CC BY
56
Н. А. Афанасьева DOI: 10.24411/1811-1629-2019-11051
ОБРАЗНЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ В МИФОЛОГИЧЕСКОМ И ПОЭТИЧЕСКОМ СОЗНАНИИ (НА ПРИМЕРЕ ПАРАЛЛЕЛЕЙ С ЛЕКСЕМАМИ ГРОЗА, ОБЛАКА)
NATALIA A. AFANASYEVA
IMAGERY PARALLELS IN MYTHOLOGICAL AND POETIC CONSCIOUSNESS, AS EXEMPLIFIED BY PARALLELS WITH THE 'THUNDERSTORM' AND 'CLOUDS' LEXICAL ITEMS
Наталья Андреевна Афанасьева
Кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка как иностранного и методики его преподавания
Санкт-Петербургский государственный университет Университетская наб. 7/9, Санкт-Петербург, 199034, Россия ► nat31371@mail.ru
Natalia A. Afanasyeva
Saint Petersburg State University
7/9 Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russia
В статье сопоставляются и анализируются образные параллели с лексемами гроза и облака в мифологии древних славян (с опорой на труды А. Н. Афанасьева) и в русской поэзии XVIII-XX вв., подтверждается предположение о том, что мифологическое и поэтическое сознание имеют общие черты.
Ключевые слова: поэтическое и мифологическое сознание; образные параллели.
The article compares and analyzes figurative parallels of the lexical units 'thunder' and 'cloud' in the ancient Slavic mythology (based on the works by Alexander N. Afanasyev) and in the Russian poetry of the 18th-20th centuries, confirming that mythological and poetic consciousnesses share some common features.
Keywords: poetic and mythological consciousnesses; imagery parallels.
Идея о взаимосвязи поэтического и мифологического в сознании человека не нова. В своем труде, посвященном мифологии древних народов и названном «Поэтические воззрения славян на природу», А. Н. Афанасьев, размышляя о происхождении мифа, писал, что «поэтические образы, в каких рисовала народная фантазия могучие стихии и их влияние на природу, почти исключительно были заимствуемы из того, что окружало человека», другим источником становилась житейская обстановка древнего человека, и в создаваемых мифах он «заставлял божественные существа творить то же на небе, что делал сам на земле» [1: 8]. Со временем древние мифы стали пониматься буквально. Исследователь видит истоки древней мифологии в поэтическом сознании, которое отразилось в живом человеческом слове, его метафоричности и образности. Со временем метафоричность утрачивалась, и мифические представления уже не ощущались поэтическими.
Однако, например, в книге А. Ф. Лосева высказан иной взгляд на природу мифологического образа: «...проще всего мифический образ получить из поэтического путем добавления соответствующих момен-
тов и, стало быть, трактовать поэтический образ как нечто необходимо входящее в состав мифического образа. Ближайшее рассмотрение, однако, этому, по-видимому, противоречит. Именно, обратим внимание на тот несомненный факт, что мифическим характером обладает не только поэзия» [9: 91]. При этом исследователь, рассматривая выразительные средства поэзии и мифа, приходит к заключению, что «по линии выражения, т. е. схемы, аллегории и символа, невозможно провести грань между мифологией и поэзией» [Там же].
О генетической и типологической близости поэзии и мифологии пишет Е. М. Мелетинский, замечая при этом, что необходимо различать «настоящие сравнения и метафоры — область собственно поэзии» — и «мифологические символы»: «В основе мифологических символов лежат не образные сравнения, а известные отождествления, хотя и не полные...» [10: 232].
О влиянии мифологии античной, христианской на русскую поэзию ХУШ-ХХ вв., ее образную систему написано много научных работ, например, в этом ряду работы А. Д. Григорьевой, Н. Н. Ивановой [5]. Сопоставление образных мотивов древнерусской литературы и поэзии В. Маяковского и В. Хлебникова проводится в статье А. М. Панченко и И. П. Смирнова [13]. Обратное влияние — мифа на произведение — в центре внимания мифопоэтики.
Миф и мифологическое сознание изучались в рамках историко-философского, социально-философского, психоаналитического направления, существует гносеологическое и политологическое понимание мифа [11].
В лингвокультурологии и когнитивной лингвистике мифологическое и поэтическое сознание рассматривается как часть национального языкового сознания. Исследователи анализируют единицу поэтического сознания — концепт [15], определяют отличия поэтического сознания от обыденного [8], важнейшей чертой мифологического сознания называют символизм [7].
Значимой категорией для выявления особенностей поэтического и мифологического сознания являются и образные параллели. В рус-
ской поэзии рассмотрением традиционных и индивидуально-авторских образных параллелей и их парадигм занимается Н. Павлович [12].
Можно предположить, что если поэтическое сознание древних людей нашло отражение в их мифологических представлениях, то это поэтическое сознание должно проявляться и в поэтическом творчестве более позднего времени. Однако такого рода проявления могут восходить как непосредственно к поэтическому сознанию вообще, так и к известному в культуре мифу1.
Особое место среди поэтизируемых и мифологизируемых явлений природы занимают грозы2, облака, тучи. Попробуем найти значения, с которыми выступают грозы и облака в мифологическом сознании древних славян, опираясь на фундаментальный труд А. Н. Афанасьева, среди образных значений, с которыми встречаются лексемы гроза и облака в русской поэзии, опираясь на материал, представленный в «Корпусе поэтических текстов» «Национального корпуса русского языка» (www.ruscorpora.ru).
В своем труде А. Н. Афанасьев приводит среди прочих названные ниже мифологические значения, с которыми связывалась гроза в древней мифологии.
Грозы начинаются весной, поэтому в сознании древнего человека они, во-первых, уподоблялись борьбе сил света с темными силами, весны с зимой, с «демонами стужи и мрака», а также охоте, сражениям, войнам. Именно этот сюжет лежит в основе мотива змееборчества3. В русской поэтической традиции, в данном случае продолжающей древнерусскую литературу и фольклор, сопоставление грозы и войны весьма частотно [2: 57-61]. Нельзя забывать и о сильнейшем влиянии на русскую поэзию XVIII века античной мифологии и образа бога-громовержца Зевса. В стихотворных текстах XVIII века оружие — это молнии или перуны. У А. Пушкина встречаем словосочетание гроза двенадцатого года в романе «Евгений Онегин»:
Гроза двенадцатого года Настала — кто тут нам помог? Остервенение народа, Барклай, зима иль русский бог
и в стихотворении «Была пора: наш праздник молодой...»:
Тогда гроза двенадцатого года Еще спала. Еще Наполеон Не испытал великого народа.
Во-вторых, по А. Н. Афанасьеву, с образом весенней грозы связано обновление жизни, молодость, а грозы вообще — идея очищения.
Наверное, самое известное стихотворение в русской поэзии, посвященное грозе, стихотворение Ф. Тютчева «Весенняя гроза»:
Люблю грозу в начале мая, Когда весенний, первый гром, Как бы резвяся и играя, Грохочет в небе голубом.
Гремят раскаты молодые! Вот дождик брызнул, пыль летит... Повисли перлы дождевые, И солнце нити золотит... <...>
Ты скажешь: ветреная Геба, Кормя Зевесова орла, Громокипящий кубок с неба, Смеясь, на землю пролила!
В этом стихотворении лексема гроза не включается в какие-либо образные параллели, слово выступает в своем прямом значении, однако тема молодости, обновления ярко представлена в тексте посредством эпитетов: молодые, весенний, первый. Интересно, что последняя строфа — отсылка к древнегреческому мифу — также развивает тему молодости, т. к. Геба — дочь Зевса — богиня вечной молодости. Однако образ грозы как обновления жизни в этом произведении не возводится автором к античной мифологии.
Третье значение образа грозы в мифах восходит к древнему представлению о том, что весенние грозы связаны с плодородием, с брачным торжеством природы, «поливаемой семенем дождя», и участвующей в зачатии молнии. В древних мифологических системах многих народов земля — мать, небо — отец.
В русской поэзии, особенно поэзии Серебряного века, описание возлюбленных,
их встреч, достаточно часто сопровождается образами грозы [3: 140-143]:
И женщину люблю... когда глаза Ее потупленные я целую, Я пьяно, будто близится гроза, Иль будто пью я воду ключевую (Гумилев);
Как я трогал тебя! Даже губ моих медью Трогал так, как трагедией трогают зал. Поцелуй был как лето. Он медлил и медлил, Лишь потом разражалась гроза (Пастернак);
И стан послушный Скользнул в объятия мои... Не соловей — то скрипка пела, Когда ж оборвалась струна, Кругом рыдала и звенела, Как в вешней роще, тишина... Как там, в рыдающие звуки Вступала майская гроза... Пугливые сближались руки, И жгли смеженные глаза...
(Блок).
В приведенных примерах представлена обратная параллель: не гроза — любовь, а любовь — гроза, поэтому нельзя говорить об осознанной проекции мифа в данных стихотворных произведениях. Такого рода сопоставление можно возвести к наиболее древнему поэтическому — домифологическому сознанию, когда, по А. Н. Афанасьеву, древний человек «заставлял божественные существа творить то же на небе, что делал сам на земле» [1: 8].
Однако в следующем примере, который Н. Павлович в «Словаре поэтических образов» отнесен к образной парадигме гроза ■ эрос, разработанность образа может свидетельствовать о прямом влиянии мифологических представлений:
Вновь из зарниц гудящих семя гроз На нивы упадет, краснея, слезно...
(Нарбут) [12: 349].
В-четвертых, как пишет А. Н. Афанасьев, «с грозою издревле связывались представления о нечистой силе; <...> по другому поэтическому воззрению в плясках облаков и вихрей и в песнях бури давали участие, вместе с нимфами и ведьма-
ми, и дьяволу. Собираясь на Лысой горе (= небе), ведьмы, колдуны и черти заводят непристойные пляски и песни. Мысль о брачном союзе, в который вступают во время грозы молниеносные духи с облачными женами, заставила видеть в этих сборищах свадебное торжество, нецеломудренные игры и блудные связи ведьмы с дьяволами» [1: 104-105].
Например, в стихотворении С. Есенина, одного из самых народных поэтов, мы видим сопоставление бурь и гроз с дьявольским свистом:
Несказанное, синее, нежное... Тих мой край после бурь, после гроз, И душа моя — поле безбрежное — Дышит запахом меда и роз.
Я утих. Годы сделали дело, Но того, что прошло, не кляну. Словно тройка коней оголтелая Прокатилась во всю страну.
Напылили кругом. Накопытили. И пропали под дьявольский свист.
А теперь вот в лесной обители Даже слышно, как падает лист.
В русской поэзии с кознями дьявола чаще соотносились бури и вихри (вспомним «Бесов» А. С. Пушкина). Именно сравнение бури, вихря с нечистой силой является традиционным для русской поэзии сравнением. Лексема гроза с этим значением выступает значительно реже, такое сопоставление не является характерным для русской образной поэтической системы. Можно предположить, что данная параллель восходит к более древним представлениям.
Общие для древнего поэтического сознания и поэтического сознания XVIII-XX вв. параллели наблюдаются при обращении к другим небесным явлениям: облакам, тучам. Как гроза была атрибутом божественного, так и облака, тучи связывали с божественными силами. Особенно часто к такому образу обращалась поэзия XVIII века. В облаках (на облаке) появляются: Беллона (М. М. Херасков), Юнона (В. И. Майков, М. М. Херасков), Минерва (М. М. Херасков), Венера (В. И. Майков), Фортуна (М. М. Херасков), Муза
(Г. Р. Державин), богиня (Г. Р. Державин). В поэзии Серебряного века — Христос (Саша Черный), Св. Серафим (Андрей Белый). Например, у Марины Цветаевой — Господь:
Закинув голову и опустив глаза,
Пред ликом Господа и всех святых — стою.
Сегодня праздник мой, сегодня — Суд.
Сонм юных ангелов смущён до слёз. Бесстрастны праведники. Только ты, На тронном облаке, глядишь как друг
(М. И. Цветаева).
В данном случае мы говорим о непосредственном влиянии на русскую литературу античной и христианской мифологии.
А. Н. Афанасьев пишет и о других важных для славянской мифологии сравнениях: «Быстро несущееся облако представлялось и ковром-самолетом, и птицею, и окрыленным конем, и летучим кораблем; народный эпос свободно пользовался всеми этноэтическими образами». В качестве примера ученый приводит русскую народную сказку «Летучий корабль» [Там же: 177-178].
Сопоставление облака с кораблем, лодкой более характерно Серебряному веку, поэты в образной параллели используют лексемы:
- ладья:
Облака — золотые ладьи парусами вишневыми: там
(Андрей Белый);
Облака опять поставили Паруса свои.
В зыбь небес свой бег направили Белые ладьи
(В. Я. Брюсов);
- лодка:
А небеса — прозрачны и ясны И облаков блуждающие лодки По ним бегут, как золотые сны (С. М. Соловьев);
- яхта:
Облака проплывают, как белые яхты. Головастики ил бороздят
(Саша Черный);
- корабли:
Журавлиный пролет, ропот ливня вдали, Над поморьем лесов облаков корабли (Н. А. Клюев);
- паруса:
Я могу часами
Следить за перелетом ветерка И проплывающие облака Воображать большими парусами (Г. В. Иванов);
Облаки — парусы Влаги лазоревой, — Облаки, облаки По небу плавают
(В. И. Иванов).
Образная параллель облако — конь встречается в русской поэзии на протяжении нескольких веков:
И пламени поток — Горящими стопами Бесчисленных лучей — Летел над облаками Из пышущих коней
(А. И. Одоевский);
За ровной гладью вздрогнувшее небо Выводит облако из стойла под уздцы (С. А. Есенин).
В известной детской песне конца XX века С. Козлова и В. Шаинского:
Облака, белогривые лошадки, Облака, что вы мчитесь без оглядки...
Облака, по А. Н. Афанасьеву, отождествлялись и с гробом: «Души усопших» переправлялись «в страну вечного покоя» «на облачных ладьях и кораблях». «Потому фантазия первобытного народа, — пишет исследователь, — уподобила корабль-облако плавающему в воздушных пространствах гробу», ссылаясь на свидетельство Ибн-Фадлана об обряде «сожжения покойников у русов в лодке» [1: 185]. В русской поэзии образ облако — гроб у В. Хлебникова приводит Н. Павлович:
За соснами Труба завода
Пересекла облако гроба [12: 448].
У П. А. Вяземского видим сопоставление облаков и савана:
Колокольчик однозвучный, Крик протяжный ямщика,
Зимней степи сумрак скучный, Саван неба, облака!
(П. А. Вяземский).
В главе «Небесные стада» А. Н. Афанасьев останавливается на уподоблении облаков быкам и дойным коровам [1: 209]. В поэме Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» видим такое же сравнение:
Не греет землю солнышко, И облака дождливые, Как дойные коровушки, Идут по небесам
(Н. А. Некрасов).
В этой же главе «Небесные стада» исследователь пишет о том, что древние народы сравнивали облака со стадами овец и коз [Там же: 208]. Этот образ часто встречается и в русской поэзии:
Но высоко — в изумрудах Облаки-овцы бредут
(А. А. Блок);
Облака белы, как козы На горах в излучьи дня
(В. И. Нарбут);
Им не надо уж петь о стихии, Отшумевшей давно в стороне, Где паслись облака грозовые И черемуха кланялась мне
(Вс. А. Рождественский);
Поздним часом сумерки пасут Облаков задумчивое стадо
(М. А. Светлов).
К наблюдениям А. Н. Афанасьева многие исследователи-современники относились скептически. Одни полагали, что ученый чрезмерно увлекался «метеорологической теорией», когда рассматривал языческие мифы через призму природных явлений, другие считали, что в его трудах больше поэзии, чем науки» [4: 10], однако в ХХ веке произошло второе открытие его бесценного труда.
Представленный в настоящей статье материал позволяет сделать вывод, что многие из образных значений, отмечаемые у лексем гроза, облака в древних мифах А. Н. Афанасьевым, встречаются в русской поэзии ХУШ-ХХ вв. В боль-
^^^ [лингвокультурология]
шинстве случаев эти образные параллели можно возвести непосредственно к древним верованиям, а не к представлениям античной мифологии, библейской книжности, чье сильное влияние испытывали поэты XVIII-XX вв. Возможно, что некоторые образы вошли в стихотворные тексты собственно под влиянием труда А. Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу». Однако, как представляется, большинство общих для мифологии и поэзии нового времени образных параллелей отражают вневременные поэтические представления человека, и в этом случае можно говорить об общих чертах поэтического и мифологического сознания.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Исследуя «мифологический» роман ХХ века, Е. М. Мелетинский пишет, что «„Мифологизм" является характерным явлением литературы ХХ в. и как художественный прием, и как стоящее за этим приемом мироощущение», «он ярко проявился и в драматургии, и в поэзии, и в романе» [10: 295].
2 Концепт «гроза» в русском обыденном и научном сознании рассмотрен О. С. Фисенко [14].
3 В. В. Иванов, В. Н. Топоров полагают, что миф о Боге Грозы — боге-громовнике, Перуне (в языческой традиции Древней Руси), Св. Георгии (в христианской традиции), — сражающемся со змием, был «общим наследием древних индоевропейских традиций» [6: 4].
ЛИТЕРАТУРА
1. Афанасьев А. Н. Мифология Древней Руси. М., 2005.
2. Афанасьева Н. А. Истоки образа огонь — война в русском поэтическом сознании // Русский язык в школе. 2017. № 5. С. 57-61.
3. Афанасьева Н. А. Образная параллель гроза — любовь в русской поэзии // Современные тенденции в изучении и преподавании русского языка: матер. докл. и сообщ. XXII междунар. науч.-метод. конф. СПб., 2017. С. 140-143.
4. Башкатов И. Слово и миф: славянская мифология или Духовный подвиг Александра Афанасьева // Афанасьев А. Н. Славянская мифология. М.; СПб, 2008. С. 5-11.
5. Григорьева А. Д., Иванова Н. Н. Поэтическая фразеология Пушкина. М., 1969.
6. Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974.
7. Кошарная С. А. Лингвокультурологическая реконструкция мифологического комплекса «Человек — Природа» в русской языковой картине мира: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Белгород, 2003.
8. Кристаль С. Ю. Текстовое ассоциативное поле в поэтическом дискурсе акмеизма: на примере макрополя «Творчество»: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. СПб., 2003.
9. Лосев А. Ф. Диалектика мифа. М., 2008.
10. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.,1995.
11. Мишучков А. А. Специфика и функции мифологического сознания // Альманах «Восток». 2004. № 7 (19). URL: http://credonew.ru/content/view/249/26/.
12. Павлович Н. Словарь поэтических образов. Т. 2. М., 1999.
13. Панченко А. М., Смирнов И. П. Метафорические архетипы в русской средневековой словесности и в поэзии начала XX в. // Труды Отдела древнерусской литературы. Л., 1971. Т. 26. URL: http://lib.pushkinskijdom.ru/Default. aspx?tabid=9389.
14. Фисенко О. С. Концепт гроза в русском языковом сознании: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Воронеж, 2005.
15. Чумак-Жунь И. И. Дискурсивное пространство поэтического текста: образное слово в русской лирике конца XVIII — начала XXI веков: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Белгород, 2009.
REFERENCES
1. Afanas'ev A. N. (2005) Mifologiia Drevnei Rusi [The Mythology of Ancient Russia]. Moscow (in Russian)
2. Afanasyeva N. A. (2017) Obraznaia parallel 'groza — liubov' v russkoi poezii [Figurative Parallel 'Thunder' — 'Love' in the Russian Poetry]. Proceedings ofthe XXII International Scientific and Methodological Conference "Sovremennye tendencii v izuchenii i prepodavanii russkogo ia-zyka" [Modern Trends in the Study and Teaching of the Russian Language] (Russia, St. Petersburg, 2017), St. Petersburg, pp. 140-143. (in Russian)
3. Afanasyeva N. A. (2017) Istoki obraza ogon' — voina v russkom poeticheskom soznanii [The Origins of the Image 'Fire — War' in the Russian Poetic Consciousness] Russkii iazyk v shkole [The Russian Language in School], no. 5, pp. 57-61. (in Russian)
4. Bashkatov I. (2008) Slovo i mif: slavianskaia mifologiia ili Duhovnyi podvig Aleksandra Afanas'eva [Word and Myth: Slavic Mythology or the Spiritual Feat of Alexander Afanasev]. In: Afanas'ev A. N. Slavianskaia mifologiia [Slavic Mythology]. Moscow; St. Petersburg, pp. 57-61. (in Russian)
5. Grigor'eva A. D., Ivanova N. N. (1969) Poeticheskaia frazeologiia Pushkina [Pushkin's Poetic Phraseology]. Moscow (in Russian)
6. Ivanov V. V., Toporov V. N. (1974) Issledovaniia v oblasti slavianskih drevnostei [Research in the Field of Slavic Antiquities]. Moscow (in Russian)
7. Kosharnaia S. A. (2003) Lingvokul'turologicheskaia rekonstrukciia mifologicheskogo komplek-sa 'Chelovek — Priroda' v russkoi iazykovoi kartine mira [Linguoculturological Reconstruction of the Mythological Complex 'Man — Nature' in the Russian Language Picture of the World] (Extended abstract of Candidate's thesis, Philology), Belgorod, 2003.
8. Kristal' S. Iu. (2003) Tekstovoe associativnoe pole v poeticheskom diskurse akmeizma: na pri-mere makropolia «Tvorchestvo» [Text Associative Field in the Poetic Discourse of Acmeism: Evidence from Macrofield 'Creativity'] (Extended abstract of Doctors thesis, Philology), St. Petersburg, 2003. (in Russian)
9. Losev A. F. (2008) Dialektika mifa [The Dialectic of Myth]. Moscow. (in Russian)
10. Meletinskii E. M. (1995) Poetika mifa [The Poetics of Myth]. Moscow. (in Russian)
11. Mishuchkov A. A. (2004) Specifika i funkcii mifologicheskogo soznaniia [Special Features and Functions of Mythological Consciousness] Al'manah Vostok' [Almanac 'East'], no. 7 (19). Available at: http://credonew.ru/content/view/249/26/ (accessed: 01.12.2018). (in Russian)
12. Pavlovich N. (1999) Slovar' poeticheskih obrazov [Dictionary of Poetic Images] vol. 2, Moscow. (in Russian)
13. Panchenko A. M., Smirnov I. P. (1971) Metaforicheskie arhetipy v russkoi srednevekovoi slovesnosti i v poezii nachala XX veka. [Metaphorical Archetypes in Russian Medieval Literature and in the Poetry of the early 20th Century] In: Trudy Otdela drevnerusskoj literatury [Proceedings of the Department of Ancient Russian Literature]. Leningrad, vol. 26. Available at: http://lib.push-kinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=9389 (accessed: 05.08.2018). (in Russian)
14. Fisenko O. S. (2005) Koncept groza v russkom iazykovom soznanii [Concept 'Thunder' in the Russian Language Consciousness] (Extended abstract of Candidate's thesis, Philology), Voronezh, 2005. (in Russian)
15. Chumak-Zhun' I. I. (2009) Diskursivnoe prostranstvo poeticheskogo teksta: obraznoe slovo v russkoi lirike kontsa XVIII — nachala XXI vekov [Discursive Space of Poetic Text: Figurative Word in the Russian Lyrics late XVIII — early XXI centuries] (Extended abstract of Doctors thesis, Philology), Belgorod, 2009. (in Russian)
