CC BY
290
© Н.В. Омельченко, 2006
ФИЛОСОФИЯ
О ЗНАЧЕНИИ МЕЧТЫ *
Н.В. Омельченко
Часто говорят: «Мечтать не вредно...», -давая понять собеседнику бесполезность его фантазий. Имеется и такая сентенция: «Захочешь насмешить бога, расскажи ему о своих планах». В словарях можно встретить дефиницию мечты как: 1) чего-л. созданного воображением, фантазией; 2) процесса «создания в воображении каких-л. образов, представляемых как существующие»; 3) как мысли, думы о чем-л. сильно желаемом, манящем; стремления, желания; 4) предела желаний; 5) как чего-л. нереального, несуществующего или неосуществимого 1.
Все это, пожалуй, свидетельствует об одном - о несерьезном и снисходительном отношении к нашим мечтаниям: дескать, можно предаваться им, но толку от этого занятия в реальной жизни маловато. В этих заметках нам бы хотелось поколебать неприглядное мнение, прямо скажем, о важнейшем свойстве человеческого духа.
Мы исходим из того, что человек есть микрокосм, дитя творческого бытия, поэтому он изначально является не только тварным, но и творческим существом, homo creans. С этой точки зрения творчество как атрибут человека есть не что иное, как продолжение, форма космического творчества. Другими словами, креа-
века».
Мы притягиваем в свою жизнь все то,
о чем думаем.
Ричард Бах
тивность человека есть космический феномен. Он способен принимать участие в творении макро- и микромиров.
Такой подход находит естественное продолжение в идее об активности человеческого духа в целом 2. Активность полагается в качестве неотъемлемого свойства персонального духа. Это означает, что дух личности не существует без своего определенного действия. Как жизнь биологической единицы невозможна без ее деятельности и движения, так бытие человеческого духа невозможно без деятельности, без активности разума, эмоций, воли, чувств. Жизнь нашего духа невозможна без движения. При этом ментальная активность может иметь либо креативный, либо деструктивный характер.
Ментальная креативность находит свое выражение в различных формах духовного творчества. К примеру, не только философская рефлексия, но и любой познавательный акт может рассматриваться как со-творе-ние сущностных структур познаваемого объекта. Это, в частности, означает, что всякое суждение содержит в себе, по меньшей мере, два компонента: во-первых, констатацию некоторого реального положения; во-вторых, творение, созидание этого определенно-
* Работа проводится в русле проекта, поддержанного РГНФ, N° 06-03-0052/а «Интегральная философия чело-
го качества. Так, если я узнал, что мой сын меня обманул, и говорю ему, что он обманщик, то это означает: во-первых, правдивое отражение реальной ситуации «мой сын есть обманщик»; во-вторых, своей оценкой я создаю, точнее, принимаю участие в созидании, формировании этого отрицательного качества у моего сына. Нетрудно представить, какой результат нас ожидает, если свой приговор повторять ежедневно.
На наш взгляд, одним из оснований для выделения феномена ментальной активности является, так сказать, однопорядковая сущность человеческого духа и окружающего мира. Космос представляет собой бесконечную совокупность дискретных, чувственно воспринимаемых объектов с разнообразными отношениями между ними. К этим отношениям восходит понятие закона, сущности, логоса. Человеческий разум и язык также представляют собой форму существования и выражения космического логоса. Человеческий дух именно как отношение способен оказывать непосредственное влияние на мировые отношения, то есть на объективные сущности бытия 3.
Мы исходим из того, что креативным характером обладает не только мысль, но и чувство. Причем всякий ментальный акт имеет двоякую направленность: на объект и на собственно действующий субъект. Это будет, в частности, означать: мы становимся тем, что мы мыслим и чувствуем.
В свое время Шри Ауробиндо сказал: «...Мы становимся тем, чту мы познаем»4. Другими словами, если мы познаем ложь, то становимся лживыми и ложными; если познаем истину, сами становимся истинными и тем самым действительными (и свободными, если вспомнить библейское «Истина сделает вас свободными», то есть свобода есть атрибут истинно человеческого бытия). Истина оказывается фактором очеловечивания человека.
Очевидно, можно дополнительно утверждать: мы становимся тем, чту мы чувствуем. Иначе говоря, мы становимся тем, что мы хотим и желаем, любим и ненавидим, что вспоминаем и переживаем, во что верим и о чем мечтаем. Ментальные функции настолько активны, что они принимают участие в формировании 1) объекта своего влияния;
2) субъекта, которому принадлежат; и, наконец, 3) самих себя. Таким образом, можно говорить о том, что всякое ментальное влияние имеет тройственный характер; в каждом ментальном акте имеются три стороны его реального влияния.
В данном контексте можно говорить о триединой сущности мечты. Во-первых, мечты демонстрируют наш потенциал. Если вы можете мечтать о великом, значит, способны и совершить это великое. «Служи великому, коль дано», - сказал один священник юному Михаилу Ломоносову. Если же дано, то мы и мечтаем, манифестируя эту свою внутреннюю данность. Одним словом, мечты позволяют нам лучше узнать самих себя: мечты суть инструмент самопознания.
По словам Е.Н. Трубецкого, «...совесть всегда есть свидетельство о чем-то безусловно должном», о том, что есть какая-то норма, выражающая безотносительную и неизменную правду о должном, и этой норме должны следовать все, всегда, во всех предусматриваемых случаях. Это и есть предположение всякого нравственного сознания, -то, о чем свидетельствует совесть 5.
Принимая рассуждения философа, проведем параллель: мечта есть также весть о должном, догадка о глубинной сущности человека (нации, социума). С этой точки зрения соответствующий социологический, культурологический, психологический анализ наших мечтаний (как и сновидений, например, у Фрейда) мог бы оказаться весьма полезным для познания сущностных свойств человека. Мечты - это своеобразный дисплей наших возможностей и способностей.
Здесь уместно привести фрагмент из замечательного исследования Е.Н. Трубецкого «“Иное царство” и его искатели в русской народной сказке» (1923): «Мечтания бедняка в русской сказке нередко носят определенную классовую окраску. Там мужик жалуется на барина: “Правдой век прожить не сможешь: кривдой жить вольготней. Вот и наше дело: бесперечь у нас господа дни отнимают, работать на себя некогда”. И невольно сказочная мечта стремится возвести бедняка над знатью, над купцами, вообще над господами. Эта мечта принимает разнообразные формы: то волшебный корабль совершает для царя чу-
десные подвиги, и царю доносят, что “на корабле нет ни одного пана, а все черные люди”, и “черный человек” оказывается наиболее достойным женихом для царевны; то сказка заводит речь о батраке, который нанялся к купцу безденежно, за право дать хозяину по окончании года “щелчок и щипок”. Прослужил батрак у купца целый год, дал ему щелчок в лоб, только и жил купец. Батрак “взял себе его имение и стал себе жить, поживать, добра припасать, лиха избывать”. В других случаях “простой человек” - богатырь посрамляет подвигом силы и мужества всех думных бояр». В сказке о двух Иванах рассказывается, как солдатские сыновья скоро научились грамоте «и боярских и купеческих детей за пояс заткнули»6.
Таким образом, по мечтаниям бедняка в русской народной сказке можно судить о внутреннем настроении «простого человека».
Во-вторых, мечты нас творят, креативно трансформируют. Мечты подталкивают нас к делам. Разумеется, мечта, как и вера, крепится делами, а без дел мечта, как и вера, мертва. Мы становимся тем, о чем мечтаем. Если сильно хочешь осуществления своей мечты, то она обязательно реализуется. Мечты сбываются. Если легко соглашаемся с сентенцией «случается именно то, чего мы боимся», то почему нас смущает утверждение «случается то, о чем мы мечтаем»?
Е.Н. Трубецкой в том же исследовании подчеркивает: «Уже в этих образах, готовящих человека к восприятию чудесного “нового царства”, мы имеем некоторое предварительное его откровение: царство это познается в самом стремлении к нему, в самом факте подъема над жизнью, ибо этот подъем невозможен без некоторого внутреннего озарения». Человека окрыляет та цель, к которой он испытывает таинственное влечение 7.
Следующее замечание философа является весьма проницательным: «В своем стремлении прочь от этой бездны падения человек ощущает не свое только человеческое усилие, а общее стремление жизни, в котором заинтересовано всякое дыхание, ибо весь мир стремится подняться над собою в человеке и через человека. Это участие всей твари в подъеме человека к неизреченному
великолепию - один из наиболее ярких и любимых мотивов русской народной сказки»8. Иначе говоря, в наших великих мечтаниях, в нашем поиске «иного царства» нам будет помогать весь мир, вся Вселенная.
И это обстоятельство необходимо иметь в виду, если мы не хотим, чтобы сказка лишь окрыляла нашу мечту, но в то же время усыпляла нашу энергию 9.
В-третьих, мечта самим фактом своего существования укрепляет и развивает себя, проявляет и оформляет себя, становится более ясной и отчетливой. Мечта (как и всякий феномен действительности) представляет собой постоянство-в-становлении.
Все это позволяет сказать: человеку свойственно и, более того, крайне важно мечтать, поскольку уже сам факт и процесс мечтания приближает его к осуществлению своей мечты.
В трактате «Смысл любви» (1892-1894) Вл. Соловьев предлагает определение: «Дело истинной любви прежде всего основывается на вере. Коренной смысл любви... состоит в признании за другим существом безусловного значения. Но в своем эмпирическом, подлежащем реальному чувственному восприятию, бытии это существо безусловного значения не имеет: оно несовершенно по своему достоинству и преходяще по своему существованию. Следовательно, мы можем утверждать за ним безусловное значение лишь верою, которая есть уповаемых извещение, вещей обличение невидимых»10.
Коротко говоря, вера есть «уповаемых извещение, вещей обличение невидимых». Это означает, во-первых, что вера есть известие, весть надеющихся, то есть вера раскрывает, выявляет тех, кто надеется на что-то, на то, во что они верят или хотят верить. Во-вторых, вера обнаруживает то, что невидимо, недоступно простому взгляду, обыкновенному глазу. Другими словами, вера - это сверхвъдение, дополнительное умозрение, таинственный (если угодно, магический или мистический) свет, с помощью которого человек видит то, что не видит человек без веры. Вера дарует новое откровение бытия.
К изумительной, но эвристически точной характеристике Вл. Соловьева можно добавить: вера обладает креативным и энергети-
ческим характером. Она умножает силы человека, который обращает веру на себя. Она умножает силы нашего познания, если мы верим в свои познавательные способности. Мы побеждаем, когда верим в победу. Вера преображает нас и придает нам дополнительные силы. И наоборот, безверие топит нас. Вера не требует огромных физических или финансовых затрат, но при этом производит воистину чудесные материальные изменения.
Приведенную дефиницию веры допустимо отнести и к мечте. Можно утверждать, что мечта есть уповаемых извещение и вещей обличение невидимых. Это означает, что мечта есть известие о тех, кто уповает, надеется на лучшее. Кроме того, мечта -это обнаружение невидимого, проявление потенциального, первичная кристаллизация будущего.
В этой связи любопытным представляется вопрос о соотношении философии и мечты. Мечта философа рано или поздно воплощается в слове. Оказывается, в начале была мечта.
Если всякая идея начинается с мечты, то национальная идея начинается с национальной мечты. Как можно ее сформулировать? Пожалуй, ответ напрашивается сам собой: философия должна быть мечтающей и меч-
тательной, чтобы затем стать разумной, то есть мыслить идеями и в идеях. Философия способна трансформировать туманные мечтания в ясные идеи. При этом следует иметь в виду, что философия не только «протоколирует» мечту, но и содержательно формирует ее. Неизбежно встает вопрос: о чем же мечтает сегодняшняя философия? Скажи, о чем ты мечтаешь, и я скажу, кто ты.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Словарь русского языка: В 4 т. 3-е изд., стереотип. М.: Русский язык, 1986. Т. 2. С. 263-264.
2 См.: Омельченко Н.В. Опыт философской антропологии. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2005. С. 99-108.
3 См.: Там же. С. 94-99, 107.
4 Шри Ауробиндо. Западная метафизика и йога // Сатпрем. Шри Ауробиндо, или Путешествие сознания. Л., 1989. С. 322.
5 Трубецкой Е.Н. Смысл жизни // Избранные произведения. Ростов н/Д: Феникс, 1998. С. 64-65.
6 Трубецкой Е.Н. «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке // Там же. С. 449-450.
7 Там же. С. 460.
8 Там же. С. 466.
9 См. там же. С. 485.
10 Соловьев В.С. Смысл любви // Сочинения: В 2 т. 2-е изд. М.: Мысль, 1990. Т. 2. С. 531.
