CC BY
988
А. М. Агальцев
ОБЩЕНИЕ И КОММУНИКАЦИЯ
Современный глобализирующийся и трансформирующийся мир актуализировал проблему взаимодействия людей, групп, общностей, регионов, человечества как целостного субъекта. Это взаимодействие наиболее репрезентативно в процессах общения и коммуникации. Не только в обыденном сознании, но и нередко в исследовательской литературе эти дефиниции употребляются как синонимы, что ведет к иллюзиям, искажениям и заблуждениям как теоретического, так и праксеологического характера. Поэтому сопоставительный анализ означенных понятий представляется настоятельной необходимостью.
В исследованиях последней трети XX — начала XXI в. философов, психологов, социологов, культурологов Б. Г. Ананьева, Г. М. Андреевой, В. С. Барулина, Г. С. Батищева, М. М. Бахтина, В. В. Бибихина, В. С. Библера, Ю. М. Бородая, А. А. Брудного, Л. П. Буевой, И. И. Докучаева, М. С. Кагана, И. С. Кона, А. А. Леонтьева, Ю. М. Лотмана, М. К. Мамардашвили, Ю. И. Мирошникова, Б. Д. Парыгина, М. К. Петрова, Б. Ф. Поршнева, А. В. Резаева и др. поставлены и анализируются сущностные, многоплановые и разноуровневые аспекты соотношения общения и коммуникации. Обращение к креативным идеям, положениям, гипотезам, выводам фрагментарного и концептуального характера в этих исследованиях позволяет обозначить и эксплицировать узловые моменты соотношения общения и коммуникации.
В исследовательской литературе существует несколько подходов к анализу общения: общение исследуется в философском, психологическом, социологическом, социальнопсихологическом, семиотическом, прагматическом и др. аспектах. Такой многоаспектный подход делает настоятельной, прежде всего, социально-философскую экспликацию общения. Известно, что одной из главных задач любого научного исследования должно быть объяснение объекта в его полноте и целостности. Целостная характеристика общения требует выделения системообразующего элемента, выступающего инвариантом всех моментов общения: и как процесса взаимосвязи, взаимодействия, и взаимопонимания (и непонимания), и взаимовлияния, и регулирования, и единения — обособления, и, наконец, самообщения. Таким системообразующим инвариантным элементом выступает субъектно-субъектное взаимодействие индивидов на основе их сообщенности. Сущностный анализ общения ставит задачу соотнесения его с другими социально-философскими категориями, прежде всего, с деятельностью и общественными отношениями. Этот анализ проведен нами в монографии «Природа общения»1.
Мы можем резюмировать, что: 1) Данные категории в их взаимосвязи и взаимодопол-нительности репрезентируют и интерпретируют основные стороны активности системы человек — общество. 2) Деятельность акцентирует динамический процесс изменения субъектом объекта и самопреобразования субъекта. Общественные отношения, аккумулируя результаты деятельности, представляют воплощение человеческой совместности и образуют социальную основу последующей деятельности. 3) Общение выступает атрибутивной стороной деятельности и общественных отношений. Деятельность и общественные © А. М. Агальцев, 2008
отношения реализуются в процессе общения. Вне общения деятельность и общественные отношения не существуют. Системообразующей инвариантной составляющей всего многообразия аспектов общения является субъект-субъектное взаимодействие индивидов, общностей на основе их сообщенности. Выявление социально-философского, в том числе дефинитивного, контекста общения позволяет перейти к концептуальному анализу соотношения общения и коммуникации.
Интересным и перспективным представляется сопоставление общения — коммуникации в работах Ю. И. Мирошникова. Он рассматривает общение как «процесс со-бытия людей», в котором они действуют как сопричастные друг другу субъекты и где психологические и духовно-нравственные качества «каждого входят в общую структуру их жизненной ситуации. Общение людей включает в себя процессы коммуникации, взаимодействия и взаимного познания»2. Таким образом, коммуникация как передача информации оказывается необходимой стороной общения. Однако целостный акт общения, правомерно отмечает автор, — «явление, несомненно, более богатое, многостороннее и сложнее», чем феномен коммуникации. А основную демаркацию автор видит в разных измерениях развития смысловых интенций понятий «общение» и «коммуникация». «Общение» тяготеет к сфере личностного, экзистенциального начала, а «коммуникация» — к сфере социальноонтологического, технико-орудийного3. Эта демаркация требует уточнения: полагаем, что именно общение — измерение онтологическое, экзистенциально-феноменологическое, а коммуникация — онтическое, информационно-инструментальное измерение. Да и сам Ю. И. Мирошников эксплицирует это различение далее: «Коммуникативный процесс, оторванный от других элементов общения, взятый сам по себе, не имеет внутреннего смысла, не способен объяснить суть человеческой культуры. Энергия движения социокультурной информации поступает из тектонических недр непосредственных отношений Я и Ты»4, т. е. из недр общения. В другой работе Ю. И. Мирошников еще раз подтверждает и усиливает онтологическое измерение общения: «Внутренняя цель общения — поддержание социальной связи: человек как субъект общения утверждает себя в со-бытии с другими людьми»5. Индикатором достижения этой цели является взаимопонимание субъектов общения.
Есть и другие интересные и креативные соотнесения общения и коммуникации в работах Г. М. Андреевой, Г. С. Батищева, И. И. Докучаева, М. С. Кагана, Б. Д. Парыгина, М. К. Петрова, А. В. Резаева и др. авторов. Обобщая многообразие позиций, в чем-то совпадающих, в чем-то расходящихся или пересекающихся по ряду аспектов, полагаем необходимым акцентировать следующие моменты соотносительности общения и коммуникации.
1. Прежде всего, общение, как отмечено выше, есть взаимодействие между людьми, субъект-субъектное отношение. Конституирующим основанием общения является его бытийность. Исследование генезиса общения открывает его роль как одного из атрибутивных факторов становления социума и человека как общественного существа. Выясняется, что общение, являясь незаменимым социокультурным средством гоминизации (очеловечивания), складывается, выкристаллизовывается и как важнейшая цель взаимодействия сформировавшихся людей. Вторым важнейшим средством гоминизации, на которое обратил внимание еще Кант, является исключительно значимое «развитие нравственного элемента» в поступках человека — элемента, который социокультурные (искусственные, неврожденные) «навыки необходимо предполагают»6. На последующих этапах истории и особенно в период Модерна и современного перехода от него к антропогенной цивилизации
взаимосвязь общения и бытия, общения и поступка-события как сердцевины нравственности актуализируется чрезвычайно. Можно сказать, эта проблематика становится судьбоносной для человечества. Ибо системный кризис, переживаемый современной Ойкуменой, есть, прежде всего, кризис ее духовно-нравственных ценностей, стратегии ориентиров. Кризис поступка, выражающий утрату духовно-нравственных ценностей, ориентиров, есть кризис и общения. Ведь поступок как со-бытие не существует вне общения. Он всегда (даже когда совершается в мысли — намерение) есть взаимодействие: с мыслями других людей, с вещами, объектами природы, артефактами; общение с людьми близкими или далекими. Поэтому есть основание говорить о глубоком кризисе общения, шире — взаимодействия людей. Кризис общения проявляется, прежде всего, в нарушении меры между интеграцией, единением и дифференциацией, обособлением. Причем, если на уровне макросистем — социумов, регионов — приоритетными становятся интеграционные процессы, то во взаимодействиях микросистем — отдельных общностей, групп, индивидов — происходит гипертрофия центробежной интенции, обособления, разобщенности. «Разъединение стало в наши дни самой привлекательной и широко практикуемой игрой»7. Но истоки резкой дисгармонии двух ведущих интенций взаимодействия людей уходят в нововременную эпоху Модерна: разобщенность людей различных профессий, их отчужденность есть результат разделения труда и узкой специализации.
Невозможность преодоления отчуждения, социальной и нравственно-духовной разобщенности оставляет человека за пределами его бытия: встреча с самим собой и с Другим не состоялась, общение не случилось. Ведь «само бытие человека (и внешнее и внутреннее) есть глубочайшее общение. Быть — значит общаться»8 (разрядка — М. Б).
Итак, общение есть сопричастность бытию, реализуемая в поступках-событиях, посредством которых человек обретает подлинное существование, приникает к истокам чистого бытия. Общение выводит человека в онтологическое, историческое измерение. Коммуникация как инструментально-информационное обслуживание повседневной жизнедеятельности людей является необходимым инструментом функционирования социума и индивида в онтическом измерении.
2. Сопричастность общения бытию предполагает его нравственную интенцию. Ведь бытие по своему генезису и определению находится в сфере нравственности. Становление самой философии было «не только открытием онтологии, но и открытием этики». Требовалось такое понимание бытия, которое объясняло бы человеку, как ему поступать, «чтобы добраться до него. Онтология уже в себе содержит этическое начало. Апейрон Анаксимандра есть средоточие справедливости. Числа пифагорейцев сопряжены с добродетелями»9. И, наоборот: «Где нет числа и меры, / Там хаос и химеры», — полагали древние греки. А. А. Гусейнов приходит к выводу, что «человеческая мысль изначально скована этико-аксиологическим обручем. Мыслить — значит выделять область нравственно-значимого существования... Словом, — акцентирует автор, — онтология этична. Но и этика онтологична... Мораль есть область поступков»10. Притом, таких поступков, посредством которых человек обретает самого себя, свое подлинное существование. Эти поступки-события реализуются в общении, но не в повседневной информационной коммуникации, а в глубинном общении — онтообщении.
3. Третье различение, органически связанное с первыми двумя, заключается в характере и объеме вступления во взаимодействие. В коммуникацию человек вступает частично, фрагментарно, ущербно, как агент определенной роли, функции, отделяя от себя селективную информацию для сообщения другому. Поэтому любая, даже самая точная
и правдивая в своих границах информация не является истинной, ибо она извлечена, оторвана от целостного контекста и вследствие этого не вполне искренна здесь. Искренна только вся полнота бытия, раскрытая безусловно. Мысль изреченная только тогда не есть ложь, когда через мысль представляет (репрезентирует) себя личностный поступок — само-бытие-поступок. В коммуникации проявляется частичное, опасливо притаенное, отселек-тированное взаимодействие:
Есть игра: осторожно войти,
Чтоб внимание людей усыпить;
И глазами добычу найти;
И за ней незаметно следить11.
В противоположность этому личностный поступок предполагает не частично фрагментарную связь, а целостное, открытое к приятию Другого общение. Личностный поступок — не единичное, одноразовое действие, а то, из чего складывается вся жизнь поступающего: интенция мысли, чувства и их воплощение, проживание. Именно, жизнь-поступление как органическое единение личностных поступков обусловливает целостное восприятие мира, что в свою очередь открывает возможность его понимания, истинного постижения в процессе общения. Это еще одно разграничение общения и коммуникации.
4. Общение сопричастно истине по своей целостной и самооснованной природе. Коммуникация в силу своей фрагментарности, частичности наряду с истиной транслирует заблуждение; учитывая интересы, ценности потребительского общества возможна трансляция лжи, дезинформации, особенно с целью манипулирования психикой людей, когда коммуникативные навыки превращаются в искусство имитации общения при отсутствии подлинной общности ценностей, интересов. Логическое завершение такой псевдоактивности, мимикрии общительности — устало-агрессивное (близкое к пограничной ситуации) нежелание искать, строить эту общность, стремиться к ней, становиться достойным ее. Отметим также, что информация в коммуникации выхолощена стандартными, шаблонными фильтрами, особенно в СМИ и массовой культуре («как стих без мысли в песне модной.»), и потому она анемична, безжизненна, и в ней нет места для свято чтимых высших ценностей: свободы, добра, великодушия, милосердия.
Возрождение этих и других ценностей тесно связано с восстановлением полноценного общения как необходимого условия формирования интеллектуального пространства, в котором становится возможным рождение своей живой мысли. Живая, истинная мысль предполагает (имманентно включает) аутокоммуникацию, общение с самим собой — открытие, узнавание собственной мысли во внутренних движениях интеллекта, духа (души) и ее экстериоризацию в поступках, действиях. Перефразируя М. К. Мамар-дашвили, можно сказать: Я существую в мысли, а не только она во мне. Мысль и ее личностное измерение, следовательно, открываются, взрастают, раскрывают свой креативный потенциал в процессе общения и самообщения. Итак, общение, будучи самооснованным и личностно ориентируемым, способно к целостному и истинному постижению действительности. А коммуникация в силу своей фрагментарности функционирует как процесс передачи сообщений, информации, не претендующих на истинность. Жан-Жак Руссо сказал однажды, что он нашел идеальный язык — язык, на котором невозможно лгать. Идеально точным языком, языком истины, по Руссо, оказался язык общения матери со своим грудным ребенком: мать беседовала со своим младенцем с помощью улыбки. Природа же конвенциональных знаков, посредством которых реализуется коммуникация, «включает в себя саму возможность лжи»12.
5. Важное отличие в способах адекватной самореализации с остоит в том, что структура коммуникаций монологична, а структура общения — диалогична, что обусловлено различием их оснований. Если коммуникация представляет информационную связь индивидов посредством конвенциональных знаков, то общение есть взаимодействие мыслящих личностей.
Общение диалогично по своей личностно-мыслительной природе. Любое общение инициируется, провоцируется мыслью; оно же, в свою очередь, усиливает, амплифици-рует мысль. Мысль незаданна, неожиданна: она может быть порождена, открыта, узнана, а может остаться неизвестной, неузнанной. Одно из возможных прочтений мысли — увидеть в видимом невидимое, в известном — неизвестное. Сама мысль диалогична в своей основе (по своей природе): во-первых, мысль есть взаимодействие известного с неизвестным, явленного и скрытого; во-вторых, живая мысль всегда создает интеллектуальное напряжение, мысль открыта к диалогу, сопоставлению с другими мыслями, подтверждающими ее, развивающими, корректирующими или опровергающими. Еще один онтологический аспект диалогичности мысли акцентирует М. К. Мамардашвили: «мысль есть наш способ приобщения к некоторой динамической вечности или к вечному настоящему, к тому, что есть всегда, или всегда становится, всегда осуществляется. Мы к этому можем приобщиться актом, который и есть мысль. А если этого акта не совершаем, то наша душа и мы сами разрушаемся в потоке» (курсивМ. М.). Вечное настоящее «есть какая-то область, где одновременно в переплетении, взаимодействии, в перекличке, в символических корреспонденциях даны многие явления, акты, связи, люди; где Платон одновременен нам и мы одновременны Платону»13. В подготовительных материалах к Картезианским размышлениям М. К. Мамардашвили развертывает экспликацию: «Такое существование, что мы, “закрыв окна” точками интенсивности (что открывает возможность философствования — генерирования живой мысли — А. А.), входим в мир, в котором общение с Платоном реальнее, чем общение с соседом»14. Почему? В чем дело? Дело в том, «что мысль выступает там, где человеческая история разыгрывается как драма, а человеческая драма вечна»15. Драма разыгрывается, когда человек живет, действует, мыслит, общается подлинно, а не имитирует; когда не зная результата, проходит свой путь до конца. Результат драмы неизвестен, непредсказуем. Нет готового ответа до завершения пути.
Еще один признак мысли — это живое знание, деятельная мысль. И она же — познавательное событие, событие-поступок. Концепт «жить в собственной мысли», обоснованный и реализованный Декартом, с особой силой актуализировался в XX в.: в философии поступка, диалогического общения М. М. Бахтина, в метафизике М. К. Мамардашвили, в коммуникативном действии Ю. Хабермаса.
В анализе полифоничности романов Ф. М. Достоевского как вершины, достигнутой в области диалогического понимания человеческой мысли, М. М. Бахтин создает и во многом реализует проект междисциплинарного (философского, филологического, нравственно-аксиологического и др.) исследования диалогического общения. Центральное место в этом исследовании занимает рассмотрение мысли как стержневого основания диалога. Полемизируя с такими знатоками Достоевского, как Мережковский, Шестов, Розанов, которые пытались навязать Достоевскому единую систему мыслей, М. М. Бахтин подчеркивает, что на самом деле «Достоевский как раз не признавал никакой системы», т. к. был убежден, «что всякая система искусственна и насильственна. И прежде всего это насилие над человеческим умом и сердцем. Мысль человека не систематична, а диалогична. То есть она требует ответа, возражений, требует согласия и несогласия. Только в атмосфере этой свободной борьбы человеческая и художественная мысль может
развиваться»16. Исследуя мысль как некий живой организм, Достоевский обнаруживает диалогическую природу не только мысли, но и диалогическую природу ее центрального нерва — идеи. «Достоевский сумел открыть, увидеть и показать истинную сферу жизни идеи. Идея живет не в изолированном индивидуальном сознании человека — оставаясь только в нем, она вырождается и умирает. Идея начинает жить, т. е. формироваться, развиваться, находить и обновлять свое словесное выражение, порождать новые идеи, только вступая в существенные диалогические отношения с другими чужими идеями. Человеческая мысль становится подлинною мыслью, т. е. идеей, только в условиях живого контакта с другою чужою мыслью, воплощенной в чужом голосе, т. е. в чужом выраженном в слове сознании. В точке этого контакта голосов-сознаний и рождается и живет идея»17 (разрядкаМ. Б.). Обращает на себя внимание тесная взаимосвязь отмеченной выше диалогичности общения в личностно-мыслительном контексте. О диалогичности мысли уже сказано, а сейчас важно акцентировать диалогичность личностного измерения общения. Личность сама есть всегда непрекращающийся диалог, явный или скрытый, с самой собой — своим alter ego или с другой личностью. Атрибут личности — рефлексия, а рефлексия всегда есть диалог.
В общении-диалоге личностей идея рождается и живет только в условиях живого контакта с другою чужою мыслью, выраженной в чужом голосе или в чужом выраженном в слове сознании. Очень важная акцентировка: живой контакт разных голосов, разных сознаний, выраженных в словах, дарует жизнь идее. Без слова идея неизвестна, не услышана, не понята, не отвечена.
Мысль и идея в органической связи с личностной самооснованностью отличают диалогическое общение от коммуникации. Общение и самообщение инициируют живую, творческую мысль, рефлексию и саморефлексию, что рождает чувства личной ответственности (за мысли и действия), собственного достоинства, а коммуникация ограничивается передачей знаний, информации, сообщений, возможна и дезинформация.
Таким образом, конститутивные характеристики общения — это бытийность, нравственная интенция, целостность, самооснованность, диалогичность в личностномыслительном измерении. Все эти моменты выявляются в сущностном различении общения и коммуникации, которое идет в аспекте понимания — непонимания. Истина не передается, если я не открыл ее сам. Когда во мне что-то завязалось, заискрило, открылось, стало понятным, и если это понятно другому, это означает, что общение (со-общенность) произошло. Но если этого пред-понимания нет — никакой диалог не поможет: общения не будет, а будет коммуникация, контакт. Здесь один из ведущих аспектов демаркации общения и коммуникации: а) общение — когда субъекты взаимодействия понимают друг друга; коммуникация возможна и без понимания; б) общение — взаимодействие, связь истин; коммуникация — передача информации, в том числе и ложной (дезинформации, различных форм манипулирования); в) общение выявляет достоинство, великодушие личностей; коммуникация — аксиологически индифферентна, возможно и негативное отношение сторон (или одной из них); г) общение — проживание в собственной мысли и посредством этого самоизменение, самопреобразование как путь духовного рождения; коммуникация — сохранение status-quo или деградация; д) общение — самооснованность субъектно-субъектных отношений; коммуникация — внешняя детерминация. Но не следует абсолютизировать различия общения и коммуникации. Любое общение включает в себя коммуникацию, но не всякая коммуникация достигает уровня общения. Нельзя также считать один вид взаимодействия более совершенным, высоким, а другой менее
совершенным. Их использование зависит от социокультурной ситуации, класса задач, решаемых взаимодействующими людьми. Тождество общения и коммуникации состоит в очень важном моменте: нормальное, а тем более оптимальное, функционирование общения и коммуникации возможно в условиях демократического государства, развитого гражданского общества, доверия и взаимного уважения людей.
I См.: Агальцев А. М. Природа общения / Томский гос. ун-т. Томск, 2QQ7. С. 21-27.
2Мирошников Ю. И. Аксиологическая структура социокультурной коммуникации / РФО, Межвуз. центр проблем непрерыв. гуманитар. образования при УрГУ им. А. М. Горького. Екатеринбург, 1998. Вып. б. С. 1Q7.
3 Мирошников Ю. И. Аксиологическая структура социокультурной коммуникации / РФО, Межвуз. центр проблем непрерыв. гуманитар. образования при УрГУ им. А. М. Горького. Екатеринбург, 1998. Вып. б. С. 1Q7.
4Мирошников Ю. И. Аксиологическая структура социокультурной коммуникации / РФО, Межвуз. центр проблем непрерыв. гуманитар. образования при УрГУ им. А. М. Горького. Екатеринбург, 1998. Вып. б. С. 1Q8.
5Мирошников Ю. И. Культурная коммуникация // Основания социального бытия. Екатеринбург, 2QQ2. С. 94, 1Q8.
б Кант И. Предполагаемое начало человеческой истории // Кант И. Трактаты и письма. М., 198Q.
С. 45.
7Бауман З. Индивидуализированное общество. М., 2QQ2. С. 15.
8Бахтин М. М. 19б1 год. Заметки // Бахтин М. М. Собр. соч.: В 7 т. М., 199б. Т. 5. С. 344.
9 Философия и этика. Беседа с А. А. Гусейновым // Вопросы философии. 2QQ3. № 12. С. 59.
1Q Философия и этика. Беседа с А. А. Гусейновым // Вопросы философии. 2QQ3. № 12. С. 59.
II Блок А. А. Собр. соч.: В б т. Л., 198Q. Т. 2. С. 2Q4.
12 Лотман Ю. М. Наследие Бахтина и актуальные проблемы семиотики // Лотман Ю. М. История и типология русской культуры. СПб., 2QQ2. С. 153.
13Мамардашвили М. К. Эстетика мышления. М., 2QQQ. С. 2Q7-2Q8.
14 Встреча с Декартом. Философские чтения, посвященные М. К. Мамардашвили. М., 199б. С. 391.
15Мамардашвили М. К. Эстетика мышления. М., 2QQQ. С. 2Q8.
1бБахтинМ. М. О полифоничности романов Достоевского // Бахтин М. М. Собр. соч.: В 7 т. М., 2QQ2. Т. б. С. 459.
17Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского // Бахтин М. М. Собр. соч.: В 7 т. М., 2QQ2. Т. б. С. 99.
