CC BY
29
1. «признак животных с максимальной активностью днем», например: papillon diurne / papillon de jour;
2. «дневные фары автомобилей»: phares diurne / phares de jour;
3. «действующий, работающий днем»: hôpital diurne / hôpital de jour;
4. «признак заболевания, проявляющийся днем»: somnolence diurne / somnolence dе jour;
5. «признак действия, деятельности, имеющих место днем»: maraude diurne / maraude de jour.
В окружениях, где данные семы реализуются, прилагательное diurne и адъективируемое существительное de jour являются абсолютными синонимами.
Исследование дистрибуции и условий употребления грамматических синонимов diurne / de jour позволило прийти к следующим выводам:
1. На наш взгляд, существительные типа de jour можно отнести к понятию адъективируемые единицы, так как они теряют значение предметности (что свойственно только существительным) и выступают как определение существительного, но отличаются от адъективированного существительного отсутствием согласования и предикативной функции.
2. С нетождественными семами слова diurne и de jour используются в специальных контекстах: diurne используется преимущественно в научных текстах (ботанической, зоологической, астрономической, медицинской тематики), адъективированное существительное de jour встречается чаще в тех контекстах, где оно реализует архисему «деятельность» (семы: «использование чего-либо в дневное время суток», «действующий, работающий днем», «характеристика заведений, работающих в дневное время» и др.). Грамматические синонимы diurne / de jour имеют шесть тождественных сем (из 12 у diurne и 7 сем у de jour).
Список литературы:
1. Сорокина Т.С. Функциональные основы теории грамматической синонимии / Т.С. Сорокина // Вопросы языкознания. - 2003. - № 3. - С. 92-112.
ОБ АКТУАЛЬНОСТИ ТЕРМИНА «МОДЕРНИЗМ» В РЕЦЕПЦИИ НОВЕЙШЕЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЫ
© Безрукавая М.В.*
Кубанский социально-экономический институт, г. Краснодар
Статья раскрывает содержания понятия «модернизма» в преобразовании новейшей художественной прозы. Усиление роли и статуса «мо-
* Доцент кафедры Иностранных языков, к.фил.н., доцент.
дернизма» в новейшем литературном процессе должны привести к более динамичным оценкам современных писателей как личностей, способных создать мир, имеющий значение не только для специалистов-филологов. Основное внимание автор акцентирует на изучение В. Пелевина, А. Проханова, А. Иличевского и других современных российских писателей как модернистов, может способствовать интерпретации концепций и образов новейшего сознания, которое именно в литературе достигает значительных высот.
Ключевые слова: модернизм, постмодернизм, парафраза, рецепция художественной прозы, метарассказ.
В постсоветском литературоведении образовалась традиция оценивать новейшую художественную литературу как «постмодернизм», который трансформирует писателя в своеобразного игрока, лишенного идейного центра и совершенно свободного от любых нравственных обязательств. Филологи и литературные критики часто говорят о «кризисе метарассказов», «корректирующей иронии» и «доминировании симулякров», подчеркивая специальную искусственность и даже некую нежизнеспособность современных литературных дискурсов. В большей степени они стремятся к форме лингвистического эксперимента, снижая статус художественного текста как общезначимого пространства.
С одной стороны, с этим можно согласиться. Изучая в кандидатской диссертации проблему «литературной парафразы», превращающей сакральный сюжет в амбивалентный сюжет художественного произведения, мы убедились в присутствии «деконструкции» как ключевой формы адаптации религиозного первоисточника. Роман (например, «Евангелие от Сына Божия» Н. Мейлера) становится явлением обыденной, разговорной речи, причем, главным субъектом повествования может оказаться сам Иисус. Священное предстает как профанное, расширяя потенциальную зону иронического мировосприятия.
С другой стороны, в «постмодернистском» тексте Н. Мейлера, деконст-руирующем высокие смыслы Нового Завета, есть и вполне «модернистский» задел: в романе утверждает себя современное сознание, обладающее не фрагментарностью и стремлением к игре, а определенной целостностью. Это сознание человека, не просто отказывающегося от сакральных смыслов, но утверждающего «отсутствие сакральности» как личную идею и ключевую концепцию времени.
Таким образом, возникает значимая проблема ракурса. Изучая произведения, соответствующие по тем или иным критериям понятию «постмодернистского произведения», мы можем сделать акцент на деконструкции классических нарративов и утвердившихся духовно-нравственных стандартов. В этом случае идея произведения не становится предметом серьезного обсуждения, потому что в постмодернистском дискурсе идея всегда под контро-
лем стиля, а сознание (допустим, религиозно-философское) - под контролем риторических технологий, авторских попыток создать «причудливое» и «невозможное».
Мы считаем, что есть смысл избрать другой ракурс, при котором акцент переносится с мотива «деконструкции» на мотив «созидания», каким бы странным и неожиданным это «созидание» не предстало перед читателями и исследователями. Во многих (но, естественно, не во всех) произведениях, формально подлежащих аттестации в границах постмодернизма, присутствует вполне «модернистский» задел, способный повысить статус современный литературы и литературного процесса в целом.
В этом случае литературовед отказывается от ставших популярными в отечественной филологии «общих мест». Он не занимается анализом несоответствий текста нравственной и идейно-художественной норме, не переходит к дидактическим формам интерпретации писателя, который нечто «не понял», «не увидел», «не отразил». Также исследователь не поддается авторскому призыву воспринимать предложенный художественный текст как исключительно риторический феномен, изначально свободный от моральных смыслов и принципов.
Предпочтение отдается комплексному восприятию художественного текста, при котором сразу же исключаются два ограниченных, на наш взгляд, движения: исследователь не судит писателя за «постмодернизм», подменяя анализ рассуждением о тупике современной культуры, и отвергает предложение автора оценить текст как внеморальную языковую игру
В комплексной интерпретации новейшего художественного текста все авторские усилия, объединяющие фабулу, сюжет, героев, систему конфликтов и лингвистическую поэтику произведения, оцениваются как становление идейно-эстетического сознания. То есть, мы соглашаемся с тем, что построенный авторский мир, даже в том случае, когда он представляется абсурдистским, несет в себе идею жизни, литературно воплотившуюся и требующую к себе пристального внимания.
Такой подход может помочь в преодолении мысли об оценке современного литературного процесса как кризисного или бесперспективного. Модернизм тоже часто оценивался как кризисное сознание, но в рамках кризиса происходило формирование достаточно развитой идеи, можно сказать, авторской утопии, о чем подробно сказано в книге Д.В. Затонского, посвященной модернизму и постмодернизму как двум «вечным» стратегиям [1].
Избыточные рассуждения о «постмодернизме» повышают присутствие статичных элементов в восприятии литературного процесса XXI века. Явным оказывается отсутствие подлинного новаторства и «будущего» как временной категории, обеспечивающей искусству подлинность и действительную протяженность. Усиление роли и статуса «модернизма» в новейшем литературном процессе должны привести к более динамичным оценкам со-
временных писателей как личностей, способных создать мир, имеющий значение не только для специалистов-филологов. При «модернистском ракурсе» новейшая литература может оказаться пространством действительной борьбы идей, каждая из которых имеет состоявшуюся художественную форму и нуждается в рассмотрении.
Приведем примеры, обратившись к творчеству трех российских писателей, чья поэтика часто и обоснованно рассматривается в русле постмодернизма. Это В. Пелевин («Чапаев и Пустота», «Священная книга оборотня», «Бэтман Аполло» и другие тексты), А. Проханов («Господин Гексоген», «Пятая империя», Человек звезды» и другие тексты), А. Иличевский («Перс», «Математик», «Орфики» и другие тексты).
Пелевин В. представляется образцовым постмодернистом: мифологизация истории, иронический и саркастический дискурсы, инверсия классических метарассказов и неприятие метафизики, продуманное смешение самых разных культур, создание сюжетных и образных симулякров, ненормативная лексика и отсутствие «эпической дистанции» по отношению к любому событию и идеологическому концепту. Но интересен В. Пелевин другим -«модернистским»: созданием цельного мировоззрения, которое сохраняется в любом произведении этого автора. О чем бы ни говорил В. Пелевин в своих тестах, он следует «модели исхода»: человек, впитавший в себя «плоды» «гламурной цивилизации», должен оценить «восточное предложение» о преодолении суеты и найти свой вариант «буддизма».
Проханов А. интерпретирует современную русскую политику как апокалипсический гротеск, насыщает свои повествования узнаваемыми фигурами, лишь несколько меняя имена и фамилии. Для этого писателя вполне закономерна «серийная поэтика»: иногда он выпускает по два романа в год, многократно повторяет одни и те же сцены с минимальной сменой дизайна, сохраняет типологические признаки «положительных» и «отрицательных» героев. Даже близкие соратники, как В. Бондаренко [2], склонны рассматривать творчество А. Проханова в контексте постмодернизма. При этом А. Проханов - безусловный идеолог, автор концепции «Пятой империи», многолетний редактор идеологической газеты «Завтра», человек, считающий делом всей жизни создание новой концепции русской государственности.
Иличевский А. в своих романах создает пространство «холодного стиля», в котором не предусмотрено писательское страдание и очевидное, доказанное участие авторской души. Россия в его текстах (особенно, в романе «Анархисты») выглядит как мир механических, ожидаемых речей, указывающих на ключевые национальные мифологемы. Но обращает на себя внимание, как в каждом произведении А. Иличевского интересует «модернистская» идея сохранения личности во враждебном мире, выживания в условиях максимального приближения к смерти. Его герой, помещенный в «постмодернистский» контекст, хочет найти «путь», обрести способность к самосохранению.
В краткой форме мы представили трех разных авторов, чье творчество часто рассматривается как постмодернистское. Изучение В. Пелевина, А. Проханова, А. Иличевского и других современных российских писателей как модернистов, может способствовать интерпретации концепций и образов новейшего сознания, которое именно в литературе достигает значительных высот. Тогда и сам литературный процесс будет оценен как многозначное событие с важными философскими перспективами.
Спписок литературы:
1. Затонский Д.В. Модернизм и постмодернизм. Мысли об извечном коловращении изящных и неизящных искусств. - М., 2000.
2. Бондаренко В. Жрецы русского постмодернизма. - М., 2012. - № 36.
ЛИНГВОФИЛОСОФСКИЙ АСПЕКТ В ПОНИМАНИИ КОНЦЕПТА «СУГЫШ (ВОЙНА)» В ТАТАРСКОЙ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА
© Зиатдинова Г.И.*
Зеленодольский институт машиностроения и информационных технологий (филиал) КНИТУ-КАИ, г. Зеленодольск
Цель работы - определить лингвофилософский аспект отражения концепта «Сугыш (Война)» в татарской языковой картине мира. Была попытка определить предметно-образную, ценностные стороны исследуемого концепта в сознании татарского народа.
Ключевые слова: концепт, баит, сугыш (война), языковая картина мира.
Исследование концептов является одной из актуальных проблем изучения, который объединяет философию и языковедение. Эти ментальные образования направлены на поиск ценностных доминант и являются элементом духовной культуры человека, созданы для понимания себя и своего места в мире.
Полный анализ лингвокультурологических концептов, требует многостороннего подхода: лингвистического, культурологического, философского и т.д.
Исследуемый нами концепт «Сугыш (Война)» - сложное социальное явление. Вот как определяет сущность и природу войны русский философ Николай Бердяев: «Природа войны - символическая. Такова природа всякого материального насилия - оно всегда вторично, а не первично. Известное
* Доцент кафедры Естественнонаучных и гуманитарных дисциплин, к.фил.н.
