CC BY
19
ЛИТЕРАТУРА. ИСКУССТВО. ФОЛЬКЛОР
Р.Ф. Хасанов
ОБЩЕЕ И ОСОБЕННОЕ В БАШКИРСКОМ ИСТОРИЧЕСКОМ РОМАНЕ КОНЦА XX ВЕКА
Выявление общего и особенного в литературных произведениях является одной из задач их типологического изучения, что предполагает систематизацию, «раскрытие тех принципов и начал, которые позволяют говорить об известной литературно-эстетической общности, о принадлежности данного явления к определенному типу, роду» [I, с. 12].
Общие типологические признаки в современном башкирском историческом романе, прежде всего, отмечаются в области идейного содержания, в системе образов и в изображении конфликта. Как известно, тип проблематики и характер основного конфликта в целом составляют жанровую доминанту исторического романа. Например, большинство башкирских романов послевоенного периода посвящено изображению многовекового пути народа к национальной независимости, его борьбы против всяких форм угнетения. Тема народа, его историческая судьба, в т.ч. и его выдающихся представителей, являясь магистральной линией башкирской исторической романистики, определяет идейно-художественное содержание произведений. Широта и масштабность исторической темы во многом определяют способы, приемы, методы ее художественного решения и воплощения. Поэтому не случайно создание таких панорамных эпических полотен, как «Кинйэ» (1-се китап. 0фе, 1982; 2-се китап. 0фе, 1988; 3-се китап. 0фе, 2003; «Кинзя») Г. Ибрагимова, «"Канты илле биш» (0фе, 1996; «Кровавый пятьдесят пятый») Г. Хусаинова, «Шунда ята батыр Иейэге» (0фе, 2005; «И лежит батыр навечно») Н. Мусина и др.
Исследуя сюжетно-композиционные особенности большого эпического жанра в его исторических разновидностях, Р. Баимов пишет, что «...внимание к героическому прошлому, монументальность героя, изображенного в контексте истории, широта охвата народной жизни в ее национально-самобытном проявлении, наличие фольклорно-этнографического, романтического мироощущения — все это является определяющей чертой эпопейных качеств романов данного типа» [2, с. 234]. Эпическое качество романов башкирских авторов достигается благодаря изображению жизни народа в различных ее проявлениях, его видныгх деятелей, сочетанию трагического и героического. В них налицо эпическая устремленность: обилие действующих лиц, масштабность авторского взгляда на события и лица истории, значительный объем; основной конфликт касается поворотных пунктов в жизни народа; их сюжетно-композиционная структура организована обращением к конкретно-историческим катаклизмам изображаемой эпохи. «Совершенно очевидно, — отмечает исследователь, — что эпопея, и древняя, и современная, не существует вне героического, вне национально-исторической тематики, и это отличает ее от всех других жанровыгх форм» [3, с. 36—37]. Вместе с тем следует отметить, что исторический роман последнего времени стремится к сокращению событийно-описательного материала и к усилению субъективного начала. В современных исторических повествованиях сильно выражены лирическая струя и так называемый «внутренний сюжет». В них присутствует психологически глубо-
Хасанов Рашит Фаукатович, доктор филологических наук, профессор, декан филологического факультета Бир-ской государственной социально-педагогической академии
©Хасанов Р.Ф., 2009
кое изображение морально-нравственных коллизий, связанных с душевным состоянием той или иной исторической личности, борением страстей, столкновением взглядов и характеров, например, изображение противоречивых чувств Алдара Ися-каева в кульминационные моменты восстания и его противостояния с А.И. Тевкелевым в романе «Шунда ята батыр Иейэге» Н. Мусина, обусловленные различием характеров, несовпадением моральных установок. Такая ситуация наблюдается и в романах А. Хакимова, Б. Рафикова при изображении взаимоотношений сэсэнов Хабрау, Саиф и Кул Гали с Хромым Тимуром и Тохта-мышем. В романах Г. Хусаинова, Р. Баимова развитие лирико-романтической линии видно в показе Батырши, Заки Валиди в кругу семьи, родных и близких, на лоне природы и т.п.
Все это говорит о том, что в современном историческом романе сильны и центростремительные тенденции. Общественные процессы, исторические события в нем увидены через призму личности, осмыслены как результат деятельности человека и ценны, значимы прежде всего своим духовно-нравственным потенциалом, личностным началом. Суть романного содержания, романной ситуации в таком случае определяется тем, как прослежена история характера, показана его обусловленность обстоятельствами, изображены духовные искания личности.
Сказанное выше позволяет прийти к выводу, что наиболее продуктивной разновидностью исторического романа является та, которая сочетает в себе элементы как панорамного, так и «центростремительного» романа. В ней мы находим и неспешно, размеренно развертывающийся сюжет, воссоздающий панораму бытия, и сосредоточенность авторского взгляда на психологию героя.
Развитие романа социально-аналитического типа также свидетельствует о творческом споре современных романистов с авторами традиционных форм историко-революционной прозы. Осмысление, художественный анализ событий и лиц революционной эпохи ведется с позиций, обусловленных перестроечным временем. Стремление преодолеть субъективизм, тенденциозность при изображении явлений и лиц революционного прошлого, выявить их нравственно-психологическую сущность, внимание к частной судьбе — вот составляющие идейно-художественной структуры романов «Дауылдан котолоу юк» (Офе, 2004;
«Нет спасения от бури») А. Хакимова, «Тамып та гына хала кандары» (0фе, 1993; «Кровавая земля») Г. Хисамова, «Сыбар шоцкар» (0фе, 1997; «Кречет мятежный». Уфа, 2002) Р. Баимова, «Котолоу юлдарын тапманым» (0фе, 1991; «Не нашел путей спасения») М. Ямалетдинова, «Ысыктан эйелэ кылган» (0фе, 1993; «От росы пригибается ковыль») Р. Уметбаева и др.
Общее в башкирском историческом романе в немалой степени обусловлено и тем, что в становлении романных форм, в формировании романного мышления в башкирской литературе ведущую роль сыграли две тенденции, связанные с взаимодействием различных традиций. «С одной стороны, — пишет Р. Баимов, — реализма, особенно русской советской романной традиции (М. Горький, М.А. Шолохов), с другой — поэтики эпических форм восточной литературы, которые в известной степени можно рассматривать как собственно-национальные традиции, ибо в дореволюционный период башкирская литература развивалась в русле восточных литератур» [4, с. 160].
Типологическая общность произведений башкирских писателей обусловлена тем обстоятельством, что они принадлежат к одной национальной культуре и литературе, творят в едином историко-культурном пространстве, нацелены на решение общих идейно-эстетических задач. Здесь можно вести речь об общественной обусловленности литературно-типологических аналогий, природа которых определяется социальными и идейными факторами времени. Само время, литературный плюрализм, свобода слова открыли творческим личностям новые возможности в художественном осмыслении, анализе исторического прошлого, в извлечении его уроков, позволили обратиться к ранее запретным темам, «белым пятнам» истории. Во многом благодаря писателям-истори-кам массовый читатель узнал о неизвестных обстоятельствах жизни Кахыма, Акмуллы, Батыр-ши, Карасакала, Алдара и других деятелей, по-новому взглянул на личность и судьбу Заки Ва-лиди, окарикатуренного литературной традицией предыдущих лет.
В этих героях воплощены черты национального характера, что также является типологической чертой романов. Например, любовь башкир к музыке, песне автор романа «Кречет мятежный» ярко демонстрирует в эпизодах, когда Заки Валиди с упоением слушает мелодию курая, пение солдат возле ночного костра. Почти во всех
романах есть батальные сцены с участием центральных персонажей, ярко демонстрирующие боевое искусство народа. Но для башкира главная ценность в жизни — это труд, мирная жизнь, дом, семья, хозяйство. Поэтому искусный воин, умелый военачальник Алдар поглощен заботами о семье, детях, земле, домашнем хозяйстве, а герои Г. Ибрагимова, Б. Рафикова, Р. Баимова часто думают о занятиях наукой, искусством, создании книг по истории своего народа. В центре внимания авторов — духовно богатая личность, устремленная к борьбе за свободу своего народа, обладающего знанием путей ее достижения, верящего в торжество справедливости. Судьбы Кинзи, Алдара, Карасакала, Батырши, Заки Ва-лиди и других неотделимы от судеб родного народа. Жанровая общность романов Б. Рафикова, Г. Хусаинова, Р. Баимова, Н. Мусина определена тем, что в центре повествования — даже когда персонажей много — один детально выписанный образ, судьба, а не историческое событие, что рамки действия ограничены во времени (это время жизни исторического деятеля); если хронотоп и расширяется, то не за счет введения новых событий и лиц, а за счет изображения духовной, интеллектуальной деятельности центрального героя.
В романах башкирских писателей-историков нашла отражение ведущая проблема множества исторических романов — отношения между личностью и народом. В этом плане следует особо выделить романы «Салауат-батыр» (0фе, 2004; «Салават батыр») Я. Хамматова и «Кречет мятежный» Р. Баимова. Центральные персонажи в них часто изображены в гуще народа, в общении с простыми людьми. Салават ездит по кишлакам, заводам, кочевьям, собирает войско, поднимая народ на борьбу. Автор рисует слияние героя с массами, их любовь к своему батыру.
Ситуация в романе «Кречет мятежный» такова: люди с интересом относятся к Заки Валиди, много о нем наслышаны. Многозначителен эпизод, в котором делегаты Всебашкирского Курултая преподносят ему в дар скакуна. Как известно, у башкир такой обряд совершается только в честь дорогого и уважаемого человека. Примечательны в этом плане отношения центрального героя с односельчанином Асылбаем, который с некоторой опаской смотрит на него. Несвободный от сословных предрассудков, он видит в Заки Валиди лишь барина, а не борца за национальную
независимость. Тем не менее, именно он, рискуя своей жизнью, спасает его от плена.
Типологическая близость романов ощущается и в способах создания образа героя. В них есть элементы романтики, способствующие созданию возвышенного, гармонически цельного, несколько идеализированного его облика. В портретной характеристике, в изображении внутреннего мира героев А. Хакимова (Хабрау, Серебряная Капля, Кувандык, Янбай), Б. Рафикова (Кул Гали, отчасти Юлиан и Карасакал), Я. Хамматова (Кахым Ильмурзин) видны черты романтического стиля. Лейтмотивом в воссоздании личности, в изображении судьбы, характера героя является драматический, порой трагический элемент. Романисты исходят из того положения, что судьба большой личности, вступившей в борьбу с социальной несправедливостью, против угнетения и тирании, трагична. Хотя не все романы заканчиваются гибелью героя, но писатели четко дают осознать эту непреложную истину.
С этим связана такая типологическая общность башкирской исторической романистики, как изображение конкретного социально-исторического конфликта. Исторический роман по своей жанровой сути — это всегда обращение к крупным историческим событиям: войнам, восстаниям, сыгравшим большую роль в судьбе определенной нации, страны, к социально-политическим факторам, определившим облик той или иной эпохи. Это всегда изображение конфликтного, тревожного состояния мира, нарушенной гармонии, драматических, трагических судеб, показ личности на изломе, в моменты наивысшего напряжения.
Своеобразие конфликта в историческом романе заключается в его многофункциональности. Он позволяет выйти на существенные стороны произведения: охарактеризовать его сюжетно-композиционную организацию, жанровые, стилевые особенности, расстановку системы образов, рассмотреть проблему соотношения факта и вымысла, достоверности конфликта. «Своеобразие конфликта в значительной мере предопределяет характеристику действующих лиц и их расстановку в процессе повествования», — пишет М.Б. Храпченко [5, с. 275].
Конфликт в историческом романе является выражением противоречий социально-политического и нравственно-психологического характера.
Что касается башкирского исторического романа, то в целом он характеризуется поликонфликтностью, синтезом конфликтов внешних и внутренних, социальных и личностных, объек-тивныгх и субъективных, локальных и глобальный, философских. Прежде всего романисты изображают основные социальные противоречия той или иной эпохи, внешнесобытийные, конкретно-исторические конфликты, которые определяют содержательно-формальную структуру произведений: проблематику, сюжетно-композиционный строй, жанр, систему образов, их расстановку. Конфликт между абсолютной властью, ее стремлением к колонизации малочисленных народов и свободолюбивыми устремлениями башкирского народа питает идейную и сюжетно-композиционную структуру романов Я. Хам-матова, Б. Рафикова, А. Хакимова, Н. Мусина, Г. Хусаинова, Р. Баимова и др. Это изображение борьбы самодержавной власти и личности, обреченной на поражение в неравном противостоянии. Трагедия Алдара, Карасакала, Батырши, Кусема, Саита и других вождей народа обусловлена конкретно-историческими конфликтами. Исторические коллизии проявляются в столкновении разных характеров, жизненных позиций, философий, идей. С учетом этого происходит расстановка системы образов в романах. Воплощением чаяний, настроений, тревог и надежд народа выступают его выдающиеся представители, предводители восстаний. Антинародная сила представлена в лице губернаторов Оренбургского края И.К. Кирилова, В.Н. Татищева, Л.А. Перовского, уфимского воеводы Сергеева, палача-карателя А.И. Тевкелева, императрицы Анны Иоанновны и других представителей самодержавной власти.
В то же время в поле зрения писателей находятся конфликты нравственные, психологические, внутренние, часто являющиеся следствием первыгх. Например, в романах «Шунда ята батыр Иейоге», «КараИакал» (Офе, 1989; «Карасакал». Уфа, 2001), «Канлы илле биш», «Салауат-батыр» на внешнесобытийный конфликт, связанный с противостоянием башкир и русского самодержавия, накладываются нравственно-психологические коллизии, представленные в изображении тех или иных героев. Эти противоречия позволяют авторам ставить вопрос о роли личности в истории, ее ответственности за судьбу народа. Порой на основе изображения внутренних конфликтов
писатели поднимаются до постановки общечеловеческих, гуманистических проблем.
В тех случаях, когда нравственно-психологические, внутренние коллизии изображаются более или менее выпукло, писатели показывают их детерминированность конкретно-историческими, внешними противоречиями. Алдар Исякаев, Ка-расакал, Заки Валиди переживают душевные муки от осознания своего бессилия что-либо изменить в тех исторических обстоятельствах, в которых они живут и действуют. Герой Н. Мусина испытывает угрызения совести оттого, что в самые напряженные дни и месяцы восстания оказался не у дел, изменил идеалам молодости, вынужден исполнять волю ненавистных ему представителей власти. Борения души у Карасакала вызваны пониманием им безысходности своего положения, невозможности самому решать свою судьбу. Примерно такие же внутренние нравственные коллизии, природа которых кроется не столько в личностных качествах героев, сколько в социально-исторических обстоятельствах, испытывают и персонажи других исторических романов. Не случайно в них много места отводится приему «субъективного повествования», внутреннему монологу, а не прямой речи.
Башкирский исторический роман всегда имел тесные контакты с устным народным творчеством, черпая из него мотивы, темы, сюжеты, образы, поэтические средства; при этом влияние последнего на литературные произведения происходило на содержательном и формальном уровнях. Как и в предыдущие десятилетия, башкирский исторический роман конца ХХ века пронизан мотивами, идеями и поэтикой фольклора, что также создает почву для его типологической характеристики.
Проявление устно-поэтических традиций заметно в романах Б. Рафикова. В романе «Ахыры-заман кеткэндэ» (Офе, 1996; «В ожидании конца света») на основе исторического предания он создает героико-романтический образ Бушман-бея, напоминающего гоголевского Тараса Бульбу.
Художественная память народа запечатлела героические личности предводителей башкирских восстаний: Кинзи Арсланова, Кахыма Ильмурзи-на, Алдара Исякаева, Карасакала, Кусема, Батыр-ши, Салавата, Юлая Азналина и др. Творческое освещение они нашли в романах Г. Ибрагимова, Я. Хамматова, Н. Мусина, Б. Рафикова, Г. Хуса-инова и др. Иногда мотив того или иного предания служит основой для создания вымышленно-
го, как правило, лирико-романтического сюжета. Например, в романе «Шунда ята батыр Иейэге» Мусиным своеобразно обработана легенда «Гиль-мияза». В ней говорится, что башкирская красавица Гильмияза, прославившаяся своими задушевными песнями, была насильно отдана замуж за казахского бая. Не выдержав тоски по родине, она сбежала из казахских степей и вернулась на родину. В романе Гильмияза является второй женой тархана Алдара и тоже не по своей воле оказывается у казахов. Автор сохраняет основной мотив легенды и семантику образа героини — изображает драматическую судьбу башкирской женщины, вынужденной страдать вдали от родины.
Общая тональность башкирского исторического романа, создание обобщенных образов сэ-сэнов, батыров, красавиц, мудрых старцев, воинов, выражение идеи добра и гуманизма, протеста против социальной несправедливости, антивоенный пафос — все это восходит к произведениям, созданным в недрах народа.
При выявлении общего, типологического «литературные явления подвергаются обобщению, а потому рассматриваются не в своей индивидуальности, а как результаты применения общих законов построения литературных произведений» [6, с. 25]. Если типологическая характеристика предусматривает известное теоретизирование и абстрагирование от предмета, то рассмотрение его (произведения) в «своей индивидуальности» способствует раскрытию особенностей его поэтики, стиля, помогает увидеть авторские находки в области языка, сюжетно-композиционных решений и т.п.
Рассмотрим стилевые своеобразия некоторых башкирских исторических романистов.
Отличительными особенностями романов одного из аксакалов исторической прозы А. Хакимова «Ьауыр кумта» (0фе, 2000; «Кожаная шкатулка»), «Думбыра сыцы» (0фе, 1986; «Плач домбры», М., 1988), «Дала моцо» (0фе, 2002; «Мелодия степи») и др. являются плотность и динамичность повествования, экспрессивность языка, героико-патетический, лирико-романтический пафос, образная символика, обращение к архетипическим образам, что созвучно со стилем, поэтикой и жанровыми особенностями произведений фольклора. Большую роль в сюжете романах играют легенды, исторические предания, другие фольклорные источники.
Романы А. Хакимова можно определить как «героико-романтические», учитывая вышеназван-
ные их качества, а также принципы работы автора с документом и фактом. Писатель довольно свободно обращается с имеющимся историческим материалом, активно используя при этом творческую фантазию, домысел и вымысел, тем самым создает художественную версию исторического прошлого своего народа.
Например, сюжет романа «Плач домбры» подсказан историей, но в целом построен на вымысле. В его основу легли события конца XIV в. и судьба легендарного певца-импровизатора, вои-на-сэсэна Хабрау. Автор работает по принципу «так могло быть в данных исторических обстоятельствах» и верно воссоздает историческую обстановку эпохи, когда башкирские племена оказались меж двух огней, двух противоборствующих сил. С одной стороны — хан Великой Орды Тохтамыш, с другой — эмир, «Владыка Вселенной» Хромой Тимур.
Другой известный романист Б. Рафиков также обратился к художественному исследованию древнего и средневекового периодов жизни башкир «Кенгэк» (Офе, 1995; «Кюнгак». Уфа, 2001), «Йондо^ар улсэулеге» (Офе, 1997; «Созвездие весов»), «Ахырытаман кеткэндэ».
Роман «Кюнгак», посвященный эпохе «великого переселения народов» в ^1—1Х вв., выгавле-нию генетического родства венгров и башкир, рассказу о прародителях башкирских племен — бурзянцах и юрматинцах, по своему жанру обретает характер романа-гипотезы, романа-предположения, романа-легенды.
Своего рода «романом испытания героя» является «Ахырытаман кеткэндэ» Б. Рафикова, в котором он стремится в широком плане показать эпоху до и в период монголо-татарского нашествия и отражение его в судьбе, жизни народов Европы и Азии. Отсюда сложная композиционная структура романа, наличие сюжетных линий, тесно переплетающихся между собой, а порой получающих самостоятельное развитие и звучание.
Совершенно новым действующим лицом в романе является образ венгерского монаха Юлиана, путешествующего по Древней Булгарии, Черному морю, башкирским степям в поисках своих генетических корней, сородичей. Через восприятие Юлиана автор передает напряженную атмосферу, воцарившуюся на берегах Нугуша у юрматинцев и других башкирских племен перед нашествием орд Чингисхана. Он, представитель католицизма, пройдя череду тягот и лишений,
добирается до цели — посещает родину своих предков — и возвращается домой в Великую Ун-гарию с изменившимися представлениями о баш-кирах-язычниках, чувством уважения к вероисповеданию каждого народа.
Жанрово-стилевым своеобразием отмечены романы, посвященные башкирским восстаниям и их предводителям. По типу проблематики и конфликта восходя к социально-историческому типу повествований, они оригинальны средствами, способами и приемами воссоздания обликов исторических лиц, принципами работы над документами и их художественной обработки.
Яркая и трагическая судьба одного из руководителей восстания 1707—1712 гг. Алдара Ися-каева предстает в романе Н. Мусина «Шунда ята батыр Иейэге» (вариант русского перевода — «Притяжение свободы»). Умелое сочетание объективного и субъективного, реального и вымышленного, документа и вымысла, общественного и личного, быта и бытия позволило автору воссоздать правдивую картину эпохи, обрисовать драматические судьбы героев, представить взору читателя произведение с глубоким социально-философским, нравственно-психологическим содержанием.
Б. Рафиков, назвав свой роман именем героя, целиком сосредоточился на его облике. В отличие от Н. Мусина, больше оперирующего с документами и фактами, автор «Карасакала» часто апеллирует к легендарным, фольклорным источникам, находит верное соотношение исторической и художественной правды. В частности, сюжет романа выстроен на основе кубаира «Ка-расакал», в котором вырастает образ батыра и верного ему коня — Карата. Автор очень удачно обыгрывает этот архетипический сюжет, часто представляя своего героя на боевом коне. Отметим, что сюжетная основа другого романа — «Карат» (Офе, 2003; «Карат») Зиннура Ураксина также восходит к легенде о Вороном коне (Карате). Здесь тема батыра и его коня решается в лирико-романтическом, драматическом ключе. Если в романе Б. Рафикова «Карасакал» проступают лишь некоторые мотивы легенды, то повествование в этом романе целиком строится на истории коня и его хозяина Насира. Трансформируя фольклорный источник, творчески развивая его в художественном сознании, автор выстраивает романный сюжет, сочетающий в себе элементы драматизма, трагизма и авантюрно-при-
ключенческого романа. Насир ради спасения своего любимца Карата жертвует своей свободой, рискует жизнью.
В создании образа полулегендарной личности Карасакала-Минлегула-Султанмурата Б. Рафиков широко применяет портретную характеристику, художественную деталь, символику; в романе есть ярко выписанные батальные сцены, острые захватывающие эпизоды и картины, наполненные лиризмом. Через все повествование главный герой проходит некоей загадочной, таинственной, до конца не разгаданной личностью, лейтмотивом которой является пронизывающий, сверлящий взгляд, заставляющий окружающих содрогаться, подчиняться его воле.
Перекличка романа «Карасакал» с романом «Шунда ята батыр Иейэге» заметна в том, что оба писателя рисуют героев, остановившихся на пол-пути к намеченной цели, несколько растерявшихся, подверженных глубоким сомнениям и разочарованиям. В своей деятельности, а также в отношениях с народом, с властью — это личности, которые не смогли реализовать свои потенциальные возможности до конца, преодолеть внешние и внутренние преграды на своем пути, что во многом определило драматизм их судеб. Прибегая к субъективному повествованию, через глубокие терзания, саморазоблачение проводит своего героя Рафиков. «Он только и знал, что скакать то в одну, то в другую сторону, только зря перенес столько мук, не было от этого никакой пользы народу. И не сделал он ничего, что мог бы оставить в назидание потомкам, хотя, признаться, много ему бышо дано» [7, с. 350]. Это один из примеров саморазоблачения Карасакала, осуществленного через его внутреннюю речь.
Новый импульс в последние десятилетия получил художественный документализм, который является одним из жанрообразующих факторов в историческом романе. Говоря о документализ-ме применительно к башкирской исторической романистике, следует подчеркнуть, что каждый писатель-историк так или иначе опирается на факты и документы эпохи.
Ярким примером историко-документального романа конца ХХ в. стал «Кречет мятежный» Р. Баимова. Достаточно сказать, что это одно из первых произведений, широко и многогранно рисующих противоречивые события начала ХХ в., в т.ч. деятельность лидера башкирского национального движения Заки Валиди.
Стремление к объективности, широкому охвату явлений изображаемой эпохи, сочетанию исторической и художественной правды обусловило сложную внутреннюю структуру романа, специфику его жанра. Авторское определение — «историко-документальный роман» — подчеркивает, что явления истории в нем воссозданы на основе документов, достоверных фактов. Документальность становится жанровой и стилевой доминантой романа, приобретает решающее значение в выработке авторской концепции личности и философии истории, определяет его публицистический пафос, сюжетно-композиционную организацию, систему образов.
Роман «Кречет мятежный» — пример самого разнообразного использования документа и способов его обработки: дословное или частичное воспроизведение его в виде цитат; передача его содержания в авторском изложении или восприятии персонажа; ссылка, подразумевание, косвенное упоминание о нем. В одном случае он является подтверждением авторских рассуждений, как бы логическим их завершением. Например, после рассказа о боевых походах башкирских формирований, о примерах мужества, отваги башкирских воинов на разныгх фронтах Гражданской войны, при обороне Петрограда от Юденича автор вводит в текст выдержку из газеты «Петроградская правда», где писалось об этом.
В другом случае документ наталкивает писателя или героя на раздумья, вызывает поток мыслей и чувств. Отчасти это относится к главному герою. Вот он читает телеграмму секретаря Областного комитета РКП(б) Артема Сергеева, адресованную Дзержинскому. Автор описывает сложность психологического состояния героя, удивленного, пораженного и одновременно возмущенного содержанием документа, в котором он видит явную подтасовку фактов, беспринципность, самоуверенность и наглость его составителя, проявление неуместной, неоправданной жестокости и беспощадности по отношению к идейным оппонентам, нетерпимости к чужому мнению. В данном случае документ важен не сам по себе, а как штрих к портрету одного из представителей советской власти.
Подобных примеров работы с документом, включения его в текст романа немало. Главному герою часто приходится знакомиться с различными резолюциями, письмами, постановлениями, докладными, телеграммами, указами, реше-
ниями и т.п. Во всех случаях писатель словно читает мысли и чувства своего героя, следит за ходом его раздумий, передает реакцию на факт, явление, его оценку. Здесь, с одной стороны, дается характеристика общественно-политической обстановки эпохи, с другой — происходит углубление во внутренний мир героя, показ его душевного состояния в разные моменты его жизни. В этом плане можно говорить о художественном, эстетическом содержании документа, о его соотнесенности с внутренним миром человека, с конкретной личностью героя.
В поэтической структуре башкирского исторического романа наряду с документализмом немаловажную роль играет биографический метод, что позволяет говорить об историко-биографической разновидности жанра. Свою лепту в развитие жанра внес Я. Хамматов своими романами «Тыуган кен» (Офе, 1978; «День рождения». М., 1985), «Салауат-батыр», отчасти «Теньяк амур^а-ры» (1-се китап. Офе, 1983; 2-се китап. Офе, 1985; «Северные амуры». М., 1987) и «Ьыр-дарья» (Офе, 2000; «Сырдарья»).
Последний посвящен поэту-просветителю Х1Х века Мифтахетдину Акмулле. Если о поэте Акмулле можно судить по его стихам, то о его личности, частной жизни, обстоятельствах смерти известно мало. Поэтому его образ строится на пересечении факта и вымысла, биографического и фольклорного. Писатель стремится обрисовать своего героя и как поэта-просветителя, и как человека со сложными отношениями с обществом, с окружающими его людьми.
В романе он показан многогранно — в окружении друзей и близких, в столкновениях с идейными противниками, на состязаниях поэтов, наедине с самим собой, в лично-интимных ситуациях, в процессе духовного роста. У него непростая судьба: не сложились отношения с родным отцом, несколько раз он неудачно пытался создать семью, за уклонение от военной службы был арестован. Автор создает образ исторической личности со сложным, противоречивым характером, стараясь при этом избежать идеализации и модернизации героя. Читатель узнает, что не всегда, не во всех обстоятельствах Акмулла оказывается на высоте положения: порой он тщеславен, самолюбив, хвастается своими знаниями; не украшают его истории со сватовством к молодым девушкам.
Так или иначе, автор строит свою концепцию личности Акмуллы, выщвигает свою худо-
жественную версию, свое видение и осмысление жизни и судьбы поэта. При этом нехватка фактического материала восполняется так называемым «человеческим материалом», то есть стихами самого Акмуллы.
Писатель обращается также к фольклорным источникам, например, к легенде о Биеш-баты-ре. С одной стороны, это придает сюжету занимательность и динамизм, с другой — дополняет образ главного героя. Не случайно в романе судьбы Акмуллы и Биеш-батыра пересекаются. Оба они яркие личности, представители народа, символизирующие его ум, стремление к свободе и знаниям, отвагу, патриотизм, любовь к людям, протест против социальной несправедливости, оба способны своим словом вдохновлять массы, приводить их в движение, вести на борьбу. Союз этих двух начал, по мысли автора, — это залог успешной борьбы против социального угнетения. Но еще не пришло желаемое время, и поэтому в романе их пути-дороги расходятся, герои погибают в разных местах: Биеш — в далеких степях Средней Азии, Акмулла становится жертвой грабителей.
Таким образом, башкирская историческая романистика последних десятилетий ХХ века представлена рядом талантливых произведений, художественно осмысливающих различные этапы истории народа. Каждое из них отмечено новизной авторского взгляда на прошедшие эпохи, стремлением сказать свое слово о событиях и лицах тех времен, самобытностью в области поэтики. Как отмечает исследователь, «современный роман «со-
бытийный», многогеройный, с одновременным усилением внимания в структуре произведения к индивидуальной судьбе, социально-психологическому анализу характера, он отличается сложной композицией, призванной раздвинуть пространственные и временные границы изображаемого, усилить эпическое качество повествования. Своеобразны, естественно, у разных писателей художественные приемы и средства раскрытия проблемы, стиль повествования» [8, с. 263]. Вместе с тем в их тематике, проблематике, сюжетно-композиционной организации, образной системе и повествовательной структуре обнаруживаются контактные и типологические связи, что позволяет говорить о единстве многообразия, о тенденциях в развитии жанра в целом.
ЛИТЕРАТУРА
1. Храпченко М.Б. Типологическое изучение литературы и его принципы // Проблемы типологии русского реализма. — М., 1969.
2. Баимов Р.Н. Судьба жанра. — Уфа, 1984.
3. Бекедин П.В. Эпопея: некоторые вопросы генезиса жанра // Русская литература. — 1976. — № 4.
4. Баимов Р.Н. Истоки и устья. — Уфа, 1993.
5. Храпченко М.Б. Типологическое изучение литературы // Собр. соч.: в 4 т. Т.4. — М., 1981.
6. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. — М., 1996.
7. Рафиков Б.З. Карасакал. — Уфа, 2001.
8. Баимов Р. Истоки и устья. Заметки о башкирской литературе. — Уфа, 1993.
Ключевые слова: исторический роман, стиль, язык, тип, типология, образ, жанр, тематика, автор. Key words: historical novel, style, language, type, typology, character, genre, themes, author.
Rashit F. Khasanov
THE GENERAL AND THE SPECIFIC IN THE BASHKIR HISTORICAL NOVEL IN THE LATE 20th CENTURY
The article deals with some typological features common to several Bashkir historical novels written in the last decades. They are traced in the themes of the novels, the problems raised and in the imagery. The author highlights the stylistic, lingual and psychological aspects of the novels that make them distinctly original and artistically expressive.
The novels under study are those by A. Khakimov, B. Rafikov, A. Khammatov, R. Baimov, G. Khisamov and others.
