CC BY
69
УДК 343.132
О.Г. Часовникова*
Основания прекращения уголовного преследования, связанные с юридическими фактами уголовно-процессуального характера
Прекращение уголовного преследования, связанное с юридическим фактом уголовнопроцессуального характера. Проведенным анализом обосновывается необходимость в дополнении и изменении части статей Уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации.
Ключевые слова: прекращение, уголовное преследование, реабилитация, доказательство, презумпция невиновности.
O.G. Chasovnikova*. The bases of the termination of the criminal prosecution, connected with juridical facts of criminally-remedial character. The termination of criminal prosecution connected with the juridical fact of criminally - remedial character. The spent analysis justifies necessity for addition and fluctuation of a part of articles of the Criminally-remedial legislation of the Russian Federation.
Keywords: termination, criminal prosecution, rehabilitation, the proof, presumption of innocence.
Как известно, в Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР главной целью уголовного процесса являлось установление истины по делу. Эта цель длительное время была основана на ранее существовавшей в юридической литературе общепринятой точке зрения о возможности достижения объективной истины в уголовном судопроизводстве, что утверждалось позицией философской теории познания об отсутствии в принципе непознаваемых явлений и наличии лишь непознанных. По мнению П. Лупинской, «установить истину в уголовном процессе, означает познать прошедшее событие и все обстоятельства, подлежащие установлению по уголовному делу, в соответствии с тем, как они имели место в действительности» [1, с. 129]. Однако ряд авторов тех лет указывали на исключение из этого правила: при прекращении уголовного дела в связи с недоказанностью причастности обвиняемого в совершении противоправного деяния одинаково вероятно доказывается как совершение, так и несовершение преступления обвиняемым при достоверной доказанности данного события. Невозможность отыскания дополнительных доказательств указывает на то, что объективная истина не достигнута.
Я.О. Мотовиловкер указывал: «Когда подсудимый оправдывается ввиду положительно доказанной его невиновности, приговор выносится в соответствии с принципом объективной истины. Но когда тот же подсудимый в такой же мере полностью реабилитируется, полностью оправдывается ввиду неустранимых и не устраненных сомнений в его виновности, приговор выносится в соответствии не с принципом объективной истины, а с принципом презумпции невиновности» [2, с. 53]. А именно, лицо признается невиновным при прекращении уголовного преследования (дела) в связи с недоказанностью его причастности к совершению преступления лишь юридически, однако возможность того, что он в действительности совершил преступление, в целом не исключается. Аналогичное мнение имели и ряд других авторов.
В последнее время данная позиция вновь обрела популярность. Например, по мнению Ю.В. Кореневского, невозможно говорить об установлении истины в случае констатации недоказанности участия обвиняемого в совершении преступления [3, с. 48]. Выходит, что судье неизвестно, совершил ли противоправное деяние подсудимый. В результате ответ на вопрос о виновности складывается не из объективно установленной невиновности, а из принципа презумпции невиновности о том, что все неустранимые сомнения трактуются в пользу обвиняемого. Таким образом, назначением уголовного судопроизводства определяется не то, что было «на самом деле», не объективная (материальная) истина, не знания о преступном деянии со всеми его объективными и субъективными параметрами, а «процессуальная» истина. Получается, что событие, действие (бездействие) лица, даже не происходившее в действительности, но рассмотренное судом на основе доказательств, признанных им достоверными, доброкачественными, является реальным с точки зрения суда.
Можно заметить, что в рассмотренных точках зрения, в сущности, противопоставлялись выяснение объективной истины и презумпция невиновности. Как в свое время по данной проблеме высказался М.С. Строгович, «принцип презумпции невиновности направлен к тому, чтобы обеспечить достижение истины в уголовном процессе, устранить все, что недостоверно, сомнительно, недоброкачественно» [4, с. 124]. А по мнению А.И. Бастрыкина, возникла необходимость вернуть из УПК РСФСР институт установления объективной истины [5]. До настоящего времени среди ученых-процессуалистов имеет
* Часовникова, Ольга Георгиевна, преподаватель кафедры уголовного процесса Санкт-Петербургского университета МВД России, Chasovnikova-og@mail.ru.
* Chasovnikova, Olga Georgievna, the teacher of chair of criminal trial of the St.-Petersburg university of the Ministry of Internal Affairs of Russia, Chasovnikova-og@mail.ru.
© Часовникова О.Г., 2012
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (56) 2012
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (56) 2012
Гражданский и уголовный процесс
место неоднозначное мнение о целесообразности установления объективной истины по делу в уголовном судопроизводстве. В уголовном процессе система доказательств основана не столько на объективных элементах — следах, вещественных доказательствах, предметах, материальных носителях информации, но в значительной степени на субъективных элементах — оценках допустимости, относимости, достоверности, доказательств, полученных из допросов участников уголовного процесса, которые заявляются устно, т.е. основаны на той информации, которая закрепилась в человеческой памяти и воспроизводится через определенный промежуток времени. Таким образом, может иметь место искажение информации, которая озвучивается в суде через некоторое время. Необходимо учитывать и ряд объективных факторов (качество следов преступления и его объем). При недостаточном количестве следов преступления, тем более если лицами причастными к преступлению предприняты меры к их фальсификации или уничтожению, установить объективную истины становится сложно. В связи с этим становится актуальным суждение Р.С. Белкина, вполне обоснованно заявляющего, что «имеется небольшая часть уголовных дел, расследование по которым не увенчалось успехом именно в силу действия объективных отрицательных факторов ... и как бы мало ни было таких дел, пренебречь ими нельзя, как нельзя возлагать ответственность за них на следователя» [6, с. 83]. Это подтверждает, что воспроизведение знаний о событии преступления с необходимой точностью — невозможно. Следует согласиться с теми авторами, мнения которых отражают цель — определить достижение тождества объективной и процессуальной истин (идеальный вариант) [7, с. 26]. В том случае, когда объективная истина не может быть достигнута, поскольку органами предварительного расследования и судом исчерпан весь перечень предусмотренных законом мер по ее установлению, может быть достигнута хотя бы истина процессуальная. Имеется в виду истина, вытекающая и опирающаяся на доказательства в уголовном деле, которые надлежащим образом и детально проверены, исследованы и оценены судом.
Такое требование закреплено в п. 4 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля 1996 г. «О судебном приговоре» (в редакции от 6 февраля 2007 г.), в котором указано, что «обвинительный приговор должен быть постановлен на достоверных доказательствах, когда по делу исследованы все возникшие версии, а имеющиеся противоречия выяснены и оценены». Хочется надеяться, что такое требование распространяется на обвинительные приговоры, судебные решения, не исключая приговоры оправдательные, т.к. принцип презумпции невиновности, состязательности сторон в уголовном судопроизводстве означает, что невиновность лица в совершении преступления должна быть доказана в полном объеме, а оправдательное решение не содержит «формулировок, ставящих под сомнение невиновность оправданного» (п. 17 Постановления «О судебном приговоре»).
С учетом сказанного уголовное судопроизводство должно быть основано не столько на объективных элементах, сколько на юридически обоснованных требованиях (например, нарушение закона при изъятии вещественных доказательств влечет к признанию таковых недопустимыми, соответственно, несмотря на объективность информации, которая могла бы быть получена при осмотре вещественных доказательств, приоритет отдается юридическому порядку законности получения таких доказательств). Таким образом, мы должны исходить из того, что недоказанность, а в действующем уголовно-процессуальном законодательстве — непричастность, имеет свое начало в правовых, а не объективных элементах. Как для суда, так и для общества в целом, отношение к лицу, непричастность которого к преступлению установлена, и к лицу, причастность которого к преступлению не установлена, должны быть равнозначны.
Презумпция невиновности гласит, что «непричастность — неустановленная причастность либо установленная непричастность лица к совершению преступления» (п. 20 ст. 5 УПК РФ). В связи с этим прекращение уголовного преследования в виду непричастности подозреваемого (обвиняемого) в совершении преступления отменяет в отношении лица любое обвинение и подозрение.
В ранее изданной юридической литературе справедливо отмечалось, что правовая реабилитация подозреваемого (обвиняемого) далеко не всегда приводит к его социальной реабилитации (восстановлению в должности, наград, соответствующих званий и т.д.). И причиной сложившейся ситуации, является юридическое несовершенство содержание основания и отношение к нему общества. Корни такого недопонимания можно обнаружить в отечественной и зарубежной истории. Еще при инквизиционном типе уголовного судопроизводства, имевшем место в России до середины XIX в., при скудном количестве доказательств лицо не оправдывалось, а «оставлялось в подозрении».
Как верно отметил В.А. Ковалев, «такого рода предположения должны быть категорически отвергнуты как непрофессиональные и противоречащие смыслу действующего законодательства. В силу принципа презумпции невиновности недоказанная виновность тождественна доказанной невиновности. Между этими двумя категориями нет и не может быть различий ни с точки зрения юридических последствий, ни со стороны моральной оценки. Прекращение уголовного дела за недоказанностью участия обвиняемого в совершении преступления полностью снимает с него обвинение и всякое подозрение» [8, с. 54].
Прекращение уголовного дела по данному основанию негативно расценивается и среди должностных лиц, ведущих предварительное расследование, в виду того, что принятие такого решения рассматривается как последствие их неудовлетворительной работы в расследовании уголовного дела, хотя Верховный суд РФ не раз обращал внимание на то, что «законный и обоснованный оправдательный приговор является важнейшим средством реализации задачи уголовного судопроизводства по предотвращению осуждения невиновных, по защите чести, достоинства, прав и законных интересов граждан» [9].
В следственной практике по данному основанию уголовное преследование прекращалось в отношении незначительного количества лиц. Так, среди 200 изученных дел по п. 1 ч. 1 ст. 27 УПК РФ, прекращено одно, или 0,5 %.
Некоторыми авторами рассматривался вопрос об исключении из закона данного основания прекращения уголовного преследования. Изложенная позиция в некоторых аспектах нашла свое отражение в УПК РФ, где ранее закрепленное понятие «недоказанность» заменено более «реабилитирующим» термином «непричастность».
По сути своей термин «непричастность» (отсутствие причины для участия в чем-либо) определяется в п. 20 ст. 5 УПК РФ как неустановленная причастность либо установленная непричастность лица к совершению преступления. Все случаи непричастности лица к преступлению предполагают доказанность наличия события преступления [10, с. 58]. Согласно данному мнению, указанная формулировка с позиций общественного мнения является более приемлемой, поскольку определяет реабилитацию лица намного четче, чем не совсем ясное понятие «недоказанность участия в совершении преступления».
На первый взгляд, случаи прекращения уголовного преследования за непричастностью подозреваемого или обвиняемого к совершению преступления полностью охватываются прекращением уголовного преследования за отсутствием в деянии состава преступления. Однако данные основания имеют разное правовое содержание, на что ранее уже указывал М.С. Строгович: «Прекращение дела ввиду недоказанности участия обвиняемого в совершении преступления (что соответствует понятию непричастности) означает, что обвиняемый не совершил действий, вменявшихся ему в вину, и устраняет для данного лица все последствия, юридические и моральные, которые влекут эти действия для того, кто их совершил. Напротив, прекращение дела за отсутствием в поступках обвиняемого состава преступления означает, что совершенные данным лицом действия не являются уголовно наказуемыми, что вовсе не исключает того, что они противоправны, антиобщественны и заслуживают отрицательной правовой оценки (например, это может быть гражданское правонарушение, дисциплинарный проступок)» [4, с. 174].
Таким образом, за непричастностью к совершению преступления уголовное преследование прекращается в отношении лица, которое вообще не совершило каких-либо действий, подлежащих уголовно-правовой оценке, а, например, оказалось, на месте совершения преступления случайно или в силу стечения определенных обстоятельств.
При рассмотрении ст. 23 УПК РФ хочется обратить внимание на само ее название, которое включает в себя такую конструкцию, как «привлечение к уголовному преследованию». Данная формулировка не совсем удачна. В статье речь идет о моменте возбуждения производства по уголовному делу в отношении конкретного лица (диспозиции статей гл. 23 УК РФ таковы, что практически исключают возможность возбуждения уголовного дела по факту совершения преступления), т.е., по смыслу уголовнопроцессуального законодательства, о моменте начала уголовного преследования. Но для обозначения начала последнего законодатель в тексте закона использует другую конструкцию: «возбуждение уголовного преследования» (см., напр., ч. 2 ст. 459, п. 4 ч. 2 ст. 464 УПК РФ).
Традиционно в уголовно-процессуальном законодательстве существует система, состоящая из трех видов уголовного преследования — частного, частно-публичного и публичного обвинения. В таком виде она и получила закрепление в ст. 20 УПК РФ, причем анализ ее 2, 3 и 5-й частей приводит к выводу, что перечень видов преследования — ограничительный. По смыслу данной статьи все преступления, предусмотренные гл. 23 УК РФ, являются преступлениями публичного обвинения [11, с. 47]. Однако если бы это было так, уголовно-процессуальная деятельность должностных лиц правоохранительных органов, независимо от характера наступивших последствий, не была бы подчинена усмотрению пострадавшей организации. С другой стороны, данные преступления нельзя однозначно отнести и к делам частного и частно-публичного обвинения, поскольку они предполагают в качестве единственно законного повода для возбуждения уголовного дела заявление потерпевшего, опять же независимо от наступивших последствий.
Таким образом, процедура, предписанная для производства по делам о преступлениях, предусмотренных гл. 23 УК РФ, в том виде, в котором она существует сейчас, не вписывается в тройную систему видов уголовного преследования. Эта ситуация подвигла некоторых авторов наряду с публичным, частно-публичным и частным преследованием выделять также преследование по заявлению коммерческой или иной организации [12, с. 13].
Представляется, что выделение нового вида преследования и включение его в ст. 20 УПК РФ позволило бы устранить проблему лишь формально. Дело в том, что единственным критерием, по которому строится система видов уголовного преследования, является квалификация деяния. Преследование же «по заявлению коммерческой или иной организации» требует, помимо нее, определения характера последствий, который, в отличие от квалификации деяния, на момент возбуждения уголовного дела бывает далеко не очевидным. Как верно отмечает В.П. Божьев, нередко это можно выявить и установить только в ходе процесса доказывания по делу. Такая деятельность по собиранию, проверке и оценке доказательств не зависит от воли коммерческой или иной организации, которой причинен вред преступлением. Это право и обязанность компетентных правоохранительных органов (в чем и заключается одна из форм проявления принципа публичности), причем к выполнению этой обязанности можно приступить после возбуждения уголовного дела. В таких случаях дело возбуждается на общих основаниях. Получается, что определение вида преследования (который зависит от характера последствий преступления) во многих случаях возможно только после возбуждения уголовного дела. Вместе с тем, по действующему законодательству именно порядок возбуждения уголовного дела определяется видом преследования, а не наоборот. Если после проведенного расследования выяснится, что вред причинен действительно исключительно интересам коммерческой или иной организации, то, по смыслу уголовного закона, преследование, начатое в отсутствие заявления организации, подлежит прекращению, если на дальнейшее его осуществление коммерческая
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России №9 4 (56) 2012
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России №9 4 (56) 2012
Гражданский и уголовный процесс
организация согласия не дает. Однако такого основания прекращения уголовного преследования уголовно-процессуальное законодательство не предусматривает.
Следует обратить внимание также на конструкцию, которую использует законодатель в примечаниях к ст. 201 УК РФ. Она звучит следующим образом: «Уголовное преследование осуществляется по заявлению этой организации или с ее согласия». Представляется, что по содержанию она шире, чем норма, закрепленная в ст. 23 УПК РФ: «Уголовное дело возбуждается по заявлению организации или с его согласия». Кроме того, для дел частно-публичного обвинения наличие «согласия потерпевшего» нехарактерно. Из примечания, как нам представляется, возможно сделать следующий вывод: уголовное преследование осуществляется, пока на то есть согласие пострадавшей организации. Это наводит на мысль о том, что с точки зрения уголовного закона преследование в данном случае должно вестись, скорее, по правилам частного обвинения, нежели частно-публичного.
Есть еще один момент, на котором хотелось бы остановиться. При сравнении прим. 2 к ст. 201 УК РФ и ст. 23 УПК РФ обнаруживается разница между субъектом подачи заявления о возбуждении уголовного дела: в УК это в целом организация, в УПК — ее руководитель. Подход к этому вопросу УПК более конкретен и в большинстве случаев оправдан, т.к. именно руководитель принимает решения от имени возглавляемой им организации. Однако возникает вопрос: кто должен подавать заявление (выражать согласие) на возбуждение уголовного дела, если лицом, совершившим преступление, является сам руководитель (напр., в ст. 203 именно он упомянут в качестве специального субъекта преступления). Е.А. Белоусова считает, что в данной ситуации правом возбуждать уголовное дело следует наделить прокурора [13, с. 14]. Между тем такой выход исказил бы смысл рассматриваемой уголовной нормы, согласно которой вопрос о привлечении лица, совершившего преступление, предусмотренного гл. 23 УК РФ и причинившего вред единственно данной организации, должен решаться исходя из ее частнокоммерческих, а не публичных интересов. В данной ситуации (когда субъектом преступления является руководитель организации), а также в ситуациях, когда руководство организации — члены наблюдательного совета, члены правления, участники полного товарищества — занимают разные позиции по данному вопросу, решение, как нам представляется, должно приниматься на общем собрании путем голосования (возможно, тайного). Таким образом, легитимным для принятия решения о возбуждении уголовного дела (а по-нашему — примирении с лицом, совершившим преступление) должно быть признано любое решение, вынесенное полномочным лицом или собранием от имени данной организации.
На основании изложенного считаем, что наиболее приемлемым выходом из сложившейся ситуации было бы урегулирование данного вопроса через институт примирения. В связи с этим представляется уместным прим. 2 и 3 к ст. 201 УК РФ исключить, а ст. 76 УК РФ дополнить частью второй следующего содержания: «Лицо, совершившее преступление, предусмотренное главой 23 настоящего Кодекса, причинившее вред исключительно коммерческой организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием, освобождается от уголовной ответственности, если оно примирилось с данной организацией».
В УПК РФ ст. 23 исключить, а ст. 25 дополнить частью второй: «Суд, прокурор, а также следователь и дознаватель прекращают уголовное преследование в отношении лица, совершившего преступление, предусмотренное главой 23 Уголовного кодекса РФ, если будет установлено, что вред этим преступлением причинен исключительно коммерческой организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием, и если лицо примирилось с потерпевшей организацией, о чем имеется решение, вынесенное полномочным лицом или собранием, от ее имени».
Таким образом, все уголовные дела в отношении совершения преступлений, предусмотренных гл. 23 УК РФ, должны возбуждаться в общем порядке, после чего должен быть доказан характер вреда. Только после этого, если ситуация отвечает всем вышеперечисленным условиям, уголовное преследование в отношении лица прекращается. Как нам представляется, такая процедура позволила бы обеспечить необходимый баланс между публичными и частными интересами.
Список литературы
1. Аупинская, П. Л. Уголовный процесс : учебник. — М., 1995.
2. Мотовиловкер, Я. О. О принципах объективной истины, презумпции невиновности и состязательности процесса. — Ярославль, 1978.
3. Кореневский, Ю. В. Актуальные проблемы доказывания в уголовном процессе // Государство и право. — 1999. — № 2.
4. Строгович, М. С. Курс советского уголовного процесса. — Т. 1. — М., 1968.
5. Козлова, Н. Александр Бастрыкин предлагает вернуть в судебный процесс поиск объективной истины // Российская газета. — 2012. — 12 марта. — № 5731 (58).
6. Беякин, Р.С. Курс советской криминалистики. — Т. 3. — М., 1979.
7. Балакшин, В. Я. Истина в уголовном процессе // Российская юстиция. — 1998. — № 2.
8. Коваёев, В. Л. Прекращение уголовного дела в условиях деятельности органов дознания : учебное пособие. - М.: МССШМ МВД СССР, 1990.
9. Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 27 июля 1990 г. № 6 «О соблюдении судами законодательства и руководящих разъяснений Пленума Верховного Суда СССР при постановлении оправдательных приговоров» / / Сборник Постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (РФ) по уголовным делам. — М., 1997.
10. Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РФ / под общ. ред. В.М. Лебедева. — М., 2002.
11. Божъев, В. П. Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РФ / под общ. ред. В.М. Лебедева. — М., 2002.
12. Букша, Н. Ю. Назначение института прекращения уголовного дела и уголовное преследования в российском уголовном судопроизводстве : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — Краснодар, 2005.
13. Белоусова, Е. Л. Прекращение уголовного преследования в стадии предварительного расследования : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — СПб., 2004.
УДК 347.92
А.В. Шивэльницын*
Определение надлежащего судебного порядка
по рассмотрению дел об обжаловании
решений и (или) действий (бездействия)
органов внутренних дел и их должностных лиц
в связи с осуществлением оперативно-розыскной деятельности
Статья посвящена рассмотрению проблем, связанных с определением вида судопроизводства по делам об обжаловании решений и (или) действий (бездействия) органов внутренних дел и их должностных лиц в связи с осуществлением оперативно-розыскной деятельности
Ключевые слова: орган внутренних дел, оперативно-розыскная деятельность, вид судопроизводства.
A.V. Shivalnitsyn*. Determination of a proper legal process in cases of appeal of decisions and (or) actions (inaction) of agencies of the Interior and their officials in connection with the operative-search activity. The article is devoted to the problems of determination of manner of proceedings in cases of appeal of decisions and (or) actions (inaction) of agencies of the Interior and their officials in connection with the operative-search activity.
Keywords: agency of the Interior, operative-search activity, manner of proceedings.
Одной из целей гражданского судопроизводства является укрепление законности и правопорядка, предупреждение правонарушений, формирование уважительного отношения к закону. Такие же цели присущи и органам внутренних дел, которые традиционно играют немаловажную роль в укреплении законности и правопорядка.
Специфика правоохранительных задач, возложенных на органы внутренних дел, предопределяет их участие в публичных отношениях. В публичных отношениях органы внутренних дел и другие участники являются неравноправными. Органы внутренних дел (их должностные лица) в таких отношениях выступают представителями государства, наделенными властными полномочиями. Реализация таких полномочий, хотя и направлена на защиту публичного интереса, в определенной степени затрагивает интересы частные, что, в свою очередь, предопределяет обращение заинтересованных лиц в органы судебной власти за защитой нарушенного права и (или) законного интереса.
Практика участия органов внутренних дел в производстве по делам, возникающим из публичных правоотношений, позволяет сделать вывод о наличии определенных проблем в правоприменении при рассмотрении дел, связанных с обжалованием решений и действий их должностных лиц.
Актуальным является вопрос о том, в каком судебном порядке — уголовном или гражданском — рассматривать дела по заявлениям граждан о признании незаконными действий сотрудников органов внутренних дел в связи с осуществлением оперативно - розыскной деятельности. Как справедливо отмечает Е.Е. Уксусова, в сфере «судебной юрисдикции ключевое значение имеет вопрос определения надлежащего судебного порядка, в котором конкретное гражданское дело подлежит рассмотрению по существу. Это предполагает по той или иной категории гражданских дел определение «правовой модели» судопроизводства, включающей предусмотренный процессуальный «инструментарий» [17].
В силу ст. 1 Федерального закона Российской Федерации от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» [9] (далее по тексту — Закон «Об оперативно-розыскной деятельности») оперативно-розыскная деятельность представляет собой вид деятельности,
* Шивальницын, Андрей Владимирович. Адъюнкт кафедры гражданского процесса Санкт-Петербургского университета МВД России, Россия, 19820б, г. Санкт-Петербург, ул. Летчика Пилютова д.1. E-mail: 5558582@gmail.com.
* Shivalnitsyn, Andrey Vladimirovich, the St.-Petersburg university of the Ministry of the Internal Affairs of Russia, department of civil process, the graduated in a military academy, Saint-Petersburg, Pilot Pilyutov str., 1. E-mail: 5558582@gmail.com.
© Шивальницын А.В., 2012
бЗ
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (56) 2012
