CC BY
71
УДК 101.1 : 159.9.01
С. Р. Динабург
Определение психотерапии как проблема современной философии
Предложен философский анализ двойственного положения и внутреннего конфликта психотерапии в современном мире. Констатируется значимость психотерапии для становления человеческого бытия в современных социокультурных условиях. Вместе с тем, обозначен комплекс нерешенных проблем при определении её статуса, которые имеют фундаментальные онтологические и гносеологические аспекты. Дана характеристика кризиса психотерапии в контексте глобального кризиса культуры и цивилизации, что позволяет понять особенность положения психотерапии не в смысле её исключительности, а в органичном единстве с другими сферами гуманитарного знания. Рассмотрено положение психотерапии в сравнении с философской практикой дазайнанализа в промежуточном пространстве между отнологией и онтикой. Методологическая роль трансдисциплинарности в её сопоставлении с философской компаративистикой показана в качестве существенного элемента постнеклассической рациональности при формировании теоретико-практических синтезов, направленных на гуманизацию социальной реальности.
The article presents a philosophical analysis of the dual state of psychotherapy with its internal conflict in the modern world. It has shown the importance of psychotherapy for the formation of the human being in modern sociocultural conditions. At the same time, a complex of unresolved problems is identified in determining its status, which has fundamental ontological and epistemological aspects. The characteristic of the crisis of psychotherapy in the context of the global crisis of culture and civilization is presented, which makes it possible to understand the peculiarity of the situation of psychotherapy, not in the sense of its exclusiveness, but in organic unity with other spheres of humanitarian knowledge. The article considers the position of psychotherapy in comparison with the philosophical practice of Dasein-analysis in the interim space between ontology and ontics. The author emphasizes the methodological role of transdisciplinarity in its comparison with comparative philosophy as an essential element of post-non-classical rationality in the formation of theoretical and practical syntheses aimed at humanizing social reality.
Ключевые слова: глобальный кризис, синкретизм, психотерапия, фило-софско-клиническое поле, философская компаративистика, трансдисциплинар-ность, философская практика.
Key words: global crisis, syncretism, psychotherapy, philosophically-clinical area, comparative philosophy, transdisciplinarity, philosophical practice.
© Динабург С. Р., 2017
«Особый путь» психотерапии
Проблему определения сущности и статуса психотерапии нельзя назвать ни новой, ни хорошо изученной. Хотя «дискуссия о психотерапии» была фактически открыта началом осмысления психоанализа, и к ней так или иначе оказались причастны ключевые фигуры европейской культуры, основные её результаты выразились в констатации неразрешенных противоречий и попытках их систематизации и анализа. К началу XXI века эти попытки составляют внушительный корпус текстов1, содержащих исключительное многообразие трактовок, в совокупности которых, тем не менее, прослеживаются как определенная смена парадигм, так и «волны» повышения и понижения интереса со стороны исследователей к данной проблематике.
Однако, существует не так много фундаментальных работ, исследующих место психотерапии в контексте культуры и гуманитарного знания в целом (здесь более распространен взгляд на миры и культуры в зеркале психотерапии, нежели наоборот). Еще меньше текстов, содержащих не просто дискурсивное изложение и социокультуроло-гические трактовки, а собственно философско-методологический анализ целостного специфического феномена, определяемого как психотерапия. В философском смысле психотерапия существует как пространство неустранимых разрывов, архипелаг разобщенных парадигм и практик (предполагая, по М. Фуко, археологию её неясных истоков и культурных слоёв).
Неоднократно выдвигался радикальный тезис о том, что «психотерапии не существует». Например, приверженцы строгой научности указывали на недостаточную убедительность эффекта психотерапии с позиций академической психологии и доказательной медицины. Сказалось и влияние постмодерна: вслед за «смертью человека/субъекта» (именно классического, стабильного и детерминированного) и в силу углубления эпистемологического плюрализма сложился неклассический дискурс об отсутствии у психотерапии «неизменной сущности» и невозможности общего, родового понятия (при существовании де-факто множества психотерапевтических практик).
Таким образом, недостаточно оснований для онтологического определения психотерапии, даже негативного - «апофатического», противопоставляющего ее чему-либо. Соответственно, до сих пор
1 Укажем, прежде всего, на систематизирующие работы Е. А. Ромек (2005), Л. И. Воробьевой (2016), В. М. Розина (в период двух последних десятилетий), а также на дискуссию о научном статусе психотерапии в издании «Психология. Журнал Высшей школы экономики» (2006) и сборник «Гуманитарные исследования в психотерапии» (2007).
весьма затруднительно задать критерии демаркации с не- и квазипсихотерапией, что осложняет процесс ее институциализации.
Весьма парадоксально на фоне этой расщепленной, зыбкой онтологии психотерапии выглядит рефлексия о её особом - в позитивном и негативном смысле - социокультурном значении и эпистемологическом положении.
С одной стороны, роль психотерапии понимается как особо значимая миссия в социальной ситуации, которую Э. Гидденс в XX веке обозначил как беспрецедентный динамизм и неустойчивость «сверхиндустриальной цивилизации». Эта социальная ситуация характеризуется ускорением темпа жизни, информационным и эмоциональным прессингом и «шоком» изменений, которые влекут дезориентацию в сфере ценностей, смысла и свободы в силу утраты традиционными общественными институтами, этическими императивами и авторитетами функций морального руководства и регуляции поведения [13]. Психотерапия в этих условиях призвана к «менеджменту» жизненного мира и лечению «болезни смыслоутраты»1.
С другой стороны, положение психотерапии как области знания и сферы деятельности воспринимается (особенно, изнутри неё самой) под знаком болезненной недостаточности - несостоятельности, неблагополучия и кризиса особого рода и масштаба.
Именно эта фиксация на негативной особости, а иногда и её отстаивание, побуждает к исследованию обозначенной проблематики в новом философском ракурсе. Это предполагает анализ связи «кризиса психотерапии» с глобальным кризисом цивилизации, культуры, науки и философской методологии - как явления особенного, а не единичного (в его определенности, ограниченности уникальности) на фоне проявления всеобщего (как общих закономерностей бытия и познания).
Характеристика кризиса психотерапии
На наш взгляд, «кризис психотерапии» - это, прежде всего, теоретико-методологический кризис, т. е. кризис понимания и определения психотерапии. Огромные интеллектуальные усилия были направлены на выявление её общего ядра, но до сих пор не удалось достигнуть теоретического синтеза достаточно высокого уровня.
Отметим, что основные проявления кризиса психотерапии представлены уже самими академическими исследователями и клиническими практиками; на их работы по необходимости приходится
1 Симптомы «болезни смыслоутраты» (отчуждение, тревога и страх смерти) определяются как «бегство от свободы» (Э. Фромм), «просвещенный цинизм» (П. Слотердайк), агрессия, прокрастинация и неумеренное потребление.
ссылаться. Но наша задача здесь иная - выявить некоторую системообразующую закономерность и определить более широкий, философский контекст проблемы, двигаясь по восходящей, от конкретного уровня к более абстрактному. Обозначим основные признаки кризиса психотерапии:
1. Отсутствие общей теоретической метапозиции или парадигмы; «вавилонское столпотворение» подходов и школ. Недостаточность определения предмета (существует лишь формальный или прагматический консенсус).
Психотерапия в русле «поиска смыслов» исторически и органически близка к философии и психологии. От неклассической философии, во время расцвета которой психотерапия и оформлялась, она наследует плюрализм, полифонию, языковой поворот, дискурсивные практики, концепции и методы феноменологии, герменевтики, прагматизма и экзистенциализма, также не имеющие общей метапро-граммы, но творчески интегрируемые в рамках различных философских школ. От психологии она наследует «симптомы, связанные с раздробленностью психологической науки на независимые "империи" - школы» и «симптомы онтологического рода, проявляющиеся в недостаточности понимания психологией своего предмета» [9, с. 234-235]. Указанный кризис исторически носил характер «системного методологического» (Л. С. Выготский), а сегодня он проявляется как множественный «кризис психологий» внутри психологии (А. Г. Асмолов).
Родство психотерапии с медицинской практикой привнесло в нее такой тип восприятия и мышления, когда возможно «классифицировать и снабдить этикеткой с диагнозом почти любое явление психической жизни - от плохой успеваемости в школе до диссидентского образа жизни» [13]. Хотя классификации и типологии в отношении индивидуального случая, уникальной личности используются сегодня как технический прием и, в целом, осознается опасность редукции реальности к её модели, в онтологическом смысле они сыграли роль структур и схем, когда «определить» означало, прежде всего, «ограничить».
2. Нерешенность вопроса о научном или ином статусе психотерапии (множественность и неоднозначность). Отношения автономии или борьбы различных элементов знания, трудности в разрешении противоречий между объективной и субъективной характеристиками, между культурными традициями, между полярными оценками, между двумя ветвями психотерапии (психологической и медицинской).
Но и в этом аспекте ситуация в психотерапии предстает как часть общих системных процессов. Так, в психологии мы видим аналогичную картину: «отсутствие универсальных критериев добывания, верификации и адекватности знания», «раскол между исследовательской и практической психологией», «некумулятивность знания», «расчлененность» и «параллелизмы» [9, с. 234]. То же и в современной науке в целом: раздробленность и параллелизмы в описании реальности «науками о природе», «науками о духе», «науками о культуре»; кризис дисциплинарной организации знания (дифференциация наук, нарастающая специализация), ограниченность средств междисциплинарного и мультидисциплинарного взаимодействия, фактическая «синкретичность» знания в постнеклассической парадигме.
Ситуацию можно охарактеризовать как эпистемологический схи-зис1 - свойственный не исключительно психотерапии, а всей современной познавательной ситуации.
3. Технологизация, коммерциализация, идеологическая ангажированность психотерапии под влиянием социокультурных, экономических и политических сил, функционирование её по законам рынка («психологических услуг»). «Макдональдс-терапия» как помощь индивидууму в успешном социальном приспособлении, адаптации к условиям «общества потребления», а также манипуляция сознанием через формирование культурной матрицы и общественных представлений [6].
Однако, это не специфика именно психотерапии - сегодня нет полного «иммунитета» к подобным влияниям ни в одной сфере человеческой практики, опыта и повседневности. Повсюду мы видим проявления глобального цивилизационного кризиса, требующего для своего разрешения социально ответственного и этически насыщенного знания.
4. Бурное распространение паранаучных форм психотерапии («поп-психологии», эзотерических учений, шаманских практик и пр.), размывание границ и профанация профессии, сложности социального регулирования, поскольку статус психотерапии де-юре не совпадает с де-факто.
1 Схизис - клинический термин, предложенный для характеристики положения в психологии (Ф. Е. Василюк); он означает одномоментное сосуществование несовместимых (с точки зрения здравого смысла) противоположностей, создающее впечатление разлаженности и беспомощности субъекта.
Современная ситуация такова, что наука трансформировалась в производство знания, управляемое, в значительной степени, внешними по отношению к ней, социальными факторами, а противоречия информационного общества породили новые, массовые формы невежества и мракобесия. Таким образом, проблема теоретического различения научного и вненаучного знания, оценка трансгрессивных явлений в сфере научного производства и поиск адекватных ситуации социокультурных регулятивов характеризуют не специфическую, а общекультурную ситуацию.
Систематизируя и обобщая признаки кризиса психотерапии, мы находим их в русле современной социокультурной проблематики в целом. Во-первых, на наш взгляд, это снимает проблему «уникальности положения психотерапии». А во-вторых, это позволяет формулировать и рассматривать проблемы психотерапии на языке философии.
Стратегии в объяснении причин кризиса
Рефлексия причин кризиса определения в наши дни ведется не просто с различных методологических позиций, а с позиций синкретичных и постоянно «мутирующих».
С одной стороны, психотерапия является сферой знания, в которой сопрягаются поиски метафизических, трансцендентальных оснований человеческого бытия и возможности конкретного человеческого существования. Таким образом, она находится, как и подобные ей сферы знания, в промежуточном пространстве между онтологией и онтикой, требуя тем самым построения «онтологиче-ски-онтической теоретической системы» [4, с. 16].
С другой стороны, существует зазор между гносеологической постановкой проблемы, требующей, для своей четкости, определения субъекта и обращающейся к предельным кантовским вопросам о возможности существования предмета познания как такового, и эпистемологической - имеющей место, в свою очередь, в промежуточном поле между теорией и практикой, и обращающейся к проблеме точности репрезентации.
В ситуации современного эпистемологического доминирования и онтического торжества повседневности над метафизическим бытием, происходящих на фоне исторически длительного перехода от классического типа философствования к неклассическому, и разворачивается методологическая полифония в отношении психотерапии. Во всем этом многообразии, органично соответствующем атмосфере современности, но угнетающем своей сложностью и неопределенностью, можно указать два основных пути «нормализации кризиса психотерапии».
Первый путь утверждает принцип водворения порядка среди хаоса, это редукция к ясности, де-факто - применение классических инструментов к неклассической ситуации. Как правило, такой подход дает глубоко обоснованную и добротно концептуализированную схематизацию, достигающую своей стройности путем устранения значимого абсурда самой жизни, исключения всего лишнего и неправильного.
Такой подход блокирует динамику противоречий, сводит новизну к уже хорошо известному. Но потому он и не релевантен «текучей современности» (З. Бауман), «ускользающему миру» (Э. Гидденс). Иначе говоря, полученная картина формально правильна, но она неполна
- и как раз в той части, где призвана соответствовать уже не вызову, а категорическому императиву нашего времени (хаотичности современной реальности).
Второй путь (по принципу не можешь предотвратить - возглавь) заключается, в попытках онтологизации и продуктивной легитимизации хаоса, а значит, и эпистемологического разрешения проблематики промежуточных пространств - зазоров и пограничья.
В нашем случае, еще одной проблемной областью является возможность встречи философского и практического (для психотерапии
- клинического) знания, поскольку они «являются, казалось бы, взаимоисключающими областями и не могут быть объединены и тем более синтезированы в рамках единого исследовательского пространства» [3, с. 62-63]. Решение вопроса о принципах их взаимоотношений и формах сближения определяет, будет ли такое «многогранное и многоаспектное философско-клиническое поле» ветвью прикладной философии, или симбиозом двух мутантов - «недо-философии» и «философии неспециалистов» (О. А. Власова).
Возможность совмещения несовместимого рассмотрим на примере двух современных подходов: философская компаративистика предполагает интериоризацию границы, её можно «"вобрать" ... внутрь самой философии, мировоззрения и культуры» [3, с. 63], тогда как трансдисциплинарные исследования идут сквозь и через дисциплинарные границы, реализуя синтетические устремления в «попытке схватить реальность в ее универсальных паттернах» [5, с. 194] внутри культуры.
Компаративистика исходит из положения о невозможности «заглянуть в чужую культуру, понять другой язык, работать в чуждой нам науке», но возможности «сделать границу элементом внутренней структуры "родного" философского мировоззрения» [3, с. 63]. Методология трансдисциплинарных стратегий исходит из положения
о возможности и действенности, но только тогда, когда кросс-фертилизация (взаимообогащение) различных дисциплин создает новое интеллектуальное пространство и вырабатывается общий трансдисциплинарный метаязык [5, с. 195].
Более того, частный синтез как глобальный проект, не замыкающийся в рамках научно-дисциплинарного деления, не только возможен, но и практически необходим - в современной социокультурной ситуации нет возможности пассивно дожидаться стадии всеобъемлющего теоретического синтеза и концептуальной непротиворечивости. Принципы интеграции включают в себя теперь не только логико-эпистемологические требования, а конструктивные отношения между компонентами - картинами реальности, феноменологиями, измерениями. Важно понимать, что интеграция «сквозь границы» (дисциплин, типов познания и др.) с неизбежностью задействует методологический принцип «ризомы», что немедленно создает условия в таком типе исследования для проявлений эклектики и синкретизма, которые, как мы увидим, здесь несут особый смысл.
Одна из главных интенций трансдисциплинарности - соответствовать современности, определяемой в последние годы через акроним VUCA (volatility, uncertainty, complexity и ambiguity), в этой её нестабильности, неопределенности, сложности и неоднозначности. Однако трактовка трансдисциплинарных стратегий только лишь как вынужденного, практико-ориентированного решения в русле прагматического поворота, задаваемого методологией гуманитарного знания, как своего рода почетной капитуляции перед хаосом - была бы и неполной, и не плодотворной.
Парадоксально, но трансдисциплинарность действует в русле укрепления онто-гносеологических оснований любого философско-практического исследовательского поля, и психотерапии в том числе. Главным образом, потому, что продуктивная трансгрессия здесь выступает двояко - в аспекте трансценденции как коренного, неустранимого принципа человеческого бытия, и в аспекте трансцендентального единства фундаментальных структур познания. Во-первых, трансдисциплинарный субъект одновременно и самот-рансцендирующийся, находящийся в непрерывном поиске самого себя (что вполне соответствует назначению психотерапии), а трансцендирование, в свою очередь, философски многогранно и по-лифонично. Для его целостной репрезентации требуется трансдисциплинарный опыт универсумной активации [1, с. 177], предполагающий не только общее пространство структур, но и понимание, что вне диалога и кооперации знание теряет смысл. Во-вторых,
трансцендентальный уровень «... может достигаться через открытость ... для различных форм и элементов синкретизма, а также через язык, синкретизм и эклектику смыслов и коммуникаций» [10, с. 74].
Проблематизация темы в русле классических философских вопросов
Предельный вопрос о самой возможности психотерапии, порождаемый современным дискурсом в поле философской практики, разворачивается - в предельном же обобщении - к проблеме её «единства» и «существа». Эта проблема является органической частью современных проблематизаций в поле онтологии (в плане мно-гоаспектности бытия-в-мире) и гносеологии (о гуманитарном знании и «человекоразмерности» познания), связанных с тревогой по поводу потери центрального принципа и фрагментированности знаний.
Современный дискурс не просто рефлексирует по поводу опасности для культуры потеряться в массе «бессвязных и разрозненных данных, лишенных концептуального единства» (Э. Кассирер), в ситуации полипарадигмальности он предстаёт «своеобразной озабоченностью обретения целого». За новыми терминологическими конструктами1 стоит «классический вопрос о том, за счет каких сил эта целостность формируется и поддерживается?» [1, с. 179]. Для нашей проблемы этот вопрос можно поставить следующим образом: что собирает вместе различные формы психотерапии в ситуации её нередуцируемой полипарадигмальности? На наш взгляд, ответ на этот вопрос необходимо искать в современном взгляде на феномен практики и разработках соответствующей философской категории.
Перспективы для понимания психотерапии в аспекте особенного заключаются в её сопоставлении с философской практикой, нацеленной на рефлексию над основными жизненными проблемами, концептуальные основания и перспективы которой открыты для широкой дискуссии международным сообществом философов [7]. Онто-гносеологическая возможность философской практики обоснована расширением сферы объективного знания до сферы бытия (М. Хайдеггер) и дополнением кантовского принципа конструирования экзистенцированием (Л. Бисвангер) [2, с. 38]. Необходимость (как вынужденность) и возможность «заботы о себе» обоснована философской традицией в плане утверждения сущности человека. Взаимодействие философии с полем психотерапии в этом случае происходит в континууме, задаваемом полюсами «переживание - трансформация», «само-трансценденция - влияние Другого».
1 Это «новая интегральность», «целостность без тоталитаризма» (Р. Бенедиктер, М. Молц), «сложноорганизованная автопоэтическая система концепций» (В. И. Аршинов), «нередуцируемая целостность сложности», «грибница или ткань пропозиций» (Л. П. Киященко) [см: 1, с. 179].
В этом случае, философская практика дазайнанализа, на одном из таких полюсов, центрируется вокруг концепта «философских болезней» и задачи понимания «мира личности» как экзистенцирования. Человек в этом понимании подчинен неизменной фактичности, которую невозможно изменить, можно лишь «переживать» (в основополагающем настроении ужаса, вины, заботы). Как таковой, он ввергается социумом в «философские болезни», которые «нельзя преодолеть, с ними нужно научиться жить». Душевное страдание вызвано особой чуткостью к философской истине в соединении с иллюзорной надеждой на избавление, и способно привести к случаям невроза или психоза, как формам неподлинности - предпочтению сущего вместо бытия. Задача же понимания заключается не в объяснении (а значит, обращении к чуждым для «мира» феноменам и схемам), не в избавлении от страдания (это невозможно), а в обнаружении той особой априорной «экзистенциальной структуры», которая и позволила бы проявиться подлинности [2, с. 40-41].
Тогда психотерапия, на другом полюсе обозначенного континуума, центрируется именно вокруг идеи изменения доступных условий (пределы возможного в невозможном), рассматривая их как причины страданий и расстройств («системных болезней») не на единственном, предельно обобщенном уровне бытия-сущего, а разворачивая их в специфике той или иной онтологии человека. Тем самым, она утверждает, с одной стороны, возможность трансформации (принцип развития), а с другой стороны - активную роль иных субъектов изменений (принцип деятельности). Присутствие субъекта как Другого в психотерапии создает ситуацию не только само-актуализации, но и «ассистированного выбора» (по Ф. Г. Майленовой). Работа терапевта не исчерпывается ролью кьеркегоровского философа-практика, «призванного довести человека до перекрестка, чтобы тот избрал какую-нибудь из лежащих перед ним дорог» - с момента постановки человека «на перекрестке» эта работа, как правило, только начинается. И эта ситуация ставит проблему допустимых границ влияния и нравственной ответственности в отношениях власти/доверия между психотерапевтом и пациентом [8].
Таким образом, сложность философского определения психотерапии раскрывается через необходимость совокупного рассмотрения проблем -сущности и развития человека, свободы, моральных дилемм, ответственности и власти, - что не сводимо к дисциплинарным интересам только философской антропологии, этики и социальной философии, но интегрирует их.
Предварительные итоги
Нами представлен кризис психотерапии - не как следствие её особого положения, происхождения или степени зрелости, а как кризис гуманитарного знания и конфликт методологий [11; 12], разворачивающийся на фоне кризиса самой цивилизации. Следовательно, основы для интеграции психотерапии следует искать, прежде всего, не на уровне выявления её специфики, а на более общем методологическом уровне, что предполагает существенный философский аспект исследования с особым вниманием к проблеме «зазоров и границ».
Тогда центром поисков не только определения психотерапии, но и точного и обоснованного гуманитарного знания становится онто-гносеологический комплекс. В его основе лежит не дисциплинарно-ориентированная, а проблемно-ориентированная (свойственная пост-неклассической рациональности) стратегия определения предмета исследования, учитывающая сложность и динамизм человеческого существования. И понятия точности и доказательности, в свою очередь, должны быть переосмыслены в русле возможности описания жизненного мира человека, социума, культуры.
Список литературы
1. Богатая Л. Трансдисциплинарность: постнеклассический ракурс рецепции // Фiлософiя освгги. - 2015. - № 1 - С. 168-182.
2. Борисов С. В. Дазайнанализ как философская практика: философские основания и медитативные упражнения // Философская мысль. - 2016. - № 5. -С. 35-46.
3. Власова О. А. Философская теория и клиническая практика: компаративистика в исследовании междисциплинарных направлений // Вестн. Российск. ун-та дружбы народов. Сер.: Философия. - 2010. - № 2. - С. 61-68.
4. Власова О. А. Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ: история, мыслители, проблемы. - М.: Территория будущего, 2010. - 638 с.
5. Князева Е. Н. Трансдисциплинарные стратегии исследований // Вестн. Томск. гос. пед. ун-та. - 2011. - №1 0. - С. 193-201.
6. Колпакова М. Ю. Эволюция психотерапии // Культурно-историческая психология. - 2009. - № 3. - С. 91-100.
7. Лахав Р. Философская практика - quo vadis? // Социум и власть. - 2016. № 1 (57). [Электронный ресурс] - URL: http://cyberleninka.ru/article/n/filosofskaya-praktika-quo-vadis (дата обращения: 19.03.2017).
8. Майленова Ф. Г. Ассистированный моральный выбор и нравственная ответственность психолога-консультанта: дис. ... д-ра филос. наук. - М., 2003. -412 с.
9. Мироненко И. А. Российская психология в пространстве мировой науки. - СПб.: Нестор-История. - 2015. - 304 с.
10. Микешина Л. А. Эклектика и синкретизм: к вопросу о системности научного знания // Эпистемология и философия науки. - 2014. - № 1 (39). -С. 60-78.
11. Селиванов В. В. Кризис методологий в гуманитарных науках. [Электронный ресурс] - URL: http://anthropology.ru/ru/text/selivanov-vv/krizis-metodologiy-v-gumanitarnyh-naukah (дата обращения: 04.03.2017).
12. Соколов Б. Г. Науки о человеке: универсализация и конфликт методологий. [Электронный ресурс] - URL: http://anthropology.ru/ru/text/sokolov-bg/nauki-o-cheloveke-universalizaciya-i-konflikt-metodologiy (дата обращения: 04.03.2017).
13. Стехликова Д. А. Психотерапия в зеркале культуры // Независимый психиатрический журнал. - 1999. - № 2. - С. 58-68.
