Дворцовая пл., 4) управления армий, получали боевые награды. Этому очень завидовали офицеры Главного штаба, находившегося в соседнем доме, доказывавшие вполне серьезно, что они находятся к противнику ближе на целых 200 метров... [7, с. 84]
Свою специфику имел и патриотизм высшего командного состава. Так, отставной генерал от инфантерии А.Ф. Редигер, бывший в 1905-1909 годах военным министром России, писал в своих мемуарах о том, что во время войны долгое время с тестем и тещей играл в бридж. Он гордился тем, что весь выигрыш от карточной игры за время войны (более 300 рублей) он передал раненым. Он указывал: 252 рубля - в лазарет в Таврическом саду, 17 рублей - в лазарет Государственного Совета, а последние 36 рублей отосланы пленному Семену Панину... [8, с. 375]
Решение вопроса, связанного с утверждением патриотизма в России в начальный период войны, было осложнено тем, что Российская империя была самым многонациональным государством в мире. Принадлежность к той или
иной нации очень часто означала и принадлежность к той или иной конфессии. Это положение дел не позволяло использовать какой-либо «усредненный» вариант выражения патриотических чувств гражданами. Превалирующим началом было проживание всех на едином географическом пространстве, в рамках общего государства, однако национальные и религиозные противоречия существенно осложняли этот процесс.
Самодержавная власть с первых дней войны стремилась воспользоваться патриотическим подъемом российских подданных в целях упрочения своего положения. Государь император, высшие государственные чиновники надеялись с помощью военно-патриотического почина «залатать» многочисленные внутриполитические «прорехи». Одной из наиболее заметных из них был так называемый «польский вопрос». Председатель Государственной Думы М.В. Родзянко уже с первых дней ведения боевых действий заявлял: «Смотрите, - можем мы сказать [врагу], -вы думали, что нас разъединяет вражда, а между тем все народности, населяющие необъятную Русь, слились в одну братскую семью, когда общему отечеству грозит беда» [8, с. 376[.
Патриотические настроения, которые выражали представители дома Романовых, в основном поддерживала и интеллигенция. Отметим, что и она по своему составу была неоднородна. Ее настроения в начальный период убедительно показал Л.В. Успенский [11, с. 206-207]. Он отмечал: «...Мои собственные политические взгляды были довольно невнятными. Единственное, что их тогда определяло, - с молоком матери впитанное, не рассуждающее патриотическое обожание России, Родины... Дальше я не шел. В семнадцатом году я еще свято верил в Справедливость идущей войны. Я мечтал через год оказаться сначала юнкером, потом - офицером. Я верил в святость союзнических взаимных обязательств. Я читал “Тень птицы” И.Бунина и грезил о том, что Босфор, Царь-град, Айя-София станут “нашими”... “Великодержавные” наклонности эти из меня так и перли, хотя были они не столько политическими, сколько “поэтическими”». Подобных взглядов придерживалась значительная часть российской интеллигенции, в том числе и молодежь. Как считал Л.В. Успенский, он и его единомышленники в ту пору не просто боялись проигрыша в войне, а того, что внутренние враги в стране, «разрушив армию и военную промышленность,
сдадут Россию - бесснарядную и безвинтовоч-ную, голую и босую - на милость Вильгельма Гогенцоллерна» [11, с. 206].
Война вызвала патриотический подъем у творческой интеллигенции. На фронт ушли С. Черный, Н. Гумилев, К. Редько, В. Чекрыгин, В. Фаворский, В. Вересаев, В. Хлебников, С. Есенин и многие другие. Поручик А. Куприн в дни объявления войны стыдился своего писательства: «Мне до сих пор неловко за то, что я писатель и наиболее штатский среди старших товарищей, но я всеми силами постараюсь их наверстать» [10, с. 12]. Общеизвестно, что он в период войны на собственные средства содержал в своем гатчинском доме небольшой военный госпиталь.
Однако справедливо утверждение московского историка И.В. Купцовой о том, что Первая мировая война привела к идейно-политическому размежеванию творческой интеллигенции и что уже в 1914 году четко обозначились два лагеря - патриотов и пацифистов [4, с. 109].
Автор отмечает, что лагерь «патриотов» был представлен И. Буниным, А. Веселовским, М. Горьким, А. Серафимовичем, И. Шмелевым, Л. Андреевым и многими другими. К числу «пацифистов» относился, например, М. Волошин, заявивший в личном письме к военному министру В. Сухомлинову: «Я отказываюсь быть солдатом, как европеец, как художник, как поэт...» [10, с. 1] Чудовищной нелепостью называл М. Волошин войну и при этом замечал: «Поскорее бы кончилась эта мировая нелепица... Так все нелепо кругом, такие грандиозно-нелепые формы принимает ее (войны) отражение в окружающей жизни» [10, с. 1-2].
Возникший в связи с объявлением войны патриотический порыв и, как следствие, единение русского общества, столичной интеллигенции были очень хрупкими, неустойчивыми и достаточно условными. Настоящее «национальное согласие», как довольно быстро обнаружилось, отсутствовало не только в рядах интеллигенции, но и в обществе в целом. Во-первых, с течением времени все ярче начали проявляться прежние разногласия. Во-вторых, потенциал разногласий усилила сама война. После первых же серьезных поражений русской армии тональность выступлений меняется, в них все больше и больше будут проявляться пессимистические нотки.
К «пацифистам» принадлежали и З. Гиппиус и Д. Мережковский. Они и их единомышленники
отстаивали свое право проявлять патриотические чувства путем презрения к войне, влиянием слова на умы и сердца людей. З. Гиппиус отрицала войну «метафизически, и лишь практически ее признавала», потому что «всякая война, кончающаяся полной победой одного государства над другим... носит в себе зародыш новой войны, ибо рождает национально-государственное озлобление» [1, с. 21-26]. Сторонников именно подобных взглядов и убеждений стали называть пацифистами. Разрываясь между своими идеалами и суровой действительностью, они испытывали душевные муки, понимая, что ничего не могут сделать, чтобы прекратить эту бойню. Кроме того, численность пацифистов была очень невелика, и уже в силу этого их проклятия в адрес войны тонули в дружном хоре «патриотических голосов». Пацифизм в условиях военного времени в глазах многих был равносилен предательству, а отказ некоторых его сторонников «нести военную службу» воспринимался «патриотами» как измена не только Родине, но и нравственным заповедям интеллигенции.
Таким образом, особенностями общественного сознания российских подданных в начальный период войны были верноподданнические чувства, адресованные императорской семье, которые формировались как стихийно, так и целенаправленно. Стихийность была следствием процессов, предшествовавших началу Первой мировой войны. Их продолжительность была различной, однако самосознание российских подданных пробудилось.
Искренние порывы и почины частных лиц и общественных организаций сменялись «организованными сверху» патриотическими письмами и телеграммами, не обладавшими прежней
искренностью и верностью существующему общественному порядку. Патриотический порыв, носивший почти общегосударственный размах, по мере ухудшения положения на фронте и в тылу постепенно угасал. Ему на смену создавались общественно-политические предпосылки формирования нового общероссийского движения, носившего совершенно противоположную внутриполитическую направленность.
Библиографический список
1. Гиппиус З.Н. Синяя книга. Петербургский дневник. 1914-1917 г. - Белград, 1929.
2. ЗлоказовГ.И. Солдатские письма с фронта в канун Октября // Россия XXI век. - 1998. - № 9-10.
3. Иванов А. Студенты в окопах // Родина. -1993. - №8-9.
4. КупцоваИ.В. «Когда пушки стреляют, музы молчат... ?» // Художественная интеллигенция в годы первой мировой войны. Вып. 1. - СПб.: Клио, 1997.
5. Паустовский К. Собрание сочинений. Т. 3. - М., 1958.
6. Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. - Пг., 1923.
7. Полторак С.Н. Неопубликованная рукопись С.А. Соколова (С. Кречетова) о событиях Первой мировой войны как историко-психологический источник // Первая мировая война: История и психология. - СПб., 2002.
8. РедигерА. Ф. История моей жизни: Воспоминания воен. министра. Т. 2. - СПб., 1999.
9. РГИА, ф. 1282, оп. 1, д. 1009.
10. Сухомлинов В.А. Воспоминания о Максимилиане Волошине. - М., 1990.
11. Успенский Л.В. Записки старого петербуржца. - Л., 1990.
