Охранная служба ставропольских крещеных калмыков (1739-1839 гг. ) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ РОССИИ

УДК 94(47)«1739/1839»:351.7=512.37:271.22

С.В. Джунджузов

Охранная служба ставропольских крещеных калмыков

(1739-1839 гг.)

В статье рассматривается участие калмыков Ставропольского войска в полицейско-охранительных мероприятиях в контексте исполнявшейся ими воинской повинности. По содержанию деятельности такие мероприятия были направлены на подавление народных волнений, охрану общественного порядка в местах массового скопления людей, розыск и задержание уголовных преступников.

The participation of the Stavropol Kalmyk troops in police activity in the context of military duty is considered in this article. According to the content of its movement such actions were directed to the repression of civil commotions, protection of public order in the places of a mass congestion of people, investigation and arrest of criminals.

Ключевые слова: Ставропольское калмыцкое войско, охранная служба, народное волнение, охрана порядка, повинность.

Key words: the Stavropol Kalmyk army, security service, civil commotion, protection of public order, compulsory military service.

Вопросы привлечения иррегулярных формирований из казачьих и инородческих войск к полицейско-охранительной службе в Российской империи не пользуются вниманием современной научной общественности. Как и любая гуманитарная наука, история чутко реагирует на политическую конъюнктуру. Нынешняя российская публицистика ориентирована на культивирование казачьих традиций и прославление боевого прошлого российского казачества. Ни в коем случае не отрицая важность и значимость этих направлений, все же не следует забывать, что казачья служба заключалась не только в охране границ и в участии в войнах с многочисленными внешними врагами. В имперский период казаки и приравненные к ним как представители военного сословия войсковые инородцы, часто привлекались для усмирения врагов внутренних, в число которых входили все, кто противился монаршей воле, покушался на государственный строй или нарушал общественный правопорядок.

© Джунджузов С. В., 2014

Использование иррегулярных войск в полицейских целях в XVIII в. объяснялось необходимостью борьбы с массовыми народными волнениями, а в XIX и в начале XX столетия - как недостатком имевшихся жандармско-полицейских военизированных формирований, так и ориентацией на уже имевшийся опыт. В большинстве случаев иррегулярные части выполняли поставленные перед ними задачи. В то же время, их привлечение к исполнению по сути карательных функций против соотечественников не могло не давать повода к взаимной отчужденности и враждебности. Справедливо осуждаемая за чинимые насилия советская политика «расказачивания», наряду с другими причинами, базировалась на укоренившемся в сознании пролетарского и крестьянского населения представлении о казаках как о царских опричниках.

Цель данной публикации - рассмотреть участие калмыков Ставропольского войска в полицейско-охранительных мероприятиях правительства в контексте исполнявшейся ими воинской повинности. По содержанию деятельности такие мероприятия были направлены: 1) на подавление народных волнений; 2) поддержание и охрану общественного порядка в местах массового скопления людей; 3) розыск и задержание уголовных преступников.

Поселение крещеных калмыков в Среднем Поволжье, получившее название Ставропольское по своему административному центру, крепости Ставрополь-на-Волге, было создано в 1737 г. По инициативе первого оренбургского губернатора И.И. Неплюева оно было преобразовано в поселенное иррегулярное войско.

Создание поселения крещеных калмыков происходило в обстановке, когда Российское государство, представляемое Оренбургской экспедицией, вело решительную борьбу за утверждение своего присутствия в междуречье Волги и Яика. Новую власть местные и пограничные народы встречали враждебно. В строительстве крепостей и оборонительных линий они не без основания усматривали посягательство на свои имущественные права и привилегии. Первый начальник Оренбургской экспедиции И.К. Кириллов возлагал большие надежды на появление в крае крещеных калмыков. Он предполагал использовать их «обще с казаками во время каких-либо замешаней на калмык некрещеных, на кайсацкия орды, а паче на башкирцов, кои калмык не меньше регулярных войск боятца» [1, с. 45-46].

В XVIII в., вплоть до Пугачевского восстания, калмыцкие войсковые команды в основном привлекались к участию в акциях, направленных на подавление волнений башкир, крестьян и яицких казаков.

Первое документированное упоминание о привлечении ставропольских калмыков к внутренней военной службе относится к 1739 г. В составе правительственных войск они участвовали в карательных операциях, направленных на подавление народных волнений в Башкирии. Известие об этом событии сохранилось в связи с жалобой, направленной зайсангом Матвеем Батуменковым в Военную коллегию. Из нее следовало, что во время похода жалования калмыкам не платили. Обращались с ними как с солдатами регулярной армии: за провинности наказывали плетьми и держали в колодках даже зайсангов. Жалоба возымела действие. Из Петербурга последовало распоряжение, чтобы во время нахождения на службе с калмыками поступали «по их обыкновениям и по примеру иррегулярных войск». Жалование им дозволялось производить в размере, установленном для Донского и Яицкого казачьих войск [2. Оп. 11. Д. 323. Л. 84-85].

Во второй раз к участию в кампании по усмирению мятежных башкир ставропольские калмыки были призваны в 1755 г.

15 мая 1755 г. вспыхнуло стихийное восстание башкирского населения Бурзянской волости под предводительством Джилана Иткула. Причиной к массовому недовольству башкир послужил указ Сената от 16 марта 1754 г., в соответствии с которым ясак заменялся покупкой соли из казны, что привело к увеличению налога в 5-6 раз. Отмену ясака башкиры восприняли как ликвидацию их вотчинных прав на землю. Поводом к использованию войск стало убийство начальника горноизыскательной партии Брагина и разорение Сапсальского почтового стана. Вскоре пришел в расстройство порядок перевозок по Исетскому тракту. Обслуживавшие его башкиры-подводчики, узнав о происшедших событиях, прекратили работу. Для борьбы с восставшими царское правительство задействовало свыше 50 тыс. регулярных солдат, драгун, яицких и донских казаков, а также верных башкир, мишарей, татар и русских крестьян [8, с. 25].

1 июня 1755 г. И.И. Неплюев направил в Ставрополь распоряжение о формировании пятисотенной калмыцкой команды и ее отправке в Башкирию. Уже 8 июня команда, сопровождаемая поручиком Молошниковым, двинулась в сторону Уфы. Командовал калмыками войсковой судья Павел Торгоутский. При сотнях состояли 5 ротмистров, 5 хорунжих и 5 есаулов. Под их командованием находились 488 рядовых калмыков, 6 самарских и 6 алексеевских казаков. В Уфе к ним присоединился небольшой отряд в составе урядника и 12 казаков. Всего в походе находилось 528 чел. К этому времени значительно улучшилась ситуация с обеспечением калмыков огнестрельным оружием. На вооружении у них было 430 ружей,

на каждое из которых выделялось по фунту пороха и фунту свинца. Судья Торгоутский по этому поводу с удовлетворением отмечал, что «у них ружье кроме малого числа у всех огненное». Денежным и продуктовым довольствием отправленные в поход калмыки снабжались по установленным в 1745 г. нормам. В донесении из Уфы П. Торгоутский просил И. И. Неплюева половину положенного его команде довольствия выдать провиантом - сухарями и крупами, а вторую половину - деньгами: «ибо им при посылке из Ставрополя выдано всего только на полмесяца [3. Оп. 1. Д. 36. Л. 242-243]. Частично калмыки снабжались за счет конфискованного у башкир скота.

Ко времени прибытия калмыцкой команды в Башкирию первая активная волна восстания почти утихла. Участники событий у Сап-сальского яма покинули пределы Бурзянской волости и ушли в казахские кочевья. Затишье продолжалось недолго. Начавшееся в центре мятежной волости строительство Зилаировской крепости и назначение старшин и сотников «из надежных людей» уже в августе заставили местное башкирское население вновь взяться за оружие. Объектами для нападений становились заводы и почтовые станции Исетского тракта, соединявшего Оренбург с Челябинском и Троицкой крепостью [9, с. 71-109]. Для наведения порядка на тракте из калмыцкой команды был выделен отряд в 200 чел., который под предводительством поручика Луцкого был отправлен на Орскую дистанцию. Отряд неоднократно перебрасывался из одного укрепленного пункта в другой. Местами его временной дислокации были Ильинская и Орская крепости, а домой в Ставрополь этот отряд калмыков был отпущен 1 декабря с Воскресенского завода. Основная часть калмыцкой команды в составе 300 чел. под предводительством судьи Торгоутского и майора Амочкина закончила летнюю службу 23 ноября в расположенной западней Оренбурга крепости Переволоцкой.

Знаковым событием, дававшим понять калмыкам, что военная администрация не на словах, а на деле признала несправедливость причиненных им обид и унижений, случившихся во время подавления предыдущего башкирского восстания 1739 г., и намерена впредь защищать их от разного рода притеснений, стало отстранение от командования поручика Луцкого. В вину ему было поставлено самоуправство при вынесении наказания трем есаулам и рядовым калмыкам. Командование отрядом Луцкой был вынужден передать калмыцкому войсковому ротмистру Хошке [3. Оп. 1. Д. 36. Л. 518520].

После возвращения в Ставрополь все командировавшиеся в Башкирию калмыки получили по 50 к. в качестве вознаграждения. Отдельно были отмечены заслуги войскового судьи Павла Торгоут-

ского: «В бытность его при ставропольской пятисотной калмыцкой команде против бунтовавших башкирцев, как в Башкирии, так и в верху Яика, якоже и здесь до самого отпуску оную свою команду... содержал порядочно и сам поступал радетельно и храбро, за что он ординарное награждение получил. Однако, как главный их командир особливого Высочайшей Ея Императорского Величества милости знака достоин. Того ради, его, судью саблею или другим чем наградить» [3. Оп. 1. Д. 36. Л. 539-539 об.].

Во второй половине 60-х гг. XVIII в. участилось использование ставропольских калмыков в карательных экспедициях, направлявшихся для подавления народных волнений. Ставка, вероятно, делалась на верноподданнические чувства калмыцкой знати и отсутствие контактов с местным населением, учитывался и прежний опыт привлечения калмыков к карательным акциям в период башкирских восстаний.

В 1767 г. по требованию казанского губернатора против бунтовавших крестьян в Симбирский уезд был командирован отряд ставропольских калмыков и казаков из ближайших станиц общей численностью до ста человек [3. Оп. 1. Д. 87. Л. 106-106 об.].

В 1772 г. 600 калмыков в составе пятитысячного корпуса генерал-майора Ф.Ю. Фреймана участвовали в усмирении взбунтовавшихся яицких казаков. Перед Фрейманом стояла задача принудить казаков выдать зачинщиков беспорядков. Сбор правительственных войск, проходивший в станице Рассыпной, растянулся на две недели. В то же время к обороне и вооруженному сопротивлению готовилось и Яицкое войско. Большинство казаков было уверено, что оренбургский губернатор Рейнсдорп направил против них военный корпус без ведома императрицы.

Фрейману было поручено отправить по левому берегу Яика отряд из 600 чел. ставропольских калмыков и иррегулярных войск. Отряд этот должен был расположиться напротив Яицкого городка, рассредоточить разъезды и задерживать всех переправлявшихся из города [6, с. 88]. Сближение с мятежниками произошло 3 июня у речки Ембулатовки. В какой-то момент мятежным казакам удалось разгадать замысел Фреймана - силами кавалерии обойти их лагерь и нанести удар с тыла. Орудийным огнем мятежники сорвали маневр и захватили десять человек пленных. Двое пленников из числа ставропольских калмыков были убиты. На следующий день, рано утром, Фрейману удалось разместить свои батареи на примыкавших к реке возвышенностях и под их прикрытием обеспечить переправу корпуса на противоположный берег Ембулатовки. Невыгодное стратегическое положение заставило мятежников отступить в Яицкий городок. Сам городок был занят правительственными войсками без

единого выстрела. Большинство его жителей, переправившиеся за реку Чаган из опасения расправы, возвратились в свои дома. 86 чел. из числа зачинщиков и активных участников мятежа были арестованы и отправлены в Оренбург в распоряжение следственной комиссии [6, с. 99-102].

Искаженное представление о Ставропольском калмыцком войске как о надежной опоре царского правительства в Оренбургском крае развеялось уже на начальном этапе Пугачевского восстания -осенью 1773 г. калмыки с поразительной легкостью переходили на сторону пугачевцев, одним своим появлением наводивших панику на деморализованные отряды правительственных войск. Выбор рядовых калмыков, как правило, зависел от мнения войсковых старшин и посулов, на которые не скупился Е.И. Пугачев в своих устных и письменных обращениях. Однако среди рядового и командного состава ставропольских калмыков было немало и тех, кто в силу обстоятельств оказался в осажденном повстанцами Оренбурге и в Верхнеозерной крепости, продолжая храбро сражаться на стороне правительства [5, с. 49-52].

В XIX в. полицейские обязанности ставропольских калмыков сводились в основном к охранным и розыскным мероприятиям.

Перегружена нарядами была служба калмыков, оставшихся при войске после отправки на войну с Наполеоном пятисотенного Ставропольского калмыцкого полка. В течение всей войны калмыцкие отряды направлялись в Макарьев, где они обеспечивали порядок на знаменитой ярмарке. Их также привлекали для сопровождения в соседние города: Пензу, Симбирск, а также партий ополчения. В апреле 1812 г. десять калмыков во главе с урядником были направлены для поиска разбойников в Ставропольский уезд. Наряду с перечисленными командировками калмыки ежегодно продолжали нести службу на пограничной линииь [7, с. 287-288].

После возвращения из заграничного похода ставропольские калмыки к участию в войнах России с внешним врагом больше не привлекались. Они продолжали нести пограничную службу на форпостах Оренбургской линии [4] и периодически направлялись в соседние уезды для содействия полиции в поддержании порядка и поимке преступников.

Последняя такая командировка случилась в 1839 г. Симбирский гражданский губернатор Н.И. Комаров докладывал министру внутренних дел, что в городах вверенной ему губернии, особенно в Самаре и Сызрани, часто случаются поджоги, кражи, в некоторых уездах, расположенных вдоль рек Волги, Самары и Суры укрываются бродяги и беглые крестьяне. Задержать правонарушителей и восстановить порядок силами местной полиции не представлялось

возможным. Для исправления ситуации губернатор ходатайствовал о привлечении к полицейской службе калмыков Ставропольского войска и оренбургских казаков из станиц, находившихся в Симбирской губернии. Императорским указом казачьим станичным правлениям и Ставропольской войсковой канцелярии вменялось в обязанность по требованию симбирского гражданского губернатора «наряжать команды для содействия в нужных случаях местной полиции» [2. Оп. 11. Д. 602. Л. 1-2].

Приказы от Н.И. Комарова о командировании команд в уезды вверенной ему губернии в Ставропольскую войсковую канцелярию поступали дважды. Так, 1 июня он потребовал наряд в сто человек для «задержания подозреваемых в поджигательствах» и «удержании в покорности законной власти» жителей Корсунского, Сенгиле-евского и Сызранского уездов. Калмыков разбили на две равные команды. Первая команда в сопровождении четырех урядников и четырех зауряд-чиновников была направлена в Симбирск, вторая -с таким же командирским составом - в Сенгилей. 9 июня командующий Ставропольским войском полковник Золотарев отрапортовал в Оренбург о командировании еще одной команды из тридцати калмыков в распоряжение ставропольского уездного исправника. Калмыки должны были обеспечивать безопасное судоходство на Волге, вблизи Жигулевских гор, где «накануне пятью неустановленными разбойниками было ограблено судно крестьянина Г. Пантелеева» [2. Оп. 11. Д. 602. Л. 46-47].

Так начала складываться практика, позволявшая симбирскому гражданскому губернатору по своему усмотрению вызывать казачьи и калмыцкие контингенты без предварительного уведомления их основного начальника, командующего Оренбургским отдельным корпусом и оренбургского военного губернатора В.А. Перовского. Не имея возможности открыто противиться монаршей воле, Перовский информировал правительственные инстанции о злоупотреблениях гражданских властей и нерациональном использовании войск. Напоминал он и о том, что к полицейской службе привлекаются казаки, состоящие на льготе, тем самым они отвлекаются от полевых работ и других необходимых хозяйственных занятий. Ставропольские калмыки продолжали исполнять полицейские обязанности до второй половины июля 1839 г. «Их сменили направлявшиеся на службу в Москву 546 уральских казаков» [2. Оп. 11. Д. 602. Л. 56, 62 об.].

Описанные выше события показывают, что ставропольские крещеные калмыки регулярно привлекались к исполнению полицейских обязанностей. Можно даже сказать, что наряду с участием в войнах и охраной границ они стали частью их воинской повинности,

повинностью дополнительной, вызываемой стечением обстоятельств, а потому особенно обременительной как в материальном, так и моральном отношении.

Список литературы

1. Волжские Ставропольские калмыки: середина 30-х гг. XVIII в. - первая половина XIX в.: док. и материалы: в 4 т. Т. 1. - Ростов н/Д.: Изд-во Южного науч. центра, 2011.

2. Государственный архив Оренбургской области (ГАОО). Ф. 6. - Канцелярия оренбургского генерал-губернатора.

3. ГАОО. Ф. 3. - Оренбургская губернская канцелярия.

4. Джунджузов С.В., Любичанковский С.В. Межведомственные тяжбы вокруг земель калмыцкой команды Оренбургского казачьего войска (30-е гг. XIX в.) // Вестн. Ленингр. гос. ун-та им. А.С. Пушкина. - 2013. - № 2. - С. 119134.

5. Джунджузов С.В. «Пугачевское замешательство» и Ставропольское калмыцкое войско // Вестн. Самарск. гос. ун-та. - 2013. № 2 (103). - С. 49-52.

6. Дубровин Н. Пугачев и его сообщники. Эпизод из истории царствования Екатерины II 1773-1774 гг. - СПб., 1884. - Т. 1.

7. Максимов А.Н., Очиров У.Б. Калмыки в наполеоновских войнах. -Элиста, 2012.

8. Худайгулов Т.С. Башкирское восстание 1755-1756 гг.: автореф. ... канд. ист. наук. - Уфа, 2008.

9. Чулошников А.П. Восстание 1755 г. в Башкирии. - М.,-Л., 1940.