CC BY
154
ЦЕНТР ИЗУЧЕНИЯ ТВОРЧЕСТВА Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
Вестн. Ом. ун-та. 2013. № 4. С. 292-297.
УДК 8
А.В. Ляпина
ОСНОВНЫЕ МОТИВЫ СЕМАНТИЧЕСКОГО ПОЛЯ «СЛУЧАЙНОЕ СЕМЕЙСТВО»
В РОМАНЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «БЕДНЫЕ ЛЮДИ»
Описаны основные художественные элементы, вошедшие в семантическое поле «случайное семейство» (на примере дебютного романа Ф.М. Достоевского «Бедные люди» с привлечением публицистического и эпистолярного контекста). Рассмотрена концептуализация мира в художественном тексте как отражение индивидуальных, авторских идей, а так же социокультурной ситуации эпохи.
Ключевые слова: семантическое поле, концепт, «случайное семейство», Дом, мотивы.
Проблема мотивной организации произведения - одна из актуальных в современном литературоведении. Несмотря на то что этот термин до сих пор находится в поле научной дискуссии, многие исследователи рассматривают мотив как «устойчивый, повторяющийся смысловой элемент фольклорного или литературного текста» [1]. Б. М. Гаспаров считает, что «в роли мотива может выступать любой феномен, любое смысловое “пятно” -событие, черта характера, элемент ландшафта, любой предмет, произнесенное слово, краска, звук и т. д.» [2, с. 30-31].
Основной признак мотива - его пространственно-временная повторяемость (в структуре одного текста или корпуса текстов одного автора или на уровне сложных художественных контекстовых образований и интертекстовых параллелей). Любые повторяющиеся элементы текста (действие, предметы, имена персонажей, запахи и др.) «попадают в структуру определенного сюжета, уже будучи отягчены предшествующей социально-культурной и литературной семиотикой. Они несут память о тех текстах, в которых встречались в предшествующей традиции» [3, с. 329].
Дом/Семья, как этическое пространство, безусловно, являются одним из базовых компонентов культуры любого народа. Дом «противопоставлен окружающему миру как пространство закрытое - открытому, безопасное
- опасному, внутреннее - внешнему». Кроме того, Дом в народной культуре - «средоточие основных жизненных ценностей, счастья, достатка, единства семьи и рода» [4, с. 168].
В индивидуальных художественных практиках первой половины XIX в. образ патриархальной семьи связывался с дворянскими (помещичьими) усадьбами, где вдали от искушений цивилизации соблюдались заветы единодушия, взаимопомощи и царила атмосфера, основанная на сердечной связи поколений, объединенных верой и памятью.
В середине XIX в., в период бурного развития капитализма, когда человек не ощущал прочной связи с тем, что было до него, и с тем, что будет после, когда разрушалась привычная система ценностей и человек чувствовал себя «заблудившимся в мире», семья уже не спасала от нравственных потрясений и одиночества. «Наши юные люди, развитые в семействах своих, в которых всего чаще встречается теперь недовольство, грубость, нетерпение, невежество и где почти повсеместно настоящее образование заменяется лишь нахальным отрицанием с чужого голоса; где материальные побуждения господствуют над всякой высшей идеей; где дети воспитываются без почвы, вне естественной правды, в неуважении или в равнодушии к отечеству и в насмешливом презрении к народу... Из этого ли родника наши юные люди почерпнут правду и безошибочность, направления своих шагов в жизни»? [5, т. XXI, с. 131-132].
© А.В. Ляпина, 2013
Наблюдая за процессом деформации семейных связей, Достоевский определяет современную семью как утрачивающую прежние свойства и идеалы. В «Дневнике писателя» за июль-август 1877 года автор сетует на то, что родители не знают никаких традиций, что «никогда семейство русское не было столь расшатано, разложено и не оформлено, как теперь... Современное русское семейство становится все более случайным»> [5, т. XXV, с. 173]. Эпитет «случайный» в толковых словарях трактуется как «возникший, появившийся непредвиденно»; ««бывающий от случая к случаю» [6, с. 598]. Типичный список синонимов включает такие слова или фразы, как необдуманный, сделанный наугад, происходящий без произвольного контроля, бесцельный, непреднамеренный и т. д.
Для Достоевского «случайность» связана прежде всего с разрушением привычной системы ценностей в период бурного развития капитализма и проникновения буржуазно-экономических идей и порядков в мир патриархальной семьи, где дом - храм, очаг
- алтарь, семейный уклад - благочестие, идеал - любовь к Богу и ближнему, дружелюбие и взаимопонимание между чадами и домочадцами.
Разрыв семейных ценностей, обострение взаимоотношений между отцами и детьми, женская эмансипация, уход подрастающего поколения от домашнего очага, появление вокруг случайных людей - характерные приметы времени и ведущие темы творчества Ф.М. Достоевского.
В статьях «Дневника писателя» автор, сохраняя традиционное представление о семье как о складывающейся веками устоявшейся форме жизни, дает емкую и всестороннюю характеристику семьи, утратившей прежние свойства и идеалы.
Во-первых, это семейство, потерявшее веру в Бога, семейство «без определенности и ясности», без опоры на патриархальные отношения, в которых главными ценностями являлись бережное отношение к памяти предшествующих поколений, понимание родовой связи предков и потомков как основы достоинства и самостоянья человека: ««Старый облик свой она потеряла, а новый. в силах ли она будет создать себе новый, желанный и удовлетворяющий русское сердце?» [5, т. XXV, с. 173].
Во-вторых, это семейство, в котором современные отцы не исполняют своего долга перед детьми, утрачивают «всякую общую идею в отношении к своим семействам», ««утрачивают великую мысль» [5, т. XXV, с. 178].
В-третьих, это семейство, где доминирует тип «ленивых отцов», которые не исполняют повседневный родительский долг, эгоистично относятся к делу: надеются на авось, намереваются откупиться от своих
чад, относятся к ним «строго, даже жестоко, истязают, избивают розгами», относятся как «к своей собственности». «<Очень немногие в такие эпохи могут ясно видеть перед собою и не сбиваться с дороги.», [5, т. XXV, с. 180] -справедливо замечает писатель.
В-четвертых, это семейство, где формируется образ не только страдающего, оскорбленного, отверженного, но и озлобленного, ожесточенного и даже развращенного ребенка. Дети из случайного семейства, наблюдая за недостойным поведением отцов своих, уносят в жизнь «не одну лишь грязь воспоминаний, а и саму грязь <...> Карманы полные набьют себе этой грязью, чтоб употребить ее потом в дело. с легким сердцем» [5, т. XXV, с. 180].
В итоге - беспорядок, раздробленность, безотрадность, «жестокость детей от эгоизма родителей.» [5, т. XXV, с. 190].
Литературоведы, рассматривая тему «случайного семейства», подробно анализируют художественные и публицистические произведения, созданные в 1860-1870-е гг. (И.Н. Невшупа, А.В. Банах-Манихина,
О.Ю. Юрьева, И.Б. Павлова, Э.А. Демченко-ва, С.С. Шаумов [7] и др.), не привлекая для исследования раннее творчество писателя. По нашему мнению, в дебютном романе «Бедные люди» сосредоточены те мотивы, темы, образы и сюжеты, которые органично войдут в семантическое поле «случайное семейство». Цель статьи - описать основные художественные элементы смыслового пространства «случайное семейство, рассмотреть концептуализацию мира в художественном тексте как отражение индивидуальных, авторских идей, а также социокультурной ситуации эпохи.
Изучаемый компонент культуры формирует в сознании читателя древнейшую и универсальную оппозицию «свой - чужой». В романе она реализуется на уровне «деревня
- Петербург», взаимодействует с временной оппозицией «прежде - теперь» и выходит на глубинные проблемы национального бытия: «традиция - новаторство», «созидание - разрушение», «вера - безверие», «патриархальное/родовое семейство - случайное семейство».
Для Вареньки дом в деревне - это «спасительный кров» (термин В.Г. Щукина), жилище, убежище, характеризующееся неприкосновенностью и независимостью, где общая работа, забава и молитва рассматриваются как составные части стройной системы, аналог счастливого детства. В дневнике девушки читаем запись: «Детство мое было самым счастливым временем моей жизни» [5, т. I, с. 27]. Модель «дом - счастливое детство» включает важнейшие элементы:
а) духовное единение всех членом семьи, поддержка, взаимопонимание, дружество («маленькая комнатка», ««самовар», «нянины сказки», ««разговоры с батюшкой о нау-
ках, о французском языке, о грамматике Ломонда»);
б) отсутствие тревоги как показатель стабильности отношений и порядка («дома шумно, весело; раздадут нам, всем ребятам, работу: горох или мак шелушить. Сырые дрова трещат в печи,; матушка весело смотрит за нашей веселой работой; старая няня Ульяна рассказывает про старое время или страшные сказки про колдунов и мертвецов. Мы, дети, жмемся подружка к подружке, а улыбка у всех на губах. <...> Ах, какое золотое было детство мое» [5, т. I, с. 84]);
в) любовь между родителями и детьми, «чадами и домочадцами» («обниму матушку крепко-крепко»>, ««думаю про батюшку», ««обниму няню в исступлении радости», «дома крепко обниму наших»);
г) простор, природный ландшафт, граничащий с пространством дома («Я была такая резвая маленькая; только и делаю, что бегаю по полям, по рощам, по саду») [5, т. I, с. 27].
В описании деревенской жизни подчеркивается величие «малого», красота «обыкновенного», а семейная идиллия воспринимается как аналог Золотого века, когда человек пребывал в состоянии блаженства и гармонии. Для передачи этого состояния автор использует стилистически маркированную лексику с положительным оценочным компонентом («весело», «<улыбка»>, ««веселая работа», «золотое детство», «радость» и т. п.), связанную, как правило, с представлениями об укромном пространстве, выполняющем защитную функцию.
С переездом семьи в Петербург уходит это ощущение прочности и стабильности как в плане житейском (постоянная нужда в деньгах, ссоры с кредиторами, болезнь и смерть родителей, вынужденная продажа дома), так и онтологическом (безосновность города рождает ощущение непрочности существования в мире скользящих противоположностей).
Варенька воспринимает город как пространство враждебное, окруженное «желтым забором» и населенное злодеями, негостеприимными, недовольными, сердитыми людьми. Об этом пишет и Макар Девушкин: ««Ну где же, птенчик вы мой слабенький, неоперившийся, где же вам самое себя прокормить, от погибели себя удержать, от злодеев защититься» [5, т. I, с. 59]. Состояние напряжения героев усиливается типично питерским пейзажем: снегом, ветром, дождями, сыростью, отсутствием солнца, холодом, грязью - и характерными для этого города раздражающими звуками: криком, плачем, свистом, бранью.
Освоенное героями новое пространство
- окраинное, пограничное. Они живут на грани сумасшествия, смерти, нервного истощения. Общее настроение описывается
словами с отрицательной коннотацией «тоска», ««скука», ««болезнь», «близок к отчаянию», ««безнадежность», ««беспомощность». Экспли-каторы семантического поля «случайное семейство», несущие отрицательные коннотации, связаны с неблагоустроенностью жилища и отсутствием уюта. Дом как «спасительный кров» в масштабах Петербурга теряет свою актуальность: «в комнатах душно», «немного гнилой, остро-услащенный запах какой-то», «чижики так и мрут - не живут в нашем воздухе», «с самого утра встают, ходят, стучат», ««как в таком содоме семейные люди уживаются», «дома тоска и скука». Герои романа: чиновники, офицер, студент, мичман, англичанин-учитель, сироты, не имея собственного жилья, случайно сошлись под крышей одного из питерских доходных домов и вынуждены ютиться в маленьких комнатах, в трущобах, почти «в кухне», откуда хочется бежать и не возвращаться.
Пространственная локализация «чужого» мира в городе подчеркивается отсутствием пейзажных зарисовок: нет парка, сада, лугов и лесов как части деревенского быта. Нет речи и о воспроизведении патриархальной идиллии.
Таким образом, пространство «оборванных связей», в котором пребывает Варенька с юного возраста, постепенно поглощает героиню и лишает ее чувства опоры, а значит, вытесняет на периферию «свой» мир, относит его в сферу воспоминаний.
В смысловом поле «случайное семейство» доминирует мотив беспорядка. В словаре
В.И. Даля «беспорядок» трактуется как «неправильное устройство, нарушение стройности» [8, с. 682]. В словаре С.И. Ожегова -«нарушение правил, по которым совершается что-либо» [6, с. 459]. В аспекте рассматриваемой проблемы может выступать синонимом «случайности».
В заключительных сценах романа «Подросток» (1875) читаем: ««Семейство это - явление случайное... <...> Уже множество таких, несомненно родовых, семейств русских с неудержимою силою переходят массами в семейства случайные и сливаются с ними в общем беспорядке и хаосе» [9, с. 461]. По нашему наблюдению, этот мотив (и в житейском, и в онтологическом планах) уже активно себя проявляет и в дебютном романе: в «комнате Покровского порядка было мало», порядок отсутствует в комнате семьи Горшкова, на квартире господина Быкова «так холодно и беспорядки ужасные». Отсутствие порядка рождает самые болезненные ощущения и недобрые предчувствия: «Я все что-то предчувствую и точно в чаду каком-то живу», - сообщает Варенька Макару Девушкину в письме от 27 сентября.
В вывернутом наизнанку мире человек ощущал себя хрупким и одиноким, словно тютчевский герой, стоящий на краю бездны:
..И человек, как сирота бездомный,
Стоит теперь и немощен и гол
Лицом к лицу пред пропастию темной.
Таким образом, в структуре романа беспорядок становится знаком переворотившейся и укладывающейся России, когда всё находилось в состоянии брожения, казалось как бы хаосом, когда было совершенно неясно, как сложится жизнь.
Еще одним важным компонентом изучаемого пространства является мотив утраты отцами духовного лидерства, необходимого для благополучия семьи объединяющего начала, осложненный мотивами страха, недоверия, болезни, пьянства. Причины могут быть самые разные. Рассмотрим образы отцов и детей и характер отцовско-сыновних отношений.
Общеизвестно, что в патриархальном семействе неизменными были обычаи, устои, распорядок, иерархия отношений, где особая роль отводилась отцу. Как известно, отец на Руси был не только кормильцем и защитником, но и показателем духовного состояния семьи. Авторитет отца был неколебим, а его поведение считалось проявлением заботы о нравственном воспитании сына и показателем стабильности нравственных устоев.
Отец Вареньки хоть в жене и дочери души не чаял, но «заботы, огорчения, неудачи» так измучили его, что все свои несчастья он вымещал именно на них. ««С каждым днем он (отец. - А. Л.) становился все мрачнее, недовольнее, сердитее; характер его совсем испортился: дела не удавались, долгов было пропасть. Матушка, бывало, и плакать боялась, слово сказать боялась, чтобы не рассердить батюшку; сделалась больная такая; все худела и стала дурно кашлять... Батюшка начнет говорить, что я не доставляю ему никаких радостей, никаких утешений... Все несчастия, все вымещалось на мне и на матушке» [5, т. I, с. 29].
Очевидно, что город изолирует человека, замыкает на собственных проблемах. Отсутствие рядом друзей и знакомых, добрых соседей, с кем можно было разделить семейные беды, болезненное переживание неудач отдаляло отца Вареньки от родных, приносило им еще большие страдания. Смерть главы дома окончательно лишила семью последнего пристанища и обрекла на одинокое существование Вареньку (уже после смерти матери) в холодном, безжизненном пространстве города.
Как видим, несчастье, с одной стороны, разрушает семью, с другой - объединяет людей (болезнь матери сблизила студента Покровского и Вареньку), несчастье и приводит в конечном итоге героиню к алтарю. Лишившись семейной опоры, семейных уз, отчаявшись, Варенька решает выйти замуж за Быкова. Ее выбор - это путь к созданию
«случайного семейства». «Не в рай», по её собственным словам, идет она, решившись связать свою судьбу с этим человеком. Сомнительно, что благодеяние господина Быкова облегчит судьбу девушки. Семья, построенная на несчастье, уже изначально обречена. Как известно, господин Быков «ищет руки» бедной девушки, чтобы своего «негодяя племянника лишить наследства», то есть лишить семейной поддержки, а Варенька сама объясняет в письме Макару Девушкину причину своего решения: ««Я должна согласиться на его предложение. Если кто может избавить меня от моего позора, возвратить мне честное имя, отвратить от меня бедность, лишения и несчастья в будущем, так это единственно он» [5, т. I, с. 101].
Неблагополучно и в семье студента Покровского.
Во-первых, создана она была совсем «случайно»: облагодетельствованная Анной
Федоровной, мать студента была неудачно ««выдана замуж за чиновника Покровского», ««незначительного человека» [5, т. I, с. 33]. «Она умерла еще в молодых летах, года четыре спустя после замужества» [5, т. I, с. 33].
Во-вторых, его отец, добрый, любящий своего сына, но слабовольный, оказался не способным сохранить семью в ее культурном предназначении: «мачеха всех к рукам прибрала», а пасынка «возненавидела». Студент Покровский был тогда еще ребенком, лет десяти [5, т. I, с. 33] (совершенно архе-типический сюжет о мачехе и падчерице/пасынке).
В-третьих, не в лучшую сторону изменяется характер отцовско-сыновних отношений: сын «не уважал отца» за его страсть к горячительным напиткам и «терпеть не мог отцовских посещений». Хотя такое непочтительное отношение к родителю Достоевский называет «<важнейшим недостатком» его натуры, все же поведение молодого человека вполне объяснимо.
Мотив пьянства отцов, один из ведущих в аксиологическом пространстве романа, может прочитываться и как неспособность героя владеть собой, и как опустошение души, и как забвение обязательств перед предками и потомками, и как уход от проблем, и как забвение неволи, и как проявление мужского безволия и невыполнение отцовского долга (по мнению В.И. Мильдо-на, «характерная черта времени» [10]). Соответственно меняются и статусные роли героев: не отец главный в этих отношениях, а сын. ««Отец слушал его во всем, как оракула, и рта не смел разинуть без его позволения» [5, т. I, с. 34].
В смысловом поле «случайное семейство», по нашему мнению, значимое место занимает и мотив сиротства. Ю. Доманский в архетипическом значении этого мотива
выделяет три семы: «сирота изначально несчастен, сирота нуждается в помощи и сирота достигает благополучия» [11]. В романе Достоевского «Бедные люди» нет полных семей. Кто заступится за беззащитную сироту Вареньку, за девочку Сашу, сиротку, «без отца и матери», за детей чиновника Горшкова? На этот вопрос автор не дает положительного ответа. Зато убедительно в этом контексте заключение Достоевского о судьбах детей-сирот, высказанное в «Дневнике писателя»: ««Вот опять случайное семейство, опять дети с мрачными впечатлениями в юной душе. Мрачная картина останется в их душах навеки и может болезненно надорвать юную гордость» [5, т. XXII, с. 8].
Последняя сема - обретение сиротой благополучия - реализуется в финале романа. Однако, как пишет Доманский, «несмотря на то, что актуализация этой семы должна свидетельствовать о сохранении универсальных нравственных канонов, Достоевский говорит об их разрушении, ибо в роли спасителя выступает не нравственный Макар, а безнравственный господин Быков»
[11]. «Инверсия архетипического значения мотива сироты выступает показателем разрушения универсальных законов существования, причиной чего являются факторы социального порядка» [11]. В.И. Мильдон, рассматривая Ф.М. Достоевского и А.Н. Островского как основоположников русской философской антропологии, мотив сиротства возводит в ряд философских проблем и связывает с потерей героями исторического, духовного стержня, с забвением прошлого
[10].
Мотив нежелания родителей выполнять свой долг раскрывается в сюжете о пребывании детей в закрытых учебных заведениях, где процветали муштра, жестокость, телесные наказания, причиняющие ребёнку не только физические страдания, но и страдания этического характера: «поставят на колени, дадут одно кушанье», вспоминает Варенька. «Сначала все девицы надо мной смеялись, дразнили меня, сбивали, когда я готовила уроки, щипали... жаловались на меня... гувернантке» [5, т. I, с. 28].
Об этой проблеме писал Достоевский в 1850-е гг., намереваясь отправить своего пасынка Пашу Исаева в Омский кадетский корпус (одно из самых лучших военных учебных заведений). В письмах И.В. Ждан-Пушкину, инспектору Сибирского кадетского корпуса, выражал свою обеспокоенность тем, что дети отлучаются от семьи, от дома. Отдавая Пашу в надежные руки, он прекрасно понимал, что десятилетнему мальчику будет одиноко и сиротливо в казенном доме без внимания и заботы близких. В письме от 29 июля 1857 года писатель обращается к Ивану Викентьевичу с просьбой быть ему покровителем: «Простите меня, что я осмелился приложить к письму 10 рублей
серебром. Он еще мальчик, совсем дитя, и какое-нибудь лакомство может его утешить...» [5, т. XXVIII, кн.1, с. 282-283].
В статье «Книжность и грамотность» Достоевский убежденно доказывает мысль о вреде общественного образования и воспитания, «которое так было с руки иным родителям, намеревающимся отвязаться от своих птенцов, особенно на казенный счет» [5, т. XIX, с. 18-19]. В этом контексте актуальной кажется мысль С.С. Шевырева, высказанная им в статье «Об отношении семейного воспитания к государственному». «<Государство, - пишет Шевырев, - в своих заведениях формирует человека общественного, внешнего - а здесь, в лоне семьи, рождается, растет и зреет человек внутренний, цельный. Из домашних стен выходит человек - звание, важнее всех других званий...» [12]. Сам Достоевский, пройдя суровую школу жизни в Инженерном училище, этом тесном, замкнутом мирке, где существовали свои законы и порядки, где мечтали о чине и искали способа «загреба-ния» денег, с теплотой и благодарностью вспоминал своих родителей, свой дом, свое детство. «Я происходил из семейства русского и благочестивого, - писал Достоевский в 1873 году. - С тех пор как себя помню, я помню любовь ко мне родителей. Мы в семействе нашем знали Евангелие чуть не с первого детства. Мне было всего лишь десять лет, когда я уже знал почти все главные эпизоды русской истории из Карамзина, которого вслух по вечерам нам читал отец. Каждый раз посещение Кремля и соборов московских было для меня чем-то торжественным. У других, может быть, не было такого рода воспоминаний, как у меня» [5, т. XXI, с. 134].
Автор не случайно называет свой возраст и возраст своих героев. Во всех случаях цифра повторяется: 10-12 лет. Как отмечают психологи, тревожное восприятие «чужого» мира осложняется особенностями подросткового возраста, который характеризуется изменениями, связанными с физиологическим созреванием и вхождением во взрослую жизнь. Обостряются отношения с окружающими, наблюдается повышенная эмоциональная реакция на поведение людей, сосредоточенность на собственном состоянии и проблемах. В период движения к жизни среди «чужих» людей, пересечения зыбкой возрастной границы детства - отрочества важна поддержка со стороны родителей. К сожалению, отмечает писатель, молодежь «оставлена без руководства отцов, надеется на свои силы, на случай и на Бога».
Трансформируется в сюжете романа мотив традиционного русского гостеприимства. Вспомним гоголевских старосветских помещиков, которые «жили для гостей», или родителей Илюши Обломова, которые с «радушием заколют отличную индейку или
дюжину цыплят к приезду гостей». В столице люди живут изолированно друг от друга. Визиты, чаще деловые, вносили в жизнь хозяев одну лишь смуту и расстройства: «Ходили к нам довольно часто люди по делам. Обыкновенно спорили, шумели, кричали»> (из дневника Вареньки) [5, т. I, с. 28]. Студент Покровский «терпеть не мог отцовских посещений». Приход гостя, чаще незваного, пугал, вводил в оцепенение: «Я отворила ему (Быкову. - А. Л.) и так испугалась, что не могла тронуться с места. Я чувствовала, что побледнела... Я долго не могла опомниться, наконец села в угол за работу» [5, т. I, с. 99]. Очевидно, в смысловом поле «случайное семейство» утрачивается коммуникативная функция данной семантической категории.
Сложные отношения устанавливаются с соседями. Не всегда реализуются характерные для этого мотива функции: 1) «способность прийти на помощь и оказать поддержку»; 2) «искусство жить вблизи, рядом с кем-нибудь» [6, с. 612]. Соседи Макара Девушкина над ним насмехаются и сплетничают на предмет его отношения к Вареньке. Сам Девушкин, готовый прийти на помощь своему бедному соседу Горшкову, по сути дела удовлетворяет свои амбиции.
Таким образом, анализ дебютного романа Ф.М. Достоевского под углом зрения поставленных проблем убедительно доказывает справедливость мысли о том, что процессы трансформации семьи заметны уже в романе «Бедные люди».
Среди художественных элементов, вошедших в смысловое пространство «случайное семейство», доминируют мотивы беспорядка; сиротства; утраты отцами функции главы дома, семьи; отдаления детей от семьи и помещения их в чужое» пространство закрытого учебного заведения; мотив «оставления детей без руководства отцов» в сложный возрастной период; мотивы страха, болезни, пьянства.
Трансформируются важные для описания национального ментального пространства мотивы гостеприимства и соседства.
Индивидуально-авторское знание о мире формирует специфическое семантическое поле «случайное семейство», в описании
которого отражены те сложные и противоречивые процессы, проходившие в обществе в середине XIX века.
С утратой чувства Дома/Семьи, семейно-родственных связей уходит и ощущение «домашности» как нового, самобытного свойства русского менталитета.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Гаспаров Б. М. Из наблюдений над мотивной структурой романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века. М., 1993. С. 30-31 ; Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 290 ; Тюпа В. И. Мотив пути на раздорожье русской поэзии XX века // «Вечные» сюжеты русской литературы: «Блудный сын» и другие. Новосибирск, 1996.
С. 97.
[2] Гаспаров Б. М. Указ. соч.
[3] Лотман Ю. М. В школе поэтического слова. М., 1988.
[4] Топорков А. Л. Дом // Славянская мифология. М., 1995.
[5] Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. : в 30 т. Л., 1972-1991.
[6] Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1987.
[7] Банах-Маникина А. В. Тема «случайного семейства» в творчестве Ф.М. Достоевского и ее рецепция в США : автореф. дис. ... канд. фи-лол. наук. Томск, 2006 ; Невшупа И. Н. Роман Ф.М. Достоевского «Подросток»: типы и архетипы : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Краснодар, 2007 ; Шаулов С. С. «Случайное семейство» как система взаимоотражений (по роману «Братья Карамазовы») // Достоевский и мировая культура. 2003. № 18. С. 104-113.
[8] Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. М., 1989. Т. 2.
[9] Достоевский Ф. М. Подросток. М., 1979.
[10] Мильдон В. И. Философия русской драмы: мир А.Н. Островского. М., 2007.
[11] Доманский Ю. В. Смыслообразующая роль архетипических значений в литературном тексте // Медиабиблиотека филологического факультета ПГПУ. 11Р1_: http://medialib.pspu.ru (дата обращения: 12.01.2013).
[12] Шевырев С. С. Об отношении семейного воспитания к государственному // Антология педагогической мысли России первой пол. XIX века. М., 1987. С. 338-340.
