CC BY
42
(на абх. яз.). С. 70-73; Зантария В. Заметки о периодах развития абхазской литерату-ры//Алашара. 1959. № 5. (на абх. яз.). С. 111-113; 11,100-102,12, 94-95; 20, 93-94.
17. БгажбаХ.С. Бессмертное имя. Поиски и находки. Сухуми: Алашара, 1977 (на абх.яз.). С. 19.
18. Дзидзария Г.А. Формирование дореволюционной абхазской интеллигенции. Сухуми: Алашара, 1979. С. 198-199.
19. Далгат У.Б. Литература и фольклор. М., 1981. С. 381.
V.SH.AVIDZBA
SOME PROBLEMS OF DIVIDING ABKHAZIAN LITERATURE INTO PERIODS
Working out common theoretical and methodological principles with regard to dividing national literatures into periods is a topical question which the article deals with. On studying the division of Abkhazian literature into periods, one can single out two but it is quite possible that these periods may become a whole as works of fiction increase in number.
Лингвистика
И.Н.ЛИТВИНЧУК (Симферополь)
ОБ ОСОБЕННОСТЯХ ПРОЦЕССА ВОСПРИЯТИЯ И ИНТЕРПРЕТАЦИИ КОНСТРУКТОВ ЭМОТИВНОГО СИНТАКСИСА
Результаты психоэтолингвистического эксперимента, проведенного автором при исследовании прагматики эмотивного текста, (суть эксперимента см.: Литвинчук, 1999), были подвергнуты формализации, что позволило обратиться к построению гипотетической модели-алгоритма порождения эмотивного текста-реакции (ЭТ) как результата процесса восприятия и интерпретации ЭТ-стимула (при этом как эмотивный мы рассматриваем такой текст, который в качестве основных структурных элементов имеет эмотивные синтаксические конструкции (ЭК) с эмотивной семантикой, обладает определенной эмоционально-смысловой доминантой и эмоциогенной прагматикой). С лингвофеноменологической точки зрения, данная модель может внести вклад в рассмотрение генезиса эмотивного смысла-образа с момента получения первых ощущений органами чувств до стадии интерпретации их в сознании и выражения с помощью знаков внешней речи. Предлагаемая схема позволит ближе подойти к анализу эмотивных значений, выражаемых посредством языковых знаков синтаксического уровня, в частности предикатов, и их связи с особенностями психических актов говорящего в их смыслообразующей функции, т.е. осуществить комплексный психосемантический анализ эмотивного значения в лингвопрагматическом исследовании ЭТ.
Одним из базовых принципов, определяющих архитектонику и геометрию модели, созданной в русле коммуникативно-когнитивного направления в современной науке, был парадигматический подход к организации собственно лингвистических и психологических знаний. Синтаксическая парадигма традиционно понимается как
система структурно различных, но семантически эквивалентных конструкций, связанных друг с другом общностью глубинной структуры и отношениями производности.
Поскольку «объекты предметного мира реперезентируются в феноменальный мир по определенным парадигмам» (Левашов 1994), нам представилось целесообразным изучать мультифункциональность и полисемантичность ЭК как конструктов ЭТ именно при помощи парадигматической системы — трансформационной, актуализа-ционной, коммуникативной парадигм. Так, по мнению М.В.Всеволодовой, предложения, организованные описательным предикатом, представляя собой одну из моделей трансформационной парадигмы, входят, наряду с актуализационной парадигмой, в поле коммуникативной парадигмы и могут быть использованы для решения определенных коммуникативных задач (Всеволодова, Го Шуфень 1999). На основе диалектического слияния в психическом образе объективного и субъективного, физического и идеального, внешнего и внутреннего уже на начальных этапах формирования психики образуются парадигматический и синтагматический пласты формальной и семантической организации процессов речепорождения и речевосприятия. Первый несет ответственность за объединение элементов психического образа, т.н. знаков-опознавателей, в группы, классы в соответствии с категориально-концептуальными признаками, за соблюдение их строгой иерархии, второй же — за их линейное развертывание во времени в зависимости «от характера взаимодействия объекта и субъекта» (Левашов 1994). Безусловно, здесь просматривается явная аналогия структурирования отношения между единицами и на поверхностном языковом уровне, где возможны парадигматические (ассоциативные) (Ельмслев 1960), синтагматические (отношения актуального взаимодействия классов в линейной последовательности, т.е. в речевой цепи) и собственно иерархические отношения. Эти типы отношений взаимосвязаны. Например, многие лингвисты утверждают, что синтагматические отношения порождают парадигматические: «Возникновение и развитие парадигм (классов всех видов) ведут к «обогащению» синтагматических отношений в том смысле, что в рамках одних и тех же синтагматических отношений [модель, варианты конструктов которой выражают семантически разный, но грамматически тождественный смысл — И. Л] появляется возможность выражать все большее количество разных смыслов. Чем богаче парадигма, т.е. чем больше элементов включает в себя парадигма, тем более «емкими становятся синтагматические отношения...» (Солнцев 1971). В речи актуально, эксплицитно реализуются синтагматические отношения языка: «...Почти все единицы языка находятся в зависимости от того, что их окружает в потоке речи, либо от тех частей, из коих они состоят сами... Отношение части к целому столь же важно, как и отношение между частями целого» (Соссюр 1977). Парадигматические отношения языка даны в речи потенциально, имплицитно: «...любой член группы можно рассматривать как своего рода центр созвездия» (там же).
При подходе к художественному тексту (в нашем случае — к ЭТ) как знаковому продукту, который существует в сознании реципиента в виде некоторой проекции-смысла, характерно рассмотрение последнего в двойном ракурсе, т.е. как результата определенного речемыслительного творческого процесса и одновременно как процесса восприятия и понимания содержания реципиентом. Подтверждение обоснованности такого подхода находим в работах А. А. Брудного (Брудный 1971), В. И. Белянина (Белянин 1992), А. А. Леонтьева (Леонтьев 1971), Ю. А. Сорокина (1974). Таким образом, процессы речепорождения и восприятия ЭТ представляются как этапы единого перцептивно-коммуникативного цикла.
Восприятие и интерпретация эмотивной информации речевого уровня, в частности ЭТ, отражает особенности трех типов перцептивных систем: во-первых, системы прямого восприятия и непосредственных реакций субъекта, во-вторых, системы межличностного восприятия и взаимодействия, и, в-третьих, системы распознавания объектов и их ментальных репрезентаций (№1$$ег 1994). При этом в рамках первой систе-
мы языковой личностью осмысляются особенности типовых ситуаций (как репертуара, так и частных), во второй выясняется эмоциональное отношение (модус) к явлению-стимулу предметного мира, а в третьей выявляется зависимость особенностей восприятия от ментальных репрезентаций, опыта и установок.
Акт понимания текста базируется на таком важнейшем компоненте субъективного отражения действительности, как рефлексия, т.е. установление связи между извлекаемым прошлым опытом и той ситуацией, которая представлена в тексте как предмет для усвоения. Г. И. Богин отмечает, что благодаря рефлексии, во-первых, осваиваемый образ представленной в тексте ситуации получает некоторые признаки уже освоенных субъектом ситуаций, а во-вторых, изменяется отношение субъекта и к наличному опыту, к образам представленных в нем ситуаций, а следовательно, и к новому знанию (Богин 1984). Лингвистическим коррелятом рефлексии как психологического феномена, по мнению Г. И. Богина, является готовность к перевыражению, т.е. вербализованная рефлексия, обусловленная в свою очередь особенностями интенций языковой личности как систематикой «готовностей» к интерпретации и систематикой текстов. Итак, при построении модели восприятия и интерпретации ЭТ, мы рассматриваем «вербализованную рефлексию» как одно из базовых понятий.
В трудах А. А. Леонтьева дан критический обзор таких основных психологических теорий восприятия речи, как «акустическая», «моторная» («артикуляционная»), «анализ через синтез», причем две первые рассматриваются как слишком упрощающие процесс восприятия (Леонтьев 1969). Последняя модель является наиболее адекватной реальным процессам восприятия речи, осуществляющихся при взаимодействии психофизиологических феноменов внимания, памяти и распознавания образов. Как отмечает Л. Ю. Кулиш (Кулиш 1982), модель «анализ-синтез» имеет две разновидности: согласно первому варианту, последовательная сегментация и классификация речевых сигналов при восприятии происходит в направлении «снизу вверх», а по второму варианту, предложенному Н. Хомским (Chomsky 1986), идентификация речевого образа происходит «сверху вниз». Предпринимаются и попытки объединить несколько моделей восприятия речи в одной, иерархически структурированной модели, а также отразить в ней взаимосвязь речевосприятия и речепорождения.
В данной работе отражены аспекты последней тенденции, однако не в смысле восприятия и порождения речи вообще или какого-то абстрактного «текста», но восприятия и прагматического эффекта текстов с ярко выраженными, системными характеристиками эмотивности, отражающихся в специфике последующей интерпретации данных текстов, т.е. в процессе речепорождения. Поскольку современные лингвистические теории выявляют в синтаксисе такие сущностные свойства, как коммуникативность и функциональность, комплексный подход к вышеуказанной проблеме представляется обоснованным: «...системность знания правильнее определить как интенцию (намерение), определяющую все познавательные опыты. Всякий представляемый опыт систематизации остается в той или иной мере гипотезой. Но задача его — уменьшение расстояния между представляемой и реальной системой языка» (Золотова и др. 1998).
В приводимой ниже модели, разработанной автором в результате целенаправленных теоретических и экспериментальных исследований, предпринимается попытка рассмотреть восприятие и порождение ЭТ и его структурообразующих — ЭК в рамках единой коммуникативно-когнитивной теории.
На рисунке (см. выше) представлен многоярусный стереообраз, виртуальная модель данного процесса. Как отмечает А. Лурия, мозговая организация механизмов восприятия и порождения речи морфологически совпадает: задние, «гностические» отделы участвуют в организации как семантических, так и логико-грамматических связей и при порождении, и при восприятии речи (Лурия 1979). Передние отделы обеспечивают синтагматические связи при последовательной репрезентации смысла или при его восприятии. Таким образом, как порождение, так и восприятие речи являются
весьма сложными психическими процессами, представляющими единый цикл в рамках речевой деятельности.
Попытаемся проследить уровни порождения знаков эмоции синтаксического уровня — конструктов эмотивного синтаксиса, в частности, ЭК как структурных компонентов ЭТ-реакции, и в итоге — эмотивно-художественного образа текста в рамках процесса восприятия и интерпретации эмоциогенного стимула предметного мира (в нашем случае — ЭТ-стимула). По мнению А. Н. Леонтьева, восприятие следует рассматривать как построенный в сознании индивида многомерный образ мира, действительности, и не восприятие полагает себя в предмете, а «предмет через деятельность полагает себя в образе» (Леонтьев, 1979). Применительно к восприятию текста сущность данного процесса состоит в создании у воспринимающего субъекта образа содержания текста, который является динамичным и неразрывно связан с образами отдельных компонентов «мира текста». При восприятии проявляется тесная семантическая связь элементов предметного и феноменального мира: предметный мир предстает в сознании как целое только при условии, что в нем есть «опорные» элементы, отображенные в сознании как образы «низшего» порядка. Последние являются отражениями в психике отдельных предметов, сущностей, включенных в единую действительность, которые по сравнению с образом мира можно рассматривать как константные, хотя и вариативно-избирательные при восприятии.
Нам представляется, что в реальности эта модель имеет гораздо более сложную структуру, уровни и звенья которой, как и механизмы ее функционирования, еще недостаточно изучены. Выделенные уровни порождения ЭК как конструктов ЭТ являются архитектурно-пространственными образованиями и лишь условно могут быть определены как этапы, поскольку нами учитывается высказываемое в рамках когнитивной лингвистики положение о том, что процедуры порождения речи могут протекать параллельно, симультанно, накладываться друг на друга во времени. Однако здесь не исключается и распределение во времени, т.е. последовательность, интерактивность, рекурсивность и даже «автоматичность» (Ludwig 1983; Fromkin 1971; Catford 1988; Slama-Cazacu 1987). Действительно, в современных концепциях коммуникативно-когнитивной парадигмы в науке представлены конкурирующие тенденции подхода к восприятию и порождению речи в плане пространственно-временной концептуальной организации. Это, с одной стороны, линеаризованность, демонстрирующая линейность восприятия речи: «понимая речь, мы не ждем, пока закончится предложение, чтобы начать его анализировать» (Кубрякова и др. 1996). С другой стороны, допускается наличие определенных стадий, этапов и в особенности уровней порождения речи: наиболее явно выделяются стадии планирования (упорядочения концептуального содержания) и собственно генерации текста (трансформирование семантической или прагматической репрезентации в языковую и речевую) (Patten 1988). При восприятии речи посегментное разложение информации с последующим ее освоением, переработкой воспринимаемого ЭТ и выдвижение интерпретационных гипотез о структуре и семантике этих «квантов» эмотивной контекстуальной информации позволяет также выделить этапы «текущего» и «последующего» интерпретирования. Вероятно, это можно объяснить наличием у человека «локальных и глобальных принципов анализа», когда «распределение нагрузки на процедуры максимизирует организованность взаимодействия между этими двумя видами принципов» (Демьян-ков 1994).
В современной когнитологии мир, в той мере, в какой он воспринимаем и воспроизводим, рассматривается как «функция», реализация схем интерпретации, применяемых познающим субъектом (Кубрякова и др. 1996, с. 180). Мир может истолковываться в результате употребления знаков, систем понятий и символов, также зависящих от интерпретаций (Lenk 1993). Интерпретирование, структурирование феноменального мира человеческих эмоций представляет собой когнитивный процесс соотнесения конкретных переживаний с их ментальными репрезентациями, т.е.
общими и опознаваемыми понятиями, транслируемыми на языковом/речевом уровне. Данный процесс функционально-семантической обработки информации совершается посредством строго структурированного инструментального аппарата — частично осознаваемых, частично бессознательных операциональных схем. Основным условием функционирования последних является наличие постоянного каркаса, заполняемого переменными, и возможность одной схемы опираться на другие (подсхемы), находящиеся в отношениях уровневого соподчинения главной задаче ментальной операции (Fenstad et al. 1987; Dijk 1981; Lenk 1993). Известно, что понятие схемы привлекается при моделировании интерпретации текста (Gumperz 1982). В данном исследовании мы также использовали эту методологическую базу для психосемантической интерпретации прагматического эффекта ЭТ.
С учетом вышеуказанных положений и в соответствии с принципами процедурной (или процессуальной) семантики была построена гипотетическая схема-модель, призванная воспроизвести в общих чертах «завязку», «развитие действия» и «развязку» интерпретационных действий над информацией ЭТ-стимула в плане порождения ЭТ-реакции и формирования значений эмотивных синтаксических конструкций (ЭК) как конструктов ЭТ. Выбор именно алгоритмической техники конструирования предлагаемой модели из арсенала подобных методик процедурной семантики обусловлен тем, что последняя ставит своей задачей «изучение отношений между языковыми объектами и психическими состояниями и процессами, участвующими в их производстве и понимании» (Виноград 1983), а также «реконструкцию и моделирование динамичских аспектов понимания, продуцирования языка и мышления» (Демьянков 1992). Интерпретированные результаты проведенного автором психоэтолингвисти-ческого исследования (Литвинчук 1999), а также сама структура последнего поддаются формализации, что служит веским доводом в пользу целесообразности построения алгоритмической модели порождения и восприятия ЭТ и его конструктов.
Итак, «уровни» модели, которую мы представили как многоярусный объемный образ-скрипт, расположены не строго по вертикали или по горизонтали, но схематически репрезентируют сущность описываемого явления в феноменально-концептуальном и формально-языковом пространствах. Структура модели отражает сложность когнитивной структуры психических процессов при восприятии и интерпретации информации ЭТ как стимула-раздражителя. Многомерность пространственной организации данной модели, ее виртуальность отражают порядок следования информации в когнитивных структурах, который можно образно представить как процесс своеобразного «сканирования» наблюдателем информации, поставляемой объективной действительностью. При этом семантическая организация ментальных пространств представляется как «совокупность определенным образом организованных признаков, описывающих и дифференцирующих объекты (значения) некоторой содержательной области» (Петренко 1988, с.45). Здесь «правила объединения отдельных признаков-дескрипторов заданы статистическими процедурами» (там же), что облегчает формализацию и упорядочивание информации в рамках больших информационных массивов. Восприятие и порождение ЭТ возможно благодаря активации соответствующих зон в каждом из указанных пространств, следовательно, возможно образование интерференциональных зон-проекций, в которых осуществляются семантические связи-интерпретации и концептуальные переходы-трансляции, впоследствии реализующиеся посредством языковых (грамматических) форм. Сложное взаимодействие информации, поступающей из разных уровней-пространств, может протекать одновременно (симультанно). Вероятна также цикличность данного процесса, возвращение «на круги своя», т.е. к предыдущим звеньям-уровням цикла с целью верификации, проверки и перепроверки субъективной истинности интерпретационных соответствий между ментально-семантическими и формально-грамматическими коррелятами ЭТ. Следует также учитывать вариативность, избирательность индивидуальных речемыслительных процессов восприятия и речепорождения в концепции
«анализ через синтез», что достаточно сложно систематизировать в единый алгоритм.
Как отмечал С.Л.Рубинштейн, «чувственно-наглядная сторона перцептивной деятельности как бы освещается смысловым логическим содержанием и сама служит опорным пунктом обобщенного логического знания» (Рубинштейн 1989). В целом направленность процесса, представленного в модели, можно определить вектором «психический образ эмоции как субстанция феноменального мира — грамматическая эмотивная структура как субстанция предметного мира».
Известно, что на довербальных этапах речемыслительного процесса выделяются стадии формирования намерения сказать и формирования мысли (Мусиенко 1996). Здесь формируются смыслы, закладываются и функционируют во вполне сложившемся виде многие категории (Боброва 1988). Процесс организации семантико-син-таксической структуры эмотивного высказывания в этом смысле не является исключением. Принято говорить о том, что на начальном этапе в реальном речемыслительном процессе, в частности при восприятии и интерпретации речевого стимула, собственно лингвистическая информация не осознается (Лурия 1975; Ахутина 1989).
Основываясь на сказанном, мы выдвинули предположение о том, что на рассматриваемом довербальном, интенсиональном этапе кодирования эмоциональной информации в феноменальном мире психики образуется общий, «картиноподобный» в терминологии А. Пейвио (Paivio 1986), нерасчлененный эмоциональный эйдос, гештальт, являющийся продуктом отражения реакции на определенный стимул предметного мира (см. рис., уровень 1, 2). В нашем эксперименте в качестве «раздражителя» выступает, с одной стороны, ЭТ-стимул как комплексная эмотивная информация, требующая индивидуальной интерпретации воспринимающим субъектом, а с другой — «толчком», побуждающим к продуцированию вербальной реакции является высказывание в форме вопроса беседы, направленного на выяснение индивидуального эмоционального опыта субъекта в определенной «тематической» области. Попытка структурировать этот опыт, отражающий систему установок, посредством задания (описания) типовых эмотивных ситуаций, «сцен» в терминологии когнитивной психологии, и выявления их субъективной значимости для каждого респондента, также предпринимается в ходе интервью. Гипотетически здесь эксплицируется комплекс общих мировоззренческих установок, влияющих на способы эмоциональной концептуализации индивидуальной модели мира, и контекстуально-ситуативных. Таким образом, эмоциональная пресуппозиция восприятия ЭТ-стимула создается в «дости-мульных» беседах (т.е. проводившихся непосредственно до прослушивания участниками эксперимента стимульных ЭТ определенного типа).
Теоретической базой для обоснования первичности эмоционального гештальта в речемышлении может служить также положение о том, что на начальных этапах перцептивного процесса проявляется примат целого над поэлементным (Линдсей, Норман 1974). Живые организмы, согласно этому подходу, вначале воспринимают не элементы (отдельные стороны, линии) объекта предметного мира, а целостный динамичный образ. Последовательность формирования эмотивных образов обусловлена не только порядком поступления эмотивной информации, содержащейся в воспринимаемом и интерпретируемом ЭТ, но и выдвижением на первый план «наиболее значимой в данном контексте и для данных коммуникантов информации: привлечение внимания к определенной части текста обеспечивает ее выдвижение на передний план в обработке информации» (Чейф 1975, 1983). При этом выделение «выдвинутых» и фоновых фрагментов текста обусловлено ограничениями в способностях человеческого мозга к организации и последующей обработке эмотивной информации рамками «пространственной организации визуального поля» (Reinhart 1984).
Психосемантический анализ перцептивного образа эмоции (эмоционального состояния) необходим, поскольку в дальнейшем позволит использовать как психологические, так и лингвистические методы интерпретации воспринимаемого и репрезентируемого объекта. Применение данного метода позволяет понять, что дальнейшее
опознание образа-гештальта эмоции идет по направлению распознавания и дифференциации отдельных его элементов, специфических признаков. На этом этапе уже учитывается иерархическая организация предметов объективной действительности: включенность одного предмета в другой, а также неоднородность предмета-стимула, т.е. обязательность вхождения в его состав более мелких предметов — элементов. В этом отношении эмотивная семантика синтаксического уровня не является исключением.
Экспериментальные нейролингвистические данные свидетельствуют о том, что в процессе восприятия проявляется функциональная асимметрия мозга: стимульная информация воспринимается прежде правым полушарием, в котором латерализова-ны механизмы актуального членения высказывания и которое связано с конкретным, моментальным, глобальным освоением информативного сигнала, трансформируемого в «картинку ситуации» (Сахарный 1989). Затем следует квантование, членение информации и переброс ее в левое полушарие, в котором происходит абстрактно-логический анализ и номинация структурированной информации с привлечением лексико-грамматического арсенала средств и способов выражения значений. По материалам нейрофизиолингвистических исследований, левое полушарие отвечает за формальные лингвистические операции, включая синтаксический анализ и реализацию тонких программ различения временных последовательностей и причинно-следственных связей, выражаемых синтаксическими средствами, а также последовательное познание аналитического характера (Ротенберг, Бондаренко 1989). Еще И. П. Павлов отмечал, что отличительной особенностью «правополушарного» образного мышления обуславливается способность целостно, в комплексе воспринимать предметы и явления с одновременной и моментальной обработкой многих параметров. «Левополушарное» же мышление наделено способностью к последовательной обработке информации, когда познание происходит постадийно и в связи с этим носит аналитический характер (Павлов 1996). Таким образом, правое и левое полушария функционируют в рамках различных стратегий переработки информации, что свидетельствует об их различной специализации (Масляев 1998). Однако большинство исследователей не делает вывод о жестком распределении функций между полушариями: «Мозг, разумеется, функционирует как единое целое, объединяя оба способа организации контекста как взаимодополняющие компоненты мышления» (Ротенберг, Бондаренко 1989). Постоянно происходит взаимодействие полушарий и переброс информации из правого полушария в левое и обратно для «сличения с имеющейся картинкой-эталоном» в целях саморедактирования: «...правое полушарие схватывает информацию, заставляет левое производить аналитико-синтетические операции по ее обработке, контролируя эту работу» (Мусиенко 1996). Вышеуказанные положения могут служить концептуальным обоснованием вертикально-горизонтального, син-тагма-парадигматического алгоритма речевосприятия.
Психологи отмечают, что «...значение текста раскрывается только в контексте некоего ментального пространства» (Петренко 1988, с.22), когда все смыслы воспринимаемого текста преломляются сквозь «эмоциональную призму». Это положение справедливо в отношении любого текста, а в отношении ЭТ—еще в большей степени. Поэтому представляется возможным выделить в перцептивном акте восприятия ЭТ этап актуализации трех основных измерений базиса эмотивности, формирующих психосемантическую синтагму и отражающих стороны любого эмоционального явления. В соответствии с теорией семантического дифференциала Ч. Осгуда (Осгуд и др. 1972), это оценка (удовольствие/неудовольствие), сила (импульсивность), активность (напряженность) (см. рис., уровень 3). Экспериментальные исследования в области психофизиологии эмоций показали универсальность данных структур в отношении эмоциональных явлений. Факторы «оценка», «сила», «активность» представляются наиболее существенными для построения всей концептуальной системы эмотивности: это исходные, «первичные концепты», на базе которых впоследствии
развивается более дифференцированный, разветвленный концептуальный организм. Таким образом, эти факторы организуют целостное концептуальное пространство эмотивности и выступают как «главные рубрики» (Кубрякова 1998, с.91] его членения.
Фактор «сила» может обусловливать и характеризовать как интенсивность процесса эмоционального реагирования на стимулы-раздражители воспринимаемой действительности, а также степень контроля указанного процесса посредством волевых усилий субъекта, так и интенсивность внешнего проявления, изъявления эмоциональных реакций, в том числе и речевых. Данный фактор может выступать как характеристика личностных качеств, как «сила личности», «сила Эго», «сила Я». Считается общепризнанным факт, что процесс восприятия сопровождается обязательным оцениванием как качеств объекта восприятия, так и отношения к нему воспринимающего субъекта. Это может быть более дифференцированный подход с эстетической точки зрения «красиво/некрасиво», оценивание функциональной пользы «полезно/вредно» и соответствия воспринимаемого социальным эталонам «нравственно/безнравственно», «морально/аморально», а также выявление качества и знака эмоционального фона восприятия «удовольствие/неудовольствие». Однако уже на самых ранних онтогенетических стадиях развития психики проявляются признаки присутствия механизма простой оценки «хорошо/плохо» как «рефлексии ситуации в обобщенных, недифференцированных эмоциональных эталонах» (Петренко 1988, с.158). Очевидно, что в процессе оценивания задействованы и аналитические механизмы сознания. Фактор активности, на нейрофизиологическом уровне обусловленный активацией определенных мозговых структур, на психологическом уровне проявляющийся в степени активности отражения, восприятия и формирования вербальных и невербальных, образных форм репрезентации, также является одной из трех «вершин»-модусов эмотивности на рассматриваемом доязыковом уровне.
Согласно нейролингвистическим теориям, установление когнитивного контакта субъекта с воспринимаемым предметом рассматривается прежде всего как активность по его артикулированию, членению на смысловые компоненты по схеме, подобной предикативной (Ахутина 1988,1989; Бендлер, Гриндер 1992; Бутон 1984 и др.). Таким образом, следующий этап и уровень трансформационной модели-скрипта — это более расчлененная, подробная дифференциация семантических составляющих парадигм с ядерными психосемантическими концептами активности, оценки, силы. Члены психологической синтагмы группируются по ядерным концептуальным основаниям психологического феномена эмоциональности — силе, активности, оценке — в соответствии с принципом антиномий. Здесь психологические концепты представлены в виде бинарных оппозиций (см. рис., уровень 4), т.е. пар антагонистических характеристик субъекта-носителя эмоционального состояния (ЭС), выступающего как языковая личность в процессе выражения определенных эмоциональных состояний в речи. Выбор в качестве концептуальных звеньев психологической синтагмы основных характеристик темперамента обусловлен тем, что эмоциональные характеристики речи во многом определяются типом нервной системы субъекта-языковой личности. Общеизвестно, что именно эмоциональный фактор — один из важнейших регуляторных механизмов психического процесса речепорождения и восприятия на всех уровнях: от фонетического до синтаксического. Таким образом, психологические критерии-характеристики, положенные в основу типологии темперамента, непосредственно связаны с эмоциональным фактором. Так, в психофеноменальном пространстве, границы которого определяются концептуальными полномочиями парадигмы «сила» расположены эмоциональная возбудимость и темп эмоциональных реакций. Ядерным психосемантическим компонентом для ряда концептуальных модусов: активности/пассивности субъекта в отношении испытываемого им ЭС, реактивности/произвольности ЭС, экстравертивности/интравертивности интенций эмоционально реагирующего субъекта — является концепт «сила». Парадигму с психосеман-
тическим индексом «оценка» формируют пластичность/ригидность ЭС и оптимистичность/пессимистичность установок субъекта-носителя ЭС. Парадигматические, «вертикальные» связи позволят впоследствии связать психологические характеристики языковой личности, представленные в данной синтагме, с особенностями концептуального и категоризационного стиля конкретного субъекта речевой деятельности.
У таких специалистов в области психолингвистики, как Ю. Д. Апресяна, Ш. Бал-ли, В. В. Виноградов, В. Г. Гак, Л. Ельмслев, Э. Сепир, Л. В. Щерба и др., не вызывает возражений идея о потенциальной разложимости любого содержания на ограниченный фиксированный набор составляющих, перекликающаяся с психологическим атомизмом В. Вундта, декларировавшим возможность сведения сложных психологических образований к набору простых ощущений и переживаний. Кроме того, по мнению зарубежных специалистов в области семантики, главным предметом последней является установление принципов, правил и репрезентаций, регулирующих взаимодействие языковой системы с концептуальной системой.
На следующем уровне актуализационно-трансформационной парадигмы (см. рис., уровень 5), при выделении которого когнитивный подход тесно соприкасается с семиотическим, происходит сличение концептуальной системы как арсенала психосемантических составляющих идеального эмотивного эйдоса с индивидуальным образом-отражением конкретной эмоции в феноменальном пространстве индивида как языковой личности. Соответственно происходит отбор эмотивных психосем в соответствии со степенью их контекстуально-ситуативной актуальности. При этом ситуа-тивность проявляется как разграничение типовых эмотивных ситуаций, обуславливающих и регулирующих процесс избирательной актуализации эмотивных психосем. Способность понять и оценить ситуацию вытекает из возможности сравнить ее с соответствующими ситуациями в прошлом опыте, сличить ее с тем, что хранится в памяти. Учитывается и способность памяти не только к хранению, но и распознаванию необходимой информации, ее извлечению или нахождению (Schwarz 1992). Информативно доступными являются только те упорядоченные репрезентаменты психического образа эмоции, которые актуализируются по правилам типовой эмотивной ситуации, куда входит и прагматическая ориентация на адресат эмоционального сообщения, оценка его информативного поля. При этом раскрывается единство языковой формы, значения и действия в коммуникативно-эмоциональном событии-акте. Таким образом, учитывается денотативное содержание конкретной эмоции (о чем говорить, т.е. какие актуально-индивидуальные признаки эмоции следует отразить в речи?), целеполагающий мотив (зачем говорить, т.е. установить задачу высказывания в достижении планируемого перлокутивного эффекта), формально-логическая сторона эмотивного высказывания (как сказать, т.е. какую оптимальную форму избрать для выражения конкретного эмотивного значения в соответствии с правилами мышления и общепринятыми способами формализации?). В данном процессе участвуют как психические механизмы сознания, когда целенаправленно рационализируются компоненты эмотивной семантики, так и интуитивно-семантического фильтра. Отметим, что понятие «сознание» в данном контексте трактуется, во-первых, с философской точки зрения как имплицитная картина мира субъекта речемыслительного акта, а во-вторых, с психологической — как многослойная уровневая система, включающая как осознаваемые, так и неосознаваемые компоненты.
Еще Р. Джекендофф выдвинул гипотезу о том, что в психике существует определенный уровень, на который «стекается» для сопоставления вся информация, полученная извне и приходящая по разным каналам (зрительному, слуховому, тактильному, моторному и т.п.) и принадлежащая разным модальностям (Jackendoff 1992). Этот уровень впоследствии был определен как уровень концептуализации — «понятийной классификации» информационного содержания. Как отмечает Е. С. Кубрякова, «понятие концепта отвечает представлению о тех смыслах, которыми оперирует человек
в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание всей человеческой деятельности и процессов познания в виде некоторых «квантов» знания» (Кубрякова и др. 1996, с.90). В то же время люди являются концептуальными, интенциональными и семантическими системами.
В рамках нашей модели, на концептуальном уровне определяются отношения психофеноменального поля эмотивности и его непосредственного контакта с субъектом когниции и восприятия, т.е. происходит концептуализация, выделение определенных единиц эмоционального человеческого опыта в их идеальном содержательном представлении, группирование которых позволяет впоследствии построить «идеальную» психосемантическую модель эмотивности. На этом этапе формируется ментально-концептуальное пространство эмотивности, индивидуальная семантическая проекция которого в феноменальном пространстве субъекта как языковой личности станет затем «удобным полигоном» для интерпретационных операций с языковыми (речевыми), текстовыми структурами. Таким образом, на этом уровне формирования «эмоциональной» мысли выстраивается синтагматический ряд психосемантических составляющих эмоционального феномена, представленных как ментальные репрезентации концептуальной эмотивной системы, которые впоследствии могут быть соотнесены с вербальными репрезентациями. В систему бинарных оппозиций входят концепты, представленные на психосемантической шкале эмотивности как «+» и «-», однако не всегда категорично рассматриваемые как антагонистичные в силу диалек-тичности, частой амбивалентности эмоциональных явлений. Содержание противопоставлений в «парах» определяется не языковыми нормами, но отражает «своеобразие индивидуальной системы антонимии» (Петренко 1988, с.69) субъекта в рамках его имплицитной теории личности. В данном ряду представлены, во-первых, сущностные, релевантные для любого эмоционального состояния и, соответственно, для любой речевой реализации последнего психосемантические признаки. Это концептуальный семантический референт психологической характеристики степени эмоциональной возбудимости — интенсивность/экстенсивность транслирования эмотивной семантики; под «патронажем» экстравертивной/интравертивной ориентированности индивида — тяготение к эксплицитности/имплицитности транслируемого эмоционального состояния (ЭС); модус оптимистичности/пессимистичности проектирования «картины мира» проявляется в превалировании интенсионального концепта позитивности/негативности, т.е. тяготения индивида к оценкам «плохо» или «хорошо». В синтагматическом ряду стоят и «ситуативные» концепты, которые, будучи представлены в целостной концепции эмоциональности, избирательно актуализируются в типовой ситуации для конкретного ЭС. Так, под эгидой психологического модуса «темп эмоциональных реакций» выступают психосемантические концепты «статич-ность/процессуальность», «континуальность/фазовость», а референтом психологической характеристики «активность/пассивность» является агентивность/неагентив-ность. Реактивность/произвольность эмоциональных реакций представлена набором концептуальных коррелятов — «контролируемость/неконтролируемость», «осознанность/произвольность», «каузированность/необусловленность»; референциональ-ной сферой эмоциональной пластичности/ригидности являются концепты номина-тивности/эвальюативности (оценочности) в эксплицировании или имплицировании ЭС, радикальности/умеренности эмотивной оценки, конкретности/абстрактности вербальной трансляции эмоции.
Такая развернутая концептуальная психосемантическая система отвечает требованиям «богатства» и «развитости», предъявляемым к концептуальной структуре Дж. Фодором (Боёог 1975). Однако, по мнению Л. В. Барсалоу, число концептов в рамках системы и объем их содержания беспрестанно подвергаются изменениям (Багэа1ои
1992). Поэтому мы не настаиваем на исчерпанности информации, представленной в концептуальной системе эмотивности, и не исключаем возможности включения в эту систему дополнительных концептуальных элементов.
Дифференцированное выделение психосемантических концептов эмотивности и терминологическое их обозначение является продуктом научной рефлексии, глубокого анализа и осознания эмотивной действительности с последующим ее расчленением на элементы, между которыми существуют отношения сходства, различия, принадлежности, последовательности. В. Ф. Петренко отмечает, что «чем больше взаимосвязанных элементов в объекте или ситуации может быть вычленено и вновь связано, тем выше уровень осознания действительности» (Петренко 1988, с.12), тем, соответственно, «более многомерным, дифференцированным является образ мира, себя, других, т.е. тем выше его когнитивная сложность». В естественном сознании индивида, вовлеченного в речемыслительный акт, концепты эмоциональной действительности могут четко не осознаваться, чаще всего не имеют терминологической референции, да и вообще каких-либо номинаций, не организуются в четкую, ясно фиксируемую «внутренним зрением» картину. Однако особенности своего эмоционального состояния субъектом осознаются довольно ясно, что показали результаты эксперимента: в том случае, если мгновенное «схватывание» концептуальной картины не осуществляется и, соответственно, не категоризируется, субъект посредством интеллектуально-волевых усилий инициирует процесс осознания эмоционального состояния. Осознание системы значений просто необходимо субъекту для разведения картины (образа) мира и «собственной действительности», в противном случае произошел бы сбой в естественном процессе речемышления. Каждый из представленных концептов является неотъемлемым элементом общей концептуальной базы эмотивности и поэтому имеет право на избирательную актуализацию в процессе формирования индивидуального, ситуативно-обусловленного эмотивного образа, который впоследствии выражается в выборе языковой категории. Именно грамматическая категоризация, по свидетельству специалистов в области когнитивной науки, создает ту концептуальную сетку, тот каркас для распределения всего концептуального материала, который выражен лексически. Право на актуализацию с необходимостью реализуется как в логическом контексте научного познания мира, так и простого постижения человеком действительности, «обыденного» сознания в соответствии со «складывающейся веками наивной картиной мира, в которую входит наивная геометрия, наивная физика, наивная психология...» (Апресян 1966, с.53). Следует отметить, что целостный эмотивный образ некорректно было бы представить как простую сумму составляющих-концептов: последние понимаются не как «функционально или генетически первичные элементы, имеющие самостоятельный морфологический статус, а как подвижные функциональные образования, возникающие и существующие внутри целостной системы значений, перцептивного или мыслительного образа и определяемые этой системой» (Петренко 1988, с.34).
Процесс квантования элементов сознания на эмоционально/эмотивные пропозиции с последующей их ситуативной, контекстуальной актуализацией обусловлен тремя основополагающими факторами: во-первых, аналитико-синтетическими связями психических процессов, т.е. связеобразующей активностью психики, и в «имманет-ных законах самого бытия, в единстве основных атрибутов материи: пространства, времени, движения» (Левашов 1994). Во-вторых, характер выявления психосемантических концептов эмотивности в процессе интерпретации воспринимаемого ЭТ-сти-мула и его композитивов — ЭК — обусловлен семантическими, структурными и прагматическими особенностями самой стимульной информации. В-третьих, большую роль здесь играет характер перцептивной активности индивида в когнитивном процессе, определяемый различными видами социальных установок, и психофизиологические особенности субъекта (уровень развития сознания, индивидуальные особенности психоэмоционального склада и т.д.). Перцептивная установка очень важна в процессе формирования индивидуальных психосемантических парадигм субъекта, т.е. идентификация информационного стимула далеко не всегда идет по «полной» программе актуализации абсолютно всех концептов эмотивности, представленных в
синтагматическом ряду таковых. Здесь следует учитывать и неизбежность структурно-семантических искажений предъявляемого стимула, которая в имплицитном виде отражает комплекс установок. Как отмечает Е. С. Кубрякова (Кубрякова 1991), все внешние раздражители трансформируются, интерпретируясь и осмысливаясь согласно складывающимся эталонам и моделям опыта. При этом «качество нашего перцептуального опыта зависит лишь отчасти от стимулов, воздействующих на органы чувств, и сигналов, вызванных непосредственно этими стимулами. Не менее важной оказывается при этом структура, налагаемая на эти периферийные события на более высоких уровнях обработки данных, что сообразуется с известными ожиданиями и доступным человеку инвентарем перцептуальных и интерпретирующих моделей» (Langacker 1987). Поэтому основной задачей является воспроизведение модели процесса восприятия и порождения ЭК и ЭТ, которая бы была наиболее приближена к реальным событиям как объективной, так и субъективной действительности, т.е. психической жизни человека. Представленная работа — шаг на пути решения данной насущной проблемы.
Идея о связи сознания со структурами языка, впервые глубоко осмысленная еще Г.Гегелем (Гегель 1937), получила свое развитие и в когнитивной науке: «Наличие грамматических структур, изоморфных деятельностным структурам, позволяет человеку совершать мысленный эксперимент, получая новые знания» (Петренко 1988, с.9).
На вербальных этапах эмотивного синтаксирования в речемышлении определяется наиболее адекватная психосемантическим концептуальным составляющим эмоционального эйдоса, возникшего в сознании воспринимающего субъекта, грамматическая форма выражения предиката ЭК, т.е. непосредственный выбор стратегии эмо-тивного предицирования соответствующего типа, маркированной характером когнитивно-эмоционального стиля индивида, его устойчивыми психологическими интенциями (см. рис., уровень 6). При этом неактуализированные в этой комплексной парадигматико-синтагматической структуре психосемантических эмоциональ-но-эмотивных признаков опознаватели нейтрализуются, а иногда и вовсе утрачиваются. Это касается как одного из членов психосемантической пары концептов, «отвергнутого» в результате актуализации другого члена этой же пары (например, выбор стратегии имплицирования эмотивного значения вместо эксплицирования или же осознание эмоции как негативной, а не позитивной), так и всего концепта в совокупности психосемантических вариаций. Например, концепт «фазовости/квантифици-руемости» теряет свою актуальность при выражении эмоциональной оценки посредством адъективной ЭК (Ср.: Прекрасная пора!..).
На этой стадии осуществляется переход от глубинных операций смыслового син-таксирования во внутренней речи на поверхностный уровень семантического синтак-сирования и последующего грамматического структурирования (Ахутина 1989). Здесь параллельно предицированию происходит выбор лексического наполнения предиката, т.е. максимально адекватного эмоции-денотату имени, причем номинация и предикация понимаются как симультанные и основные процессы порождения речи.
Таким образом, события этого уровня разворачиваются в объективационном поле, когда совершается переход от стратегии гипотетического поведения к конкретному, предметному: от целостного представления-продукта отражения с последующей интерпретацией информации, ее концептуализацией до категоризации. Такое понимание тесной связи процессов концептуализации и категоризации как уровней-этапов речемыслительной деятельности в процессе восприятия и интерпретации ЭТ не противоречит общетеоретическим положениям когнитивной науки (Cruse 1990): «Образование категории тесно связано с формированием концепта или группы концептов, вокруг которых она строится, т.е. с выделением набора признаков, выражающих идею подобия или сходства объединяемых единиц...».
Отражение как психический процесс представляет собой единство субъективации
и объективации, восприятия и речемыслительной, речепродуцирующей деятельности, что требует интегративного рассмотрения этого единства в плане информационного и материального взаимодействия, в аспекте взаимосвязи содержания и формы. Поэтому всегда следует помнить, что «поскольку объективация детерминируется на этапах субъективации, то во многих случаях результат объективации выступает как объективированное сознание, как овеществленная, опредмеченная идея» (Левашов 1994). Условной границей субъективационного и объективационного полей является интерференциальная трансформационно-семантическая макрозона интерпретации эмоционально-эмотивных значений, своего рода информационно-энергетическое «поле напряженности». В этой зоне происходит проекционное соотнесение, трансформация психосемантических составляющих индивидуального эмоционального эй-доса субъекта с семантическими составляющими «внутреннего предиката» как «опорного слова» (Выготский 1982) и соотносимого с ним в перспективе «внешнего» предиката ЭК, его семного набора эмотивности и наиболее оптимальной, адекватной для его выражения грамматической формы. На представленной схеме эта зона-интер-ференциональное пространство представляет собой архитектурный комплекс третьего, четвертого, пятого и шестого уровней.
Синтактико-грамматическая избирательность индивидуальных процессов восприятия обеспечивается категориальным сознанием, когда осуществляется «переход из сферы чувствования в сферу понимания» (Боброва 1991), происходит перекодирование эмотивной информации, т.е. переход от одного кода к другому: «объективного мира ... «как он есть», не существует — представления о мире рождаются в ходе деятельности с ним, и мир может быть в принципе изображен по-разному» (Varela, Thompson, Rosch 1993). Действительно, в рамках когнитивных наук как фундаментальное рассматривается положение о том, что знание, «чтобы быть переданным другому человеку, должно быть концептуализировано в языковые формы» (Кубрякова 1996) в соответствии с законами «грамматики и синтаксиса, имманентно содержащих правила человеческого мышления» (Петренко 1988, с.12). Классификационная деятельность этого уровня может быть охарактеризована как категоризационный процесс.
Внутренний предикат как «сгусток личных смыслов» становится импульсом, который приводит в движение ассоциативно-вербальные сети. Приоритет выбора предиката как стержня синтаксического каркаса эмотивного высказывания опирается на положения актуального членения: эмоция — это всегда новая информация в субъективной картине мира, в знаниях о себе, это всегда рема. В то же время тема — носитель состояния, чувствующий субъект, или место средоточения эмоции, на речевом уровне подразумевающее вариативность наименований (душа, сердце), но чаще всего остающееся имплицитным в случае, когда речь идет о собственном эмоциональном состоянии говорящего. Механизм этого процесса до сих пор остается загадкой. Однако здесь явно проявляется вариативность связи мышления с языковой памятью, содержащей вербализованный материал, т.е. в нашем случае — набор грамматических категорий, служащих для выражения эмотивного предиката. При этом проявляется вся сложность интерпретации перехода мысли к речи, поскольку мысль многомерна, а речь линейна. Данный процесс систематизации «проявления» психического образа эмоции и предпочтительной для субъекта системы его «опознания», идентификации обусловлен теми же причинами, что и на предыдущем этапе, т.е. особенностями сти-мульной информации и системой психофизиосоциальных характеристик субъекта, его модели мира: «...Отношения между языковой формой и ее реализуемым значением ...регулируются и управляются перцептивной позицией говорящего, той дистанцией в реальном или иллюзорном [предметном или феноменальном — И.Л.] пространстве и времени, с которой он видит и осмысляет предмет речи, и соответственно — тем способом, каким он осуществляет свои коммуникативные интенции» (Золотова и др. 1998). Здесь и проявляется когнитивно-перцептивный стиль языковой личности, оп-
ределяющий индивидуальные стратегию и тактику эмотивного предицирования. Здесь происходит тесное взаимодействие, взаимопроникновение и системное взаимо-обусловливание парадигматических и синтагматических, «пространственных» и «временных» отношений эмоционально-эмотивной системы, когда сливаются воедино сигнальные и опознавательные функции: психосемантические и синтактико-мор-фологические корреляты, входя в состав соответственно психологических и грамматических парадигм, являются слотами многоместных (с учетом вариативности, избирательности актуализационно-нейтрализационного процесса) линейных синтагм. Именно на этом этапе совершается таинство соотнесения психосемантического, глубинного, концептуального и грамматического, поверхностного, формально-структурного слоев эмоционально-эмотивного эйдоса. Таким образом, в избирательной актуализации понятийных и грамматических категорий проявляется «пристрастность» человеческого сознания.
«Взаимоотношения между синтаксическими и понятийными категориями представляют собой такую же сложную сеть, как и ...взаимоотношения между формальными и синтаксическими категориями» (Есперсен 1958). Продуктом вышеуказанного процесса и является формирование ассоциативно-вербальной сети (см. рис., уровни 5-6), организация которой отражает все хитросплетения и «узловые» моменты семантических полей личности, важная роль которых в речемыслительной деятельности отмечена в работах Е. Ю. Артемьевой, А. Г. Шмелева, В. В. Налимова, А. X. Пашиной, Т. Н. Ушаковой, Н. Д. Павловой, И. А. Зачесовой, Н. В. Витт, М. Т. Моутли, С. Т. Кэмден. В этом интерференциональном семантическом пространстве устанавливаются связи между синтактико-грамматическими формами предиката и соответствующими психосемантическими характеристиками эмоционального состояния из синтагматического ряда, что обусловлено опытом субъекта как языковой личности в соотнесении с его психологическими характеристиками, а также и стереотипным представлением субъекта об определенной эмоции (страха, например) и о возможных социальных ситуациях ее проявления. В этой зоне происходит наложение различных феноменальных пространств, «объекты» которых взаимодействуют: психологического (характеристики типа нервной системы субъекта-языковой личности, обусловливающие интенсиональность нервных реакций); психосемантического (арсенал концептов эмотивности, избирательная актуализация которых способствует созданию общего психосемантического «портрета» конкретной эмоции, транслируемой в речи субъекта), грамматического (набор ЭК с различным типом морфолого-синтаксиче-ского оформления предиката, категориальные характеристики которого способны отразить различия в денотативно-психологическом характере выражаемых в речи эмоций). Векторы семантической связи между грамматической формой предиката и соответствующими психосемантическими концептами эмотивности позволяют проследить зоны и конфигурации пересечения психосемантической и грамматической плоскостей, наглядно представить «пункты» сходства и различия в семантических характеристиках различных типов репрезентации эмотивных предикатов, ведущих к выявлению оснований возможностей их синонимичности в контексте.
Психологическими базисными способностями, позволяющими произвести выбор, актуализировать те или иные признаки-концепты в синтагматико-парадигматических семантических отношениях любого уровня в предлагаемой модели, являются внимание и память. В рамках когнитивной психологии одной из главных «способностей» внимания является «остановка» в процессе обработки информации на одном из ее объектов путем фокусировки всех когнитивных усилий для его выделения, опознания, описания и классификации» (Кубрякова и др. 1996). Таким образом, говорящий «выбирает» определенную точку зрения на значимую для него ситуацию и сосредотачивается на идентификации определенных ее деталей, когда высвечиваются, в терминах гештальтпсихологии, фигура и фон, т.е. «главное» и «второстепенное». Так происходит активация знаний, подкрепляемая регуляцией и обработкой внешней инфор-
мации, зависящих от волевых и эмоциональных качеств субъекта, его установок. К данной модели наиболее применимым можно считать следующий подход: «...внимание — это такой процесс выделения признаков, при котором субъект постоянно оперирует то выделенными признаками, то целым... анализ-через-синтез, т.е. процесс установления целостностей (топиков), с которыми могут быть связаны отдельные части, признаки или свойства и из которых могут создаваться новые целостности» (Брунер 1984). И действительно, на всех этапах эмотивно-синтаксического речевос-приятия и речепорождения происходит как выделение общеконцептуальных и ситуативных психосемантических признаков, так и сопоставление, сличение, верификация их адекватности исходному эмотивному образу-гештальту. Как видим, процедура семантической активации, интерпретации и избирательного перекодирования присуща нескольким, если не всем уровням восприятия и, с большой степенью вероятности, речемыслительного процесса порождения ЭК и ЭТ. На довербальных этапах этот процесс затрагивает ментально-концептуальные, так называемые «аналоговые» (т.е. сохраняющие некоторое подобие оригиналу-стимулу предметного мира) репрезентации эмотивной семантики, на этапе внутренней речи — пропозиционально-категориальные, т.е. имеющие аргументно-предикативную структуру (Pylyshyn 1985; Eckardt
1993). «Внешний» уровень позволяет проводить операцию актуализации с синтакти-ко-грамматическими формами. К описанию задач и функций когнитивного аппарата человеческой психики в восприятии, интерпретации и воспроизведении эмотивной семантики можно применить высказывание Т. А. ван Дейка о том, что когнитивная структура должна «включать как репрезентации в эпизодической и семантической памяти, так и стратегии использования и модификации этих репрезентаций, а также систему контроля, управляющую процессом поиска в памяти необходимых репрезентаций и активацией имеющихся знаний» (ван Дейк 1988). Разнообразие репрезентаций различного уровня представлено в семантической и вербальной памяти как концептуальной системе, участвующей во всех речемыслительных процессах, в том числе и в порождении и восприятии эмотивной речи (Слобин, Грин 1976; Ellis, Hunt 1993), и объясняется адаптивной структурой когнитивной системы в целом (Кубрякова 1996).
В свою очередь этот процесс структурирован и контролируется системой фреймов (см. рис., уровень 7), отношения между которыми способствуют формированию так называемой фреймовой сетки. Понятие фрейма, наиболее соответствующее специфике предлагаемой схемы, включает, во-первых, «структуру данных для представления стереотипных [в нашем случае — эмотивных — И.Л.] ситуаций» и, во-вторых, семантический критерий «исчисления предикатов». Отмечается близость понятия фрейма как к семантическим понятиям сцены как мысленного образа, ассоциативных связей и семантического поля, так и к понятию схемы в когнитивной психологии. Фрейм регулирует выбор языковых категорий, наиболее адекватно отражающих специфику сцены-ситуации, причем элементы сцен могут иметь общих «участников» (Fillmore 1975), когда образуются межфреймовые отношения, проявляющиеся в структуре семантических сетей. Известно, что «вершинные уровни фрейма фиксированы и соответствуют вещам, всегда справедливым по отношению к предполагаемой ситуации» (Кубрякова и др. 1998, с.188). Отметим, что принцип расположения фреймовой сетки на нижнем уровне представленной модели, когда композиция фреймового устройства выглядит как бы перевернутой вершиной вниз, отражает не очередность фреймового анализа как последней стадии организации представляемого речемыслительного процесса: уже было отмечено, что данный процесс может протекать симультанно, но в разных семантических пространствах. Такое положение отражает прежде всего сложную архитектуру речемышления, а именно динамическую избирательную связь видов фреймов с конкретными грамматическими категориями в составе предикатов ЭК, а затем — с психосемантическими концептами эмотивности, которые обуславливают выбор тактики эмотивного предицирования в соответствии с типовой эмотив-ной ситуацией-сценой. Кроме того, такое расположение фреймовой сетки демонстри-
рует симметричность трех основных видов фреймов трем «всегда справедливым вещам» в области эмотивной семантики, т.е. преимущественной актуализации психосемантических модусов «сила», «активность», «оценка» (см. выше). Активация того или иного фрейма обусловлена спецификой эмотивной ситуации-сцены, когда сцена и фрейм соотносятся посредством «перспективы»: в процессе речемыслительной деятельности определенный психосемантический модус, «оценка» например, выдвигается на первый план, а другие оказываются на втором плане. В этом случае происходит активация эвальюативного фрейма, который в свою очередь предопределяет употребление в рамках дискурса оценочной ЭК с соответствующим грамматическим оформлением предиката. Естественно, что на активацию конкретного фрейма влияют и такие экстралингвистические факторы, как ситуативные и устойчивые психологические характеристики субъекта речевой деятельности, его установки. Таким образом, процесс понимания специфики эмотивной информации в рамках конкретной типовой ситуации подразумевает активацию фреймовой сетки, конкуренцию фреймов и выдвижение на первый план фрейма-«победителя» (Charniak 1982). Именно фреймовая семантика позволяет совершить «сборку» значений элементов текста в целое значение в непрерывном переходе от эмпирического опыта к языковому (Fillmore 1982). Логико-семантический анализ структуры фрейма позволяет охарактеризовать принципы отношений и связей в рамках типовой эмотивной ситуации, способствуя репрезентации синонимического ряда предикатов, «обслуживающих» данный фрейм и на основании психосемантических характеристик денотата-эмоции соотносимых с конкретной грамматической формой. Четкое фреймовое структурирование способствует уточнению эмотивного смысла относительно обстоятельств, целей, интенций речи. Поэтому представляется обоснованным провести связь между представленными видами эмотивных фреймов (ЭФ) и коммуникативными регистрами речи (КРР). В процессе речевой трансляции эмотивной семантики выявляются в комплексе экспрессивный, номинативный, оценочный ее компоненты. Однако преимущественная актуализация одного из них в каждом конкретном случае индивидуальной речевой реакции, оформленной в виде ЭК, неизбежна. Этот процесс регулируется посредством активации определенного ЭФ в соответствии с типовой эмотивной ситуацией, психологическими интенциями говорящего и характером денотативного содержания транслируемой эмоции. Нами выделяются следующие основные типы ЭФ: дескриптивный ЭФ, активация которого вызывает к жизни ЭК, функционирующие в рамках репродуктивного и описательно-информативного коммуникативного регистра речи, например, причастные ЭК (Ср.: Он влюблен), адвербативные (Ср.: Это прекрасно!); ат-титюдный ЭФ (ЭК, соотносимые с коммуникативно-семантическими интенциями реактивного и репродуктивного коммуникативного регистра речи , например глагольные ЭК (Ср.: Я обожаю осень)); перформативный ЭФ (ЭК, представляющие генери-тивный регистр, например, субстантивные (Ср.: Страх... Везде страх...)). Выделяется также и репродуктивно-экспрессивный ЭФ, активация которого отвечает за образование эксплицитных аффективов — междометных ЭК (Ср.: Ух! Какая красивая)).
Моделирование ЭТ происходит путем формирования синтагматической цепи эмотивных предикатов-ядер ЭК, каждая из которых репрезентирует на уровне ЭТ отдельный художественный образ конкретной эмоции. Это завершающий этап процесса объективации, закономерным результатом которого является ЭТ с его эмотив-но-образной системой. При этом интегративный семантический образ ЭТ является не простой суммой эмотивных значений, представленных в ЭК как конструктах ЭТ: это самостоятельная и целостная эмотивная субстанция речемыслительной деятельности в процессе коммуникации. Восприятие и понимание текста, осуществляемое в психосемантической системе воспринимающего субъекта, может протекать, во-первых, как сличение и дифференциация композитивов ЭТ-стимула и ЭТ-реакции, однако «именно как смысловое целое текст может быть воспринят и понят» (Цепцов 1990).
Здесь проявляется психический принцип «примата целого над структурными элементами, принцип стремления к связеобразованию, ...принцип примата синтеза над анализом» (Левашов 1994), когда происходит активная адаптация характеристик информационного стимула к особенностям целостной перцепции и к «картине мира» воспринимающего индивида. В то же время синтез выступает как логическое продолжение анализа. В этом отношении необходимо учитывать мнение С.Л.Рубин-штейна: «Синтезом является всякое соотнесение, сопоставление, всякое установление связи между различными элементами» (Рубинштейн 1989). В чувственном познании, в восприятии синтез выступает в виде изменения чувственных элементов, их конфигурации, структуры, формы в той или иной интерпретации в результате соотнесения выделенных анализом составных частей смыслового содержания. При этом связи, объединяющие элементы в образ, «не просто отражают порядок, структурную организацию, но объединяют в целостные условно-рефлекторные акты, операции» (Левашов
1994). Таким образом, в процессе восприятия действительности индивид подводит воспринимаемый феномен под определенную категорию, уже обозначенную в его субъективном опыте определенным знаком, при этом актуализируются как знаки понятийного, так и языкового уровней. Таким образом, в процессе восприятия психика оперирует не столько сенсорными эталонами, сколько эталонами «пятого квазиизмерения» (Леонтьев 1983), параллельно сформированными на психосемантической и формально-грамматической основе. Как отмечает Л. Р. Аносова, не существует особых значений в восприятии и отдельных, особых в языке: есть единая система значений в сознании (Аносова 1985).
В целом предложенная модель может рассматриваться как единый скрипт, структуру узлов и отношений которого представляют синтагматико-парадигматические структуры разных уровней и который характеризует связность такого аспекта психического опыта человека, как конструирование эмотивного синтаксиса, в частности ЭК и ЭТ. Подобный подход, подразумевающий совмещение в единой модели речевос-приятия различных видов анализа, переход от «атомарных» парадигм концептуализации к категоризации и анализу текстового целого, выдержан в духе генеративной семантики, основные постулаты которой были изложены Ю. Д. Апресяном (Апресян 1974).
Взаимосвязанность процессов восприятия и передачи информации в речемыслительном акте представляется таким же объективным фактом, как и их «замкнутая» цикличность. Как процессы кодирования, так и декодирования обусловлены общими законами психической деятельности в когнитивном цикле: восприятие в психосемиотическом смысле подразумевает «включение информации в структуру», а передача информации — «отделение элементов от данной структуры и пересылку другим объектам»; при этом «хранение соответствует связанной информации, восприятие и передача — так называемой свободной информации» (Урсул 1968).
Представленная на рисунке схема, эксплицирующая алгоритмическую модель интерпретации эмотивного знака-стимула и его трансформацию в индивидуальный эмотивный знак-реакцию, может быть задействована в речемышлении столько раз, сколько эмотивных знаков-стимулов синтаксического уровня содержит в себе ЭТ. Однако если несколько эмотивных предикатов, связанных в семантический «пучок», служат для презентации единого эмотивно-художественного образа в рамках одной эмотивной ситуации, их восприятие и семантическая интерпретация может пройти по единой схеме. При этом образуются оригинальная модель синтагматико-парадигматических связей, исходными звеньями-уровнями которой являются эмотивные эйдо-сы — продукты отражения стимулов предметного мира (в нашем случае ЭК как конструктов ЭТ). Предложенная схема не может претендовать на экспликацию всеобъемлющего подхода, поскольку сложность механизмов психических процессов речемышления входит в противоречие с возможностями их описания и систематизации. Однако любая попытка систематизации накопленных фактов в такой важней-
шей области психики, как эмоциональная, представляется актуальной в плане экспликации механизма эмотивных речевых процессов и перспектив создания совершенных интеллектуальных технических систем.
Данная схема подводит к выводу о приемлемости трех основных принципов описания психики в аспекте изучения эмоционально-эмотивных явлений: принципа активности психического отражения, принципа сохранения целостности системы за счет поисковой активности и принципа оптимального баланса между характером изменений внешней среды и адаптивной активностью. В вышеприведенной схеме отражен алгоритмический характер формирования предикатной структуры эмотивного высказывания, имеющий рациональный, «эталонный» (Аносова 1985) характер. Таким образом, как эталонный «стержневой» элемент, объединяющий процессы обобщения, номинации и интериоризации «положения дел в объективной действительности» в процессе восприятия и интерпретации ЭТ-стимула, рассматривается психосемантика предиката эмотивных синтаксических конструкций как композитивов ЭТ.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. АносоваЛ.Р. Эталоны речевого мышления //Вопросы психологии. 1985. № 2. С.96-99.
2. АпресянЮ.Д. Идеи и методы современной структурной лингвистики. М., 1966. 302 с.
3. Ахутина Т. В. Порождение речи: Нейролингвистический анализ синтаксиса. М., 1989. С.73-78.
4. Ахутина Т. В. Психологические механизмы синтаксиса //Прагматический аспект грамматической структуры текста. М., 1988. С.27-28.
5. Белянин В. П. О психиатрическом подходе к художественному тексту //Принципы изучения художественного текста. Саратов, 1992. С.4-6.
6. Бендлер Р., ГриндерД. Из лягушек в принцы. Нейролингвистическое программирование. Новосибирск, 1992. С.2-54.
7. Боброва Е.С. Интерпретация прагматического компонента текста: лингвофеноменологический опыт: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1991. 21 с.
8. Богин Г. И. Модель языковой личности в ее отношении к разновидностям текстов: Автореф. докт. филол. наук. Л., 1984. 32 с.
9. Брудный А. А. Значение слова и психология противопоставлений //Семантическая структура слова. М., 1971. С.89.
10. Брунер Дж. Онтогенез речевых фактов //Психолингвистика. М., 1984. С.34-42.
11. Бутон Ш. Развитие речи //Психолингвистика. М. С.34-49.
12. Всеволодова М. В., Го Шуфень. Классы моделей русского простого предложения и их типовых значений. М., 1999. С.46-48.
13. Выготский Л. С. Мышление и речь//Собрание сочинений. М., 1982. Т.2. С.5-315.
14. Гегель Г. В. Сочинения. Т. 3. М., 1937. С.248.
15. Дейк Т. А. ван, Кинч В. Стратегии понимания связного текста //Новое в зарубежной лингвистике. Вып.23. Когнитивные аспекты языка. М., 1988. С.153-211.
16. Демьянков В. 3. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода //Вопросы языкознания. 1994. № 4. С.62-84.
17. Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка//Новое в лингвистике. Вып. 1. М., 1960. С. 264-389.
18. Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958. С.43.
19. Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998. С. 64, 73, 441.
20. Кацнельсон С. Д. Общее и типологическое языкознание. М., 1986. 297 с.
21. Кубрякова Е. С. Проблемы онтогенеза речевой деятельности //Человеческий фактор в языке. М., 1991. С. 17.
22. Кубрякова Е. С., Демьянков В. 3., Панкрац Ю. Г., Лузина Л. Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996. 242 с.
23. Кулиш Л. Ю. Психолингвистические аспекты восприятия устной иноязычной речи. Киев, 1982. 208 с.
24. Левашов В. И. Введение в психосемиотику. СПб., 1994. 57 с.
25. Леонтьев А. А. Психологическая структура значения //Семантическая структура слова. М., 1971. С. 2-9.
26. Леонтьев А. Н. Избранные психологические произведения. М., 1983. С. 34-48.
27. Леонтьев А. Н. Психология образа //Вестник МГУ. Серия «Психология». 1979. № 2. С.6.
28. Линдсей П., Норман Д. Переработка информации у человека. М., 1974. С.41.
29. ЛитвинчукИ. Н. Опыт психоэтолингвистического исследования эмотивного метатекста в коммуникативно-когнитивной парадигме //Ученые зап. Таврического нац-го ун-та им. В. И. Вернадского. Т.12 (51). № 1. Симферополь, 1999. С.142-149.
30. Литвинчук И. Н. Интерпретация эмотивных смыслов художественного текста в психолингвистическом эксперименте //Культура народов Причерноморья. № 6. Симферополь. 1997. С.156-161.
31. ЛурияА. Р. Речь и мышление. М., 1975. С.24.
32. ЛурияА. Р. Язык и сознание. М., 1979. 319 с.
33. Масляев О. И. Психология человека. Д., 1998. С.24.
34. Мусиенко В. П. Введение в психолингвистику. Киев, 1996. С.23-26.
35. Осгуд Ч., СусиДж., Таннебаум П. Измерение значений//Семиотика и искусствомет-рия. М., 1972. С. 26-34.
36. Павлов И. П. Мозг и психика: Избранные психологические труды. М., 1996. 317с.
37. Петренков В. Ф. Психосемантика сознания. М., 1988. 207 с.
38. Ротенберг В. С.. Бондаренко С. М. Мозг. Обучение. Здоровье. М., 1989. 238 с.
39. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. В 2-х т. М., 1989. С.31.
40. Сахарный А. В. Введение в психолингвистику. Л., 1989. С.47-53.
41. СлобинД., Грин Д. Психолингвистика. М., 1976. С.5-195.
42. Солнцев В. М. Язык как системно-структурное образование. М., 1971. С. 67.
43. Сорокин Ю. А. Исследование внеязыковой обусловленности психолингвистических явлений //Основы речевой деятельности. М., 1974. С.26.
44. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики //Труды по языкознанию. М., 1977. С.31-42.
45. Урсул А. Д. Природа информации: Философский очерк. М., 1968. 287 с.
46. Цепцов В. А. Семантические операции при обработке дискурса //Современные модели психологии речи и психолингвистики. М., 1990. С.37-50.
47. Чейф У. Л. Значение и структура языка. М., 1975. С. 431.
48. Чейф У. Л. Память и вербализация прошлого опыта //Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 12. М., 1983. С. 43-51.
49. Barsalou L. W. Frames, concepts, and conceptual fields //Frames, fields and contrasts. Hillsdale, 1992. P.38-52.
50. CatfordJ. C. A practical introduction to phonetics. Oxford, 1988. P.36-38.
51. Charniak E. Context recognition in language comprehension //Strategies for natural
language processing. Hillsdale (N.J.), 1982. P.439.
52. ^omsky N. Reflection on language. N.Y., 1986.
53. Cruse D. A. Prototype theory and lexical semantics //Meaning and prototypes. Studies in linguistic categorization /Ed. by Tsohatzidis S.L. L., N.Y., 1990. P. 390-401.
54. Dijk T. A. van. Studies in the pragmatics of discourse. The Hague, 1981. P.222.
55. Eckardt B. von. What is cognitive science. Cambridge (Mass.), 1993. P.12-14.
56. Ellis H. C., HuntR. R. Fundamentals of cognitive psychology. Madison (Wisc.), 1993. P.46.
57. Fenstad J. E. et al. Situations, language and logic. D., 1987. P.1-3.
58. Fillmore Ch. J. An alternative to checklist theories of meaning //BLS. 1975. Vol.1.
P.124-125.
59. FromkinA. Language and Brain: Redefining the goals and methodology of linguistics //The Chomskyan turn. Cambridge (Mass.), 1991. P.83-96.
