CC BY
252
17
УДК 1 (091) (47) «18»
А. А. Мустафин
Особенности философии К. Н. Леонтьева: опыт историко-философской реконструкции
Целью статьи является реконструкция и оценка ключевых особенностей системы философских взглядов К.Н. Леонтьева, их теоретическое осмысление и выявление положительного потенциала и мировоззренческих возможностей для дальнейших историко-философских исследований.
The purpose of the article is to reconstruct and evaluate the basic features of the system of K.N. Leontiev’s philosophical views, as well as to conceptualize them, identifying positive potential and possibilities for further historical and philosophical studies.
Ключевые слова: К.Н. Леонтьев, славянофилы, органицизм, триединый процесс развития, «византизм», «русский Ницше».
Key words: K.N. Leontiev, Slavophiles, organicizm, a three-pronged development process, «byzantism», «Russian Nietzsche».
Судьба Константина Николаевича Леонтьева уникальна в истории отечественной философской мысли. Родился будущий философ в селении Кудиново Калужской губернии в 1831 г. По окончании Калужской гимназии в 1848 г., он поступает на медицинский факультет Московского университета. Не прослушав полного университетского курса, К. Н. Леонтьев в 1853 г. был выпущен в звании врача, после чего отправился на юг в действующую армию для участия в Крымской войне в качестве военного лекаря. По окончании Крымской кампании он оставил военно-медицинскую службу, перебравшись через некоторое время в столицу. В Петербурге Леонтьев устроился в Азиатский департамент Министерства иностранных дел России и был направлен на дипломатическую работу в Турцию. После десяти лет успешной карьеры, разойдясь во взглядах по политическим мотивам с главой российского дипломатического представительства в Константинополе графом Игнатьевым и недовольный в целом восточной политикой царского правительства, К.Н. Леонтьев вынужден был подать в отставку. Получив её, он около года провёл на горе Афон среди греческих и русских монахов.
© Мустафин А. А., 2015
18
Пребывание в монастыре и общение с афонскими старцами в корне поменяло мировоззрение К. Н. Леонтьева. Вот что он писал о своём обращении и жизни на святой Афонской горе:
«Что мне за дело до всех этих великих умов и великих открытий. Я всё это давно знаю. Они меня уже ничем не удивят. Я у всех этих великих умов вижу их слабую сторону, вижу их противоречия друг другу, вижу их недостаточность. Может быть, они умом ошиблись не веруя в церковь; математически не додумались... упустили из вида то и другое. И если уж нужно каждому ошибаться, то уж я лучше ошибусь умом по-своему, так как я хочу, а не так, как они учат меня ошибаться. Буду умом моим ошибаться по-моему; так ошибаться, как мне приятно, а не так, как им угодно, всем этим европейским мыслителям!» [10, с. 502].
Бескомпромиссность и принципиальность К.Н. Леонтьева в отстаивании своих философских взглядов, самостоятельность и независимость суждений сформировали в российских интеллектуальных кругах вокруг его имени атмосферу враждебности. Парадоксальность мыслей философа не привлекала, а отталкивала, пугала своей необычностью, создав ему образ крайнего реакционера и консерватора. Однако «неизменно и вне всякой зависимости свои крайние мнения он без всяких оговорок высказывал и в такое время, когда это не могло принести ему ничего, кроме общего презрения и осмеяния» [12, с. 571].
Надо сказать, что К. Н. Леонтьев, хотя и называл себя «уединённым (одиноким) мыслителем», имел среди интеллектуалов того времени близких по духу людей, понимающих и разделяющих его философские взгляды и убеждения как при жизни, так и после его кончины. Среди них следует назвать Л. А. Тихомирова, писавшего о редком даре Леонтьева видеть «очень далеко «вперед», в такое будущее, что средний глаз плохо его даже схватывает» [14, с. 202]. Леонтьев неоднократно и сам говорил о преждевременности своих идей, не понятых и не принятых его современниками:
«Я постоянно оправдан позднейшими событиями, но не современной людской догадкой. Теперь я разучился воображать себя очень нужным, полезным.. .Провидению не угодно, чтобы предвидения уединённого (одинокого) мыслителя расстраивали ход истории посредством преждевременного действия на слишком многие умы» [9, с. 184].
В.В. Розанов указывал на его «крупный самобытный ум, на великую силу, место которой в литературе и истории нашей не предопределено» [11, с. 277]. С.Л. Франк отмечал, что русская интеллигенция не оценила «и совсем не заметила гениального Константина Леонтьева» [16, с. 494], что его «мало знают и еще меньше понимают»
19
[15, с. 235]. В.В. Зеньковский обратил внимание на то, что «Леонтьев был очень оригинальным и самостоятельным мыслителем» [4, с. 506], а Н.А. Бердяева видел в нём «одного из самых даровитых и своеобразных русских людей» [1, с. 149].
После революции 1917 г. число почитателей его таланта сократилось до минимума, и на долгие годы имя русского мыслителя было предано забвению. В советское время серьёзные научные исследования, способные оживить действительный интерес к философским взглядам К.Н. Леонтьева, практически отсутствовали.
Настоящий всплеск увлечения его философией проявился лишь в постперестроечное время. Было опубликовано множество работ, посвящённых К.Н. Леонтьеву, в которых дан ряд оценок системы его философских представлений, имеющих большое значение для комплексного понимания эволюции философских воззрений в российской интеллектуальной среде конца XIX - начала XX в.
Первое, что объединяет большинство современных исследователей в оценке системы философских представлений К.Н. Леонтьева -это сравнительный анализ его социально-философских взглядов со взглядами славянофилов прежде всего А.С. Хомякова, И.В. Киреевского, Ю.Ф. Самарина, И.С. Аксакова, по проблемам взаимоотношений России и Европы, сохранения и упрочения культурной самобытности России. Уберечь Россию от «европейской заразы» - в этом К.Н. Леонтьев соглашался со славянофилами, и это объединяло их взгляды в критическом отношении к Западу. «Славянофилы ведь всегда хотели независимости от Запада. “Запад гниёт”. Согласен» [9, с. 296], - писал он в одной из своих статьей. Позицию Леонтьева и славянофилов сближало также понимание необходимости беречь и укреплять российскую государственность, жизненный уклад, традиции и ценности.
«Славянофилы желают, чтобы русское государство было прочным и долговечным.. .чтобы Россия всегда жила своим умом, чтобы она была самобытна не только как сильное государство, но как своеобразная государственность» [9, с. 297].
Однако у К. Н. Леонтьева были и существенные расхождения со славянофилами по ряду принципиальных вопросов. Если многие славянофилы не принимали ни прошлое, ни настоящее европейской культуры и цивилизации, то Леонтьев, в отличие от них, полагал, что
«здание европейской культуры было гораздо обширнее и богаче всех предыдущих организаций. В жизни европейской было больше разнообразия, больше лиризма, больше сознательности, больше разума и больше страсти, чем в жизни других, прежде погибших исторических народов. Ко-
20
личество первоклассных архитектурных памятников, знаменитых людей, священников, монархов, воинов, правителей, художников, поэтов было больше, войны громаднее, философия глубже, богаче, религия беспримерно пламеннее» [9, с. 109].
Иначе К.Н. Леонтьев смотрел и на сохранение культурного своеобразия и самобытности России. Славянофилы понимали своеобразие российской действительности в сохранении русской общинности, в повиновении «одному и тому же Самодержавному Государю» [9, с. 295]. Леонтьев же, в свою очередь, понимал сохранение самодержавия как принудительное начало, которое может удержать Россию от «либерализма и эгалитаризма», а в сохранении сословного неравенства видел защиту от осуществления идеи «всеуравнивания» как неестественного состояния для всякой общественной системы, поскольку полное равенство неизбежно обернётся новым рабством и крушением культуры.
В.С. Соловьёв однажды заметил:
«Фактически Леонтьев не был и не мог быть разочарованным славянофилом уже по тому одному, что никогда не был очарован славянофильством (курсив авт. - А. М.)... Его воззрения сложились под влиянием...теории культурно-исторических типов Данилевского. Но эта теория есть именно то, что существенно отличает автора «России и Европы» от славянофильства, взята она конечно, не у славянофилов. Этих последних Леонтьев всегда чуждался, относясь к ним с почтительным пренебрежением, как к хорошим людям, но плохим музыкантам» [12, с. 494-495].
Вслед за В.С. Соловьёвым почти аналогичные мысли высказывал Н.А. Бердяев:
«К. Леонтьева нельзя назвать в точном смысле славянофилом, но со славянофильством он, конечно, имеет связь; в нём бродила славянофильская закваска, но результаты получились не ожидаемые старыми славянофилами.. .Леонтьеву чужд оптимизм старых славянофилов» [1, с. 149-150].
Вторая особенность в системе философских представлений К.Н. Леонтьева, на что обращают внимание исследователи его творчества, - это редкая его способность эволюционного прогнозирования и предсказания отдалённой перспективы развития общества.
Сегодняшние глобальные изменения природы лишь смутно предполагают научное предвидение поведения экосистем. В XIX в. в России отчасти писалось об отрицательных последствиях технического прогресса, о гармонии человека и природы. В частности о том, что природу легко вывести из равновесия неумелыми действиями, предупреждал В.О. Ключевский:
21
«Культурная обработка природы человеком для удовлетворения его потребностей имеет свои пределы и требует известной осмотрительности: увеличивая и регулируя энергию физических сил, нельзя истощать их и выводить из равновесия, нарушая их естественное соотношение» [7, с. 46].
Однако так прямо и отчётливо о гармонии человека с природой, как К.Н. Леонтьев, вопрос не ставил никто. Он твердо выступал против «всего этого физико-химического, умственного разврата, против этой страсти орудиями мира неорганического губить везде органическую жизнь, металлами, газами и основными силами природы разрушать растительное многообразие, животный мир и самоё общество человеческое, долженствующее быть организацией сложной, округлённой наподобие организованных тел природы» [8, с. 117-118]. Можно утверждать, что проблема экологического выживания человечества во всей полноте одним из первых в России была поставлена К.Н. Леонтьевым.
Третья определяющая особенность философии К.Н. Леонтьева, выделенная современными исследователями, связана с обсуждением сходства его мировоззренческих позиций со взглядами Ф. Ницше. «Ницше делается, кажется, модным писателем в России; по крайней мере, на него есть заметный спрос», - заметил однажды популяризатор идей немецкого философа В.П. Преображенский. Действительно, в конце XIX - начале XX в. в российском обществе активно обсуждалась философия Ницше, её достоинства и изъяны. Тогда и обнаружилось сходство взглядов двух философов, после чего К.Н. Леонтьева стали называть «русским Ницше», философом «предвосхитившем Ф. Ницше». Такое сравнение можно встретить у Н.А. Бердяева, утверждавшего, что «Леонтьев - ницшеанец в славянофильстве, ницшеанец до Ницше, эстет, безумный романтик, поклоняющийся силе как красоте» [1, с. 150]; у С.Л. Франка, почувствовавшего идейное родство К.Н. Леонтьева и Ф. Ницше, «близость к которому и в других отношениях весьма замечательна» [15, с. 60]; у В.В. Розанова: «Когда я первый раз узнал об имени Ницше, то я удивился: да это Леонтьев, без всякой перемены» [11, с. 274].
Или вот, более обстоятельное сравнение В. В. Розанова:
«Что такое Леонтьев? Фигура и гений в уровень с Ницше... К. Н. Леонтьев, идейное родство которого с Ф. Ницше гораздо ближе, чем далёкое и даже проблематичное сходство с ним Ф.М. Достоевского, был глубоко практическая личность, причём страстно практическая личность.. .Отрицание Леонтьева было практично, Ницше - только теоретично. Леонтьев перевёл в жизнь своё отрицание, свою борьбу против текущей истории. Он в самом деле вышел из действительности: вот смысл уходов его в монастырь.. .Леонтьев натурою разошёлся со всеми.Это был Ницше не в лите-
22
ратуре, а Ницше в действии. То, что он остался отвергнутым и не признанным, даже почти не прочитанным (публикою), свидетельствует о страшной новизне Леонтьева» [11, с. 24-25].
Сейчас, в пору оживлённого интереса к творчеству К.Н. Леонтьева, многие современные исследователи сходятся во мнении, что философские и социально-политические идеи русского мыслителя действительно предвосхитили многие выводы Ницше. Их мировоззренческие позиции объединял «культ сильного, дико-первозданного; упоение борьбой... Но были и отличия, связанные с отношением к христианству. Для русского философа архетип надчеловеческого заключён в Богочеловечестве, у Ницше - в сверхчеловеке, что то же, - в человекобоге» [3, с. 212].
Вопрос о влияниях в творчестве К.Н. Леонтьева является четвёртой особенностью его философских построений. Здесь следует упомянуть В.С. Соловьёва и А.И. Герцена, которые, несомненно, оказали на Леонтьева значительное влияние и пользовались у него заслуженным авторитетом. Однако «единственно бесспорное, засвидетельствованное самим Леонтьевым влияние имел на него Н.Я. Данилевский, автор прославленной книги "Россия и Европа"» [4, с. 505]. Это влияние у Леонтьева сказалось в первую очередь в связях его идей с органицизмом Н.Я. Данилевского. Данилевский первый в отечественной философии стал говорить о подчинённости природы и общества одним и тем же законам развития. Так же рассуждал К.Н. Леонтьев, полагая, «что организм культурно-государственный имеет много общего с организмами физическими (растениями и животными)» [9, с. 300], целиком подчиняя органический мир тем же законам, какие господствуют в человеческой истории.
Историю Н.Я. Данилевский представлял как череду конкретных культурно-исторических типов, отличающихся друг от друга уровнем своего совершенства. К.Н. Леонтьев соглашался с ним, признавая особенности и своеобразие различных культур, однако расходился во мнении, «что начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа. Каждый тип вырабатывает её для себя при большем или меньшем влиянии чуждых, ему предшествовавших или современных цивилизаций» [2, с. 91]. К.Н. Леонтьев считал, что в целом тип культуры не передаётся, а частями - религия, философия, обычаи, мода и т. п. - может передаваться вполне.
Надо сказать, что влияние Н.Я. Данилевского «пришло тогда, когда основные идеи Леонтьева уже сложились: Данилевский лишь укрепил Леонтьева в его историософских и политических взглядах, которые слагались у Леонтьева самостоятельно» [4, с. 505]. Эти идеи
23
проявились в его историософской концепции триединого процесса развития всего в форме восхождения от простого к сложному: первичной простоты; цветущей сложности; вторичного смесительного упрощения. Этот процесс «свойственен не только тому миру, который собственно зовётся органическим, но может быть и всему, существующему в пространстве и времени» [5, с. 72], т. е. миру не органическому: живописи, музыке, архитектуре, философии, религии, государствам и целым культурам мира. Законы развития и гибели государств подобны жизни, болезни людей и их смерти, «которая, как сказано давно, всех равняет» [9, с. 70]. Эта судьба предопределена и российской государственности. Её цветущая сложность будет поглощена европейским прогрессом, т. е. вторичным смесительным упрощением, спасение от которого К.Н. Леонтьев видит в византизме.
Византизм - это пятая ключевая особенность в системе философских представлений К.Н. Леонтьева, выделенная большинством современных исследователей. В представлении Леонтьева византизм должен стать новым типом российской жизни по образцу классической Византии и эталоном предстоящего восточно-славянского союза. Другими словами, это специфическая форма социального конструирования идеальной модели российской государственности, концептуальным ядром которой будет византийский тип организации социальной и духовной жизни, её философские, религиозные, государственные и нравственные начала.
Логика Леонтьева проста. Для существования славян нужна могучая Россия, силу которой может придать византизм. Если в прошлом влияние Византии объединило Русь, сплачивало русских людей в борьбе с натиском монголо-татар, немцев, поляков, шведов, турков, в разное время пытавшихся покорить русские земли, то и новый культурно-политический идеал российской государственности, способный противостоять натиску новой европейской цивилизации, должен формироваться исключительно в рамках консервативной, иначе - византийской модели:
«Государство должно быть пёстро, сложно, крепко, сословно и с осторожностью подвижно, вообще сурово, иногда и до свирепости; церковь должна быть независимее нынешней, иерархия должна быть смелее, властнее, сосредоточеннее; быт должен быть поэтичен, разнообразен в национальном, обособленном от Запада, единстве; законы, принципы власти должны быть строже, люди должны стараться быть лично добрее - одно уравновесит другое; наука должна развиваться в духе глубокого презрения к своей пользе» [12, с. 569].
24
К.Н. Леонтьев был убежден, что могущество России заключено в православии и византизме и ослабление их авторитета неизбежно приведет к ослаблению Русского государства. Россия и Восток - вот тот связующий мотив, который красной нитью проходит через все мысли русского философа, попавшие в самую гущу современной полемики о прошлом и будущем России.
Список литературы
1. Бердяев Н. А. Алексей Степанович Хомяков. - Томск: Водолей, 1996. -160 с.
2. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. - М.: Книга, 1990. - 574 с.
3. Емельянов Б. В. Русская философия в портретах. - Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 2010. - 512 с.
4. Зеньковский В. В. История русской философии: в 2 т. - Ростов на/Д.: Феникс, 2004. - Т. 1. - 542 с.
5. Камнев В. М., Камнева Л. С. «Русский Ницше»: к истокам одного мифа // Вестн. Ленингр. гос. ун-та им. А. С. Пушкина. - 2015. - Т. 2. - № 2. - С. 54-63.
6. Катасонов В. Ю. Православное понимание общества. Социология Константина Леонтьева. Историософия Льва Тихомирова. - М.: Ин-т рус. цивилизации, 2015. - 432 с.
7. Ключевский В. О. Курс русской истории. - М.: Альфа-книга, 2009. -1197 с.
8. Корольков А. А. Константин Леонтьев и его эстетическая картина эгалитарного процесса // Философские науки. - 1991. - № 11. - С. 115-127.
9. Леонтьев К. Н. Цветущая сложность: Избр. статьи / сост., предисл., коммент. Т. М. Глушковой. - М.: Мол. гвардия, 1992. - 318 с.
10. Леонтьев К. Н. Египетский голубь: Роман, повести, воспоминания / сост., вступ. ст. и примеч. В.А. Котельникова. - М.: Современник, 1991. - 528 с.
11. Розанов В. В. Несовместимые контрасты жития. Сер. История эстетики в памятниках и документах. - М.: Искусство, 1990. - 608 с.
12. Соловьёв В. С. Сочинения: в 2 т. - М.: Правда, 1989. - Т. 2. - 721 с.
13. Соловьёв В.С. Философия искусства и литературная критика. - М.: Искусство, 1991. - 701 с.
14. Тихомиров Л. А. Русские идеалы и К. Н. Леонтьев // К. Леонтьев, наш современник / сост. Б. Адрианов, Н. Мальчевский. - СПб.: Изд-во Чернышева, 1993. - 464. с.
15. Франк С. Л. Миросозерцание К. Н. Леонтьева // К. Леонтьев, наш современник / сост. Б. Адрианов, Н. Мальчевский. - СПб.: Изд-во Чернышева, 1993. - 464 с.
16. Франк С. Л. DE PROFUNDIS // Вехи. Из глубины: сб. ст. о рус. интеллигенции. - М.: Правда, 1989. - 606 с.
